чали ей. - Мэтр Захариус был всегда в
дружбе с чертом!
     - Вы, значит, не придаете значения  тем  часам  в  церкви,  по  которым
звонят, призывая к молитве?
     - Да,  но  в  то  же  время  он  изобрел  такие  машины,  которые  сами
передвигаются и исполняют работу живого человека.
     - Разве сыны дьявола могли бы изобрести такие железные  часы,  как  те,
что находятся в Андернаттском замке? По своей дороговизне они не могли  быть
приобретены нашим городом. Каждый час на них  появляется  мудрое  изречение,
следуя которому человек, без сомнения, попадает в рай. Разве это может  быть
сделано чертом?
     Это замечательное произведение искусства, за  которое  мэтра  Захариуса
превозносили  некогда  до  небес,  приписывалось,   однако,   тоже   влиянию
колдовства. Однако посещение стариком церкви св. Петра должно  было  все  же
заставить умолкнуть злые языки.
     Мэтр  Захариус,  забыв,  вероятно,  о  своем   обещании,   вернулся   в
мастерскую. Разуверившись в возможности возвратить к жизни все эти часы,  он
задумал делать новые. Он забросил починку в принялся доделывать  начатые  им
ранее   хрустальные   часы,   которые   были   действительно    удивительным
произведением искусства; но как он ни старался,  какие  предосторожности  ни
принимал, употребляя тончайшие инструменты, наилучшие  рубины  и  алмазы,  -
часы треснули и развалились, как только он начал их заводить.
     Старик скрыл этот случай от всех, даже от  дочери;  но  с  этой  минуты
жизнь его стала угасать.  Это  были  уже  последние  раскачивания  маятника,
становившиеся все медленнее и  медленнее.  Казалось,  закон  тяжести,  влияя
непосредственно на старика, увлекал его непреодолимо в могилу.
     Наконец наступило столь горячо ожидаемое Жерандой  воскресенье.  Погода
была прекрасная, воздух теплый и  живительный.  Женевские  жители  наполняли
улицы, радуясь возвращению весны. Жеранда под руку со стариком направилась к
церкви св. Петра, а Схоластика шла сзади, неся молитвенники. Все смотрели на
них с любопытством. Старый часовщик шел послушно, как ребенок, или,  вернее,
как слепой. Прихожане были видимо поражены, когда  увидели  его  входящим  в
церковь, и многие даже отшатнулись от него.
     Обедня уже началась. Жеранда пошла на свое обычное место  и  встала  на
колени в глубоком умилении. Мэтр Захариус остановился рядом с ней.
     Служба шла с величавой торжественностью, отвечавшей непоколебимой  вере
того времени, но старик не верил. Он не просил у Неба  милосердия  во  время
скорбных возгласов, не восхвалял небесное величие во время пения "Gloria  in
excelsis"; чтение Евангелия не отвлекало его от повседневных дум, и он забыл
даже присоединиться к общему чтению "Credo". Гордый старик стоял неподвижно,
немой и бесчувственный, как  статуя;  даже  в  торжественную  минуту,  когда
зазвонил колокольчик,  возвещая  великое  таинство  пресуществления,  он  не
наклонил головы и  посмотрел  в  упор  на  святую  жертву,  высоко  поднятую
священником над головами верующих.
     Жеранда взглянула на отца, и горькие слезы потекли из ее глаз.
     В  это  время  церковные  часы  пробили  половину  одиннадцатого.  Мэтр
Захариус быстро обернулся, взглянув на это еще живое свое произведение.  Ему
показалось, что часы смотрели пристально на него, что цифры на  них  горели,
точно раскаленные, и что стрелки распространяли электрический свет.
     Обедня отошла. По принятому обычаю "Angelus" должен был  быть  отслужен
ровно в двенадцать часов, и все молящиеся не  уходили,  ожидая,  чтобы  часы
пробили полдень. Через несколько минут  молитва  должна  была  вознестись  к
Пресвятой Деве.
     Но вдруг раздался резкий звук. Мэтр Захариус вскрикнул...
     Минутная стрелка, дойдя до двенадцати, вдруг остановилась,  и  часы  не
пробили...
     Жеранда бросилась к  отцу,  упавшему  навзничь;  его  уже  выносили  из
церкви.
     - Это конец! - говорила Жеранда, рыдая.
     Мэтра Захариуса принесли домой и уложили  в  постель  в  бесчувственном
состоянии. Жизнь, казалось, еще витала над его телом, как  дымок  не  совсем
погасшей лампы.
     Когда он пришел в  себя,  он  увидел  наклонившихся  над  ним  Обера  с
Жерандой. В эту торжественную минуту будущее раскрылось перед ним. Он увидел
свою дочь одинокой, без поддержки.
     - Сын мой, - сказал он Оберу, - я отдаю тебе мою дочь. -  И  он  поднял
руку, благословляя молодых людей у своего ложа смерти.
     Но в ту же минуту мэтр  Захариус  приподнялся.  Ему  вспомнились  слова
маленького старичка.
     - Я не хочу умирать! - закричал он с озлоблением. - Я не могу  умереть!
Я, мэтр Захариус, не имею права умереть!.. Книги мои... счета!..
     И, прокричав это, он вскочил с постели и бросился к  книге,  в  которой
были записаны имена покупщиков и предметы, им проданные.
     - Вот, вот!.. - сказал он, - эти железные часы,  проданные  Питтоначио.
Это единственные, которые мне еще не были возвращены.  Они  существуют!  Они
ходят! Я разыщу их, буду так ухаживать за ними, что смерть не коснется их!
     И он упал без чувств.
     Обер в Жеранда, встав на колени около старика, стали молча молиться.


        ^TГлава пятая - ЧАС СМЕРТИ^U

     Прошло несколько дней, и мэтр Захариус, этот  полумертвый  старик,  под
влиянием сильнейшего возбуждения, встал с постели и вернулся к жизни. Он был
весь проникнут гордостью. Но Жеранда  не  ошиблась.  Тело  и  душа  ее  отца
погибли навеки.
     Старик принялся собирать  последние  оставшиеся  деньги,  нисколько  не
заботясь о ближних. Он выказывал поразительную энергию, все время  двигаясь,
обшаривая все углы и бормоча какие-то непонятные слова.
     Однажды утром Жеранда, сойдя в мастерскую, не нашла там своего отца.
     Она прождала его целый день, но он не вернулся, Жеранда  выплакала  все
свои слезы, но так в не дождалась отца.
     Обер, искавший его по всему городу, пришел к заключению, что старик  их
покинул.
     - Разыщем отца! - вскричала Жеранда, когда молодой человек  сообщил  ей
свое предположение.
     - Но где может он быть? - удивлялся Обер.
     Вдруг у него мелькнула догадка. Он вспомнил последние, сказанные мэтром
Захариусом слова. Старик только и жил мыслью о тех железных  часах,  которые
ему не были возвращены. Наверное, мэтр Захариус отправился их искать.
     Обер сообщил свою догадку Жеранде.
     - Поищем в книге, - сказала она.
     Они спустились в мастерскую. Раскрытая книга лежала на столе. Все часы,
сделанные когда-то старым часовщиком и  отданные  ему  потом  обратно,  были
зачеркнуты, - все, кроме одних.
     "Проданы господину Питтоначио  железные  часы,  с  боем  и  движущимися
фигурами, в его замок в Лидерватте".
     Это и были те часы с изречениями, которые так восхваляла Схоластика.
     - Вероятно, отец там! - вскричала Жеранда.
     - Поспешим туда, - ответил Обер, - мы, может быть, еще спасем его!..
     - Если не для этой жизни, то хоть для будущей, - прошептала Жеранда.
     -  С  Богом,  Жеранда!  Замок  Андернатта   находится   на   расстоянии
каких-нибудь двадцати часов от Женевы. Идемте же.
     В тот же вечер молодые люди, в сопровождении Схоластики, шли пешком  по
дороге вдоль озера. Они сделали ночью  пять  лье,  не  останавливаясь  ни  в
Бессинже, ни в Эрмансе, где возвышается знаменитый Майорский  замок.  Они  с
большим трудом перешли вброд Транзский  поток.  Всюду  они  расспрашивали  о
мэтре Захариусе и убедились вскоре, что напали на его след.
     На  следующее  утро  они  достигли  Эвиана,  откуда  взору  открывается
пространство на двенадцать лье. Но молодые  люди  не  обратили  внимания  на
красивый ландшафт.
     Они продвигались вперед, влекомые  сверхъестественной  энергией.  Обер,
опираясь на палку, поддерживал то Жеранду, то старую  Схоластику.  Все  трое
вслух выражали свои надежды  и  опасения,  продолжая  идти  по  этой  чудной
дороге, окаймляющей озеро и сливающейся вдали с высотами  Шале.  Вскоре  они
дошли до Бувере, в том месте, где Рона впадает в Женевское озеро.
     За этим городом они покинули берег и  вступили  в  гористую  местность,
немало затруднявшую их путь. Вионназ, Шессе, Коломбей, - эти полузаброшенные
деревеньки - остались вскоре позади. У них начинали дрожать колени и  болеть
ноги от острых камней, покрывавших почву, точно гранитные кустарники.  Нигде
ни малейшего следа мэтра Захариуса.
     Однако надо же было  его  найти,  и  молодые  люди  не  отдыхали  ни  в
уединенных хижинах, ни в замке Монтей,  принадлежащем  Маргарите  Савойской.
Наконец, уже под вечер, изнемогая от усталости,  они  добрались  до  пустыни
Сикстинской Божьей Матери, возвышающейся  на  шестьсот  футов  над  Роной  и
лежащей у самого основания Дан-дю-Миди.
     Отшельник встретил их, когда уже  наступала  ночь.  Они  изнемогали  от
усталости и поневоле должны были отдохнуть у него. Он не мог ничего сообщить
им о мэтре Захариусе. Едва ли можно было ожидать, что он остался жить  среди
этой безмолвной пустыни. Ночь была темная, в горах  свирепствовал  ветер,  и
лавины с шумом сходили с горных вершин.
     Молодые люди, сидя  у  огня,  рассказывали  отшельнику  свою  печальную
повесть. Их верхняя одежда сохла в углу; собака пустынника протяжно лаяла, и
ее заунывный вой смешивался с ревом бури.
     - Гордость, - сказал  пустынник,  -  погубила  ангела,  созданного  для
добра.  Ей,  этой  основе  всех  пороков,   нельзя   предоставлять   никаких
рассуждений, потому что  гордец  по  самой  природе  своей  отказывается  их
выслушивать... Нам остается только молиться за вашего отца!
     Все четверо опустились на колени, но в это время  послышался  тревожный
лай собаки и кто-то постучал в дверь.
     - Откройте же, именем черта!
     Дверь уступила  под  натиском,  и  на  пороге  показался  растрепанный,
полуодетый, обезумевший человек.
     - Отец! - вскричала Жеранда.
     Это был мэтр Захариус.
     - Где я? - проговорил он. - В вечности!..  Время  остановилось...  Часы
более не бьют... Стрелки не двигаются!
     - Отец! - закричала Жеранда таким отчаянным голосом, что старик немного
пришел в себя.
     - Ты здесь, Жеранда! - вскричал он, - и ты, Обер!.. Ах, дорогие мои, вы
пришли венчаться в нашу старую церковь!
     - Отец, вернитесь домой, -  сказала  Жеранда,  взяв  его  под  руку,  -
пойдемте вместе с нами.
     Старик вырвал руку и бросился к дверям, из которых валил снег.
     - Не покидайте ваших детей! - вскричал Обер.
     - Зачем, - ответил грустно старик,  -  мне  возвращаться  в  те  места,
которые уже давно покинуты моей жизнью  и  где  часть  меня  уже  похоронена
навеки!
     - Ваша душа не умерла! - сказал строго отшельник.
     - Моя душа!.. Нет... В ней все колеса исправны!.. Я чувствую,  что  она
бьется правильно...
     -  Ваша  душа  не  материальна!  Ваша  душа  бессмертна!  -   продолжал
настойчиво пустынник.
     - Да, так же, как и моя  слава!..  Но  она  находится  в  Андернаттском
замке, и я хочу ее видеть.
     Пустынник осенил себя крестным знамением. Схоластика  была  чуть  жива.
Обер поддерживал Жеранду.
     - В Андернаттском замке живет человек, на котором тяготит проклятие. Он
не признает креста на моей пустыни.
     - Не ходи, отец!
     - Я хочу найти свою душу, она принадлежит мне!
     - Держите, удержите его! - закричала Жерапда. Но старик уже успел выйти
и устремился в темноту, громко повторяя:
     - Ко мне, ко мне, моя душа!..
     Жеранда, Обер в Схоластика бросились за ним. Им пришлось  проходить  по
невозможным тропинкам, по которым мэтр Захариус  несся  как  вихрь,  гонимый
непонятной силой. Снег кружился над ними, и белые хлопья  мешались  с  пеной
стремительных потоков. Проходя мимо  часовни,  Жеранда,  Обер  и  Схоластика
поспешно перекрестились, но мэтр Захариус даже не приподнял шляпы.
     Наконец  показалась  вдали  деревня  Эвионаз.  Самое  черствое   сердце
умилилось бы при виде этого селения,  затерянного  среди  полного  безлюдия.
Старик прошел мимо.  Он  повернул  налево  и  вошел  в  самую  глубь  ущелий
Дан-дю-Миди, верхушки которых исчезают в небесной выси.
     Вскоре он очутился перед  развалинами  старыми  и  мрачными,  как  сами
скалы, служащие им основанием.
     - Там, там!.. - закричал он, бросившись еще стремительнее вперед.
     Андернаттский   замок   был   в   то   время   лишь   руиной.   Толстая
полуразвалившаяся башня, возвышавшаяся над замком, грозила  своим  падением.
Эти громадные глыбы камня наводили ужас. За ними  чудились  мрачные  залы  с
разрушенными потолками и шипящими в углах змеями.
     Узкие,  низенькие  ворота  с  небольшим  перед  ними  рвом,  заваленным
обломками,  вели  в  замок.  Кто  входил  в   них?   Неизвестно.   Вероятно,
какой-нибудь  марграф,  полувельможа-полуразбойник  обитал  в  стенах  этого
замка. За ним  последовали  бандиты,  фальшивомонетчики  и  другие.  Легенда
говорила, что в темные ночи на склоне  гор,  поддерживающих  эти  развалины,
сатана справлял свой бешеный шабаш.
     Мэтр Захариус нисколько не испугался их мрачного вида. Он  добрался  до
ворот и решительно вошел во двор. Пройдя его беспрепятственно, он вступил  в
длинный коридор, под своды которого не проникал даже дневной свет. Никто  не
вышел к нему навстречу. Жеранда, Обер и Схоластика не отставали от  него  ни
на шат.
     Мэтр Захариус, которым руководила, казалось, какая-то  неведомая  сила,
шел вперед уверенный шагом. Он дошел  наконец  до  железной  двери,  которая
распахнулась под его ударами. Испуганные летучие мыши  закружились  над  его
головой.
     Перед ним была громадная зала, сохранившаяся лучше других.  Стены  были
украшены лепной работой  с  изображениями  каких-то  страшных  фигур,  точно
двигавшихся в полумраке. Длинные узкие окна, похожие на бойницы,  дребезжали
под натиском ветра.
     Дойдя до середины зала, мэтр Захариус вдруг радостно вскрикнул.
     На железной подставке, приставленной к стене, стояли те часы, в которых
заключалась теперь вся его жизнь.  Это  бесподобное  произведение  искусства
изображало  старую  римскую  церковь  с  тяжелой  колокольней,   в   которой
находились  все  необходимые  колокола  для  обедни,  вечерни,  всенощной  и
остальных служб. Над дверями  церкви,  отворявшимися  в  часы  службы,  была
вырезана розетка с выпуклыми кругом, цифрами и стрелками посередине.
     Между дверями и розеткой появлялись, как и рассказывала  Схоластика,  в
медной рамке, поучения на каждую минуту  жизни.  Мэтр  Захариус  распределил
когда-то эти поучения с истинно христианским рвением; часы молитвы,  работы,
отдыха сменялись в строгом порядке  и  должны  были  обязательно  спасти  от
грехов того, кто неукоснительно следовал бы им.
     Мэтр Захариус, обезумевший от радости, хотел схватить часы,  как  вдруг
услышал за собой злобный смех.
     Он оглянулся и увидел женевского старичка.
     - Вы здесь! - вскричал он.
     Жеранде стало страшно, она прижалась к жениху.
     - Здравствуйте, мэтр Захариус, - сказал уродец.
     - Кто вы такой?
     - Я Питтоначио и весь к вашим услугам! Вы привели мне  вашу  дочь!  Вы,
значит, не забыли моих слов: "Жеранда не будет женой Обера!"
     Молодой подмастерье бросился к Питтоначио, который ускользнул  от  него
как тень.
     - Остановись, Обер! - закричал мэтр Захариус.
     - Покойной ночи! - проговорил Питтоначио исчезая.
     - Отец, - закричала Жеранда - уйдем из этого проклятого места!
     По мэтра Захариуса  уже  не  было  в  зале,  он  бросился  вдогонку  за
Питтоначио. Схоластика,  Жеранда  и  Обер  остались,  пораженные  ужасом,  в
громадном  зале.  Молодая  девушка  опустилась  в  каменное  кресло;  верная
служанка, встав около нее на колени, начала молиться,  Обер,  стоя,  охранял
свою вевесту. Бледный свет прокрадывался  в  темноту,  и  всюду  царствовала
жуткая тишина, прерываемая лишь звуками маленьких насекомых, точущих  дерево
и напоминающих своим равномерным стуком бой "часов смерти".
     Под утро все трое отправились на поиски по бесконечным  полуразрушенным
лестницам.
     Два часа они скитались по развалинам, никого не встретив и  слыша  лишь
далекое эхо, повторявшее их тревожный зов. То они спускались  в  подземелье,
то поднимались до самой вершины диких гор.
     Наконец они очутились снова в том зале, где провели эту тревожную ночь.
В ней кто-то был. Мэтр  Захариус  и  Питтоначио  разговаривали,  один  стоя,
выпрямившись во весь рост, другой примостившись на мраморном столике.
     Мэтр Захариус, увидя дочь, взял ее  за  руку  и  подвел  к  Питтоначио,
говоря:
     - Вот твой повелитель и господин, дочь моя Жеранда. Вот твой супруг!
     Жеранда задрожала.
     - Никогда! - вскричал Обер, - она моя невеста!
     - Никогда! - повторила, как слабое эхо, Жеранда.
     Питтоначио засмеялся.
     - Вы, значит, желаете моей смерти! - закричал старый  часовщик.  -  Вот
там, в этих часах, последних, которые еще сохранились, заключена моя  жизнь,
а этот человек сказал мне: "Когда я получу  твою  дочь,  я  отдам  тебе  эти
часы". И ведь он не хочет их больше заводить! Он может их сломать и погубить
меня! О, Жеранда, ты, верно, меня больше не любишь.
     - Отец мой, - прошептала Жеранда, приходя в себя.
     - Если бы ты знала, как я страдал  вдали  от  этих  часов,  от  которых
зависит мое существование! - продолжал старик. - Я боялся, что за ними плохо
смотрят, что они могут испортиться!  Но  теперь  я  уже  сам  буду  за  ними
ухаживать, я поддержу их драгоценное здоровье, потому что,  я  -  знаменитый
женевский часовщик, не должен умереть! Взгляни, как  уверенно  передвигаются
эти стрелки. Вот сейчас пробьет пять. Слушай хорошенько и обрати внимание на
поучение, которое сейчас появится!
     В это время часы пробили пять раз, тоскливо отозвавшись в душе Жеранды,
и надпись красными буквами появилась перед ее испуганным взором:
     "Надо вкушать плоды от древа знания".
     Обер и Жеранда взглянули с ужасом друг на друга. Это  были  уже  не  те
слова, которые набожный часовщик вложил в них  когда-то!  Очевидно,  что  их
коснулся дьявол. Но мэтр Захариус ничего не заметил и продолжал говорить:
     - Слышишь, Жеранда? Я еще жив, жив! Послушай мое дыхание!.. Видишь, как
кровь течет по жилам!.. Нет, ты не допустишь, чтобы я  умер,  и  согласишься
быть женой этого человека, чтобы я мог  сделаться  бессмертным  и  таким  же
всемогущим, как Бог!
     При этих нечестивых  словах  Схоластика  перекрестилась,  а  Питтоначио
испустил крик торжества.
     -  Ты  будешь  счастлива  с  ним,  Жеранда.  Ведь  он  -  Время!   Твое
существование  будет  распределено  с  точнейшей   правильностью.   Наконец,
Жеранда, я дал тебе жизнь, верни и ты мне мою!
     - Жеранда, ведь я жених твой! - прошептал Обер.
     - Но он мне отец! - ответила совсем обессилевшая Жеранда.
     - Возьми ее, Питтоначио! - сказал мэтр Захариус и исполни обещанное!
     - Вот вам ключ от часов, - ответил противный старикашка.
     Мэтр Захариус схватил длинный ключ, похожий на ужа,и, подбежав к часам,
начал заводить их с лихорадочной поспешностью. Треск завода бил  по  нервам.
Старый часовщик вертел ключ без конца,  и  казалось,  что  это  вращательное
движение происходило независимо от его воли. Наконец он упал в изнеможении.
     - Теперь они заведены на сто лет! - сказал он.
     Обер выбежал как сумасшедший из зала. После долгих поисков  он  наконец
нашел выход из этих проклятых развалин и  побежал  к  деревне.  Он  разыскал
пустынь и рассказал все случившееся отшельнику, который, видя его  отчаяние,
решился идти с ним в Андернаттский замок.
     В эти минуты Жеранда уже не плакала. У нее более не было слез.
     Мэтр Захариус не уходил из  зала,  подходя  каждую  минуту  к  часам  в
прислушиваясь, верно ли они ходят.
     Однако пробило уже десять  часов,  и,  к  ужасу  Схоластики,  появилась
следующая надпись:
     "Человек может сделаться равным Богу". Но старик не только не поражался
нечестивым по