1910 г.



   Жюль Верн
   Cемья Ратон


---------------------------------------------------------------------------
     Перевод с французского М. Таймановой.
     Собрание сочинений в пятидесяти томах, М.: ММП "Дайджест". 1997. - 464 стр.
     ISBN 5-86149-004-X (т.33)
     OCR Кудрявцев Г.Г.
---------------------------------------------------------------------------


        ^TГЛАВА ПЕРВАЯ^U

     Жило-было однажды семейство крыс,  состоящее  из  отца  Ратона,  матери
Ратонны, дочери их Ратины и ее двоюродного  брата  Ратэ.  Слугами  их  были:
повар Рата и нянька Ратана. С этими  почтенными  грызунами  произошли  такие
удивительные приключения, что я не могу устоять против желания рассказать их
вам.
     Дело происходило во времена фей и волшебников, в те времена, когда  все
животные умели говорить человеческим языком, и хотя животных принято считать
тварями неразумными, они, право, говорили глупостей ничуть  не  больше,  чем
тогдашние люди, а пожалуй даже, чем говорят их и нынешние! Итак, слушайте, я
начинаю.


        ^TГЛАВА ВТОРАЯ^U

     В одном из самых красивых городов того времени и в самом красивом  доме
этого города жила добрая фея. Имя этой феи было Фирмента. Она делала столько
добра, сколько фея в состоянии сделать, и все ее очень любили. В эти далекие
времена волшебников, как говорят, все живые существа были  подчинены  закону
метампсихозы. Не пугайтесь этого слова: это означает, что существовала масса
ступеней  творения,  которые  нужно  было  пройти   последовательно,   чтобы
достигнуть верхней и  занять  место  в  рядах  человеческих  существ.  Таким
образом, кто-нибудь родился моллюском, потом превращался  в  рыбу,  затем  в
птицу, затем в четвероногое и, наконец, становился человеком. Как видите, из
состояния самого простого организма надо было постепенно подняться до самого
совершенного. Однако могло  случиться  и  так,  что  какому-нибудь  существу
приходилось снова спуститься  по  лестнице  вниз,  благодаря  злому  влиянию
какого-нибудь  волшебника.  И  тогда   -   какое   жалкое   предстояло   ему
существование! Представьте себе, например, каково  было  из  человека  снова
обратиться в какую-нибудь устрицу? К счастью, в наши дни ничего подобного не
встречается, - по крайней мере хоть внешне.
     Знайте  также,  что  все  эти  различные  превращения  происходили  при
посредстве разных духов. Добрые духи заставляли существо подниматься, злые -
опускаться и, если эти последние злоупотребляли своей властью, Творец мог их
лишить ее на известное время. Само собой разумеется, что фея  Фирмента  была
добрым духом и никому никогда не пришлось пожаловаться на нее.
     Однажды  утром  она  сидела  в   столовой   своего   дворца,   убранной
великолепными вышивками и роскошными цветами. Лучи солнца вливались в  окно,
бросая кое-где яркие блики на фарфор и серебро,  украшавшие  стол.  Служанка
только что доложила своей  хозяйке,  что  завтрак  подан,  -  очаровательный
завтрак из тех, какие феи  имеют  право  заказывать  себе,  не  рискуя  быть
обвиненными в жадности. Но  едва  успела  фея  сесть  за  стол,  как  кто-то
постучался в двери дворца.
     Служанка сейчас же пошла отворить дверь; минуту спустя она доложила фее
Фирменте, что прекрасный юноша желает поговорить с ней.
     - Попроси этого прекрасного молодого человека сюда, - распорядилась фея
Фирмента.
     Он действительно был очень красив: роста выше среднего, с добрым и в то
же  время  смелым  лицом.  Ему  казалось  на  вид  года  двадцать  два.   Он
представился очень просто, но с большой грацией. С первого  же  взгляда  фея
составила наилучшее мнение о нем. Она подумала,  что  он,  подобно  стольким
другим, пришел просить у  нее  какой-нибудь  услуги,  и  чувствовала  полную
готовность помочь ему.
     - Что вам угодно  от  меня,  молодой  человек?  -  спросила  она  самым
любезным тоном.
     - Добрая фея, - ответил он, - я чувствую себя очень несчастным,  и  вся
моя надежда на вас!
     Видя, что он не решается продолжать, Фирмента попросила:
     - Объясните мне, в чем дело. Прежде всего, как вас зовут?
     - Имя мое Ратин, - ответил он. - Я небогат но, однако, пришел просить у
вас не богатства, нет; я пришел у вас просить счастья.
     - Неужели же вы думаете, что одно возможно без другого? - спросила  фея
с улыбкой.
     - Да, я так думаю.
     - И вы правы. Продолжайте, молодой человек.
     - Несколько времени  тому  назад,  -  начал  он,  -  прежде  чем  стать
человеком,  я  был  крысой  и  в  этом  образе  был   прекрасно   принят   в
восхитительной семье, с которой мечтал соединиться самыми тесными  узами.  Я
нравился отцу - необычайно умной крысе. Быть может, мать  смотрела  на  меня
менее благоприятно, потому что я небогат. Зато дочь их,  Ратина,  относилась
ко мне очень хорошо!.. В конце концов мое  предложение,  наверное,  было  бы
принято, когда большое несчастье разрушило все мои надежды.
     - Что же случилось? - спросила фея с живейшим интересом.
     - Прежде всего, я стал  человеком,  в  то  время  как  Ратина  осталась
крысой!
     - Так что же, - ответила  Фирмента,  -  подождите,  пока  ее  последнее
превращение не сделает из нее молодую девушку...
     - Конечно, я готов ждать,  добрая  фея!  К  несчастью,  Ратину  заметил
могучий вельможа, который мог бы быть даже сыном короля. Привыкнув исполнять
все свои прихоти, он  не  терпит  ни  малейшего  сопротивления.  Все  должно
склоняться перед его желаниями.
     - Кто же был этот вельможа? - спросила фея.
     - Принц Киссадор. Он предложил моей дорогой Ратине отвести  ее  в  свой
дворец, где она должна была, по его мнению, стать самой счастливой из  крыс.
Она  отказалась,  хотя  мать  ее,  Ратонна,  была  очень  польщена  подобным
предложением. Принц тогда попытался купить ее высокой ценой; но отец  Ратон,
знавший, как сильно любит меня его дочь, и что  я  умру  с  горя,  если  нас
разлучат, не захотел дать своего согласия на их  брак.  Отказываюсь  описать
вам ярость принца Киссадора. Видя, что Ратина так прекрасна в образе  крысы,
он говорил себе, что она будет еще прекрасней в образе молодой девушки!  Да,
добрая фея, она будет еще прекрасней! И он женится на ней! Что было  отлично
придумано для него, - великое несчастье для нас.
     - Конечно, - согласилась фея. - Но раз уже принцу отказали, чего же  вы
еще можете опасаться?
     - Всего! - воскликнул Ратин, - потому что, чтобы легче достигнуть своей
цели, он обратился к Гордафуру.
     - К этому волшебнику? - воскликнула Фирмента, -  к  этому  злому  духу,
который любит делать одно только  зло  и  с  которым  я  нахожусь  в  вечной
борьбе?..
     - К этому самому, добрая фея!
     -  К  тому   Гордафуру,   страшное   могущество   которого   направлено
исключительно к тому, чтобы  снова  сбросить  на  нижнюю  ступень  существа,
которым удалось мало-помалу добраться до вершины лестницы?
     - Вот именно!
     - К  счастью,  Гордафур,  злоупотребивший  своей  властью,  только  что
лишился ее на некоторое время.
     - Это правда, - ответил Ратин, - но в ту минуту, когда принц  прибегнул
к нему, он еще обладал ею. Соблазненный обещаниями этого вельможи и в то  же
время испуганный его  угрозами,  он  обещал  отомстить  семейству  Ратон  за
пренебрежение, оказанное ему!
     - И он это сделал?
     - Да, он это сделал, добрая фея!
     - Каким же образом?
     - Он подверг этих добрых крыс превращению!  Он  обратил  их  в  устриц.
Теперь они прозябают на отмели Самобрив, где эти  мягкотелые,  которые  там,
надо правду сказать, отличаются перворазрядными качествами, стоят три франка
за дюжину, что вполне естественно, так как между  ними  находится  семейство
Ратон! Теперь вы видите всю глубину моего несчастья, добрая фея.
     Фирмента слушала с жалостью и благосклонностью  этот  рассказ  молодого
Ратина. Она, впрочем, всегда охотно сочувствовала человеческим горестям.
     - Что я могу сделать для вас? - спросила она.
     - Добрая фея, - ответил Ратин, -  если  уж  моя  Ратина  прикреплена  к
отмели Самобрив, обратите и меня тоже в устрицу, чтобы я имел утешение  жить
возле нее!
     Это было сказано таким печальным тоном, что фея Фирмента  почувствовала
себя глубоко тронутой и, взяв  за  руку  молодого  человека,  принялась  его
уговаривать.
     - Ратин, - начала она, - если бы  даже  я  согласилась  исполнить  вашу
просьбу, я была бы не в состоянии этого сделать. Вы  ведь  знаете,  что  мне
запрещено заставлять  человеческие  существа  спускаться  вниз  по  лестнице
превращений. Однако, если я не могу обратить вас в существо самое низшее  на
ступени живых существ, я могу заставить Ратину снова подняться.
     - Ах, сделайте же это, добрая фея, сделайте, пожалуйста!
     - Но нужно, чтобы она снова прошла все последующие ступени, прежде  чем
сделаться  опять  той  очаровательной  крысой,  которой   предстояло   скоро
обратиться в прекрасную молодую девушку. Итак, будьте терпеливы! Подчинитесь
законам природы. Имейте также доверие...
     - К вам, добрая фея?..
     - Да, ко мне! Я сделаю все, чтобы помочь вам. Не забывайте, однако, что
нам придется выдержать тяжелую борьбу.  Вы  имеете  сильного  врага  в  лице
принца Киссадора, хотя он и самый глупый из принцев. И если  Гордафур  снова
приобретет свою власть, прежде чем вы  успеете  сделаться  мужем  прекрасной
Ратины, - мне будет нелегко победить его, потому что он  снова  будет  равен
мне по силам!
     Фея Фирмента и Ратин дошли до этого места своего разговора, когда вдруг
раздался тоненький голосок.
     Откуда шел этот голосок? Это казалось очень трудно определить.
     Голосок этот говорил:
     - Ратин!.. Бедный мой Ратин... я тебя люблю!..
     - Это голос Ратины, - закричал прекрасный молодой человек. - Ах, добрая
фея, добрая фея, пожалейте ее!
     Ратин просто обезумел.  Он  бегал  по  комнате,  смотрел  под  мебелью,
открывал шкафы  и  ящики,  думая,  что,  может  быть,  Ратина  спряталась  в
какой-нибудь из них, но нигде не находил ее!
     Фея остановила его движением руки.
     Тогда-то, дети мои, и произошло крайне странное явление. Среди стола на
серебряном блюде лежало полдюжины устриц,  выловленных  как  раз  на  отмели
Самобрив. Посредине лежала самая хорошенькая  из  них,  с  очень  блестящей,
изящно изогнутой  по  краям  раковиной.  И  вот  она  начала  увеличиваться,
становиться все шире и шире, и, наконец, раскрыла свои створки.  Из  складок
ее кожи выделилась вдруг очаровательная  головка,  с  белокурыми,  как  лен,
волосами, с парой самых  очаровательных  в  мире  глаз,  маленьким  идеально
правильным носиком и восхитительным ротиком, который продолжал повторять:
     - Ратин! Дорогой мой Ратин!
     - Это она! - воскликнул прекрасный юноша.
     Это действительно  была  Ратина,  которую  он  сразу  узнал.  Надо  вам
сказать, дорогие мои дети, что в это счастливое  время  всевозможных  чар  и
волшебства  существа  имели  уже  человеческое  лицо,   даже   раньше,   чем
становились людьми.
     И как красива была Ратина под перламутровой крышкой своей  раковины,  -
точно драгоценный камень в изящном футляре.
     Она продолжала говорить:
     - Ратин, дорогой мой Ратин! Я слышала все, что ты  только  что  говорил
нашей доброй покровительнице, а также, что добрая фея соблаговолила обещать,
что исправит зло, причиненное нам этим злым  Гордафуром.  Ах,  не  покидайте
меня, потому что он обратил меня в устрицу только для того, чтобы  я  никуда
не могла убежать! Принц Киссадор придет, чтобы оторвать меня  от  отмели,  к
которой прикреплена вся моя семья; он унесет меня; он посадит в свой  садок;
он будет ждать, пока  я  обращусь  в  молодую  девушку...  Я  буду  навсегда
потеряна для моего бедного, дорогого Ратина!
     Она говорила таким жалобным голосом, что глубоко  растроганный  молодой
человек едва имел силу отвечать...
     - Ах, моя Ратина! - прошептал он.
     И в порыве нежности он протянул к ней  руку,  но  фея  остановила  его.
Затем,  осторожно  вынув  великолепную  жемчужину,  которая  образовалась  в
глубине раковины, она сказала:
     - Возьми эту жемчужину.
     - Эту жемчужину, добрая фея?
     -  Да,  она  стоит  целое  состояние.  Это   может   пригодиться   тебе
впоследствии. Теперь мы снова отнесем Ратину на отмель  Самобрив,  и  там  я
заставлю ее подняться на одну ступень.
     - Но только не меня одну, добрая фея, -  проговорила  Ратина  умоляющим
голосом. - Подумайте о моем добром отце Ратоне, о моей милой матери Ратонне,
о моем кузене Ратэ! Подумайте о наших верных слугах Рата и Ратане!..
     Но пока  она  все  это  говорила,  обе  створки  ее  раковины  медленно
затворились и снова приняли свой обычный размер.
     - Ратина! - закричал молодой человек.
     - Унеси ее! - приказала фея.
     Взяв ее в руки, Ратин прижал раковину к губам.  Ведь  она  содержала  в
себе то, что было для него дороже всего на свете.


        ^TГЛАВА ТРЕТЬЯ^U

     Море стоит низко. Отлив тихо плещет у подножия отмели  Самобрив.  Между
скалами  блестят  большие  лужи  морской  воды.   Гремит,   блестит,   точно
полированное черное  дерево.  Ходить  приходится  по  слизистым  водорослям,
пузырьки  которых  лопаются  под  ногами,   выбрасывая   маленькие   струйки
прозрачного сока. Надо быть осторожным, иначе легко  упасть  и  ушибиться  о
камни.
     Какое огромное количество разных  моллюсков  можно  встретить  на  этой
отмели! Тут бесконечное разнообразие всевозможных раковин  и  в  особенности
устриц.
     Полдюжины самых прекрасных из них спрятались под  морскими  растениями.
Впрочем, виноват, я ошибся: здесь их всего пять. Шестое место пусто!
     Вот теперь эти устрицы раскрываются под лучами солнца,  чтобы  подышать
свежим морским ветерком. В то же время раздается звук жалобной песни,  точно
покаянный стих.
     Створки моллюсков медленно раскрылись.  Среди  их  прозрачных  бахромок
обрисовывается несколько лиц,  которые  очень  легко  узнать.  Одно  из  них
принадлежит Ратону, отцу, философу, мудрецу, умеющему мириться с  жизнью  во
всех ее разнообразных видах.
     "Конечно, - думает он, - поживши в образе  крысы,  снова  обратиться  в
мягкотелое - не особенно приятно! Но надо быть благоразумным и  смотреть  на
все философски!"
     Во второй раковине гримасничает недовольное лицо, глаза которого  мечут
молнии. Тщетно пытается оно выскочить  из  своей  скорлупы.  Это  -  госпожа
Ратонна, и она говорит:
     - Быть запертой в этой перламутровой  тюрьме,  мне,  занимавшей  первое
место в нашем городе Ратополис! Мне, которая дойдя до фазы человека, была бы
знатной дамой, может быть, принцессой!.. Ах, этот негодяй Гордафур!
     В третьей раковине виднелось глуповатое лицо кузена Ратэ,  добродушного
дурачка, немного трусливого, который настораживает уши  при  малейшем  шуме,
точно заяц. Надо вам сказать, что он  усердно  ухаживал  за  своей  кузиной.
Однако, как известно, Ратина любила другого и Ратэ безумно ревновал к  этому
другому.
     - Ах! - стонал он, - какая горька участь! Когда  я  был  крысой,  я  по
крайней мере мог бегать, удирать, прятаться, избегать  кошек  и  крысоловок!
Здесь же достаточно, чтобы меня выловили вместе с дюжиной подобных мне, -  и
жестокий нож грубо раскроет меня, затем мне придется  красоваться  на  столе
какого-нибудь богача... Меня проглотят, быть может, даже живьем!..
     В четвертой раковине пребывал повар Рата, господин,  очень  гордившийся
своими кулинарными талантами, очень чванившийся своим умением.
     - Негодный Гордафур! - кричал  он.  -  Если  мне  когда-нибудь  удастся
захватить его в одну руку, - я сверну  ему  шею  другой!  Я,  Рата,  который
приготовлял такие прекрасные блюда, что некоторые даже  запомнили  мое  имя,
должен теперь торчать здесь, вклеенным между двумя скорлупками! А  моя  жена
Ратанна...
     - Я здесь! - ответил голос из  пятой  раковины,  -  Не  огорчайся,  мой
бедный Рата! Если я не могу приблизиться к тебе, - я  все  же  здесь,  возле
тебя! А когда ты снова поднимешься по ступеням совершенства, - мы поднимемся
вместе!
     Добрая Ратанна! Толстая  пышка,  очень  простодушная,  очень  скромная,
нежно любящая своего мужа и, подобно ему, искренно преданная своим хозяевам.
     Затем  печальная  песня  зазвучала  снова,  точно  похоронная   жалоба.
Несколько сотен несчастных  устриц,  также  ожидавших  своего  освобождения,
присоединились к этому жалобному концерту. Это могло надорвать любое сердце.
И насколько усилилось бы горе Ратона-отца, и  Ратонны-матери,  если  бы  они
узнали, что их дочери уже не было возле них!
     Внезапно все стихло. Створки раковин снова затворились.
     На берегу появился Гордафур, одетый в свой длинный плащ  волшебника,  с
головой, покрытой традиционным колпаком, со злым  лицом.  Рядом  с  ним  шел
пышно разодетый принц Киссадор. Трудно представить, до  какой  степени  этот
господин был влюблен в самого себя и как он забавно ломался, чтобы  казаться
более интересным.
     - Где мы? - спросил он.
     - На отмели Самобрив, мой принц, - ответил льстиво Гордафур.
     - А эта семья Ратон?..
     - Все на том же месте, куда я ее посадил, чтобы угодить вам!
     - Ах, Гордафур! - ответил принц, закручивая усы, - какая красавица  эта
малютка Ратина! Я положительно очарован ею! Необходимо, чтобы она стала моей
женой. Я плачу тебе щедро за твои услуги, и если ты не сумеешь услужить мне,
- берегись!..
     - Принц, - ответил Гордафур, - если я сумел превратить  всю  эту  семью
крыс в моллюсков, прежде чем у меня отняли мою власть, я не мог  бы  сделать
из них людей, - вы это отлично знаете!
     - Да, знаю, Гордафур; это-то и бесит меня!..
     Оба вышли  на  отмель  в  ту  самую  минуту,  когда  еще  два  человека
показались на противоположном конце ее. Это  были  фея  Фирмента  и  молодой
Ратин. Этот последний прижал к сердцу двустворчатую раковину, скрывавшую его
невесту.
     Внезапно они заметили принца и волшебника.
     - Гордафур, - сказала фея, - зачем ты пришел  сюда?  Ты  снова  задумал
какой-нибудь преступный план?
     - Фея Фирмента, - возразил принц Киссадор, - ты знаешь, что я  без  ума
от этой  восхитительной  Ратины,  хотя  она  настолько  неблагоразумна,  что
отталкивает человека с такой наружностью и положением, как я,  и  который  с
таким нетерпением ждет часа, когда ты обратишь ее в молодую девушку...
     - Когда я обращу ее в молодую девушку, - это будет для того, чтобы  она
могла сделаться женой того, кого она предпочитает, - ответила Фирмента.
     - Этого невежи, - возразил принц, - этого Ратина, из которого Гордафуру
нетрудно будет сделать осла, после того как я вытяну ему хорошенько уши!
     При этом оскорблении  молодой  человек  вздрогнул  от  ярости;  он  уже
собирался броситься на принца и наказать его за дерзость, когда фея схватила
его за руку.
     - Сдержи свой гнев, - приказала  она.  -  Теперь  не  время  мстить,  а
оскорбления принца в один прекрасный день обратятся против него  же.  Сделай
то, что тебе надо сделать, и уйдем отсюда.
     Ратин повиновался  и,  прижав  в  последний  раз  к  губам  драгоценную
устрицу, положил ее среди остальных членов ее семьи. Почти сейчас же начался
прилив, волны постепенно стали закрывать  отмель  Самобрив,  вода  дошла  до
высоких прибрежных скал, - и все исчезло  под  поверхностью  широкого  моря,
сливавшегося на горизонте с небом.
     Однако справа  несколько  скал  остались  открытыми.  Прилив  не  может
достигнуть их вершины, даже когда буря гонит волны на берег.
     В этом месте  нашли  себе  убежище  принц  и  волшебник.  Когда  отмель
обнажится во время нового отлива, -  они  пойдут  за  драгоценной  устрицей,
заключающей в своих створках Ратину,  и  унесут  ее  к  себе.  Принц  пылает
гневом. Как бы ни были сильны принцы и даже короли, - они в те  далекие  дни
были бессильны против фей, и,  если  бы  мы  когда-нибудь  вернулись  к  то