Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
в
сторону, что, стукнувшись о придорожные скалы, она едва не разлетелась
вдребезги. Тут же позади нас выросла огромная волна, она неслась вперед,
затем отступила и обрушилась наконец на машину, покрыв ее белой пеной.
Спасемся мы или погибнем? Но вода, грозно бурля, отошла, а мотор участил
свое порывистое дыхание и ускорил ход автомобиля.
Почему так внезапно выросла скорость? Крик Анны Релей все объяснил.
Бедная женщина только что заметила, что ее муж больше не держится за
рессоры. Наверное, волна смыла несчастного садовника, и облегченная машина
стала быстрее взбираться по склону. Вдруг она остановилась.
Впереди, меньше чем в десяти метрах от нас, дорога была отрезана, да,
именно отрезана - как бы отсечена ножом. За острым гребнем, которым внезапно
оканчивалась скала, начиналась пустота, темная пропасть, дна которой
разглядеть было невозможно.
Уверенные, что пробил наш последний час, мы обернулись: неумолимый
океан вот-вот догонит нас...
Неожиданно все, кроме несчастной Анны и ее дочерей, которые отчаянно
рыдали, радостно вскрикнули. Нет, вода больше не прибывала - или, точнее,
земля перестала опускаться. Видимо, тот толчок, который мы ощутили, был
последним актом этой катастрофы. Океан остановился. Его уровень был примерно
метров на сто ниже той площадки, где мы столпились вокруг еще дрожащей
машины, похожей на запыхавшееся животное. Сдастся ли нам выбраться из этого
ужасного положения? Это мы могли узнать лишь при свете дня. Оставалось
только ждать. Тогда один за другим мы улеглись на земле, и, да простит мне
Господь, я, кажется, даже уснул.
Ночью.
Вздрогнув, я проснулся от страшного грохота. Который час? Неизвестно.
Нас еще окружала ночная мгла. Шум исходил из той бездонной пропасти, которой
обрывалась дорога. Что там творится? Можно подумать, что в бездну
низвергаются лавины воды или что на дне ее яростно сталкиваются огромные
волны. Да, конечно, это так! До нас долетели пена и брызги! Затем
мало-помалу все стихло. Воцарилась тишина. Небо посветлело. Наступило утро.
25 мая.
Как это мучительно - медленное постижение реальности. Сначала мы
различили лишь то, что нас окружает, затем круг расширился, увеличился, как
будто наша обманутая надежда приподнимала одну за другой бесчисленное
множество легких завес. И вот, наконец, яркий свет... Рассеялись последние
иллюзии.
Увы! Все на редкость просто. Мы - на острове. Со всех сторон нас
окружает море. Еще вчера мы видели множество горных вершин, многие из
которых были выше той, где мы находились. Все эти вершины исчезали, тогда
как наша, очень неприметная, по совершенно необъяснимым причинам перестала
вдруг погружаться в воду и уцелела. На месте бывших гор расстилалась
бесконечная водная гладь. Кругом - только море, до самого горизонта. У нас
под ногами - единственный на всем этом огромном водном пространстве участок
суши.
Чтобы осмотреть островок от края до края, достаточно и одного взгляда.
Все-таки нам невероятно посчастливилось, что мы оказались именно здесь, на
единственном уцелевшем клочке суши.
Островок очень мал - около километра в длину и полкилометра в ширину.
Он приподнят над уровнем воды метров на сто и полого опускается к северу,
западу и югу. А на востоке островок венчает скала, отвесно обрывающаяся в
океан. Сюда и были обращены наши взоры. В этом направлении раньше
поднимались ступенчатые горы, а за ними расстилалась вся Мексика. Как все
изменилось за одну короткую весеннюю ночь!
Горы исчезли. Мексику поглотили воды, на их месте бескрайняя,
бесплодная морская пустыня!
В ужасе глядели мы друг на друга. Без пищи, без воды, загнанные на эту
голую узкую скалу, - у нас пропала последняя надежда. В полном отчаянии мы
улеглись на земле, ожидая приближения смерти.
На борту "Виргинии", 4 июня.
Я плохо помню, что произошло в последующие дни. Видимо, я потерял
сознание и пришел в себя лишь на борту подобравшего нас судна. Только тогда
я узнал, что мы провели на островке целых десять дней, и двое из нас -
Уильямсон и Роулинг - умерли от голода и жажды. Из пятнадцати человек,
находившихся у меня на вилле в момент катастрофы, уцелело всего девять: мой
сын Жак, воспитанница Элен, шофер Симона, тяжело переживавший гибель машины;
Анна Релей с двумя дочерьми, Морено и Бэсэртс и, наконец, я сам, в спешке
пишущий эти строки в назидание потомкам, если только они появятся на свет.
"Виргиния" - одновременно паровое и парусное грузовое судно
водоизмещением две тысячи тонн. Это довольно старый корабль, развивающий
небольшую скорость. Капитан Моррис и его экипаж из двадцати человек -
англичане.
"Виргиния" месяц назад вышла из Мельбурна и двигалась на восток к
Росарио. Плавание проходило без происшествий, как вдруг в ночь с 24 на 25
мая поднялись ужасные волны огромной высоты, но, к счастью, и
пропорциональной длины - это спасло судно. Несмотря на странность этих волн,
капитан и не подозревал, что они были предвестниками жуткой катастрофы,
происшедшей на всем Земном шаре. Он был очень удивлен, увидев лишь морскую
гладь в том месте, где должен был находиться Росарио. От всего побережья
уцелел только островок, куда и причалила шлюпка с "Виргинии". Матросы
обнаружили одиннадцать бесчувственных тел, в девяти из них еще теплилась
жизнь... Так мы были спасены...
На суше. Январь или февраль.
Со дня моей последней записи прошло восемь месяцев. У меня исчезло
точное представление о времени, и мне трудно сказать, какой сейчас месяц -
январь или февраль...
Эти восемь месяцев были самыми ужасными за все время испытаний: мы
постепенно осознавали всю трагичность нашего положения.
Подобрав нас, "Виргиния" на полном ходу продолжала двигаться на восток.
Когда я очнулся, островок, где мы едва не погибли, давно уже скрылся за
горизонтом. Благодаря ясному небу капитану удалось установить координаты, и
оказалось, что мы плывем именно там, где должен был находиться Мехико. Но от
города не осталось ни малейших следов. Так же бесследно исчез и центральный
горный массив, который пытались разыскать в то время, когда я был в
беспамятстве. Повсюду, куда ни бросить взгляд, было лишь бескрайнее море -
ни клочка земли! В этой сплошной морской глади было что-то наводящее ужас.
Мы чувствовали, что вот-вот лишимся рассудка. Ведь вся Мексика затоплена! Мы
в страхе переглядывались, спрашивая себя, какие еще опустошения нанесла эта
жуткая катастрофа? Капитан тоже, видимо, хотел узнать это и изменил курс на
север.
Пусть больше не существует Мексики! Но не мог же исчезнуть весь
Американский континент!
Увы, он исчез! Напрасно целых двенадцать дней мы двигались к северу -
нигде мы не обнаружили суши. Капитан менял курс раз за разом, в течение
месяца "Виргиния" плыла на юг, но и там мы не встретили и островка земли.
Как ни парадоксальна была истина, у нас хватило сил убедиться в ее
очевидности - да, весь Американский материк находился под водой.
Неужели нам удалось спастись лишь затем, чтобы вторично познать
смертные муки? К сожалению, были все основания для таких опасений. Не говоря
уж о продовольствии, которое в один прекрасный день кончится, что будет с
нами, когда из-за отсутствия угля остановится двигатель? Так перестает
биться сердце обескровленного животного...
Вот почему 14 июля (мы как раз находились на месте бывшего
Буэнос-Айреса) капитан Моррис приказал потушить топку и поднять паруса.
Затем он собрал экипаж и пассажиров "Виргинии" и в нескольких словах изложил
ситуацию. Он попросил всех поразмыслить и предложить какой-нибудь выход из
этого положения на завтрашнем совете. Не знаю, пришел ли кому-нибудь в
голову хитроумный план, но что до меня, я, признаюсь, решительно ничего не
мог придумать.
Но вдруг поднявшаяся ночью буря сама разрешила эту проблему.
Разбушевавшийся ветер увлекал за собой судно. Нужно было спасаться - как
можно скорее плыть на запад, иначе каждую минуту нас могло поглотить
свирепое море...
Ураган продолжался 35 дней, ни на мгновенье не прекращаясь и не
затихая. Мы уже начали сомневаться, кончится ли он когда-нибудь, как вдруг
19 августа хорошая погода наступила так же внезапно, как и прекратилась.
Капитан этим воспользовался, чтобы определить наши координаты: мы были на
месте Пекина.
Значит, во время бури мы проплыли над Полинезией и, может быть, над
Австралией, даже не заметив этого. А там, где мы плыли сейчас, раньше была
столица империи с четырехсотмиллионным населением. Неужели Азия подверглась
той же участи, что и Америка?
Скоро мы убедились в этом. Плывя на юго-запад, "Виргиния" достигла
сначала Тибетских гор, а затем Гималаев. Здесь должны были находиться
высочайшие вершины Земного шара. Но ни в одном направлении ничто не нарушало
бескрайнюю гладь океана. Значит, видимо, не существовало другой суши, кроме
того островка, на котором спаслись мы, единственные люди, пережившие эту
катастрофу, последние обитатели мира, погребенного сейчас под спокойным
саваном вод.
А если это так, мы тоже скоро погибнем. Несмотря на строгий рацион,
продовольствие кончалось, и не было никакой надежды на пополнение запасов.
Я умышленно так кратко описываю это страшное плавание, ведь чтобы
подробно рассказать обо всем, мне пришлось бы вновь мысленно пережить те
дни, и, боюсь, я бы сошел с ума от воспоминаний.
Какими бы страшными и ужасными ни были события, которые предшествовали
или следовали за этим плаванием, каким плачевным ни казалось бы мне будущее
- будущее, которого я не увижу, - всю силу страданий мы познали во время
этого адского путешествия. О это вечное движение по нескончаемому морю!
Постоянное ожидание высадки, последнего дня плавания, который все не
наступал! О эта жизнь, когда, склонившись над картой, на которой люди
провели извилистые линии берегов, ты твердо знаешь, что ничего, абсолютно
ничего не осталось больше от этих мест, считавшихся вечными... Как
мучительно было сознавать, что Земля, которая трепетала раньше под тяжестью
бесчисленных живых существ, в одно мгновение исчезла под водой, что миллионы
людей и мириады животных, населявших все ее уголки, разом угасли, как
угасает маленький огонек от дуновения ветра... Напрасны были наши поиски
жизни! И вот пришел тот день, когда мы до конца постигли окружающую нас
пустоту, безмолвие и собственное одиночество среди безжалостной вселенной!
Не знаю, удалось ли мне найти нужные слова, чтобы передать всю
владевшую нами скорбь? Мне кажется, ни на одном языке нет таких слов,
которые хотя бы частично могли бы воссоздать картину событий, каких до нас
не довелось испытать ни одному человеку...
Обнаружив на месте полуострова Индостан все то же море, мы в течение
десяти дней двигались к северу, а затем взли курс на запад. Ничего нового!
Мы пересекли цепь Уральских гор, ставших теперь подводными, и плыли над тем,
что когда-то называлось Европой. Затем мы спустились на 20o ниже экватора и,
обессилев от бесплодных поисков, снова повернули на север, пройдя над водной
поверхностью, скрывающей Африку и Испанию. По правде говоря, мы уже стали
понемногу привыкать к нашему жуткому положению. По мере продвижения мы
машинально отмечали на карте путь, говоря:
- Здесь были Москва, Варшава, Берлин, Вена, Рим, Тунис, Томбукту,
Сен-Луи, Оран, Мадрид...
Но, привыкнув, мы произносили эти трагические слова все более
безразлично.
И все-таки я не совсем разучился страдать! Я убедился в этом (примерно
одиннадцатого декабря), когда капитан Моррис сказал мне:
- Здесь был Париж!
Я вдруг почувствовал, что от боли у меня разрывается сердце. Пусть
будет затоплена вся вселенная! Но Франция, моя Франция и Париж, ее символ!
Мне почудилось, что я слышу какие-то рыдания. Я обернулся - это плакал
Симона.
В течение следующих четырех дней мы двигались на север, затем,
достигнув уровня Эдинбурга, повернули на юго-запад в поисках Ирландии, и,
наконец, был взят курс на восток. Теперь мы брели наугад, так как больше не
было смысла идти в каком-то определенном направлении...
Мы прошли над Лондоном, и его подводной могиле отдал честь весь экипаж.
Пять дней спустя, когда мы были где-то в районе Данцига, капитан Моррис
приказал взять курс на юго-запад. Рулевой пассивно подчинился. Что это могло
изменить? Ведь кругом было одно и то же - море!
Через девять дней был съеден последний сухарь. Мы в полной
безнадежности глядели друг на друга. Неожиданно капитан Моррис велел зажечь
топку. Зачем? Я до сих пор не могу этого понять. Но приказ был выполнен,
скорость судна возросла.
Через два дня мы уже сильно страдали от голода. На следующий день почти
все упрямо отказывались подняться. Продолжали двигаться лишь капитан Моррис,
Симона, несколько человек из экипажа и я - мы кое-как управляли судном.
Назавтра, то есть на пятый день голода, число добровольных рулевых и
механиков уменьшилось. На следующие сутки ни у кого из нас не было сил
держаться на ногах. Мы путешествовали более семи месяцев, бороздя море во
всех направлениях.
Было восьмое января. Я не совсем уверен в точности даты: мы сбились с
календаря. В тот день я стоял у штурвала, напрягая все слабеющее внимание,
чтобы идти по курсу. Вдруг мне показалось, что я различаю что-то на западе.
Я силился рассмотреть это, полагая, что все равно мне только мерещится... Но
нет, я не ошибся! Я крикнул изо всех сил:
- Право по борту земля!!!
Какой магический эффект произвели эти слова! Все умирающие словно
ожили, и их исхудалые лица показались над стрингером правого борта.
- Да, это земля! - подтвердил капитан Моррис, разглядывая туманную
полосу, появившуюся на горизонте.
Через полчаса не осталось никаких сомнений. Да, после тщетных поисков
земли на поверхности всех бывших континентов мы нашли ее, наконец, посреди
Атлантического океана. К трем часам можно было уже разглядеть очертания
побережья, преграждающего нам путь, и мы почувствовали, как вновь нас
охватывает отчаяние. Ведь этот берег не походил ни на один другой, никому из
нас не доводилось встречать такую абсолютную, совершенную первозданность.
На той земле, где мы жили до катастрофы, преобладал зеленый цвет. Здесь
же, на этом скудном берегу, не было ни одного кустика, ни пучка травы, ни,
наконец, хотя бы следов мха или лишайника". Мы различали лишь высокую темную
скалу, у подножия которой были нагромождены камни. Ни деревца, ни травинки!
Полная, сплошная бесплодность!
Двое суток мы шли вдоль этих обрывистых скал, не обнаружив ни малейшей
расселины. И лишь вечером второго дня мы заметили просторную бухту, хорошо
защищенную от всех окрестных ветров, в глубине которой и бросили якорь.
Доплыв на лодках до берега, мы сразу же занялись поисками пищи. Весь берег
был покрыт миллионами раковин и населен сотнями черепах. В трещинах рифов
обитало баснословное количество крабов, омаров и лангуст, не было недостатка
и в рыбе. Нам стало ясно, что это богатое море может прокормить нас
неограниченное время, если мы не найдем другого источника пищи.
Немного подкрепившись, по ущелью в скале мы добрались до плоскогорья.
Нашим взорам открылось огромное пространство. Да, внешний вид берега с
корабля не обманул нас. Везде и всюду - бесплодные камни, покрытые высохшими
водорослями, ни травинки! Никакой жизни ни на земле, ни на небе! Местами
виднелись маленькие озера, скорее пруды, блестящие под лучами солнца. Когда
нам захотелось утолить жажду, мы обнаружили, что в них соленая вода.
Честно говоря, мы не были удивлены. Факты подтверждали наши догадки -
этот неизвестный континент появился совсем недавно, целиком выйдя из морских
глубин. Этим объясняются его бесплодность и пустынность, а также
возникновение плотного слоя тины, покрывающего поверхность. Высохнув, эта
тина начинала трескаться и обращаться в пыль.
На следующий день капитан Моррис определил наши координаты: 17o20'
северной широты и 23o55' западной долготы. Обратясь к карте, мы увидели, что
эти точки расположены посреди Атлантического океана, недалеко от Зеленого
Мыса. Но, однако, теперь земля - на западе и море - на востоке простирались
до горизонта.
Каким бы неприветливым и негостеприимным ни был континент, где мы
высадились, выбора у нас не было... Вот почему "Виргиния" была быстро
разгружена. На берег перенесли все без разбора. Судно прочно закрепили на
четырех якорях на глубине пятнадцати брасов. В этой спокойной бухте оно было
в безопасности, и мы могли оставить его без присмотра.
Наша новая жизнь началась, как только окончилась разгрузка.
Прежде всего следовало...
* * *
Переведя эти строки, зартог Софр был вынужден остановиться. Следующие
страницы были повреждены. Судя по их количеству, они содержали, видимо,
важные сведения. А дальше следовали лишь отдельные отрывки в таком порядке.
* * *
... мы начали привыкать. Сколько времени прошло со дня нашей высадки? Я
потерял счет дням. Я спросил у доктора Морено - он ведет календарь. Доктор
ответил:
- Шесть месяцев. Возможно, я ошибаюсь на несколько дней.
Да, мы уже сбились со счета. Потребовалось всего полгода, чтобы начать
сомневаться, правильно ли мы исчисляли время.
Если так пойдет и дальше, хорошие же нас ждут перспективы!
Впрочем, эта слабая ориентация во времени неудивительна. Ведь все
усилия уходят лишь на заботы о самосохранении. Добывание пищи занимает весь
день. Чем мы питаемся? Рыбой, когда ее удается поймать, но это становится
все труднее и труднее. Постоянная опасность просто спугнула ее. Едим еще
черепашьи яйца и некоторые съедобные водоросли. К вечеру мы сыты, но
настолько измучены, что думаем лишь о сне. Из парусов "Виргинии" мы
соорудили самодельные палатки. Мне кажется, нужно поскорее построить более
прочное жилище.
Иногда случается подстрелить птицу. Небо не так уж пустынно, как нам
показалось вначале. Над этим новым континентом летает около десятка
известных пород птиц, как правило перелетных: ласточки, альбатросы, кондоры
и другие. Им тоже, видимо, нелегко найти себе корм на этой скудной, лишенной
растительности земле, поэтому они постоянно кружатся над лагерем,
привлекаемые остатками нашей скудной трапезы... А случается, мы находим
просто на земле какую-нибудь птицу, умершую от голода. Такие находки
сберегают нам ружья и порох.
К счастью, все же есть надежда, что наше ужасное положение улучшится. В
трюме "Виргинии" обнаружили мешок пшеницы, и мы посеяли часть зерна. Если
сев удался, наша жизнь станет намного легче. Но прорастет ли зерно в почве,
покрытой наносами, песчаным илом, пусть даже и удобренной водорослями (как
ни скудна здешняя земля, это все-таки перегной)? Когда мы высадились на
материк, вся его поверхность была пропитана солью, но проливные дожди сильно
увлажнили почву, и теперь все впадины наполнены пресной водой. К сожалению,
вода в реках и ручьях еще солоновата - значит, глубинные слои почвы пока
насыщены солью...
Чтобы посеять зерно и сохранить для запаса