жизнь будем ненавидеть  друг  друга.  Проходит
неделя без встреч, и мы чувствуем, что нам не хватает друг друга. Лена
храбрее - однажды утром она снова сидит в лаборатории рядом  со  мной.
Берет меня за руку, словно и не было размолвки.

   - ...Сборка корабля в далеком космосе  имеет  массу  сложностей,  -
говорил Дэйв. - Но мы  сегодня  не  способны  даже  вообразить,  какой
мощности  нужен  двигатель,  чтобы  оторвать  такую  массу  от  Земли.
Собранный  в  дальнем  космосе,  "Титан"  не  может   стать   объектом
восхищения  толпы  на   космодроме.   Так   что   человечество   может
полюбоваться  нашим  кораблем  только  на  фотографиях  и  на  экранах
геовидео...
   Изготовляя большую часть узлов и блоков на лунных предприятиях,  мы
сэкономили много средств...
   Принцип стыковки "Викинга" с "Титаном" признан блестящим.  "Викинг"
находится как бы во чреве "Титана", и  сам  по  себе  не  представляет
технического  новшества.  Это  модернизированный  космический  корабль
довольно  большого  радиуса  действия  ПП-4.  Такие   корабли   хорошо
зарекомендовали себя -  они  эксплуатируются  в  межпланетных  полетах
более тридцати лет. Разумеется, наш "Викинг"  -  не  серийная  машина.
Многие детали, узлы, их компоновка  подверглись  усовершенствованию  в
соответствии с той задачей, которая возлагается на корабль. Его ресурс
достаточен, чтобы выполнить любую задачу. И если по идее он давно  уже
не чудо современной техники, реально это самый подходящий  для  нашего
предприятия корабль...
   Как только "Титан" выйдет на орбиту вокруг Тау Кита, мы приступим к
реализации  программы  по  исследованию  планетной  системы.  Здесь-то
"Викинг" и призван сыграть свою роль.  У  "Титана",  как  космического
объекта, сила притяжения мизерна, практически ее в расчет можно  и  не
брать. Значит, старты  "Викинга"  не  потребуют  большой  энергии.  Во
всяком случае, ее понадобится гораздо меньше, чем для старта  на  Марс
или Венеру с Луны. "Викинг" в принципе отличается  от  своих  серийных
собратьев, во-первых, мощностью "мозга". К  обычному  компьютеру  типа
"Омега" добавлены  два  специальных.  Один  предназначен  для  решения
некоторых задач, связанных с эксплуатацией "Титана",  а  другой  будет
управлять гибернатором...

   Назовите это ребячеством, но когда я думаю о гибернаторе, в  голове
возникают образы холодильника и мороженой рыбы. Он всесторонне испытан
и опробован. Температура  тела  в  нем  не  опускается  ниже  двадцати
градусов, - никаких неприятных эффектов для человека он не  допускает.
Неприятности - в нашем сознании. В то время как мои современники живут
нормальной жизнью,  ходят,  дышат,  работают,  развлекаются,  любуются
цветущими деревьями, я беспробудно просплю 10-15 лет. Когда  мы,  даст
Бог, вернемся из этого путешествия, мои сверстники на  Земле  будут  в
сравнении  со  мной  стариками.  Что   мне   делать   тогда   с   моей
законсервированной  молодостью   среди   незнакомых   людей?   Понимаю
нереальность моих желаний, но в эту минуту мне хочется жить нормальной
земной  жизнью:  встать  утром  с  постели,  умыться,  позавтракать  и
отправиться на работу...
   Если я когда-нибудь вернусь на Землю,  обязательно  загляну  в  Дом
Тишины, чтобы рекомендовать врачам  новый  метод  психотерапии.  Нужно
только сохранить наш старый корабль и уверять пациентов,  что  с  ними
отправятся в смертельно опасную экспедицию.

   - ... следовательно, старт нашего  "Титана"  мы  ни  наблюдать,  ни
чувствовать не сможем, -  Дэйв  сожалеюще  развел  руками.  -  Обидно,
конечно, но иначе  нельзя.  Биологические  эффекты  на  старте  и  при
движении фотонной ракеты требуют обязательной гибернации. Это  условие
заложено в программу "мозга". Несколько слов  я  хотел  бы  сказать  о
системе предохранительных устройств...
   С характерным звуком включилось переговорное  устройство.  Командир
транспортника  сообщил:  "Внимание!  Мы   приближаемся   к   "Титану".
Причаливание - через 20 минут!"
   Марк объявил собрание закрытым. Все одновременно загалдели и  стали
расходиться.  Я  же  почувствовал  себя   так,   словно   нахожусь   в
институтском лифте, падающем с высоты в 110  этажей.  Еще  не  поздно,
подумал я. Можно отказаться, объяснить отказ  какой-нибудь  подходящей
причиной. В конце концов, не хочу оставлять Землю - и все.  Марк  меня
поймет. Почему я должен  оправдываться,  когда  хочу  чувствовать  под
ногами землю, видеть  над  собой  голубое,  а  не  черное  небо!..  Ну
произойдет задержка с вылетом. Всего на два дня, пока с Луны  прилетит
дублер. Их там по шесть человек на одно место. Сидят и мечтают,  чтобы
у кого-нибудь из счастливчиков  -  это  мы-то  счастливчики?  -  сопли
потекли...
   Нет, Совет не ошибся, назначая Марка  Рогана  командиром  "Титана".
Вперив в меня холодно-серый взгляд, он заранее знал, с чем  я  к  нему
подхожу. А может, у меня все было  написано  на  лице?  В  манере  его
отношений с людьми, в зависимости от ситуации,  было  и  понимание,  и
неодобрение.    Его    голос    был     одновременно     любезен     и
рассчитанно-безразличен:
   - Я знаю, что ты хочешь сказать. Подойдем-ка к экрану поближе.  Это
стоит рассмотреть повнимательнее.
   Казалось, что экран еле светится. Но это  не  так.  Просто  на  нем
отразился черный цвет межзвездного пространства  с  яркими  пуговицами
звезд.   Прямо   посреди   экрана,   четко   пропечатанная,   медленно
поворачивалась вокруг своей оси странная конструкция. В космосе трудно
определить параметры находящегося в нем объекта. Не с чем  сравнивать.
То, что я вижу, может быть размером с кулак или колесо  автомобиля.  А
может, и побольше.
   - "Титан",  -  поясняет  Марк,  -  корректирует  свое  положение  в
пространстве, "подставляется" под нас.
   Марк подчеркнуто игнорирует мое настроение.
   - Сейчас можно будет различать "Викинг"...  Сейчас...  "Титан"  еще
немного развернется... Так... Вот он, в центре  "Титана",  видишь?  Ты
знаком с габаритами "Викинга", он еле различим сейчас. Видишь выступ в
самом центре диска? Это он. Можешь вообразить размеры  "Титана",  если
знаешь, что "Викинг" по  высоте  равен  двадцатиэтажному  дому...  Эта
махина унесет нас в иные миры. На три десятка  лет  она  станет  нашим
домом, нашей "землей"... А может, и могилой. Мы готовы ко всему. Лично
я верю в благополучный исход. Кто не верит или боится,  тот  скажет  о
своем решении. Еще не  поздно.  Здесь  никто  никого  не  имеет  права
задерживать. Мы пришли сюда добровольно. Того, кто дрогнет, никто ни в
чем не упрекнет. Я только скажу ему две  вещи:  если  мы  победим,  он
окажется непричастным  к  нашей  победе.  Если  погибнем,  он  лишится
возможности уйти на  вечный  покой  в  таком  дорогом  и  великолепном
склепе.
   К этому времени "Титан" занимал чуть не половину  слабо  мерцающего
экрана.

   Смешно признаваться в своем малодушии,  но  когда  за  моей  спиной
захлопнулась дверь гибернатора, мне захотелось продолжить  разговор  с
Марком,  состоявшийся  несколько  недель  назад,  перед  причаливанием
транспортника к "Титану". А теперь уже все. Мосты сожжены.  Я  мог  бы
поделиться сожалением с Лингом, моим соседом по  гибернатору,  но  это
означало бы потерять лицо. Он лишь удивился бы, почему я не сказал  об
этом вовремя.
   Камеры в гибернаторе двухместные. Мы, не говоря ни слова,  улеглись
в специальные кресла. Через минуту или две зашли Марк и Мишель,  врач.
Мишель прикрепил на каждом из нас какие-то пластинки -  на  руках,  на
ногах, на голове и груди. Проверил широкий эластичный ремень. У  Линга
он оказался слишком затянутым. Будет нарушаться кровообращение, сказал
Мишель, послабляя застежки.  Комок  застрял  у  меня  в  горле.  Чтобы
показать, что я спокоен, спросил, как там остальные.
   - Кое-кто уже спит, - сказал Мишель, - А те, у  кого  есть  работа,
залягут в последнюю очередь...  На  какой  запах  настроить  сомнифер?
Сирень? Жасмин? Роза? Запах луга или леса?
   Запах в смесь усыпляющих газов вводился по желанию каждого.
   - Мне все равно, - ответил я. Как будто имеет значение. что  нюхать
в последние минуты бодрствования. Мишель  подключил  мне  запах  луга.
Хитрецы эти проектировщики!.. Китаец Линг пожелал дышать цветком своей
родины - жасмином.
   - Полный порядок! - Марк прошелся по камере внимательным  взглядом,
заглянул в наши глаза. - Приятных вам сновидений!
   Люк медленно закрылся за  ушедшими,  свет  не  то  чтобы  погас,  а
потускнел до сумеречного. Я хотел было пожелать Лингу доброй ночи,  но
маска, охватившая нос и губы, сделала наше общение проблематичным. Вот
и хорошо, подумалось. Я закрыл глаза и  окунулся  в  запахи  весеннего
луга. Пахло  разнотравьем.  Выделялся  запах  одуванчиков.  Постепенно
улеглось волнение, мысли пошли вразброд. Начал действовать сомнифер. С
этой минуты началось бесконечное сладостное  парение  над  временем  и
пространством.

   В углу плота, где лежали собранные нами продукты, послышались возня
и чавканье. Плоскоголовые едят ужасно некрасиво, и Ного не исключение.
Пока есть пища, они жрут до одурения. Этот тоже: только проснулся -  и
сразу же набил  рот  корешками.  Меня  это  злит.  Мне  неприятно  его
чавканье. Если он так жрет, что мы  будем  есть  завтра?  Послезавтра?
Плоскоголовые могут неделями обходиться без еды,  я  же  на  такое  не
способен... Черт, хоть бери да затыкай уши.  В  досаде  вскидываюсь  и
сажусь спиной к Ного. Но и затылком вижу сидящего на корточках  дикаря
с набитым ртом перед горкой пальмовых почек и  крокодильих  яиц.  Вижу
его невинный взгляд, который он время  от  времени  бросает  на  меня.
Потом слышу, как он встает. Неуверенные  шаги.  Руки  Ного  появляются
из-за моей спины и кладут мне на  колени  несколько  яиц  и  пальмовых
почек. Я тронут. То ли Ного понял, что  я  недоволен  им,  то  ли  что
другое, но дикарь уселся возле меня и заговорил:
   - Ного большой, сильный. Ного добрый. Ного надо  много  есть.  Ного
умный. Понимает - нельзя  есть  весь  день.  Надо  есть,  когда  живот
просит: хочу есть.
   Улыбаюсь и похлопываю Ного по плечу. Тут ничем не поможешь.  Он  не
понимает, как и все его соплеменники, что еду надо запасать так, чтобы
хватило на несколько дней. Образ их жизни таков, что  собранное  сразу
отправляется  в  рот.  Если  я  начну  его  приучать  к  определенному
распорядку, он меня не поймет. Решит,  что  я  присвоил  пищу  и  хочу
съесть ее сам. В противном случае я должен последовать его примеру: он
ест - и я ем, пока не съедим все.
   Четыре года живу среди дикарей, а не могу привыкнуть к растительной
грубой пище, особенно к различным корням. Ростки  молодого  бамбука  и
пальмовые почки в свежем  виде  даже  вкусны,  а  чуть  привяли  -  не
пережуешь. Крокодильи яйца, если они свежи, приятное лакомство. Но нет
ничего  отвратительней,  чем  перегретые  на  солнце  и,  к  тому  же,
несвежие. Они выворачивают тебя наизнанку, даже если  ты  голоден.  За
четыре долгих года я так и не привык к гусеницам и прочей  гадости.  И
все же, встав перед выбором: лопай  что  есть  или  умирай  с  голоду,
человек недолго гримасничает.
   Крокодильи яйца по вкусу мало чем отличаются от куриных. Свежие.  А
бывает и так:  берешь  яйцо,  надкусываешь  скорлупу,  а  там  зародыш
хвостиком  шевелит.  Дикарей  это  не  смущает,  я  же  с  отвращением
отшвыриваю яйцо прочь. Так случилось и сейчас. У Ного глаза  лезут  на
лоб. Разве можно выбрасывать такую вкуснятину?!  Пока  Ного  подбирает
разлившееся содержимое и  полуживого  крошечного  крокодильчика,  меня
посещает  догадка:  приманка!  Крокодильчика  можно   использовать   в
качестве приманки! Еще миг - и приманка исчезнет во рту Ного.
   - Подожди!
   Ного смотрит на меня  оторопело.  Я  подхожу  к  нему  и  осторожно
высвобождаю скользкое существо из его грязных пальцев.
   - Подожди, у нас будет другая еда. Сейчас мы  поколдуем  -  и  этот
крокодильчик вытащит нам из реки большую рыбу.
   Ного смотрит на меня недоверчиво. Упоминание о колдовстве  приводит
бедного Ного в состояние каталепсии. На наше счастье,  это  происходит
на плоту, и Ного только беспомощно озирается. В другом месте он убежал
бы. Он, который может управиться с пятью противниками!
   Ного сидит на противоположном уголке плота и  неотрывно  следит  за
моими приготовлениями. Я предвкушаю удачу. И если она не подведет,  мы
решим проблему еды надолго, пока плывем по широкому лону Великой Реки.
   В  качестве  грузила  я  использую  обыкновенный   камешек.   Леска
получилась  не  очень  длинной,  пожалуй,  даже  короткой.  Грузило  с
костяным подобием крючка погружается  в  воду  у  самого  края  плота.
Минуты ожидания, как у настоящего рыбака,  кажутся  часами.  Пальцы  с
намотанным на них концом лески онемели  от  напряжения.  Говорят,  что
рыбацкое счастье не столько в умении, сколько в везении. Посмотрим...
   Леску рвануло из моих рук, когда я меньше всего ожидал клева,  если
можно назвать клевом рывок, едва не стянувший меня с плота.  Еще  один
такой - и я бултыхнусь в воду. Кричу туземцу, чтобы он придержал  меня
за ноги... Он, вероятно, думает, что все это входит в  затеянное  мною
колдовство. Леска пружинисто натягивается - и  я  начинаю  сползать  с
плота:
   - Ного, тащи меня назад!
   Для моего спутника это  не  проблема.  Взял  меня  за  щиколотку  и
подтащил к себе. Я уперся ногами в  поперечину  и  начинаю  потихоньку
подтягивать улов к плоту. На крючке, верно, акула.
   - Ного, помоги! Хватайся за веревку вот здесь!.. Тише!
   Мой спутник послушно выполняет мои команды. Стоп!  Леска  напряжена
до предела - вот-вот оборвется. Мы подтянули рыбину  к  самому  плоту.
Она мечется, бросается во все стороны. Ного в ужасе - ему  никогда  не
доводилось промышлять крупную рыбу.  Ловил  мелочь  во  взбаламученной
луже. Сейчас он, наверное, думает, что на веревке болтается  крокодил,
потому что вдруг выпускает веревку из рук и отползает от края плота.
   - Ного, хватай веревку! Если мы не вытащим эту проклятую рыбу,  она
перевернет нас! И мы утонем!
   Такая перспектива Ного не устраивает. Он, преодолевая страх,  снова
помогает мне. Рыба заметно ослабела, и мы подтянули ее  к  плоту,  где
она снова вскинулась над водой. Ного боится, но веревку не  выпускает.
Правой рукой тянусь за топориком.
   - Подтяни ее поближе!
   Приноровившись, бью по шишкастой голове, по зубастой  пасти...  Это
чудище так работало хвостом, подняло столько брызг, что мы промокли бы
до нитки, если бы на нас была хоть одна ниточка.  Уродливая  голова  -
сплошная пасть. Рыба перестала сопротивляться. Мы втащили ее на  плот.
Струйки крови стекают на бревна. Наша добыча меньше  всего  похожа  на
рыбу. Какой-то крокодил с жабрами. Теперь на ближайшие дни  нам  голод
не грозит. Ного смотрит на нее с опаской - такой пищи у него  не  было
еще. Сидит у шалаша и смотрит,  как  она  доходит.  Я  отрубил  рыбине
голову и начал откусывать кровоточащие кусочки. Глядя  на  меня,  Ного
осмелел и тоже попросил кусок.
   У нас теперь вдоволь и еды, и приманки, а крокодильими яйцами пусть
наслаждается сам Ного.
   Разомлев под жаркими лучами, весь остаток  дня  я  дремал,  изредка
вглядываясь в проплывающие мимо берега и  не  обнаруживая  там  ничего
живого; не считая зелени, разумеется. Местность все так  же  пустынна,
разве что скалистые пики гор стали чуть повыше. Солнце скоро спрячется
за них... Что ждет нас завтра?
   С  утра,  пристав  к  берегу,  лихорадочно  разыскиваю  в  зарослях
поваленные деревья, обрубаю ветки и с помощью Ного подтаскиваю  бревна
к плоту. Первые часы плаванья показали его недостаточную устойчивость.
Кроме наращивания "жилплощади", вношу и другие усовершенствования:  из
мокрой глины сооружаю место для костра, прямо посреди плота.  В  метре
от очага при помощи  длинных  веток  выстраиваю  нечто  среднее  между
шалашом  и  навесом.  Это  на  случай  дождей.  Тщательно   осматриваю
крепление бревен. Лыко в некоторых  местах  растянулось,  истончилось.
Тут же разыскиваю на берегу заросли кустарника, похожего на  верболоз.
Тонкие,  гибкие  прутья  как  нельзя  лучше  подходят  для   крепления
бревен... Работа над усовершенствованием плота  отнимает  у  нас  весь
день. Ного уже без страха подходит к нашей рыбе, ему,  видно,  хочется
мяса, а с другой стороны - не исчезла подозрительность.
   Наш плот стал заметно надежнее.  Наверное,  поэтому  мне  спокойнее
спалось. Ночь прошла без сновидений. Горы отступили  подальше,  долина
стала шире. Скалистые отроги четко прорисовываются  на  фоне  голубого
неба, горные ущелья выделяются  чернотой.  Не  отсюда  ли  название  -
Черные горы? Река привольно катит волны по широкой долине, открывающей
путникам  широкий  обзор.  Далеко  впереди  несколько  горных   вершин
поблескивают  белизной.  Снежные  вершины  притягивают  к  себе  стада
кучевых облаков...
   Странная это земля. Река, рождаясь в  холмистой  равнине,  течет  в
сторону довольно высокого горного хребта, словно  разрезанного  надвое
широкой долиной. Обычно реки текут со стороны гор,  словно  боятся  их
крутосклонов. Тут же наоборот, но я не удивляюсь особенно. Мое  первое
объяснение - таково геологическое строение материковой платформы.
   Завтракаем  ломтями  сырой  рыбы.  После  бамбуковых  росточков   и
крокодильих яиц это вполне сносная  еда.  Допускаю,  что  Ного  думает
иначе, но, глядя  на  его  чавкающий  рот,  делаю  вывод,  что  он  по
достоинству оценил белое, сочное мясо.
   Обшариваю  взглядом  берега.  Надо  бы  причалить,  -  только  где?
Бамбуковые заросли подступают к самой воде. Впереди, по течению  реки,
горный хребет со  стороны  левого  берега  круто  обрывается,  образуя
широкое ущелье. Не сомневаюсь, что по нему бежит речка,  приток  нашей
реки. В ее устье, чуть ниже по течению, наверняка мы встретим  отмель,
образованную песчаными наносами.
   Мы плывем до них около двух часов. Я решил было заняться  рыбалкой,
но подумалось, что рыбы пока хватит, а леску  и  крючки  надо  беречь.
Наша рыба начинает попахивать.
   О приближении устья нас известил шум речных перекатов.  Это  горная
речушка изливает радость по случаю встречи с большой рекой.  Сразу  же
за устьем над водой возвышается песчаная коса. Мы с Ного всматриваемся
в нее, и я замечаю, что Ного волнуется. Глаза у него острее  моих.  Он
что-то видит. Я напрягаю зрение. На  фоне  светлого  песка  появляется
довольно большое темное пятно.  Что  это  может  быть?  Ладно,  думаю,
подплывем ближе - увидим. Вскоре все разъяснилось. Над белым  песчаным
пляжем возвышалась туша неизвестного мне огромного животного. Она была
буквально облеплена мелкими хищниками и птицами-падальщиками. Изо всех
сил, работая руками как веслами, пытаемся направить плот к берегу.  Он
стал тяжелее и непослушнее. Нам все же удается приблизиться настолько,
что я могу взяться за шест. Плот ткнулся в песок, но мы  не  торопимся
сходить с него. Зрелище, открывшееся перед нами, внушает отвращение. И
не  только  смрадом.  Вижу  -  на  моего  спутника   смрад   действует
возбуждающе. Множество зверей: крокодилы, стаи гиен и  шакалов.  Между
ними шныряют зверьки помельче. На самой туше - теперь я вижу, что  это
огромный динозавр, - расселись птицы, похожие  на  грифов.  В  воздухе
кружат несколько рукокрылых...
   Звери  трудились,  отрывая  от  туши  куски  и  заглатывая   их   с
неописуемой жадностью. В  зарослях  мелькнула  желтая  шкура  Большого
Гривастого... Жрущая орава поражала мрачной деловитостью, при том, что
звери взаимно  опасались  друг  друга.  Гиены  держались  подальше  от
крокодилов, мелочь - подальше от тех и других.
   - Большой Господин, - сказал Ного, понизив голос. Глаза дикаря  под
надбровными  дугами  выражали   непритворное   почтение.   Ясно,   что
относилось оно не к тем, кто жрет.
   Ного пытался оттолкнуть плот от берега и  останавливался  под  моим
повелительным взглядом. Это  в  джунглях  я  позволял  т