половину  мешка,  пришлось
выдержать целое сражение. Часть экипажа "Виргинии" настаивала на немедленной
выпечке хлеба. Но остальные были против, так как...

                                   * * *

     ....которые были на борту "Виргинии". Эти  две  пары  кроликов  убежали
куда-то в глубь материка, и больше их не было видно. Они, видимо, нашли себе
пропитание. Другого объяснения нет, неужели земля способна произвести...

                                   * * *

     .... прошло не меньше двух лет, как мы здесь.  Посев  зерна  удался  на
славу. Хлеба у нас почти вдоволь, а поля все разрастаются,  но  какую  войну
приходится вести с птицами! Их развелось великое множество, и они летают над
колосьями злаков...

                                   * * *

     Несмотря на смерти,, о которых я уже писал,  наше  маленькое  племя  не
уменьшается, а, наоборот, все растет! У моего сына  и  воспитанницы  -  трое
детей. По трое и в остальных трех семьях. Эта детвора пышет здоровьем. Можно
предположить, что человеческий род стал сильнее и жизнеспособнее с тех  пор,
как настолько уменьшился. Но множество причин...

                                   * * *

     ...здесь уже десять лет,  но  до  сих  пор  ничего  не  знали  об  этом
континенте. Нам был хорошо знаком лишь район в радиусе нескольких километров
от лагеря. Доктор Бэсэртс  упрекнул  нас  в  нелюбознательности,  и  по  его
настоянию мы в течение полугода снаряжали "Виргинию" и, наконец, предприняли
эту научную экспедицию.
     Она завершилась позавчера. Путешествие оказалось  продолжительнее,  чем
мы предполагали. Но нам хотелось  увидеть  как  можно  больше.  Мы  проплыли
вокруг всего материка. Этот континент и  тот  островок,  где  мы  спасались,
по-видимому, единственные участки суши на всем Земном шаре. Побережье  везде
одинаковое - дикое и гористое.
     Наше плавание прерывалось частыми вылазками в глубь материка.  Особенно
мы надеялись найти следы Азорских островов и Мадейры, которые до  катастрофы
находились в Атлантическом океане и  должны  были  составлять  часть  нового
континента. Но ничто не подтвердило  это  предположение.  Нам  лишь  удалось
обнаружить, что в том месте, где раньше  были  эти  острова  (центр  ужасных
вулканических явлений,  несомненно,  находился  именно  здесь),  земля  была
изрыта и выстлана толстым слоем лавы.
     В общем, искали мы одно, а нашли совсем другое. В  районе,  где  должны
были быть Азорские острова, мы обнаружили наполовину покрытые лавой продукты
человеческого труда, причем относящиеся не  к  нашей  эпохе,  а  к  далекому
прошлому. То были обломки колонн и глиняной  посуды,  каких  мы  никогда  не
встречали. Внимательно изучив находки, доктор Морено выдвинул гипотезу,  что
все это осталось от древней Атлантиды,  а  вулканический  взрыв  извлек  эти
остатки на - поверхность.
     Может быть, доктор Морено  и  был  прав.  Если  Атлантида  когда-нибудь
существовала,  она  должна  была  находиться  где-нибудь  в  районе   нового
континента.
     Было  бы  весьма  любопытно,  если  подобная  смена  трех  цивилизаций,
появившихся  независимо  друг  от  друга,  произошла  в  одной  и   той   же
географической области. Но как бы интересна ни была эта гипотеза, признаюсь,
меня она абсолютно не взволновала - у нас столько  забот  в  настоящем,  что
думать о прошлом нет времени...
     Вернувшись, мы вдруг обратили внимание на расположение нашего лагеря  и
удивились, насколько  оно  удачно.  Прежде  всего,  тут  изредка  попадается
зеленый цвет, встречавшийся прежде в таком изобилии, тогда как на  остальной
части материка он полностью отсутствует. До  сих  пор  мы  как-то  этого  не
замечали. Когда мы сюда высадились, нигде не было  ни  травинки,  теперь  же
лагерь окружала зелень. Правда, ее было немного: в основном те древние  виды
растений, семена которых, возможно, занесли птицы. Впрочем, это  не  значит,
что тут не было другой растительности. Природа совершила  какой-то  странный
процесс ассимиляции, и на всем континенте  стали  появляться  зачатки  новой
своеобразной флоры. Многие из них  успешно  развиваются  и  обещают  устлать
землю зеленым ковром.
     Морские растения, покрывавшие континент, когда  он  выступил  из  воды,
большей частью погибли  под  лучами  солнца.  Некоторые,  однако,  выжили  в
озерах, прудах и лужах, которые жара постепенно высушивала. Но  одновременно
возникали новые ручьи и реки, пригодные для  жизни  водорослей,  потому  что
вода была в них соленой. Когда верхние,  а  затем  и  глубинные  слои  земли
лишились соли и вода стала пресной - большинство этих водорослей погибло. Но
некоторые,  приспособившись  к  новым  условиям,   могли   так   же   хорошо
существовать в пресной  воде,  как  и  в  соленой.  Более  того,  некоторые,
обладавшие наибольшей приспособляемостью, сумели потом прижиться на  суше  -
сначала по берегам, а затем распространяясь все дальше в глубь континента.
     Это превращение происходило у  нас  на  глазах,  и  мы  убедились,  что
растения могут меняться как внешне, так  и  по  своим  свойствам.  Некоторые
стебельки уже робко тянутся к свету.
     Возможно, из этих стебельков возникнет совершенно новая флора, а  между
только что появившимися и древними растениями завяжется яростная борьба.
     То же творится и в животном мире. По берегам водоемов  обитают  древняя
морская фауна, моллюски, ракообразные,  которые  постепенно  превращаются  в
земноводных. Воздух населен летающими рыбами - впрочем, скорее, птицами, чем
рыбами. Их крылья неизмеримо выросли, а  хвосты  изогнулись  таким  образом,
что...

                                   * * *

     Последний фрагмент является концом рукописи.

                                   * * *

     ....совсем старые. Умер капитан  Моррис.  Доктору  Бэсэртсу  шестьдесят
пять лет, Морено -  шестьдесят,  мне  -  шестьдесят  восемь.  Все  мы  скоро
простимся с жизнью. Но раньше, каждый по мере сил, исполнит свой долг  -  мы
должны помочь будущим поколениям в борьбе, которая их ожидает.  Но  появятся
ли они, эти будущие поколения?
     Я ответил бы  утвердительно,  если  бы  исходил  только  из  численного
увеличения нашего  племени  -  дети  рождаются  непрерывно,  причем  в  этом
здоровом климате, при отсутствии хищников человек долголетен.
     Наша маленькая колония уже выросла втрое.
     Но, несмотря на это, я вынужден дать отрицательный ответ,  принимая  во
внимание глубокое духовное вырождение моих собратьев.
     А ведь эта горсточка людей находилась в таких  благоприятных  условиях,
что могла бы воспользоваться сокровищницей человеческих знаний.
     Среди нас был на редкость энергичный человек, покойный капитан  Моррис,
двое людей очень высокой культуры - мой сын и я сам, а также двое  настоящих
ученых - Бэсэртс и Морено. Такие люди, казалось, могли чего-то добиться.  Но
мы ничего не  сделали.  С  первых  же  дней  мы  только  заботимся  о  нашем
самосохранении. И по сей день мы тратим все время на поиски пищи, а вечером,
смертельно усталые, моментально засыпаем.
     Увы! Слишком очевидно, что человечество, единственными  представителями
которого мы являемся, быстро регрессирует.
     Наступит тот день,  когда  оно  вернется  к  первоначальному  животному
состоянию.
     Черты этой деградации заметны прежде  всего  у  матросов  "Виргинии"  -
людей невежественных. Но и мой сын, и я забыли то, что знали.  Мозг  доктора
Бэсэртса и доктора Морено в полном  бездействии.  Можно  сказать,  что  наша
умственная деятельность прекратилась. Как хорошо, что  много  лет  назад  мы
совершили плавание вокруг материка! Теперь  у  нас  не  хватило  бы  на  это
мужества, а кроме того, умер капитан Моррис - руководитель экспедиции. Да  и
"Виргиния" развалилась от ветхости.
     В  начале  пребывания  кое-кто  пытался  соорудить  себе  жилище.   Эти
незаконченные постройки превратились сейчас в развалины.
     Давно превратилась в лохмотья одежда, когда-то прикрывавшая наши  тела.
В течение нескольких лет мы мастерили себе костюмы  из  водорослей,  но  эти
костюмы становились все более примитивными; наконец, мы  отказались  от  них
совсем - климат настолько мягок, что все ходят голыми, совсем как дикари.
     Еда  -  вот  что  стало  нашей  постоянной  целью,  нашим  единственным
занятием.
     Впрочем, еще сохранились  какие-то  остатки  прежних  понятий  и  былых
чувств.  Мой  сын  Жак,  зрелый  мужчина,  уже  дедушка,  не  утратил  своей
привязанности ко мне, шофер Модест Симона смутно помнит, что когда-то я  был
его хозяином...
     Но эти  слабые  признаки  рода  человеческого,  к  которому  мы  раньше
принадлежали (сейчас нас нельзя больше  назвать  людьми)  угаснут  вместе  с
нами. Те, кто появится здесь в будущем, не узнают иной  жизни.  Человечество
будет представлено этими  существами,  не  умеющими  читать,  считать,  едва
владеющими  речью,  их  детенышами  с  острыми  зубами  -  воплощением  лишь
ненасытного чрева. Затем появятся новые взрослые и новые дети, потом  придут
следующие поколения, все более похожие на животных,  все  более  далекие  от
своих мыслящих предков.
     Мне  кажется,  что  я   уже   вижу   этих   будущих   людей,   забывших
членораздельную речь, с потухшим разумом, с телом, покрытым жесткой шерстью,
которые бродят в этом пустынном мире...
     Впрочем, мы попытаемся что-нибудь сделать, чтобы этого не произошло. Мы
примем все меры, чтобы завоевания человечества, к которому мы  принадлежали,
не исчезли бесследно. Доктор Морено, доктор Бэсэртс  и  я  должны  заставить
уснувший мозг вспомнить то, что он знал. Разделив между собой эту работу, мы
опишем  все,  что  нам  было  известно  в  различных  областях   науки.   Мы
воспользуемся бумагой и чернилами, найденными на  "Виргинии".  И  если  люди
обесславят себя, а затем после более или менее длительного периода  одичания
почувствуют, как пробуждается жажда знаний, пусть им поможет этот рассказ  о
делах далеких предков. Смогут ли они тогда почтить память тех, кто  приложил
все усилия, чтобы облегчить  тягостный  путь  неведомым  братьям,  не  питая
надежд на то, что их труд будет по достоинству оценен...

                                   * * *

     На пороге смерти.
     Прошло около пятнадцати лет с тех пор, как я сделал  последнюю  запись.
Уже нет в живых доктора Бэсэртса и  доктора  Морено.  Из  всех  высадившихся
здесь, я - самый старый. Но смерть скоро придет за мной. Мой час  пробил,  я
чувствую, как она поднимается от холодеющих ног к  сердцу,  я  оно  начинает
останавливаться...
     Наш труд окончен. Я положил рукопись, содержащую краткое изложение всех
знаний,  накопленных  человечеством,  в   железный   ящик,   выгруженный   с
"Виргинии", и глубоко закопал его в землю.  Рядом  я  зарою  свои  записи  и
спрячу их в алюминиевый футляр.
     Найдет ли кто-нибудь этот клад? Да и будет ли  хоть  кто-нибудь  искать
его? Все в руках судьбы! На все воля Божья!

                                   * * *

     По мере того как зартог Софр переводил этот странный документ, чувство,
напоминающее страх,  сжимало  его  душу.  Неужели  население  Андарт-Итен-Шу
происходило от этих людей, долгие месяцы скитавшихся в  пустынном  океане  и
высадившихся наконец именно в той части побережья,  где  возвышается  сейчас
Базидра?
     Значит, эти несчастные  существа  были  представителями  того  славного
человечества,  в  сравнении  с  которым  современных  людей  можно   считать
младенцами, едва  начинающими  говорить...  Но  для  того,  чтобы  бесследно
исчезла вся вековая мудрость этих могущественных  народов,  было  достаточно
самой малости - едва заметного содрогания земной коры!
     Как горестно, что рукопись, о которой упоминалось в  записках,  погибла
вместе с железным ящиком! Нет даже надежды, что их  можно  разыскать,  ведь,
закладывая фундамент, рабочие перекопали всю землю...
     Алюминиевый футляр  устоял  перед  разрушительной  работой  времени,  а
железный ящик, видимо, просто обратился в пыль.
     Всего этого было достаточно,  чтобы  поколебать  оптимизм  Софра.  Если
рукопись и не содержала никаких технических подробностей, то она изобиловала
общими  замечаниями,  неопровержимо  указывающими  на   то,   что   погибшее
человечество  стояло  гораздо  ближе  к  познанию  истины,  чем  современное
поколение.
     Софру было известно все, о чем говорилось в этой рукописи, однако здесь
упоминались и такие научные открытия, которые он не мог даже вообразить.  Он
нашел разгадку тайны этого имени - Хидем,  вокруг  которого  велось  столько
бесплодных споров.
     Хидем - это искаженное Эдем, а то, в свою очередь, происходит от Адама.
А может быть, и имя Адам тоже лишь вариант еще более древнего имени?
     Хидем, Эдем, Адам - вечный символ первого  человека  и  объяснение  его
появления на Земле.
     Значит,  Софр  ошибался,  отрицая  его  существование,  -  теперь   оно
подтвердилось рукописью. Были правы народы, рассказывавшие легенду о  первых
людях, похожих на них самих.
     Впрочем, ни эта легенда, ни остальные притчи не были плодом воображения
обитателей Маарт-Итен-Шу. Они лишь  повторяли  то,  что  уже  когда-то  было
сказано. Возможно, современники автора записок тоже не были первопроходцами,
а вновь проделали путь, проложенный другим человечеством,  населявшим  Землю
еще до  них?  Ведь  упоминался  же  в  рукописи  какой-то  народ,  названный
атлантами...
     Во время  раскопок,  произведенных  Софром,  под  слоем  морского  ила,
вероятно,  и  были  обнаружены  едва  сохранившиеся  следы  этих   атлантов.
Насколько близко подошла к познанию истины эта древняя нация к тому моменту,
когда вторжение океана смело ее с лица Земли? Но каков бы ни был этот народ,
после катастрофы не осталось никаких следов его завоеваний,  и  человечество
должно было с самого начала совершать восхождение к знаниям.
     То же может случиться с нынешними обитателями Андарт-Итен-Шу... А может
быть, подобное произойдет и после них, в тот самый день...
     Но наступит ли тот день, когда неутолимая человеческая любознательность
будет наконец  удовлетворена  и  человек,  окончив  свое  долгое  и  трудное
завоевание, сможет отдохнуть на покоренных высотах?
     Так размышлял зартог Софр, склонившись над бесценной  рукописью...  Под
впечатлением этого рассказа, извлеченного из загробного мира, он  представил
ужасную драму, постоянно  происходящую  во  вселенной,  и  сердце  его  было
переполнено состраданием.
     Испытывая  тягостные  терзания  из-за  неисчислимых  бедствий,  которые
выпали на долю живших до него, сгибаясь под тяжестью  этих  тщетных  усилий,
слившихся в бесконечности времени, зартог Софр-Аи-Ср медленно и  мучительно,
но вместе с тем глубоко убеждался в вечном возобновлении жизни.