ый, то непременно  бы  на
него бросился. Но о даровой горе мяса сообщили охотникам Эор.
   В день, когда охотникам словно с неба  упал  убитый  хрюк,  желудки
были  полны,  и  только  предусмотрительность,  выработанная   опытом,
заставила их, пресытившись мясом людей, заниматься мясом животного.  В
округе не осталось в живых ни одного косматого; кто знает, сколько раз
день сменит ночь прежде, чем они опять обозначат частоколом  из  копий
место новой стоянки? А охотники за это время так привыкли  есть  мясо,
что не могли уже без него обойтись.
   Юму оказался не  единственным,  кто  приписал  смерть  хрюка  теням
умерших. Но говорить о них вслух было опасным делом,  это  могли  себе
позволить разве что старики, одной  ногой  уже  стоявшие  в  загробном
мире,  им  терять  нечего.  Кабы  они  умели,  приписали  бы  все  его
величеству случаю  и  закончили  бы  бесплодные  споры.  Но  этого  не
случилось, ибо судьбе на другой же день было  угодно  сыграть  тот  же
спектакль с теми же исполнителями: Юму опять  нашел  на  заре  убитого
хрюка и опять, дрожа от страха  перед  непонятным  чудом,  потащил  за
собой Эора в кустарник.
   Второй хрюк поверг охотников в замешательство, а  третий  выбил  из
колеи даже уравновешенного и трезвого Эора: загадка  состояла  в  том,
что все три трупа нашел Юму! К сожалению, даже разумная голова мастера
не могла сообразить, что Юму обязан этим своему  особому  положению  в
племени. Ведь именно он больше всех шатался по окрестностям, отбившись
от остальных, и, если Дау приближался к нему на сорок шагов, он должен
был бежать, если хотел обеспечить себе надежду выжить.
   Эор рассказывал долго. Приводил подробности, радовался, как  и  все
его  соплеменники,  волшебному  свойству  слов  заново  воспроизводить
минувшее. Взоры охотников, сидевших на корточках вокруг  костра,  были
устремлены на него; лишь иногда они  поглядывали  на  Юму,  по  своему
обыкновению молча торчавшего на краю поляны. Болтовня могла навлечь на
него беду в любом случае, даже если бы Эор ясно и точно  объяснил  все
происходящее. А поскольку он этого, естественно, сделать не мог,  буря
разразилась с  еще  большей  силой.  Красные  охотники  беспрекословно
поклонялись только одному божеству  -  силе.  Тому,  что  обеспечивало
пропитанием и одновременно защищало жизнь, убивая  нападающих  врагов.
Воплощением такой силы был для них Дау, поэтому они позволяли ему быть
во всем первым. Его жестокость  и  жадность  отличались  от  таких  же
качеств, дремавших в каждом из них, только тем, что его  превосходство
в физической силе понуждало остальных сдерживаться, и благодаря  этому
Дау был Первым не  только  в  повседневной,  осязаемой  и  наблюдаемой
жизни, но  и  в  равнозначной  ей,  хотя  и  невидимой  сфере.  В  нем
собирались помыслы и  чувства  всех,  для  того  чтобы  осуществиться,
достигнуть цели. Охотники как бы пропускали сквозь Дау себя, всю  свою
жизнь без остатка; он означал для них гармонию мира, высшее равновесие
души, которое не выразить  словами.  Вот  эту-то  гармонию  и  нарушил
однажды Дау, когда хотел задушить здорового мальчишку. И это произошло
сейчас вновь, причем, странным образом, поводом  оказался  опять  Юму.
Если  бы  первого  хрюка  нашел  Эор,  ничего  бы  не  случилось.  Эор
принадлежал к числу самых уважаемых охотников  племени.  Его  место  у
костра Первого, среди таких же, как  он.  В  них,  избранных,  сильнее
всего проявляется сила и власть самого Дау.  Из  их  числа  выйдет  со
временем и следующий Первый - таков извечный  порядок  вещей.  Но  под
воздействием слов Эора, рассказывающего правду, в приплюснутых черепах
охотников начали медленно проворачиваться два противоречия: мало того,
что они ни на шаг не продвинулись в  поисках  того,  кто  убивает  уже
третьего хрюка подряд;  получается,  что  между  этим  таинственным  и
грозным  незнакомцем,  протыкающим  череп  громадного   животного,   и
несчастным,  которого  терпят  из  жалости,   определенно   существует
какая-то связь...
   Условием для милосердия является отсутствие  прямой  опасности  для
жизни и полное брюхо. Еще несколько лет, еще несколько тысяч убитых  и
съеденных косматых, и это  чувство  обретет  свое  название  и  место.
Останется в живых  большее  число  беззубых  стариков,  будут  кормить
воинов, получивших раны в бою, даже если нет надежды на выздоровление.
Сила племени, обилие пищи уже сейчас позволили  бы  проявить  подобную
гуманность.  Наступит  день,  и  повторение  случайностей  выльется  в
закономерность, и отношение любого члена  племени  к  своему  ближнему
станет определяться этим словом и  понятием,  как  нечто  привычное  и
повседневное, еще задолго до того, как их изобретут.  Но  Юму  родился
слишком  рано  для  этого.  И  с  тех  пор  как  вышел  из-под  защиты
материнской  любви  Яды,  своей  жизнью  обязан   только   собственной
ловкости.
   Конечно, слишком просто было бы называть ловкостью тот  чрезвычайно
сложный процесс, в результате которого внешние обстоятельства ни  разу
не брали  верх  над  его  способностью  к  адаптации,  но  каждый  раз
требовали напряжения всех сил, разума и воли для анализа  и  обобщения
вновь обретенного опыта, с тем чтобы использовать в то  же  время  его
врожденные  и  благоприобретенные  качества,  равно  как  и  случайные
обстоятельства,  иногда  благоприятные,  иногда  нет,  но  никогда  не
роковые, тоже играли  немаловажную  роль.  Именно  благодаря  сложному
переплетению обстоятельств и причин, отношениям и поступкам окружавших
его соплеменников, он закалился настолько, что вопреки  своей  хромоте
остался в живых.
   Обработать и  проанализировать  всю  огромную  массу  перечисленных
компонентов, сосредоточенных в  ничтожно  малой  клеточке  мироздания,
было бы под силу разве  только  Большому  Мозгу,  электронному  разуму
"Галатеи". Если бы, разумеется, ему поставили такую задачу. Но Большой
Мозг такой  задачи  от  Гилла  не  получал,  да  и  не  мог  получить.
Подвергнуть  анализу  жизнь  какого-то  полудикого  хромого,   который
откликался  на  кличку  Юму  и   принадлежал   к   племени   людоедов,
переживающих эпоху раннего неолита? Тем более что за время  от  смерти
Гилла до рождения Юму раны на деревьях,  пораженных  лучами  реакторов
"Галатеи", зажили, а сами деревья стали толще на добрую сотню  годовых
колец. Нет, Большой Мозг был занят выполнением другой задачи, точно по
программе, составленной для него Гиллом  перед  смертью.  Правда,  она
была не особенно сложной. Во-первых, при обнаружении в радиусе  одного
километра от корабля предмета весом более ста  килограммов  включалась
предупредительная сирена, а через шестьдесят  секунд  давался  выстрел
лазерным лучом. Гилл либо ошибся в оценке быстроты  реакции  двурогих,
либо просто не предполагал, что они настолько  глупы.  Именно  в  этом
таилась причина того, что, вопреки воплям сирены, большое  число  этих
животных гибло от смертельного жала лазера, поставляя  свежее  мясо  к
столу косматых. Вторая часть программы сравнительно редко  вступала  в
действие: на  дистанции  пятьдесят  метров  уже  независимо  от  массы
движущегося  к  "Галатее"  предмета   включался   направленный   пучок
инфразвука такой частоты -  Большой  Мозг,  разумеется,  не  вникал  в
существо дела, - которая вызывала у живых существ чувство  панического
ужаса. К тому времени, когда  радиоактивность  из-за  аварии  реактора
упала  ниже  уровня,  определенного  Гиллом,  два   пункта   программы
автоматически изменились. Мозг выключил сирену полностью, а  рецепторы
слежения на  ближнем  -  пятидесятиметровом  кольце,  получив  внешний
сигнал, трансформировали его уже  в  другую,  более  сложную  систему.
Разумеется, Большой Мозг не отдавал себе отчета - как это делал  Гилл,
составитель программы, - в конечной цели своей деятельности.  Команды,
которые он отдавал различным системам, зависели только от  наступления
или ненаступления определенных внешних условий, параметры которых были
заранее установлены программистом и введены в электронную память.  Эту
цель, или, по крайней мере, ее часть, как  ни  странно,  суждено  было
познать существам,  находившимся  на  самой  низкой  ступени  развития
разума, - Ваи и его сородичам по орде. Сначала То  испускало  вопль  и
поражало  смертью,  потом  замолчало  и  убивало  без  предупреждения,
приближаться к нему  строжайше  запрещалось.  Однако  эту  утилитарную
истину красные охотники, истребившие  орду  Ваи,  не  унаследовали  от
своих предшественников, хотя и стремились овладеть содержимым черепных
коробок косматых лесных обитателей, но совсем в иной  форме  -  просто
чтобы съесть. Между тем именно эта тоненькая и далеко  не  всем  ясная
цепочка  взаимозависимостей,  возможно,  очень  существенно  могла  бы
повлиять на судьбу не только Юму, но и его племени.
   Юму понимал: не миновать беды. Он  стоял,  как  привык  это  делать
после смерти Яды: весь упор на здоровую ногу, чтобы, сделав  прыжок  в
сторону, исчезать, словно тень, не шевельнув даже листик на кусте.
   ...Эор продолжал говорить, все энергичнее помогая себе жестами. Дау
кипел от злости уже после первого упоминания о Юму, остальные охотники
тоже волновались все сильнее. Каждый должен совершать поступки  только
по своему рангу, чтобы не оскорблять авторитет вышестоящих. А табель о
рангах можно изменить лишь двумя путями: либо славой, добытой  в  бою,
либо победой над соперником в поединке. В обоих  случаях  решает  Дау;
только он называет имена воинов, имеющих право занять место  у  первых
двух костров на победном  пиршестве,  только  он  разводит  охотников,
бьющихся в поединке, не  допуская,  чтобы  они  изувечили  друг  друга
настолько, что это обернется ущербом для всего племени в целом. Биться
насмерть полагается только за место вождя, таков закон. Того, кому  он
присуждал победу, Дау обнимал за плечи, а побежденный спешил скрыться,
зная, что через минуту на него бросятся оба: и победитель, и сам  Дау.
Конечно, случайно набрести на добычу  вроде  убитого  хрюка  дозволено
каждому, тем более такому уважаемому охотнику, как Эор. Можно и раз, и
два, и хоть десять, это лишь поднимет его авторитет, хотя  и  испортит
настроение Дау. Но чтобы это сделал ничтожный Юму?
   Красные охотники отнюдь не были глупы. Более того, жизнь научила их
логически мыслить, конечно, до  известного  предела;  именно  по  этой
причине они были возмущены, когда столкнулись с фактами, которые никак
не вязались с логикой. Тот, кто убивает хрюков,  кто  бы  то  ни  был,
обладает нечеловеческой силой. Хрюк - животное глупое и  плохо  видит,
всякий, наткнувшийся на него в кустах, легко убежит от его  атаки.  Но
шкура хрюка так толста, что  копье  пробивает  ее  только  с  близкого
расстояния,  и,  прежде  чем  пасть  замертво,  хрюк  потопчет  немало
охотников. Поэтому племя Дау, наткнувшись на  более  легкую  добычу  в
лице сородичей Ваи, оставило в покое этих грузных млекопитающих.
   Ну а теперь?..
   Какая связь существует  между  Юму  и  истреблением  хрюков?  Трупы
всегда были еще теплыми, когда Эор приводил к ним своих соплеменников;
значит, Юму видел их до этого, еще раньше... Уж не видел ли он и того,
кто их убивал? Но если он видел убийцу, ясно, что и тот  видел  Юму  и
его не тронул. Возможность существования  союза  между  могущественным
незнакомцем и Юму была непостижима и пугала охотников, однако  другого
вывода их мышление не допускало. И далее: если бы  этот  грозный  союз
завязал один из воинов, сидевших возле Первого, пусть даже  у  Второго
костра, союз пошел бы  на  пользу  племени.  Несколько  перемещений  в
табели о рангах, одобрительное ворчание Дау  или,  в  крайнем  случае,
поединок с Дау за звание вождя, и новый Первый приобрел бы для племени
могучего союзника. Он  его  личный  друг,  а  потому  и  всем  красным
охотникам вредить  не  станет.  Ну  а  Юму  стоит  так  далеко  внизу,
собственно, не занимает никакого места. Что будет, если он, обиженный,
приобретет столь всемогущего друга?
   Вот как получилось,  что  впервые  на  протяжении  всей  жизни  Юму
страсти, обуревавшие  Дау,  и  воззрения  охотников  относительно  его
персоны совпали: хромой должен умереть!  Вывод  был  продиктован  лишь
страстями, ибо разум мог бы подсказать охотникам и такую мысль:  а  не
захочет ли таинственный незнакомец отомстить за смерть Юму?
   Дау вскочил, и мгновение спустя вся ватага  охотников  бросилась  к
костру, за которым успел скрыться Юму. Убить, уничтожить, освободиться
от загадочного, а потому опасного! Только  это  желание  гнало  их  по
следу несчастного, которого они ненавидели теперь настолько же сильно,
насколько в прошлом презирали. Ведь если Юму, раскинув руки, с  копьем
в спине упадет замертво, с его смертью  умрут  и  тревожные  мысли  по
поводу собственной безопасности.
   Первая яростная атака не принесла успеха, Юму и на этот раз  хорошо
рассчитал время, поймать его не удалось.  Тогда  охотники  рассыпались
цепью,  как  они  делали,  преследуя  косматых.  Длинная  редкая  цепь
загибалась в форме полумесяца, по  краям  бежали  молодые  быстроногие
воины. Промежуток между охотниками в цепи не  превышал  дистанции,  на
которой  летящее  копье  сражает  насмерть.  Ничто  живое   не   могло
ускользнуть от этого смертоносного  невода,  и,  если  цепь  двигалась
достаточно быстро, ни один косматый не избегал своей участи. И  теперь
оставалось только ждать, пока в той или иной точке леса  не  прозвучит
победный клич: вот он! Тогда  охотники  кучей  бросятся  на  Юму,  ибо
каждый жаждал обагрить свое копье кровью возмутителя спокойствия.
   Обоняние красных охотников было менее острым, чем у сородичей  Ваи,
его притупил дым костров: дешевая расплата за овладение чудесной силой
огня. Впрочем, в этой разновидности охоты нюх и  не  требовался.  Рано
или поздно они окружат беглеца, в  отчаянии  повсюду  оставлявшего  за
собой следы. Оборванные листья, отпечатки ступней на сырой земле,  под
кустами или около ручья, клочок бурой шерсти на  сучке  -  этого  было
вполне достаточно для того, чтобы безошибочно следовать за  косматыми.
Но Юму был их соплеменником, он знал приемы охотников, знал и цепочку,
даже сам порой принимал в ней участие,  стараясь  очутиться  на  самом
фланге. Правда, там приходилось мчаться изо всех  сил,  зато  Дау  был
подальше.
   Остановившись, чтобы перевести дух,  Юму  прислушался.  Чем  погоня
быстрее, тем больше от нее  шума:  шорох  и  треск  кустарника  обычно
слышны  там,  где  бегут  молодые,  на   флангах,   поэтому   нетрудно
определить, где они сейчас. Прорваться в центре ему не удастся, вокруг
Дау группируются сильнейшие воины. На флангах же молодые бегут быстро,
зато у них мало опыта.  Нужно  затаиться,  переждать,  пока  эти  юнцы
подойдут поближе, а потом незаметно  проскользнуть  между  ними.  Даже
если они спохватятся и увидят его бегущим в  другую  сторону,  выигрыш
времени обеспечен. Ведь Дау придется выворачивать всю цепь  наизнанку,
а пока дальний фланг перестроится, он успеет...
   Слева треск сучьев  показался  ему  ближе.  Постоянное  одиночество
научило Юму владеть собой. Подавив страх, он заставил себя повернуть и
двинуться навстречу приближающемуся шуму. Ясно было, что  левый  фланг
цепочки отстал от правого, шум последнего слышался уже далеко впереди.
Теперь замешкавшиеся молодые охотники будут стараться нагнать,  ибо  в
противном  случае  им  угрожает  гнев  Дау,  тот  покинет  свой  пост,
примчится на фланг, и горе тем, кто окажется в числе замешкавшихся.
   Ближайший из охотников с треском пробирался  сквозь  заросли  всего
шагах в двадцати. Юму присел и, сжавшись  в  комок,  словно  слился  с
темным кустом,  который  избрал  в  качестве  убежища.  Ветви  служили
продолжением рук, а ноги уходили в землю, переплетаясь с  корнями.  "Я
куст, пусть глаз  охотника  увидит  меня  зеленым  кустом,  шелестящим
листвой..." Это ему почти удалось.
   Гаим вскрикнул от неожиданности, увидев, как  куст  на  его  глазах
превратился в Юму, и  лишь  мгновение  спустя  метнул  копье  в  спину
убегавшего. Острый наконечник полоснул по предплечью, но  возбужденные
нервы на первых порах заглушили боль.  Юму  помчался  дальше,  лавируя
между деревьями, хотя знал, что кровавый  след  выдаст  его.  Подгонял
страх при воспоминании о копьях, не менее острых, чем разорвавшее  ему
плечо. А боль беспощадно подступала к сердцу...
   По удалявшимся крикам он понял, что цепь еще не  повернула  вспять.
Но теперь удача была для  него  всего  лишь  отсрочкой,  острые  копья
настигнут раненого все равно.
   Выскочив на какую-то поляну,  Юму  вдруг  остановился  и  отпрянул,
словно его хлестнуло  ветвью  по  лицу.  Подняв  взгляд,  он  невольно
зажмурился, ослепленный блеском "Галатеи". Прижал к глазам ладони,  но
и это не помогло, перед глазами плясали огненные  блики.  Он  невольно
застонал, но по инерции двинулся вперед, ничего не видя  перед  собой,
спотыкаясь и пошатываясь, все ближе придвигаясь к холодному сиянию...
   Когда свет, исходивший  от  "Галатеи",  заставил  остановиться  его
разъяренных  преследователей,  они  словно   окаменели.   Старшие   из
охотников, в  памяти  которых  сохранились  ландшафты  северных  мест,
откуда их увел Дау, нередко встречали там острые,  как  зубы  дракона,
скалы. Правда, ни одна из них не светилась столь ослепительно, зато  у
их подножия гнездились тысячи змей, выползали  погреться  на  припеке,
извивая свои скользкие, гладкие тела. Красные охотники унаследовали от
предков отвращение и ужас перед этими холодными  гадами,  но  кровавый
след Юму вел прямо к игловидной скале.
   Дау, сопя от ярости,  потоптался  на  месте  и  решительно  ринулся
вперед, остальные охотники с видимой неохотой, но последовали за  ним.
Они шли до тех пор, пока копья в их руках не задрожали, как от  порыва
урагана. "Змеи", - подумал Дау. "Змеи", - подумали старшие; но молодые
воины тоже тряслись от ужаса, хотя никогда в жизни не видели ни  скал,
ни змей. Наконец Дау почувствовал, что, если сделает еще шаг,  тут  же
умрет  от  страха.  Он  круто  повернулся  и,  растолкав  сгрудившихся
соплеменников, не заботясь о престиже и достоинстве,  бросился  наутек
по направлению к стойбищу.
   Вскоре все охотники, преследовавшие Юму, с разбитым и усталым видом
возвратились туда. Опустились на корточки, угрюмо смотрели  в  костер,
от которого вслед  за  Дау,  разъяренные  и  непримиримые,  час  назад
кинулись в  погоню.  Ни  один  не  смел  заговорить  о  том,  что  же,
собственно, произошло, или хотя бы попытаться  осмыслить  случившееся.
После долгого молчания Дау хриплым голосом объявил, что на другое утро
они уходят искать новые места для  охоты.  На  этот  раз  ему  удалось
выразить единодушное мнение своих соплеменников...
   Но на другое утро Эор опять наткнулся на мертвого хрюка, теперь уже
четвертого, невдалеке от того места, где первого нашел  Юму.  Охотники
воспряли духом.  Получалось,  что  таинственный  незнакомец  продолжал
действовать и в отсутствие Юму! Да еще выбрал в друзья не кого-нибудь,
а Эора.  Все  успокоились,  только  один  Дау  трясся  от  ужаса  пуще
прежнего. День поединка за право оставаться Первым, значит, теперь уже
близок. И он настанет раньше, чем они переселятся на новые места. Ведь
охотники уже оставили мысль о предстоящем походе  и  заново  разжигали
костры, чтобы полакомиться жарким из сердца, печени и мозгов хрюка,  а
затем приступить к заготовке копченого мяса, работе столь  же  нужной,
как и длительной.
   Но Дау ошибся.  Вместо  дня  смертельного  поединка  за  первенство
пришел другой день - и очень  скоро,  -  по  наступлении  которого  он
никогда  уже  не  боялся,  что  будет  побежден.  Ему   суждено   было
содрогаться от другого страха, который не выпускал его из своих когтей
уж до самого смертного часа.

   Единственный способ проверить все - вспомнить.  Дисциплинированная,
системат