ся и вышел. Идя по коридору, он гнал
мысли, которые навязал ему принц.
   Катастрофа произошла на следующее утро. Глонк пришел пригласить принца
к завтраку, но принца в его апартамента не оказалось, не было его и в
других залах, и во дворе, его вообще не было в замке. Глонк сообщил об
этом правителю.
   Карст пришел в ярость.
   - Ты был ближе всех к моему сыну.
   - Да, мой правитель.
   - Говори!
   - Что мой правитель? Что я должен говорить?
   - Что произошло? Из-за чего мой сын пропал? Куда он мог деться?
   - Я могу лишь догадываться, мой правитель, вот все, что я знаю, - и
Глонк поведал Карсту о событиях последних дней и о разговоре двухлетней
давности. - Ферл сказал, что принц взял лошадь, снаряжение и заявил, что
едет на охоту. Ферл не смел остановить его, - закончил Глонк.
   Вопреки ожиданиям Глонка, гнев правителя не испепелил его на месте.
Карст посерел и ссутулился, железные черты его лица потеряли жесткость и
четкость линий, в глазах появился неприкрытый страх. Таким никто и никогда
не видел железного правителя:
   - Его нужно вернуть... остановить, - пошептал он охрипшим голосом, в
котором не было прежней уверенности и металла.
   Карси карабкался в гору.
   Перелески и холмы у подножия хребта кончились, и теперь шла голая
скала. Лошадь пришлось оставить внизу, и только Шторм составлял теперь
компанию принцу. Карси шел вперед, он знал чего он хочет. Он знал, что
движет его вперед.
   Чем выше он поднимался, тем становилось труднее. Он останавливался,
передыхал и снова лез вверх. Принц никогда не делал ничего подобного и от
того двигался он медленно и неумело. Ночь застигла его уже у самой
вершины, он поел и лег спать в обнимку с медведем.
   На утро Шторма рядом не оказалось.
   Напрасно он орал и звал медведя, Шторм не откликнулся. Принц был в
смятении.
   - Што-о-орм! - гаркнул Карси в последний раз.
   - Што-о-о... Што-о... О-о-о... - насмешливо откликнулось эхо и,
передразнивая его голос, понеслось над скалами, исчезло вдали.
   - Даже ты меня покинул, - всхлипнул Карси. - Никому я не нужен! -
крикнул он.
   - Нужен... ужен... жен... - откликнулось эхо.
   Карси заорал от тоски одиночества и ярости, и эхо заорало на него в
ответ. Принц разозлился, он ругал эхо всеми мыслимыми и немыслимыми
бранными словами, которые только пришли на ум, но чтобы он не крикнул, тут
же возвращалось к нему. Наконец он охрип и обессилил. Наступила тишина,
эхо тоже сделало передышку.
   Карси сидел на коленях и смотрел в никуда. Так продолжалось с полчаса,
потом принц поднялся и побрел дальше. Вершина приближалась. Он видел синее
небо и вершину скалы.
   Еще немного, и он увидит, что там дальше. Еще несколько усилий и он
окажется на вершине. Ему оставалось сделать еще одно движение, но тут его
охватила паника. А вдруг там ничего нет? Нет, смерти он не боялся, он
боялся не увидеть того, чего ожидал, чего ему так хотелось. Его трясло,
почему-то стало холодно, но не снаружи, а внутри.
   Наконец он решился. Он оглянулся назад, на долину посмотрел на
маленьки-маленький город, замок Карст, потом развернулся, опустил глаза и
ступил на вершину. Еще какое-то время он колебался, а затем боязливо
поднял взгляд.
   Он увидел такое же синее небо, такие же скалы, резко уносящиеся вниз, а
у их подножия такие же перелески, как и в его долине... У него перехватило
дыхание и он замер. Там под небом, за скалами и перелесками пестрело всеми
цветами радуги поле.
   Никогда он не видел такой красоты. Горло перехватило, на глаза
навернулись слезы, хотелось плакать и смеяться, и не было слов, чтобы
описать то, что он чувствовал. Он стоял и смотрел, любовался. Он стоял
долго, он потерял чувство времени, он вообще перестал ощущать что-либо.
Все, абсолютно все теряло свой вес, свой смысл перед этой красотой.
   Сзади раздался шум и вырвал его из моря доселе невиданных чувств. Карси
обернулся, вдалеке показались люди.
   Они шли из долины, они не хотели того, о чем он мечтал. Он хотел этого
для них, а они не хотели этого ни для себя, ни для него. Они не понимали и
боялись его. Они приближались. Принц увидел своего отца и Глонка.
   Он снова посмотрел на то, что лежало за пределами его мирка. Он смотрел
на Мир, он не успел его даже пощупать, он только увидел его. Но он знал,
что у него отнимут и это.
   Преследователи тоже видели его:
   - Карст, - гремел голос правителя. - сын, немедленно остановись.
   - Карси, - вторил ему Глонк. - Мальчик мой, не делай этого.
   Карси не мог повиноваться, теперь не мог.
   - Стойте, - крикнул он. - не подходите ко мне, не надо.
   Но он продолжал стоять, как вкопанный, а они приближались к нему. Они
были уже совсем рядом: Глонк, его отец и еще два десятка крепких мужиков.
За их спинами мелькнуло какое-то движение.
   - Шторм! - крикнул Карси. - Шторм, останови их.
   Медведь, несмотря на свою кажущуюся неуклюжесть, быстро мчался на его
преследователей. Паралич отпустил принца, и он развернулся и побежал под
гору, туда, куда его так тянуло.
   Медведь пролетел пространство, отделявшее его от людей и, прежде чем
кто-то успел что-либо сообразить, бросился на Карста. Карст развернулся,
споткнулся и упал.
   Медвежья туша накрыла его с головой, он ощутил тяжесть, голова попала
во что-то влажное. 'Мокрая шапка', - пронеслась шальная мысль.
   'Шапка' выпустила зубы, и голову правителя пронзила боль. Он закричал,
и крик вырвался из него тогда, когда он уже был мертв.
   Слуги, наконец, опомнились, два десятка сабель обрушилось на тело
Шторма. Крепкие руки ритмично заработали и в мгновенье ока превратили
живое существо в груду мяса.
   Карси не видел этого, он сломя голову несся вниз по склону. Он только
услышал крики, нечеловеческий вопль, рев, потом все стихло.
   Он добрался до поля только к утру. Он вломился в него с диким
восторгом. Море цветов приняло его в свои объятия, обхватило, окутало,
опьянило внеземным ароматом. Он нырял в цветы, он кувыркался в них, он
смеялся и по щекам его текли слезы, он бежал через поле до тех пор, пока
ноги не подкосились, пока он не упал. А потом он лежал и вдыхал полной
грудью аромат луга, аромат цветов и трав.
   Он поднялся, солнце скатилось вниз и медленно скрывалось за скалами,
будто опускалось в его долину. Он пошел назад, зная, что еще вернется
сюда, вернется со своим народом.
   Только как их убедить? Он остановился, огляделся по сторонам. Цветы
вокруг него были все разные, и каждый был восхитителен по-своему. Он
протянул руку и сорвал один. Цветок был маленький, с изящно вырезанными
лепестками и ослепительно голубой, как небо. Он прижал цветок к груди,
замер. Чувства захлестнули его с головой, он захлебнулся, упал на колени и
начал рвать цветы.
   - Глонк, он возвращается!
   Глонк вздрогнул, поднялся, посмотрел недобро на красное зарево заката,
на очертания скал.
   - Взять его, - голос Глонка звучал хрипло и устало.
   Он снова сел, слившись со скалой. Через пятнадцать минут к нему подошла
толпа слуг Карста, среди них мелькнуло бледное лицо принца.
   - Собирайтесь, мы возвращаемся, - буркнул Глонк. - и оставьте нас
наедине.
   Толпа рассеялась, они остались вдвоем.
   Оба молчали.
   - Развяжи мне руки, - попросил, наконец, принц. - Я не убегу.
   Глонк поднялся и молча выполнил просьбу.
   Карси откинул веревку в сторону, потер запястья.
   - Где отец?
   - Его больше нет. Шторм... - Глонк запнулся. - В общем, Шторма тоже
больше нет.
   Карси, нет теперь уже Карст, молчал.
   - Чего ты добился, мой правитель?
   - Вот чего, - Карси вытащил из-за пазухи помятый букет и протянул его
Глонку. Глонк вытаращился на цветы, потянул к ним руку, потом отдернул ее.
   - Возьми, - в голосе Карси прозвучали металлические нотки, и Глонк
повиновался. Он взял букет, пробежал по нему взглядом и сунул его под плащ.
   - Эй, мы возвращаемся, - крикнул Глонк.
   - Идем, правитель. Правитель, который не будет править.
   Заскрежетал засов в двери подвала замка Карст. Карси поднял голову,
посмотрел на дверь. Дверь распахнулась, впуская Глонка, и снова закрылась.
   - Здравствуй, Глонк.
   - Что ты наделал, правитель? - Глонк смотрел на Карси, и голос его
дрожал.
   - Нарушил завет Карста Великого, как вы его трактуете, только и всего.
   - Нет не только, ты повинен в смерти твоего отца, нашего правителя.
Старейшины города собрались и постановили, что ты должен умереть.
   - Кто будет править вами в этом случае?
   - безразлично спросил Карси.
   - Сын Бержетты, она беременна.
   - Мой внебрачный сын?
   - Или брат, трудно сказать, ведь твой отец... - Глонк всхлипнул. -
Зачем ты это сделал?
   - Боюсь, что этого никто не сможет понять. Я хотел счастья для вас, я
хотел движения, а не застоя, я хотел жизни.
   - Ты хотел стать вторым Карстом Великим, а стал Карстом последним,
Карстом проклятым. Я не могу больше говорить с тобой, правитель, которому
не суждено править.
   Глонк поднялся и пошел к двери.
   - Прощай, Карси, - прошептал он, не оборачиваясь.
   На следующее утро Карст сто семьдесят пятый был казнен.
   Фамильное кладбище Карстов располагалось за городом и состояло из ста
семидесяти пяти могил. У стосемьдесят пятой могилы сидел седой сгорбленный
старик. Старик приходил сюда вот уже сорок лет, с тех самых пор, как был
казнен Карст сто семьдесят пятый.
   - Смотри, что я тебе принес, Карси, - старик положил на могилу букет.
Букет этот засох, цветы потеряли краски, покоричневели и грозили
рассыпаться от малейшего прикосновения. Старик бережно опустил букет,
осторожно убрал руку и улыбнулся.
   - Ты помнишь, сынок? Я знаю, ты все помнишь. Кстати, твоя мечта
осуществилась. В долину пришли перемены.
   У Бержетты родился сын, но она назвала его не Карстом, а Лерном. Ты был
последним Карстом, правитель. Теперь в долине все иначе. Город
переименовали в Лернбург, правят Лерны. Лерн назвал своего сына Лерном
первым и завещал каждому своему потомку родить сына и назвать его Лерном.
Пока у нас есть только Лерн первый, но через несколько месяцев родится
Лерн второй. Лерны живут в замке своих предков, в твоем замке, только
теперь он носит название 'замок Лерн'. Видишь, мой мальчик, все меняется.
В мир пришли перемены, ты ведь этого хотел?
   Вопрос повис в воздухе, Глонк в бессильном отчаянии поднял голову к
холодному синему небу:
   - Ты этого хотел, правда? Этого? Ответь, - голос старика дрожит, ему
нужен ответ, но Карси не отвечает. Он не может ответить.





Алексей Гравицкий (Нечто)

                      Не плюй в колодец

   Кубере, который выдрал меня из лап трагических концовок и заставил
написать что-то жизнеутверждающее с хеппи эндом :)


   Тыгдым-тыгдым, тыгдым-тыгдым, тыгдым-тыгдым. Пс-ш-ш-ш-ш. Поезд
вздрогнул и замер. Ну вот и приехали. Я собрал в охапку чемодан и сумки,
поблагодарил проводницу и выскочил на перрон. Солнце, зелень, легкий
теплый ветерок. А воздух! Какой здесь воздух, особливо после города! Я с
удовольствием втянул деревенских ароматов полной грудью, выдохнул:
   - Пс-ш-ш-ш, - это уже не я, это поезд.
   Вагон тронулся, набрал скорость и, улыбнувшись мне на прощание милым
личиком проводницы, умчался вдаль. Я закинул сумку за плечо, поднял
чемодан и, обойдя кругом станцию потопал через поле. Идти мне километров
пять с гаком, так что пока могу подробно рассказать кто я, где я, и почему
я здесь оказался.
   А все очень просто. Вон там за полем лесок, а за леском деревенька,
"Бухловкой"1 называется. В Бухловке живет мой брат, старший брат, он там
родился. А через два года родители оставили брата на попечение бабушки и
подались в город, я родился еще через три года причем в Москве (так что я
коренной москвич). Так мы и росли: я в столице, а брат в Бухловке, и хотя
нас разделяли какие-то значительные по меркам ребенка километры виделись
мы довольно часто. Потом, когда мы выросли, я стал наведываться к брату
каждое лето, а последние годы и летом у него не бывал. Так сложилось,
закрутился, завертелся... Жизнь, одним словом. Сейчас я с радостью шагал
через поле, представлял, как увижу его, как он мне обрадуется. И
обязательно удивится, я ведь не предупредил, что приеду. Так что сюрпризец
братишку ожидает.
   Я прибавил ходу и почти вприпрыжку поскакал по тропинке через лесок.
Странно, сколько лет прошло, а ведь помню эту тропинку во всех
подробностях. Вон там в шесть лет с велосипеда грохнулся, коленку расшиб.
Больно было. А вон за той елкой муравейник, я как-то на него пописал, а
мураши меня покусали. И правильно, так и надо дураку сопливому, хамить не
надо было. А вон тут... Тут кончается лесок и открывается прелестнейший
вид. Вот моя деревня, вон мой дом родной. Во-он тот, шестой от угла,
зелененький с белыми ставенками и наличничками, крыша железом крытая. Я
ощутил какую-то совершенно детскую радость и, стараясь не потерять этого
чувства помчался к домам.
   Вот уже и покосившийся заборчик. Тихо скрипнула калитка, я вошел во
двор и увидел брата. Он сидел на крылечке привалившись к перилам и спиной
ко мне. Я тихо подошел к брату, явился пред его светлы очи, да только
напрасно - брат спал. Я потряс его за плечо, тихонько позвал по имени. Он
вздрогнул, разлепил глаза, тупо смотрел на меня, отмахнулся, как от
наваждения, и снова закрыл глаза.
   - Мишка, мать твою! - терпение лопнуло.
   - Я голодный приехал, неужели ты дашь помереть с голоду родному брату?
   Моя реплика подействовала лучше, чем ведро ледяной воды из колодца,
которой я признаться уже собирался его окатить. Мишка подскочил, какую-то
долю секунды еще пялился на меня, отгоняя сон, и наконец напрыгнул на
меня, обхватил стальными ручищами, забарабанил лопатами ладоней по спине:
   - Колюня! Колька, черт! Ты как здесь?
   - В гости к тебе приехал, - ответил я, когда мы разомкнули крепкие
братские объятия. - А ты спишь, и куда это Галка смотрит?
   - Да никуда она не смотрит, - небрежно махнул рукой Мишка. - Она с
детьми на юга укатила. А я один уже неделю сижу и еще недели три сидеть
буду.
   - Ты что это, серьезно?
   - А то! Теперь-то мы с тобой гульнем по полной программе. Ты надолго?
   - Дык... Недели на три, - улыбнулся я, и мы расхохотались.
   - Ну, за встречу! - Мишка поднял грубый и довольно вместительный
стопарик, влил в себя желтоватый самогон, крякнул и замер прислушиваясь к
ощущениям.
   - Ты этот тост уже четвертый раз поднимаешь, - напомнил я, выждав,
когда самогон прокатится по его пищеводу и осядет в желудке.
   - Не правда, - возмутился брат. - еще за баб пили.
   - Угу, и за мир во всем мире. Только тоста мы с тобой всего три
насчитали, а бутылка почти пустая.
   - У меня еще есть, - умиротворенно сообщил брат и расплылся в такой
улыбке, что смотреть на него без умиления было невозможно.
   - Да я не об этом. Не интеллигентно пьем, третий нужен. Может кого
свистнуть?
   - Так эта... Ваську. Ну да, его баба с моей на курорт уехала, а мужик
чахнет в одиночестве. Пошли?
   - Пошли.
   Сказано - сделано. Через десять минут мы усаживались за стол втроем.
Васька с трудом унял голодный блеск в глазах, разлил остатки самогона,
поднял стопарь.
   - Давай, Василий, - подбодрил я. - Выдай нам свежий тост.
   - Ну-у-у, - Вася поерзал на стуле, собрался с духом и выдал что-то
новенькое: - За встречу!
   Мишка, который, не дожидаясь окончания речи, запрокинул голову и
методично вливал в себя мутно-желтое зелье, поперхнулся. Я так и не смог
сдержать улыбки.
   - Я что-то не так сказал? - покосился на нас Вася.
   Солнце слепило даже сквозь сомкнутые веки, я открыл глаза, щурясь
поднялся. Внизу на кухоньке Мишка стряпал что-то на завтрак.
   - Привет, - бросил я от двери.
   - Здорово, братишка, - заулыбался Мишка.
   Он оторвался от плитки и шкварчащих сковородок, потянулся к шкафчику и
зазвенел стопками. - Давай по чуть-чуть. С утра не выпил - день пропал.
   - Погоди, - вспомнил я. - А Васька где?
   - Васька? Да спит небось. Как он тебе?
   - Хороший мужик. Так пойдем его разбудим, а уж потом вместе...
   - Прав, как всегда, - хлопнул меня по плечу Мишка. - Пойдем.
   Мы обыскали весь дом, но Васьки так и не нашли. На всякий случай мы
прошлись по дому еще два раза, посмотрели на огороде, в сортире - никого.
Пошли к Ваське домой, но на наши вопли откликнулась только соседская
собака. Васька пропал!
   Василий проснулся посреди ночи. Лежал он на лавке возле стола в
соседском доме. Уж что-что, а лавку-то эту он хорошо знал. Василий
потянулся, приподнял голову и оглядел стол в поисках чего-то, что могло
залить пожар во рту. Как назло на столе из жидкостей обнаружились лишь
остатки самогона. Он тяжело вздохнул, поднялся с лавки и пошел на двор. Не
выветрившийся самогон притупил способности его мозгов. Василий стоял на
крылечке и долго соображал, выстраивал план действий. Сначала он пошел в
сортир, но так и не дошел - полил близлежащие грядки, потом он вспомнил
про высохший рот и пошел к колодцу. Колодец находился в дальнем углу
двора. Василий взял ведро и стал потихоньку опускать в колодец, до тех пор
пока не услышал тихий всплеск. Веревка натянулась, и он потянул ведро на
себя. Пальцы слушались плохо, поэтому не мудрено, что веревка сорвалась и
под тяжестью полного ведра полетела обратно в колодец. И что самое
обидное, произошло это тогда, когда ведро было уже у самого края.
   Василий помянул чью-то маму и потянул необыкновенно легкую веревку
наверх. На его беду веревка вскоре кончилась, причем не ведром, как того
следовало ожидать, а лохматым обрывком. Василий зашептал себе под нос
историю чьей-то семьи, делая упор на родственников по женской линии, и зло
сплюнул в колодец.
   Когда запас матерей и бабок в его голове иссяк, пьяный Василий
перевалился через край колодца и позвал с тоской и безнадегой в голосе:
   - Ведерка-а-а-а!
   - А-а-а-а-а... - отозвался колодец.
   - Иди ко мне! - обрадовался Василий.
   - Не-е... - донеслось из колодца.
   - Тогда я сейчас сам спущусь к тебе! - пригрозил Василий.
   - Бе-бе-бе... - откликнулся колодец.
   - Ах ты дразниться! Ну я тебе...
   Верно правду говорят, что у пьяных свой ангел хранитель. Иначе, как
объяснить то, что Василий свалился в колодец и остался жив, здоров и
невредим?
   - Куда он делся? - недоумевал Мишка. - Так хорошо сидели и вдруг на
тебе - как сквозь землю.
   - Да ладно, - я попытался успокоить брата. - Ничего с ним не сделается,
чай инопланетян, маньяков и нежити здесь нет. А раз так, то небось по
бабам побег.
   - Вот именно! - брат взбеленился еще больше. - И что самое главное, без
меня гад побег по бабам-то!
   Голос брата приглушил чей-то далекий крик. Или мне показалось? Я резко
остановился, прислушался. Тишина.
   - Ты чего? - удивился Мишка.
   - Ничего. Ты ничего не слышал?
   - Нет. А что?
   - Ничего.
   - Мужики-и-и! - донеслось снова, причем более отчетливо.
   - О, слышал, - обрадовался Мишка. - Это ж Васютка!
   Голос позвал снова, мы побежали на звук и уткнулись в колодец.
   - Мужики! Выньт-те мен-ня отсю-сюда, - застучал зубами Васька, когда мы
заглянули в колодец и увидали его макушку, колыхающуюся над водой.
   - Васек! Ты как туда забрался, а? А мы думали ты по бабам побег, -
весело загудел Мишка.
   - Какие бабы! Я попить пошел, а ведро утопло, а я с пьяну за ним и
ухнулся. Вмиг протрезвел! - затараторил Василий. - Вы меня выньте отсюда,
будьте так добры. Пожалуйста!
   - Да погоди ты, - ответил я в колодец. - Сейчас веревку найдем и
вытянем. Миш, у тебя веревка есть?
   - Есть, только она вместе с ведром и этим придурком в колодце. А еще
есть другая, на ней Галька белье сушит, только она тонкая.
   - Тащи!
   Но веревка действительно оказалась тонкой и осталась ненужным обрывком
в руках промокшего Васьки.
   - Говорил же, что этого кабана такой шнурок не выдержит, -
прокомментировал ситуацию Мишка. - Что теперь?
   - Да ничего, пойдем к соседям, попросим помочь.
   - Ты что, сдурел? - испугался брат. - Они ж все жене растрепят. Знаешь
что она со мной сделает? Да и с тобой