нижних этажей  до  коньков
черепичных крыш. Свирепствовавшие последние дни ветры стихли.  Безоблачное
небо дышало палящим зноем. В  воздухе  ни  малейшего  дуновения.  В  такую
погоду можно опуститься как раз на то место, откуда поднялся.
   Я захватил с собой триста  фунтов  балласта,  рассыпанного  по  мешкам.
Круглая  гондола,  диаметром  в  четыре  фута  и  глубиной  в  три,   была
превосходно  оборудована.  Пеньковая   сетка   равномерно   облегала   всю
поверхность верхнего полушария аэростата; компас находился на своем месте,
барометр был подвешен к кольцу, стягивавшему канаты гондолы, и якорь был в
полной исправности. Мы могли лететь.
   В толпе,  теснившейся  вокруг  ограды,  мое  внимание  привлек  молодой
человек с бледным, взволнованным лицом.  Его  вид  поразил  меня.  Он  был
усердным посетителем моих полетов; я уже примечал его в различных немецких
городах. С тревогой в глазах он жадно всматривался в  диковинный  аппарат,
неподвижно повисший в воздухе в нескольких футах над землей. Из всей толпы
он один наблюдал молча.
   Часы пробили двенадцать. Пора было подниматься. Но спутников  моих  все
нет как нет.
   Я послал на дом за всеми тремя и  узнал,  что  один  уехал  в  Гамбург,
другой отлучился в Вену, а третий направился в Лондон.
   В последний  момент  у  них  не  хватило  духу,  и  они  уклонились  от
предприятия, которое  благодаря  искусству  современных  аэронавтов  стало
совершенно безопасным. Так как они в какой-то  мере  являлись  участниками
празднества, то и испугались, как бы их не заставили  выполнить  программу
празднеств до конца! Они удрали из  театра  в  момент,  когда  должен  был
взлететь занавес. Их храбрость,  очевидно,  была  обратно  пропорциональна
квадрату скорости... их бегства.
   Толпа, обманутая в своих  ожиданиях,  проявляла  недовольство...  Я  не
колеблясь  решил  подниматься   один.   Чтобы   восстановить   необходимое
соотношение между подъемной способностью шара и изменившейся нагрузкой,  я
возместил необходимый вес добавочными  мешками  с  песком  и  взобрался  в
гондолу. Двенадцать рабочих, державших аэростат за тросы, прикрепленные  к
нему по его наибольшей окружности, слегка потравили их.  Шар  поднялся  на
несколько футов над землей. Стоял абсолютный  штиль.  Тяжелый  воздух  был
точно налит свинцом.
   - Готово? - крикнул я.
   Рабочие встали по местам. Я еще раз бегло  осмотрел  аэростат,  -  пора
давать сигнал к отлету.
   - Внимание!
   В толпе произошло какое-то движение: мне показалось, что кто-то  проник
в ограду.
   - Отдать концы!
   Шар стал медленно подниматься, но тут я ощутил толчок  и  упал  на  дно
гондолы.
   Когда я поднялся на ноги, то очутился лицом  к  лицу  с  непредвиденным
спутником. Это был тот бледный  молодой  человек,  которого  я  заметил  в
толпе.
   - Милостивый государь, я приветствую вас! - проговорил он с  величайшим
хладнокровием.
   - Какое вы имели право?
   - Прыгнуть сюда?.. Что там говорить о  правах!  Попробуйте-ка  прогнать
меня отсюда!
   Я был прямо-таки озадачен его самоуверенностью и не знал, что ответить.
   Я устремил гневный взгляд на наглеца, но он никак не реагировал на  мое
возмущение.
   - Я своей тяжестью нарушаю равновесие, не так ли, сударь? - сказал  он.
- Вы позволите...
   И, не дожидаясь моего согласия, он облегчил воздушный шар,  выбросив  в
пространство два мешка балласта.
   - Сударь, - обратился я к нему, приняв единственно возможное при  таких
обстоятельствах решение, - раз уж вы  здесь...  так  и  быть!  Оставайтесь
здесь...  Делать  нечего!..  Но  управление  аэростатом  принадлежит   мне
одному...
   - Сударь, - ответил он, - вы учтивы, как истинный француз. Я  родом  из
той же страны, что и вы! Мысленно я жму вашу руку, ту  самую,  которую  вы
отказываетесь мне протянуть.  Делайте  все,  что  вы  находите  нужным!  Я
подожду, пока вы закончите...
   - Чтобы...
   - Чтобы с вами побеседовать.
   Барометр упал  до  двадцати  шести  дюймов.  Мы  находились  на  высоте
примерно шестисот метров  над  городом.  Незаметно  было,  чтобы  аэростат
двигался в горизонтальном направлении, так как  обволакивающая  его  масса
воздуха перемещалась вместе с ним. Земля под нами тонула в смутной  дымке.
Предметы приобрели расплывчатые очертания.
   Я стал вновь разглядывать своего спутника.  Это  был  человек  лет  под
тридцать,  скромно  одетый.  Резкие  черты  лица  изобличали   неукротимую
энергию. Он казался очень сильным.  Теперь  он  стоял  неподвижно,  видимо
потрясенный этим беззвучным подъемом, и  разглядывал  предметы  на  земле,
сливавшиеся в неясное пятно.
   - Весьма неприятный туман, - произнес он через некоторое время.
   Я ничего не ответил.
   - Вы на меня сердитесь! - продолжал он. - Есть из-за  чего!  Я  не  мог
заплатить за свое путешествие, и мне волей-неволей пришлось  прибегнуть  к
хитрости!
   - Никто, сударь, и не предлагает вам сейчас отсюда убираться!
   - Еще бы! Разве вам неизвестно, что то же  самое  случилось  с  графами
Лоренсином и Дампиером, когда они поднялись в  Лионе  пятнадцатого  января
тысяча семьсот восемьдесят четвертого  года.  Один  молодой  купец,  некто
Фонтен, вскочил в гондолу, рискуя опрокинуть шар!  Он  пропутешествовал  с
ними, и... никто от этого не умер!
   - Мы объяснимся, когда спустимся на землю, - ответил я, уязвленный  его
легкомысленным тоном.
   - Пустое! Не будем говорить о возвращении!
   - Вы, может быть, думаете, что я буду медлить со спуском?
   - Со спуском! - удивленно протянул он. - Со  спуском!  Начнем  лучше  с
подъема!
   Я и ахнуть не успел, как он выбросил за борт два мешка  балласта,  даже
не потрудившись высыпать из мешков песок.
   - Сударь! - воскликнул я вне себя от гнева.
   - Я знаю, как вы опытны в этом деле, - невозмутимо ответил  незнакомец.
- Ваши прекрасные полеты наделали немало шума. Но если опыт - родной  брат
практики, то и теория ему несколько  сродни.  Я  же  долгое  время  изучал
аэронавтику, и это даже повредило мне мозги, - добавил он с  грустью.  Тут
он замолчал и погрузился в раздумье.
   Шар неподвижно висел в воздухе, - он больше не поднимался. Взглянув  на
барометр, незнакомец сказал:
   - Ну вот мы и достигли восьмисот  метров!  Право  же,  люди  похожи  на
насекомых! Взгляните! Чтобы постигнуть, что такое человек,  его  следовало
бы всегда рассматривать именно с  такой  высоты!  Площадь  Театра  комедии
напоминает  огромный  муравейник.   Посмотрите   на   толпу,   запрудившую
набережную и улицу Зейль! Мы находимся как раз над городским собором. Майн
превратился  в  светлую  линию,  рассекающую  город,  а  вот   тот   мост,
Майн-Брюкке, кажется ниткой, протянутой между берегами.
   Между тем стало прохладнее.
   - Я готов сделать для вас все что угодно, дорогой хозяин, - заявил  мой
спутник. - Если вам холодно, я сниму свой плащ и отдам его вам.
   - Благодарю вас, - сухо ответил я.
   - Экий вы! Необходимость - мать закона. Протяните мне руку, ведь я  ваш
соотечественник: вы можете многому от меня научиться, и я уверен,  что  вы
скоро простите мне мою выходку.
   Ни слова не говоря, я уселся на противоположном конце гондолы.  Молодой
человек вынул из кармана своего плаща объемистую тетрадь. Это был  трактат
по аэронавтике.
   - У меня имеется весьма любопытная коллекция рисунков  и  карикатур  на
тему о нашем увлечении  воздухоплаванием.  Сколько  восторгов  и  насмешек
вызвало это замечательное открытие! К  счастью,  уже  позади  те  времена,
когда братья Монгольфьер пытались создать искусственные облака из  водяных
паров и получать газ,  содержащий  электричество,  путем  сжигания  мокрой
соломы и мелкорубленой шерсти.
   - Вы, что же, хотите преуменьшить заслуги первых  воздухоплавателей?  -
спросил я, невольно вовлеченный в беседу. - Разве не замечательная  у  них
была цель? Доказать на своем опыте, что можно подниматься на воздух!
   - Полноте, сударь!  Кто  отрицает  значение  первых  воздухоплавателей!
Требовалось огромное  мужество,  чтобы  подниматься  на  таких  ненадежных
шарах, наполненных подогретым воздухом! Но позвольте вас спросить:  далеко
ли шагнула вперед  наука  воздухоплавания  со  времени  полетов  Бланшара,
другими словами - почти за столетие? Взгляните-ка сюда, сударь!
   Незнакомец вынул из папки рисунок.
   - Вот, - сказал он,  -  первое  путешествие  по  воздуху,  предпринятое
Пилатром  де  Розье  и  маркизом  д'Арландом  через  четыре  месяца  после
изобретения воздушного шара. Людовик Шестнадцатый не отпускал  их  в  этот
полет. Первыми воздухоплавателями должны были стать  два  приговоренных  к
смерти преступника. Это возмутило  Пилатра  де  Розье,  и  он  правдами  и
неправдами добился разрешения на  полет.  Тогда  еще  не  была  изобретена
круглая площадка, окруженная бортами, в  которой  так  удобно  лежать  под
шаром. Аэронавтам приходилось неподвижно сидеть на противоположных  концах
площадки, которая вся была завалена сырой  соломой.  Под  отверстием  шара
подвешивалась  жаровня.  Когда  воздухоплаватели  хотели   взлететь,   они
подбрасывали в жаровню солому,  рискуя  при  этом  спалить  весь  аппарат.
Подъемная сила шара возрастала, когда  он  наполнялся  нагретым  воздухом.
Двадцать первого ноября тысяча семьсот восемьдесят третьего года  отважные
воздухоплаватели поднялись из парка Мюэтт, предоставленного дофином  в  их
распоряжение. Аэростат величественно взмыл в высоту, некоторое время летел
вдоль Лебединого острова, затем пролетел близ заставы Конференции.  Потом,
проплыв  между  куполом  Дома  инвалидов  и  Военным  училищем,  он   стал
приближаться к церкви св.Сульпиция. Тут аэронавты усилили огонь, пролетели
над бульваром и спустились за заставой Анфер. Когда шар коснулся земли, из
него вышел воздух, и  пустой  мешок,  распластавшись,  накрыл  Пилатра  де
Розье, которого несколько мгновений не было видно.
   - Дурное предзнаменование! - воскликнул я,  невольно  заинтересовавшись
подробностями, столь близко меня касавшимися.
   - Да, это предвещало катастрофу, в  результате  которой  и  погиб  этот
бедняга! - грустно промолвил незнакомец. - Ну, а вам не случалось  терпеть
аварию?
   - Ни разу.
   - Да что там говорить! Несчастья  обрушиваются  на  нас  и  без  всяких
предзнаменований, - прибавил мои спутник.
   Некоторое время он сидел молча.
   Между тем мы направлялись к югу. Франкфурт  уже  давно  исчез  из  поля
нашего зрения.
   - Мне кажется, надвигается гроза, - сказал молодой человек.
   - Мы успеем спуститься до грозы, - ответил я.
   - Зачем? Куда лучше подняться еще выше - тогда уж мы наверняка  от  нее
уйдем.
   И еще два мешка с балластом полетели за борт.
   Шар стал быстро подниматься и  остановился  на  высоте  тысячи  двухсот
метров.  Значительно  похолодало.  Но  все  же  солнечные  лучи,  нагревая
оболочку  шара,  вызывали  расширение  находящегося  в  ней  газа,  и  его
подъемная сила возрастала.
   - Не бойтесь, - сказал незнакомец.  -  Человек  может  дышать  даже  на
высоте трех тысяч пятисот сажен. Но  я  просил  бы  вас  предоставить  мне
управление шаром.
   Я хотел было встать, но сильная рука удержала меня, придавив к сиденью.
   - Кто вы такой? - спросил я.
   - Вы хотите знать мое имя? На что оно вам?
   - Скажите, как вас зовут!
   - Можете звать меня  Геростратом  или  Эмпедоклом,  -  как  вам  больше
нравится.
   Такой ответ  не  обещал  ничего  хорошего.  Да  и  вообще  хладнокровие
незнакомца мне казалось странным, и я не без тревоги задавал себе  вопрос:
с кем я имею дело?
   - Сударь, - заговорил он снова, - со времен физика Шарля не  изобретено
решительно ничего нового. Через четыре месяца после изобретения аэростатов
этот талантливый человек изобрел клапан, дающий возможность выпускать газ,
когда шар переполнен или когда надо опуститься, гондолу,  сидя  в  которой
так легко управлять  аппаратом,  сетку,  которая  обтягивает  шар,  причем
тяжесть гондолы распределяется равномерно  по  всей  его  поверхности.  Он
применил также балласт, позволяющий регулировать подъем и  выбирать  место
спуска, стал пропитывать оболочку  каучуковым  составом,  что  сделало  ее
непроницаемой; стал применять барометр, чтобы определить, на какую  высоту
поднялся аэростат. Наконец, Шарль стал первый надувать шар водородом; этот
газ в четырнадцать раз легче воздуха и позволяет подняться в самые высокие
слои атмосферы; вдобавок,  пользуясь  водородом,  можно  не  бояться,  что
аппарат загорится в воздухе. Первого декабря  тысяча  семьсот  восемьдесят
третьего года трехтысячная толпа собралась  возле  Тюильри.  Шарль  удачно
поднялся. Солдаты дворцового караула отдали ему честь. Он пролетел  девять
лье,  причем  управлял  своим  шаром  с  искусством,   непревзойденным   и
современными воздухоплавателями. Король пожаловал ему пенсию в две  тысячи
ливров, так как в те времена, сударь, открытия еще поощрялись.
   Я заметил, что мой собеседник начинает проявлять беспокойство.
   - Да, сударь, - продолжал он, - изучая этот вопрос, я убедился, что уже
первые аэронавты умели  управлять  своими  шарами.  Не  будем  говорить  о
Бланшаре, которому я не слишком склонен доверять. Назовем хотя  бы  Гитона
де Морво, который при помощи весел и руля заставлял свой аппарат двигаться
в желаемом направлении; затем  господина  Жюльена,  парижского  часовщика,
который не так давно проделал на Ипподроме весьма убедительные опыты:  его
воздушный аппарат удлиненной формы благодаря  особому  механизму  двигался
против ветра.  Наконец,  господин  Петэн  создал  конструкцию  из  четырех
соединенных  вместе   шаров;   он   надеется   с   помощью   горизонтально
установленных парусов изменять направление  полета.  Правда,  в  последнее
время подняли вопрос о двигателях, преодолевающих сопротивление воздуха, -
таких, как гребной винт. Но этот винт, вращаясь в воздухе, не даст нужного
эффекта.  Да  будет  вам  известно,  сударь,  что  я  изобрел  единственно
возможный способ управления воздушным шаром, но ни одна академия не пришла
мне на помощь, мои подписные листы так и  остались  незаполненными,  и  ни
одно правительство не захотело меня выслушать! Чудовищно!
   Незнакомец делал резкие движения, отчаянно жестикулируя, гондола сильно
раскачивалась. Мне стоило немалого труда его успокоить.
   Тем временем наш аэростат попал в довольно быстрое воздушное течение, и
мы продвигались к югу на высоте полутора тысяч метров.
   - Под нами Дармштадт,  -  сказал  мой  спутник,  нагибаясь  над  бортом
гондолы. - Видите вы его цитадель? Ее не так-то легко разглядеть,  правда?
Иначе и быть не может: надвигается гроза, и в  знойном  воздухе  очертания
предметов  колеблются  и   расплываются;   только   опытный   глаз   может
распознавать местность.
   - Вы уверены, что это Дармштадт? - спросил я.
   - Не сомневаюсь. Мы в шести лье от Франкфурта.
   - В таком случае нужно спускаться.
   - Спускаться! Уж не собираетесь ли вы садиться вот на те колокольни?  -
насмешливо спросил незнакомец.
   - Я имею в виду окрестности города.
   - Ну, что ж, удалимся от колоколен!
   С этими словами мой спутник схватил два мешка с балластом. Я бросился к
нему, но он отпихнул меня, и я упал на дно гондолы.  Облегченный  аэростат
взмыл на высоту двух тысяч метров.
   - Успокойтесь, - сказал он. - Вспомните, что Бриоско, Био, Гей-Люссак и
Барраль поднимались значительно выше, чтобы производить свои наблюдения.
   - Сударь, нам нужно спускаться, - сказал я спокойным  голосом,  надеясь
подействовать  на  него   кротостью.   -   Собирается   гроза.   Было   бы
неблагоразумно...
   - Вздор! Мы поднимемся выше грозы,  и  она  будет  нам  не  страшна!  -
воскликнул мой спутник. - Что может быть  прекраснее  полета  над  тучами,
которые громоздятся над землей? Какую гордость испытываешь, когда  плывешь
по воздушным волнам! Ведь самые  высокопоставленные  особы  путешествовали
так же, как и мы. Маркиза и графиня де Монталамбер, графиня Подена, девица
ла Гард и маркиз де Монталамбер отправились из Сент-Антуанского предместья
в неведомые просторы. Герцог Шартрский  очень  искусно  управлял  шаром  и
проявил замечательное присутствие духа во время своего полета пятнадцатого
июля тысяча семьсот восемьдесят четвертого года. В Лионе граф де  Лоренсин
и граф де Дампиер, в Нанте господин де Линь, в Бордо д'Арблэ де  Гранж,  в
Италии кавалер Андриани, в наши дни - герцог  Брауншвейгский,  -  все  это
славные завоеватели воздуха. Чтобы сравняться с этими знатными особами, мы
должны вознестись выше их в  небесные  просторы!  Чем  ближе  мы  будем  к
бесконечности, тем глубже ее постигнем.
   Вследствие разреженности воздуха водород в шаре значительно расширился.
Я заметил, что нижняя часть  шара,  намеренно  оставленная  пустой,  стала
раздуваться. Необходимо было открыть клапан. Однако мой товарищ, казалось,
не хотел,  чтобы  я  управлял  аэростатом.  Видя,  что  он  увлекся  своим
красноречием, я решил незаметно дернуть за веревку, привязанную к клапану.
Я уже начал догадываться, с кем имею дело, но  мне  все  еще  не  хотелось
верить. Это было бы так ужасно!
   Было примерно без четверти час. Прошло уже  сорок  минут  после  нашего
отлета из Франкфурта. С  юга  надвигались  тяжелые  тучи,  плывшие  против
ветра. Мы неминуемо должны были с ними столкнуться.
   - Неужели вы уже  не  надеетесь  добиться  признания  своих  идей?..  -
спросил я незнакомца с участием... не совсем бескорыстным.
   - Потерял всякую надежду! - глухо промолвил он. - Мало того,  что  меня
обидели отказами, они меня осмеяли: меня доконали  карикатуры,  эти  удары
ослиных копыт! Эта пытка уготована всем  новаторам!  Взгляните-ка  на  эти
карикатуры, относящиеся к различным эпохам, - мой портфель набит ими!
   Пока мой спутник перелистывал свои бумаги, я незаметно схватил веревку,
привязанную к клапану. Я опасался, как бы его внимание  не  привлек  свист
выходящего газа, напоминающий шум водяной струи.
   - А как потешались над аббатом Миоланом! - продолжал незнакомец.  -  Он
должен был подняться с Жанинэ  и  Бреденом.  Его  шар  вспыхнул  в  момент
подъема,  и  невежественная  толпа  разнесла  его  в   клочья.   А   потом
карикатурист изобразил  незадачливых  воздухоплавателей  в  виде  каких-то
диковинных зверей, названия которых напоминают имена аргонавтов.
   Я дернул за веревку и увидел, что барометр поднимается.  Это  было  как
нельзя более кстати. С юга уже доносились отдаленные раскаты грома.
   -  Посмотрите  на  этот  рисунок,  -  продолжал  ничего  не  замечавший
незнакомец. - Гигантский воздушный шар  поднимает  целый  корабль,  замки,
дома, все что  угодно.  Карикатуристы  не  подозревали,  что  их  вздорная
выдумка станет со временем правдой!  Чего  только  нет  на  этом  огромном
корабле! Слева  вы  видите  руль  и  будку  пилота;  на  носу  -  беседку,
колоссальный орган и пушку: выстрелы и музыка должны  привлекать  внимание
жителей Земли  и  Луны.  На  корме  помещается  обсерватория  и  находится
небольшой воздушный шар, заменяющий шлюпку. В трюме помещаются солдаты. На
носу - фонарь, наверху - галереи для прогулок и паруса. В трюме  находятся
также кафе и склады продовольствия.  Посмотрите,  какая  широковещательная
программа. "Этот шар, изобретенный на  благо  человечества,  направится  в
ближайшее  время  в  гавани  Леванта.  По  возвращении  будут  предприняты
путешествия к обоим полюсам, а также на крайний запад. Пассажирам не о чем
заботиться: решительно все  предусмотрено  и  все  пойдет  как  пс  маслу.
Проездная  плата  вычислена  по  совершенно  точному  тарифу.   Любое   из
перечисленных путешествий будет стоить тысячу луидоров.  Цена  одинаковая,
куда бы вы ни полетели,  хоть  в  самые  отдаленные  страны.  Принимая  во
внимание  быстроту  передвижения,  удобства  и  развлечения,  каким  будут
предаваться путешественники, следует признать эту цену  весьма  умеренной.
Воздушное путешествие сулит пассажирам наслаждения, неведомы