е красный, как рак. Папашка подумал и изрек:
   - Подождем.
   Ждать пришлось до вечера. Уже смеркалось, когда неподалеку появилась
женская фигурка. Папашка перестал храпеть, братья оживились, а мне стало
весело.
   - Эй, девушка! - милым, на сколько это было возможно, голосом пропел
мой старший братец. - Подойди, милая.
   Девушка сделала несколько боязливых шагов.
   - Да не бойся, дура, - не выдержал братец. - царский сын тебе ничего
дурного не сделает!
   Девушка ахнула и упала на колени. Я смеялся уже в голос, а брат,
красный от злости, заорал:
   - Перестань ржать, дурак! А ты, корова, иди сюда! Видишь стрела лежит?
Да нет, правее. Еще правее... Дура, теперь левее. Вот! Подними ее и неси
сюда. Живо!
   Свадьба тянулась всю следующую неделю. Папашка закатил такую пьянку,
какой даже я себе представить не мог. Видимо мой старикан еще не совсем
потерян для общества. Пирушка перемежалась у меня прогулками на
стрельбище, и чувствовал я себя после всего этого портянкой, обвисшей и не
свежей.
   Ровно через неделю мы снова оказались в поле. Второму моему братишке
повезло меньше. Стрелу он правда запустил несколько дальше, но она
всобачилась прямиком в задницу бабе, что выползла на поляну из леса,
собирая грибы. Баба была толстой и некрасивой, а посему мой братишка не
очень обрадовался. Всю следующую неделю, пока длилась его свадьба, он пил.
Он выпил за эту неделю наверное больше, чем за всю предыдущую жизнь. Я
ржал от души, за что и был назван, в очередной раз, дураком. Впрочем это
меня не особо тронуло.
   Неделя пролетела, как минута, настал мой черед. Мы приехали в поле,
спешились. Я вскинул лук, натянул тетиву и... И вот я здесь. Стрела,
зараза, улетела черти куда и лежит сейчас в этом лесу, точнее в болоте,
потому что лес плавно перешел в гнилую топь. Так я вернулся к тому, с чего
начал. Грязно, противно, вонюче.
   Ночами холодно, днем жарко. А стрелы все не видно, вообще сомневаюсь,
что найду в этом дерьме хоть одно существо женского пола. А возвращаться
домой с пустыми руками... Нет уж, спасибо. Я и так наслушался, когда моя
стрела улетела в неизвестном направлении, мои братья и риготали, и дурнем
меня называли, и... Не дай Бог никому услышать те слова, которыми они меня
называли, такое не представить и во сне не присниться.
   Примерно с такими мыслями я и плутал, как вдруг увидел свою стрелу. Вот
она, погань, торчит из болотной кочки. Черт, и никаких баб рядом! Я
собрался взять свою стрелу, когда увидел здоровую жабу. Жаба вцепилась
своей мерзкой пастью в стрелу и пыталась вытянуть ее из земли.
   - А ну-ка брысь! - заорал я. - Отвали от моей стрелы.
   - А вот и фиг тебе, - пробурчала жаба человечьим голосом, не разжимая
челюстей. - Я ее нашла, так что давай, женись на мне.
   Верите, меня чуть наизнанку не вывернуло от такого заявления, а она
смотрит на меня и говорит:
   - Ты, - говорит. - поцелуй меня, Ванюша, и будем счастливы.
   - Нет уж, не будет у меня счастья с жабой. В гробу я такое счастье
видал. И папашу своего гребаного в белых тапках видел. Вот уж кому
спасибо, удружил.
   - Ты папу-то не трогай, он у тебя славный. А на мне женись.
   - А это видала? - я продемонстрировал жабе жирный кукиш.
   - Не горячись, Ваня, - голос жабы стал сладким, аж приторным. - Ты,
конечно, можешь и не жениться на мне, но вот послушай, что я тебе скажу. Я
сама царица, просто на мне заклятие лежит. Счастливой я смогу стать только
с одним человеком - с тобой.
   Поцелуй меня, и обретешь счастье. Поверь, если поцелуешь, я стану самой
красивой и желанной. Ну а не поцелуешь - проворонишь свое счастье,
обречешь меня на муки, а имя свое покроешь позором.
   - Погоди, дай подумать, - сказал я. А ведь и правда. чем черт ни шутит?
Ну если обманула, то проблююсь и домой пойду, а если нет, то счастье у
меня в кармане, причем за просто так. - Значит если я тебя не поцелую, то
дурак, а если поцелую, то буду счастливым, богатым, каким еще?
   - Сказки про тебя слагать будут.
   - Ого! Это что-то новенькое.
   - Правда-правда, - заторопилась лягушка.
   - Я не вру. Ты будешь и царем, и счастливчиком, и я для тебя стану
самой красивой.
   - Ну ладно, давай. Куда целовать-то?
   Хоть не в задницу? Ну давай щеку...
   Ну поцеловал. Ощущения не было никакого.
   Потом все вдруг резко завертелось, закружилось, деревья стали
огромными, болото необъятным, а лягушка прекрасной.
   Я живу в этом болоте уже год. Я - царь, жена моя - царица, хоть и
лягушка, зато самая прекрасная. Все лягушки болота мои. Здесь тепло,
влажно и уютно.
   Болото - мой дом родной. Вообще легко и хорошо быть лягухой, какой я
теперь и являюсь. Все, что обещала мне моя жена, сбылось. Вот только
папашку жалко, да братьев, правда совсем немного. И еще не знаю обманули
иль нет, но скажите, только честно, сказки про меня складывают?


   31. 12. 1999 год.


   Испытание.


   Игорек сидел за письменным столом. Уроки, тетрадки и учебники были
лениво отброшены в сторону.
   Внимание Игорька приковала к себе ползающая по стеклу окна муха. Муха
была огромная и переливалась всеми цветами радуги, как бензиновая лужица.
Игорек неотрывно следил за насекомым. Хорошо бы изловить эту муху и
посадить в коробок от спичек. Да, именно в спичечный коробок, а потом,
когда покажет всем ребятам во дворе, тогда можно будет привязать к мухе
нитку и таскать ее, как воздушного змея. А еще можно оторвать ей крылья...
   Игорек поднялся со стула, пристально и как-то плотоядно поглядел на
муху, медленно, взвешивая каждый шаг пошел к окну. Муху спас телефонный
звонок. Игорек вздрогнул, муха оторвалась от стекла и вылетела в форточку.
Телефон надрывался изо всех сил, и Игорек, наконец, поднял трубку.
   - Алле-здрасте-а-Игоря-будте-добры? - на одном дыхании, с огромной
скоростью раздалось из трубки.
   - Это я.
   - Игореус, ты гулять пойдешь?
   Игорек посмотрел на часы, мама приходит с работы через час. К этому
времени он должен быть дома со сделанными уроками. Уроки у него сделаны,
значит можно часок и погулять.
   - Я сейчас, - сообщил он в трубку.
   - Мы тебя во дворе ждем, - ответила трубка и запищала короткими гудками.
   Игорек повесил трубку, пронесся через комнату, быстро оделся и побежал
на улицу.
   Они целый час играли в войну, бегая вокруг дома. То есть, конечно для
них, дом не был домом.
   Для них не существовало ни дома, ни прохожих, ни чего, что было вокруг
них в реальном мире. Они сидели в кустах в засаде, следили из-за угла за
врагом, стреляли, но никогда не попадали, а если и попадали, то только
ранили друг друга. Конечно, кому интересно будет играть, если всех
поубивают?
   Час пролетел, как одна минута. Как раз теперь Игорек вытаскивал на
плечах своего раненого друга из окружения.
   - Три-три, нет игры! - проорал Игорек догоняющим его врагам, когда
увидел, что времени на прогулку у него больше нет. Враги потеряли свои
очертания и снова стали его одноклассниками.
   - Игореус, ты чего?
   - Мне домой пора.
   - Да ладно, давай еще пол часика.
   - Нет.
   - Ты чего, маленький?
   Конечно он не был маленьким, ему было уже восемь лет. И больше всего на
свете ему сейчас хотелось доиграть, победить всех врагов, заставить их
трепетать, бежать с поля боя побросав оружие, а потом радостно кричать
'Ура!' и праздновать победу... Но мама-то уже наверное дома, и ему пора
домой. Мама уже не отпустит, скажет, что поздно, что завтра будет день.
Какой день завтра? Врага надо разгромить сегодня, за ночь он накопит силы
и будет сопротивляться, а сейчас они так близки к победе. Что делать? С
одной стороны мама, с другой - победа. Его начали раздирать противоречия.
Что делать?
   Ответ пришел сам собой. Он посмотрел на часы, повернул стрелки на пол
часа назад, а маме скажет, что часы отстают. Игорек вскинул автомат на
изготовку и радостно, забыв про противоречия сообщил:
   - Еще полчаса!
   - Два-два, есть игра, - завопил кто-то.
   Друзья-одноклассники опять стали превращаться во врагов с дикими
оскалами. Игорек откатился в сторону, выстрелил, побежал, проломился
сквозь кусты, обернулся и снова выстрелил. Война продолжалась.
   Так Игорек первый раз в жизни обманул маму.
   Игорь шел домой, настроение его было пасмурным. Пребывая в таком
настроении он и зашел в свой двор. Двор был не просто своим, потому что он
здесь жил, двор был полностью своим, потому что его здесь все знали и все
уважали, а кто не уважал, тот побаивался. Именно эти, которые побаивались,
и говорили за его спиной, когда он проходил мимо: 'вон местная шпана идет'.
   Он подошел уже к подъезду, когда услышал из глубины двора сдавленный
вскрик. Игорь пошел на звуки и уткнулся в детскую беседку. В беседке
четверо довольно крупных парней зажали в угол девушку. Девушка пыталась
что-то говорить, но язык уже заплетался от страха. Парни ржали и зажимали
ее, обступая еще плотнее. Девушку Игорь узнал - это была Иринка из второго
подъезда, парни были чужие.
   - Эй, жлобы, оставьте девочку, - тихо сказал Игорь.
   Жлобы не услышали, или сделали вид, что не услышали, а может просто не
обратили внимания.
   - Чуваки, у вас с ушами плохо?
   Один из парней повернулся, оценивающе поглядел на Игоря.
   - Тебе чего?
   - Я говорю, что не хера издеваться над девочкой.
   - А кто над ней издевается?
   - Вы. Ты в частности.
   - Я над ней не издеваюсь, я ее хочу.
   - А она тебя - нет.
   - Да ладно, ты посмотри ей в глаза. Она тоже хочет, только
сопротивляется для виду, как порядочная.
   - Отпусти ее, - повторил Игорь с угрозой в голосе и достал из кармана
ножичек. Ножичек был самоделкой, но самоделкой мощной, хорошо
сбалансированной и вполне тянул на холодное оружие.
   Иринка потихоньку стала протискиваться через окруживших ее парней.
Парни не обратили на это внимания. Теперь уже все четверо смотрели на
Игоря.
   - Чувак, ты чего?
   - Отвалите от девочки.
   - Да она сама.
   - Отвалите от девочки!
   Четверо расступились и Иринка быстро побежала к подъезду.
   - А теперь, высерки собачьи, валите отсюда. И чтоб больше я вас здесь
не видел.
   - Хорошо, извини.
   Игорь посмотрел на то, как парни вылезают из беседки, понурые идут в
сторону, повернулся и пошел домой. Что-то ударило его в спину. Игорь
почувствовал, что падает, выставил руки перед собой, чтобы не грохнуться
на живот, выронил нож.
   Упал на руки, тут же попытался подняться, но не успел. Сильный удар
ботинком в живот перевернул Игоря на спину.
   - А, к-казел вонючий, валить отсюда? Сам вали, урод.
   Удары посыпались один за другим. Били ногами, подняться не давали. Били
сильно. Сначала Игорь пытался отвечать, потом закрываться, потом
перевернулся на бок и, прикрыв рукой свое мужское достоинство, крючился от
ударов.
   Они били методично, зло, жестоко. Они мстили за свое поражение. Они
били с пьяным наслаждением, били даже тогда, когда он перестал
сопротивляться и прекрываться. Били, когда у него были переломаны уже все
ребра и левая рука впридачу. Били тогда, когда он потерял сознание. Били
тогда, когда он уже ничего не чувствовал. Били тогда, когда он умер.
   Игорь перестал ощущать боль, провалился в темноту. Потом, когда глаза к
темноте привыкли, он понял, что несется по коридору или трубе. Несется не
по своей воле, а под действием какой-то силы сродни силе земного
притяжения. Труба (или все-таки коридор?) изгибалась, поворачивала,
уходила вниз. Игорю казалось, что на очередном повороте его размажет по
стене, но он поворачивал вместе с коридором.
   Еще один поворот и еще. Коридор кончился, невыносимый яркий свет ударил
в глаза Игорю. Игорь зажмурился, что впрочем не очень помогло, уже с
закрытыми глазами почувствовал, что падает, упал. Глаза долго привыкали к
ослепительному свету. Наконец Игорь приоткрыл один глаз, затем второй,
потом щурясь огляделся. Вокруг него раскинулся лес. Мощные вековые деревья
с необыкновенными бирюзовыми листьями переплетались между собой, уходили
ветвями в небо, закрывали его от посторонних глаз. Яркому свету не откуда
было просочиться, но он шел, казалось, отовсюду.
   Кто-то тронул его за плечо. Игорь обернулся, перед ним, там где минуту
назад никого не было, стояли две девушки. Они были примерно одного роста и
прекрасно сложены, на этом сходство их заканчивалось.
   Одна, с копной ярко-рыжих волос, соблазнительно улыбалась. На милом
личике не было ни одной правильной черты, но все в целом поражало красотой
и женственностью. В глазах ее скакали черти, а губы раздвинулись в
ослепительной улыбке, обнажая ровные, крепкие, белые зубы. Ее ладную
фигурку обтягивало шикарное красное платье с глубоким вырезом. Прекрасная
фигура была как на ладони, но в голове Игоря вертелась совершенно
идиотская мысль. 'Не очень-то удобно в таком платье по лесу шастать, - он
обратил внимание на блестящие красные туфли на высоком каблуке. - а на
таких каблуках и подавно!' Вторая девушка выглядела, как античная
скульптура. Совершенные черты лица, прелестно очерченные губы, огромные
глаза цвета неба, золотистые густые волосы. Она тоже улыбалась, но не
нагло сверкая зубами, а как-то грустно, тоскливо. На ней был костюмчик:
белая короткая юбка, выставляющая на показ красивые длинные ноги, белый
пиджак, не скрывающий, а подчеркивающий линии идеальной фигуры, под
пиджаком белая блузка.
   Игорь не успел спросить ни кто они такие, ни где он оказался, знание
пришло само. Упало на него стеной.
   Знание это не допускало ни шуток, ни насмешек, ни сомнений. Оно пришло
вдруг и навсегда, как откровение, как осознание. Игоря удивляло теперь
только одно:
   - Если Бог, то почему женщина? - спросил он. - Ведь все мифы, легенды,
религии говорят, что Бог - отец, то есть мужчина. Да и Сатана - тоже он. И
чего вы так вырядились?
   - Как хотим, так и наряжаемся, - вспыхнула девушка. - У вас своя мода,
у нас - своя. А легенды ваши безбожно врут. Нет большей хулы Богу, чем то,
что в них написано.
   Почитать ваши легенды, так я получаюсь мерзкой диктаторшей, которая
говорит как НАДО делать и тут же поступает наоборот. Да еще и член мне под
юбку засунули. Тьфу!
   - Какой член? - не понял Игорь.
   - Ну я же мужик.
   - Чего?
   - Фу-уф, - тяжело вздохнула девушка. - По вашим легендам я мужик, а у
мужика должен быть член, если я правильно помню анатомию. Хотя с чего бы
мне ее забывать, когда я сама ее и придумала.
   - Ага, а у тебя нет?
   - Чего нет?
   - Члена.
   - А откуда ему взяться?
   Игорь долго собирался с мыслями, наконец сообразил:
   - Значит Бог - женщина?
   - Бывают и мужчины, только здесь их нет.
   - Угу. А души?
   - А души, между прочим, тоже женского рода.
   Игорь вздрогнул. Девушка, хотя какая она девушка, когда она Бог,
засмеялась:
   - Да ладно, ладно, шучу я. Души бесполые.
   Игорь дернулся еще резче и опустил глаза туда, где его ноги плавно
переходили в живот. Девушка рассмеялась еще звонче:
   - Да я не в том смысле. Не дергайся, там все на месте.
   Игорь все же пощупал рукой, убедился в ее правоте, несколько успокоился.
   - Ладно, - сказал он. - Мифы - бред.
   - Почему бред? Очень милые сказки, только не про нас.
   - Хорошо, не про вас. А, что тогда на самом деле? Что про вас? Что
теперь со мной будет?
   - Есть варианты, хотя тут как раз все стандартно. Сейчас мы, не судим
конечно, а взвешиваем твои поступки, а там, что весы покажут, то и будет.
Если хорошее в тебе перевесит, то дальнейшая твоя жизнь пойдет так, как ты
представляешь для себя счастье, а если перевесит плохое, то с тобой будет
происходить то, что мучило тебя еще в земной жизни, то что ты считаешь для
себя адом.
   Ну конечно ни райских садов, ни котла со смолой не будет, мы же не
звери.
   - Кончай говорить, дорогая, - подала голос рыжая. Ее голос в отличие от
грустного, но мягкого и насыщенного голоса блондинки, которая назвала себя
Богом, звучал мелодично, но насмешливо, с сарказмом. - Заканчивай эти
разговоры.
   Пора начинать, а то так и до вечера не освободимся.
   Она шагнула в сторону, и между девушками из воздуха возникли золотые
весы. Чаши весов поколыхались и замерли, поймав шаткое равновесие.
   - Ну вот, дорогая, теперь давай вспоминать. В четыре года он подрался с
мальчиком из соседнего дома, - она говорила, а перед глазами Игоря встала
та сцена. Хотя нет, не перед глазами, а он еще раз пережил те минуты своей
жизни.
   Впечатление осталось двоякое: с одной стороны было приятно вспомнить
детство, с другой - драться было не очень приятно. Потом он снова очутился
в лесу с двумя девушками, что-то звякнуло. Игорь посмотрел на весы. На
одной чаше еще качающихся весов теперь лежал черный шарик, перевешивающий
весы, нарушивший равновесие. При ближайшем рассмотрении шарик оказался
крупной черной жемчужиной, но не это тронуло Игоря.
   - Стойте! Но ведь наказывать или не наказывать надо не за действие, а
за причину этого действия. Я ведь тогда подрался с ним, потому что он
девочку обижал.
   - Ну как наказывать это другой разговор.
   За причину, за следствие - у каждого свое мнение на этот счет, -
сообщила рыжая, потом обратилась к блондинке. - Как мы поступим, дорогая.
   - Я думаю, он прав, но права и ты, - она на секунду задумалась. -
Хорошо, будем оценивать и непосредственное действие, так как оно влияет на
события, и причину этих действий, так как цель может быть благая, хоть и
не оправдывает средства. Итак он хотел защитить девочку, это хорошо.
   Снова звякнуло, весы выровнялись. На правой чаше теперь лежал такой же
шарик, как и на левой, только перламутровый. 'Сразу видно, что бабы -
подумал Игорь - жемчуг, золото...' - Это не твое дело, - сообщила ему та,
что назвала себя Богом.
   - Вы еще и мысли читаете? - содрогнулся Игорь.
   - А как же, конечно. И мы знаем о тебе больше, чем ты сам. Но давайте
перейдем к делу.
   Обе посмотрели на весы. Игорь невольно посмотрел туда же.
   - Да, так будет верно, - обронила рыжая.
   - А теперь, дорогая, вспомни, как он врал матери, - Игорь пережил,
прочувствовал, прожил эти моменты своей жизни еще раз. - вспомни, как он
таскал у нее из кошелька мелочь, вспомни...
   Черные шарики забарабанили по левой чаше весов. Потом заговорила
блондинка, и на весы посыпались перламутровые шарики. Вся жизнь была
прожита Игорем еще раз. Сначала хронология более менее соблюдалась. С того
раза, когда впервые обманул маму он, почувствовав, что ложь его принята на
веру и остается безнаказанной, начал обманывать чаще все больше по
пустякам. Потом однажды упер у матери из кошелька несколько манеток. Мама
не заметила этого и кража повторилась. В школе он все же продолжал хорошо
учиться, потом однажды переругался с классной руководительницей, обозвал
ее п...дой при всем классе и, хлопнув дверью, удалился. Мать была вызвана
в школу, но так об этом и не узнала. А Игорь продолжал посещать стены
храма знаний, но заходил он туда все реже и реже, а оценки его становились
все хуже и хуже. Потом вспомнилось, как он со своим приятелем обчистил
соседскую квартиру, вспомнились все его 'шалости', которые он позволял
себе будучи 'уважаемым' человеком в своем дворе.
   Последнее событие, которое он пережил заново в хронологическом порядке,
было изъятие им того самого ножичка у одного лоха. Лох был соплив и
самоуверен. Игорь нагрел его в карты, а потом, когда оказалось, что долг
отдавать лоху нечем, пришел к нему домой и взял себе первое, что
понравилось - ножичек лохова отца. Лох умолял взять что-нибудь другое, но
Игорь был непреклонен. Этот поступок долго рассматривался с разных точек
зрения и был оценен целой горстью шариков, распределившихся по обеим чашам
весов.
   Дальше подробности жизни Игоря заскакали уже без соблюдения хронологии.
Он прожил всю свою жизнь еще раз.
   Иногда поступки его переоценивались им и тогда он стыдливо опускал
глаза. Иногда он воспринимал реакцию на свои действия в штыки, даже если и
был не прав, то не признавал этого. Однако вспоминались не только плохие
поступки, но и двоякие, и откровенно хоро