иметь дело с оружием, оно придает необходимую уверенность. И я, не раздумывая больше, направился к лестнице.
     Наверху по-прежнему резвился холодный ветер, но дождь, к счастью, полностью прекратился, а остатки закатного света позволили мне собрать достаточное для костра количество сухих веток.
     Когда костер прогорел наполовину, стояла уже глухая темная ночь, вторая для меня за этот бесконечный день. Время нарушило свой привычный ход в тот момент, когда я сидел у костра в пустыне на Зидре. И вот теперь снова наступила ночь. Звуки в лесу стихли. Тишина была слишком полной. И это мне не нравилось. Однако теперь я мог постоять за себя. Слишком крупным зверям не удастся проникнуть в узкие проломы стен, а с теми, что не превышают по размеру человека, я надеялся справиться. Возможно, я даже задремал и не особенно об этом беспокоился, так как знал, что проснусь при малейшем подозрительном шорохе.
     Так оно и случилось. Костер почти догорел, а с тех пор как я задремал, прошло, наверное, не больше часа. Но что-то неуловимо изменилось в окружающей обстановке.
     Тишина стала более плотной, осязаемой. В лесу стихли малейшие шорохи. Даже облака поредели, открыв в небе незнакомые мне созвездия.
     С минуту я прислушивался к этой странной тишине, пока не определил, что меня разбудило легкое потрескивание. Оно раздавалось в пяти метрах от меня, около противоположной разрушенной стены.
     Звук был такой, словно кто-то осторожно рылся в камнях, стараясь производить при этом как можно меньше шума.
     Я подбросил в костер последние оставшиеся ветки, и вспыхнувшее пламя осветило небольшой бугор в полу, в том месте, откуда доносились звуки. Вечером здесь не было никакого бугра, но сейчас он был и медленно, но неуклонно увеличивался в размерах, словно кто-то, обладавший чудовищной силой, пытался выбраться из-под земли наружу.
     Рост бугра продолжался минут десять, и все это время вокруг меня стояла ватная, глухая тишина, словно и стены, и камни, и далекий лес, и даже ветер замерли в ожидании того, кто должен был появиться на месте поднявшегося уже до половины стены бугра. Я встал и почувствовал, что тело с трудом повинуется мне. Бежать? Но куда и от кого? Что, если чудовище, лезшее из-под земли, бегает гораздо быстрее меня и лучше ориентируется в темноте? Я предпочел остаться на месте, где догорающий костер давал пока еще достаточно света. И вот, наконец, вершина бугра лопнула в беззвучном взрыве, словно огромный нарыв
     Осколки каменных плиток, некогда слагавших пол, вместе с мусором и землей хлынули вниз по поверхности бугра к его подножию, а на вершине возникло нечто белое, бесформенное и шевелящееся, словно огромная белая амеба высунула наружу часть своего туловища.
     Вид этой белесой шевелящейся массы показался мне омерзительным, но еще хуже был запах. Удушающая волна вони обрушилась на меня, парализуя последние остатки мужества, ломая решимость к сопротивлению.
     Запах отдаленно напоминал гниющие грибы, но был в тысячу раз сильнее. И вместе с этим запахом пришло ощущение холода, словно белая масса высасывала все тепло из окружавшего ее воздуха. Мне даже показалось, что вершина холма покрылась блестящей коркой льда, а пар, появившийся вместе с белой протоплазмой из разлома, стал превращаться в мелкую изморозь.
     Костер неожиданно вспыхнул, пожирая последние ветки, и, хоть он теперь совершенно не давал тепла, я мог видеть мельчайшие детали происходящего.
     Текучая белая масса на вершине бугра сформировалась в столб. Столб вытянулся и стал утолщаться к вершине. Сейчас он напоминал гигантский согнутый палец с утолщением на конце. Размеры столба впечатляли - метра два высоты и не меньше полуметра в поперечнике у самого основания. Выше столб утончался и заканчивался шарообразным выростом, размером с футбольный мяч. Этот вырост раскачивался из стороны в сторону, словно никак не мог решить, какая из сторон представляла для него наибольший интерес. Затем раздался звук - первый с того момента, как я проснулся. Казалось, чмокнули гигантские губы. Белесая оболочка вокруг шарообразного выроста лопнула, и шар на конце белого столба превратился в глаз. Он был величиной с футбольный мяч, у него был узкий кошачий зрачок и большие кожистые ресницы, образованные лопнувшей оболочкой. И этот огромный глаз медленно вращался, словно перископ подводной лодки.
     Прошли секунды, минуты или часы. Время потеряло значение. Исчезло. Остановилось в присутствии этого ужасного глаза, неумолимо приближавшего сектор своего обзора к моей жалкой, распластавшейся на противоположной стене фигуре. И вот это случилось.
     Глаз увидел меня. Бесцельное вращение прекратилось, и он застыл в одном положении, уставившись на меня. Сразу же вместе с этим парализующим взглядом от подножия холма в мою сторону потянулись какие-то изогнутые линии. Вначале я не понял, что они собой представляли, но потом увидел жгуты вывернутой наружу земли. Там, в глубине, под поверхностью пола, ко мне тянулись невидимые щупальца, столь мощные, что поверхность каменных плиток крошилась под их напором.
     Потом я увидел, что эти извивающиеся трещины ползут ко мне со всех сторон. Они были даже на стене, к которой я прижался спиной. Им оставалось проползти несколько десятков сантиметров, чтобы вплотную приблизиться к моим ногам.
     Я стоял неподвижно, парализованный запахом и уставившимся на меня глазом. Его огромный немигающий зрачок, казалось, проникал внутрь моей черепной коробки, не давая мне шевельнуться, и лишь где-то глубоко, на самом краешке сознания, билась отчаянная мысль - сейчас я умру...
     Наконец пол у моих ног раскололся, и наружу из самой толстой и длинной трещины высунулось извивающееся белое щупальце. Не теряя ни секунды, оно устремилось ко мне, с каждым мигом становясь все длиннее и вместе с тем все толще...
     В последнюю еще остававшуюся у меня секунду словно что-то подтолкнуло мою руку. Неожиданно я ощутил в ладони теплый предмет. Единственный предмет, излучавший тепло в заледеневшем вокруг меня пространстве.
     И в эту последнюю секунду отрешенно и вполне буднично я подумал о том, что в моей жизни уже не раз бывали моменты, когда я стоял лицом к лицу со смертельной опасностью, всегда один на один... Даже тогда, когда меня окружали другие люди. В такую минуту каждый остается один...
     А затем моя рука словно сама собой приподнялась и нанесла один-единственный, абсолютно точный удар в верхнюю часть щупальца.
     Лезвие ножа легко вспороло оболочку и погрузилось по самую рукоятку в белую массу. Раздался беззвучный вопль, тем более ужасный, что он бил по моим барабанным перепонкам изнутри, а не снаружи.
     В следующее мгновение все щупальца со свистом втянулись в землю. Глаз на вершине холма, казалось, задрожал от ярости и боли.
     В следующее мгновение он исчез, скрывшись под землей, и я остался один.
     Я стоял с занесенной для повторного удара рукой, сжимая рукоятку кинжала до боли в суставах. Однако второго удара уже не потребовалось. В мир постепенно возвращались звуки.

Глава 9

     Остаток ночи я не сомкнул глаз, каждую минуту ожидая, что из-под земли полезут новые монстры. Однако больше ничего не произошло. Как только стало достаточно светло, я постарался разобраться, что же случилось ночью. Но прояснилось совсем немногое. В том месте, где ночью появлялся глаз, остался небольшой холм сырой земли, явно вывернутый наружу из глубинных слоев. Были остатки какой-то слизи на песке, был слабый запах гниющих грибов - вот, пожалуй, и все, что реально напоминало о чудовищном ночном визитере.
     Что он такое? И зачем я ему понадобился? Впрочем, на последний вопрос ответ очевиден. Он пытался меня уничтожить, и только нож остановил его. А, кстати, почему? Я нанес не такую уж страшную рану. Эта тварь должна быть невероятно живуча и сильна, раз она запросто ворочает каменные глыбы. Ее не остановишь одним ударом ножа. Но именно это произошло...
     Вечером я еще надеялся, что утром вновь окажусь в нормальном мире, но теперь с этой надеждой пришлось расстаться.
     После ночного визита я не ждал ничего хорошего. Возможно, я вляпался в этот мир надолго, а может, даже навсегда... И хотя от этой мысли мне стало еще хуже, я приказал себе относиться ко всему происходящему спокойно. Только приняв неизвестные пока что правила игры в этом новом для меня мире, я смогу выжить, а если повезет, то, возможно, отыщу дорогу обратно.
     Но прежде следовало позаботиться о более насущных вещах - найти воду, пригодную для питья, и какой-то завтрак.
     Лес в полосе утреннего тумана выглядел неуютно и по-прежнему таил в себе угрозу, хотя и не такую явную, как ночью. Побродив вокруг развалин, я отыскал лужу со свежей дождевой водой, умылся и зачерпнул полный котелок - вот когда он по-настоящему пригодился. У меня осталось в кармане куртки несколько пакетов концентратов, и, проанализировав сок местных растений своим наручным анализатором, вмонтированным в обычные часы, я убедился, что они не содержат в себе ядовитых или вредных веществ. (Земная техника после двадцатого века пошла по пути миниатюризации и достигла в этом направлении впечатляющих успехов.)
     Сварив несколько сочных побегов вместе с концентратами, я получил некое подобие зеленой похлебки, не слишком вкусной, зато горячей.
     Солнце уже взошло, но дорога оставалась совершенно пустынной в обе стороны. Мне следовало поторопиться, если я не хотел, чтобы следующая ночь застала меня в безлюдной местности. Не каждого монстра можно испугать ударом ножа... Сейчас, вспоминая ночное происшествие, я понял, что удар был не такой уж простой. Рука после него онемела, и я почувствовал, как все мое тело пронизал разряд какой-то леденящей замораживающей энергии. Энергии с обратным знаком. Но мое странное оружие сумело справиться и с этим.
     Заряд каким-то образом был нейтрализован и не смог причинить мне серьезного вреда.
     Прежде чем отправиться в путь, я достал нож и еще раз внимательно его осмотрел.
     При дневном свете нож в качестве боевого оружия выглядел ненадежно: слишком тонкое лезвие, слишком вычурная, украшенная драгоценным камнем рукоять скорее подходили для бутафорского кинжала. Однако когда я попытался согнуть лезвие, мне это не удалось. Ночное происшествие подтверждало, что об этом предмете не следовало судить слишком поспешно.
     На камне, украшавшем рукоятку, был выгравирован некий странный знак, похожий на иероглиф, а на поверхности лезвия я лишь теперь рассмотрел тончайший узор. Нижнюю его часть покрывали непонятные письмена, увидеть которые можно было лишь при определенном угле освещения. Ровно посередине лезвия, опоясывая его со всех сторон, проходила темная полоса, и выше ее уже не было никаких надписей.
     Взвесив нож на ладони, я прицелился и метнул его в ствол ближайшего дерева, чтобы проверить его в качестве метательного оружия.
     Он вонзился точно в середину ствола, и глухой стук свидетельствовал о том, что лезвие достаточно глубоко вошло в древесину. Когда я подошел ближе, выяснилось, что нож воткнулся в дерево гораздо глубже, чем я мог рассчитывать. Это был пробный бросок, и я метнул нож вполсилы, только чтобы убедиться, что в полете он не будет вращаться.
     Однако лезвие углубилось в сырую древесину ровно наполовину, точно до темной полосы, словно она была некой границей. Для того чтобы вогнать лезвие на пятнадцать сантиметров в плотную, как орех, древесину, нужно было бить по нему кувалдой.
     Мне оставалось лишь удивляться этому феномену и надеяться, что без топора, которого у меня не было, все же удастся извлечь нож из ствола. Вопреки моим худшим опасениям он освободился безо всякого усилия, едва я взялся за рукоятку.
     Похоже, моя находка преподнесет мне еще немало сюрпризов. Спрятав нож за пояс и прикрыв сверкавшую на солнце рукоять курткой, я вновь направился к дороге. День еще только начинался - но я не знал, какова здесь его продолжительность и как скоро наступит вечер.
     Дорога выглядела иначе, чем вчера вечером. Грунтовка превратилась в асфальт, и я заметил на обочине явственные следы автомобильных шин. В сотне метров восточнее асфальт заканчивался и безо всякого перехода превращался в грунтовку со следами лошадиных копыт, словно здесь проходила граница двух эпох. Я направился на запад. Возможно, потому, что меня больше привлекала автомобильная эпоха. Я не знал, связан ли характер дороги с временной зоной, однако по асфальту идти было удобнее, а лес с его ночными кошмарами понемногу отступал, словно понимал, что с темной полосой асфальта ему не справиться.
     Постепенно характер местности на обочинах дороги стал меняться, а часа через два мне почудилось нечто знакомое в рисунке пустынных, покрытых редкими кустиками холмов, сменивших сплошные лесные заросли.
     Через полчаса ходьбы я уже почти не сомневался, что видел эти места, а еще через некоторое время впереди по обеим сторонам дороги показались терриконы шахт.
     Когда же я увидел знакомые ворота без изгороди и длинные бараки, сомнений больше не осталось. Я подходил к руднику "Феникса". Если судить по расстоянию, то он находился примерно там, где и должен был быть, если бы со мной ничего не случилось и ночью я остался в пустыне на прежнем месте. Я никогда не отличался излишним оптимизмом и, возможно, именно по этой причине до сих пор сохранил свою жизнь. Я не бросился к воротам, даже не обрадовался. Тяжелое сомнение охватило меня после первого же взгляда на знакомый двор. Укрывшись за ближайшим холмом, я наблюдал за рудником не меньше часа.
     Прежде всего поражало полное безлюдье. Обычно во дворе всегда толпился народ. Одни бригады возвращались со смены, другие спешили к подъемникам, чтобы не опоздать к началу работы. Сейчас во дворе никого не было. Да и сами постройки вызывали у меня двойственное ощущение - с одной стороны, они ничем не отличались от знакомых мне бараков, в одном из которых стояла моя собственная койка, но, с другой стороны, вот у этого слегка перекосилась крыша... Мне помнилось, раньше она была ровной, да и вообще при таком угле наклона кровля должна была рухнуть. Но эта держалась как ни в чем не бывало.
     Убедившись в полном безлюдье этих строений, я в конце концов решился на их детальное исследование.
     Внутри бараков не было людей и обнаружилось множество мелких несоответствий с известным мне рудником.
     В моем собственном бараке прибавилась лишняя койка у окна и исчезла та, которую выделили мне. Исчезла вместе с тумбочкой и различными мелочами, которые я успел туда положить. Если это не тот барак и не тот рудник, то почему совпадают сотни других запомнившихся мелочей? Покореженная тумбочка Криста с вырезанной на ней надписью "Вася" стояла на своем месте. На стене у койки моего соседа висела знакомая журнальная обложка с обнаженной красоткой, правда сильно выгоревшая и потускневшая. Раньше она выглядела новее. В конце концов, я начал понимать, что дело не в руднике и не в бараке - весь этот мир был другим. Его внешнее сходство с миром, который я знал, было обманчиво. Все выглядело так, словно кто-то специально построил здесь этот не совсем правильный рудник с одной-единственной целью - ввести меня в заблуждение. Нелепая мысль, нелепое предположение - но весь мир, в котором я очутился, выглядел неправдоподобно.
     Мне пришлось напомнить себе о ночной схватке. За каждой из этих стен могла таиться неизвестная опасность. Плохо, когда координаты мира, в который ты попал, начинают расплываться, а вещи теряют привычные очертания.
     Может, все же галлюцинация? Слишком уж все реально для галлюцинации, слишком много совпадений в мельчайших деталях... Взять хоть эту обломленную ручку на двери. Я сам ее сломал в день прибытия и очень досадовал на себя за непростительную неловкость. Сломанная ручка осталась на месте, а вот моя койка исчезла...
     Больше всего мне хотелось найти хотя бы одного обитателя этого мира. С трудом верилось, что я здесь один. Один в целом мире? Хотя в принципе возможен и такой вариант...
     Мои мрачные раздумья о перспективах существования в мире, населенном исключительно монстрами, прервал звук мотора, донесшийся снаружи.
     Я бежал к двери барака так, что смог бы, наверное, побить олимпийский рекорд, и все же опоздал...
     Когда я выскочил во двор, кар уже поднялся в воздух. Он неторопливо развернулся, прямо у меня над головой, и умчался в сторону Барнуда. Лишь теперь я заметил, что город существует и здесь, только привычного смога в той стороне не наблюдалось, однако очертания небоскребов отчетливо проступали на фоне белесого неба, покрытого плотными облаками.
     И хотя я вновь остался один, досада на то, что я не обошел двор и не заметил стоящего между бараками кара, тут же прошла. Теперь я твердо знал, что я тут не единственное человеческое существо, и, кроме того, теперь я знал, где следует искать людей.
     Дорога к Барнуду шла в противоположную сторону. На Зидре Барнуд находился на севере, здесь дорога, ведущая к городским небоскребам, уходила на юг. Может, там расположен какой-то другой город? В любом случае это придется выяснить. Но, кажется, в этом вывернутом наизнанку мире, лишь похожем на прежний, ничто не повторяется полностью. Словно Зидра послужила лишь прообразом, моделью для всего, что появилось здесь. Нужно было придумать какое-то название для мира, в который я попал не без помощи яда голубого скорпиона. Я решил называть его Зидра-2.
     Я еще раз тщательно осмотрел рудник, заглядывая во все помещения. Но нигде не обнаружил следов людей. Кажется, водитель кара был здесь единственным человеческим существом, хотя кар мог вести и автомат... На Зидре были такси, управляемые роботами...
     В здании, где была расположена столовая рудника, я сделал полезное для себя открытие. Хотя свет не горел, а в энергоподающих линиях не было напряжения, холодильники работали. Я почти перестал удивляться странностям этого мира.
     Главное - в холодильниках оказалась свежая пища, и хотя мне вновь пришлось развести костер, для того чтобы ее приготовить, это уже не имело особого значения.
     На всякий случай, прихватив с собой запас консервов и воды, - я не знал, что меня ждет в городе, - я направился по дороге к Барнуду, рассчитывая засветло, часа через три добраться до города. Хотя климат на Зидре-2 был намного прохладнее, к полудню солнце начало припекать достаточно сильно.
     Вскоре рудник скрылся из глаз, и лишь небоскребы Барнуда, словно призрачные видения миража, вставали над пустыней. Миновав очередной холм, я обнаружил стоящий на обочине небольшой кар. Я не знал, был ли это тот самый, что кружил над рудником. Водителя нигде не было видно, машина оказалась вполне исправной и заправленной топливом.
     Не колеблясь, я запустил двигатель, подождал несколько минут - не появится ли водитель, привлеченный шумом мотора. Но никто не появился. В конце концов я решил поднять машину в воздух. Открывшаяся внизу панорама подтвердила, что на многие километры вокруг нет ни души.
     Машина безукоризненно выполняла мои команды - только голубой огонек связи с диспетчерским постом на ее пульте не светился.
     Я попробовал различные частоты и вскоре убедился, что, кроме электрических разрядов, ничто не нарушало безмолвия этого мира.
     Минут через пятнадцать подо мной начала медленно разворачиваться панорама окраин Барнуда. С высоты птичьего полета город выглядел почти нормально. Бросалось в глаза отсутствие привычного смога и неработающий транспорт. Машины неподвижно стояли прямо посреди улиц, словно водителей поразил беспробудный сон и одновременно с этим выключились все моторы. Сверху не было видно ни следов дорожных происшествий, ни даже дыма, и это поражало меня больше всего. Невозможно мгновенно парализовать жизнь огромного города, не вызвав при этом многочисленных аварий и катастроф.
     С того самого момента, как я очутился на Зидре-2, я постоянно сталкивался с логическими противоречиями и странностями этого мира, словно он не подчинялся привычным физическим законам.
     Сделав круг над высотной площадкой для каров на крыше ка