ствовал в руках что-то твердое. Он
наклонил голову и увидел большую тяжелую дубовую доску. Тогда он
размахнулся и со всей силы ударил.
   По личику потекла кровь, глаза стали пустыми, но губы сложились в
страшную улыбку. Лицо приближалось вновь начав уменьшаться. Стас ударил
еще, потом еще. Бил долго и сильно, покуда не выдохся, пока доска не
выпала из ослабевших пальцев.
   Тогда он посмотрел на лицо и замер.
   Маленькое-маленькое личико жестоко улыбнулось совсем не женской
улыбкой, подмигнуло окровавленной глазницей с вытекшим глазом и
превратилось в кусочек свинца.
   Нет! Судорожно метнулось в голове.
   Сверху навалилось что-то тяжелое, вздрогнуло и обмякло, прижимая к
земле. И Стас увидел своего отца, мертвого отца и мертвую маму и мертвых
или умирающих знакомых и незнакомых людей. Он захотел закричать, но не
смог. Сотни мертвых лиц замелькали перед глазами, слились в бешеном
галопе, превращаясь в нецензурную надпись на стене...
   Стас подскочил, ударился головой о стену и пришел в себя:
   - Тьфу ты, черт!
   Он тяжело поднялся. Сердце бешено колотилось в груди, а в глазах еще
мелькали страшные картинки. Стас потряс головой, чертыхнулся, влез из
подвала и пошел к своему дому.
   Войдя внутрь, он вновь, как и вчера, прислушался к своим ощущениям,
напрягся, но так ничего и не почувствовал. Тогда он быстро и беззвучно
поднялся по лестнице, пробежал сквозь череду дверных проемов и спокойно
подошел к своей комнате. На пороге он все же задержался, окинул взглядом
комнатушку - никого. Быстро вошел, резко обернулся - в его вчерашнем
убежище за шкафом тоже никого не было. Фу-уф! Стас тяжело выдохнул и
завалился на кровать. В доме никого нет - факт. Ни звука, ни шороха, ни
вздоха.
   Пустота и тишина. Но почему-то оставалось впечатление, что что-то не
так.
   Стас оторвал затуманенный взор от потолка, опустил его на грешную землю
и... Его затрясло, он напрягся, подскочил с кровати и присел на пол,
рассматривая то, что его так взбудоражило. На грязном, замызганном полу
среди шматков пыли, огрызков газетной бумаги и прочего мелкого хлама лежал
свежий окурок.
   Стас смотрел на маленький, истлевший почти до фильтра бычок, как на
восьмое чудо света. Потом аккуратно двумя пальцами поднял окурок с пола и
принялся изучать. Что можно сказать про окурок? Вполне достаточно.
Во-первых на фильтре остались следы от зубов, очень странно, но объяснимо.
Человек нервничал и всадил зубы в окурок.
   Кроме того окурок настолько мал, что точно можно сказать - человек,
который его здесь сплюнул не носит усов. В противном случае растительность
на роже истлела бы вместе с сигаретой. Кроме того золотистая каемка около
фильтра и остатки названия говорят о том, что сигареты дорогие, а значит и
человек, который их курил не бедствует.
   И потом...
   Стас замер, мысли в голове оборвались, перепутались и поскакали
перепрыгивая друг через друга. В тишине пустой комнаты, отражаясь от голых
стен раздался скрип открываемой двери. Двери шкафа! Других нет. Стас
медленно начал поворачивать голову, судорожно подыскивая какую-нибудь
причину, по которой дверь шкафа могла открыться самостоятельно, без
посторонней помощи. Ну да, могла. Например от сквозняка. И потом если
кто-то был бы в шкафу он бы не молчал. Ведь так?
   - Ну, что, - раздался приятный мужской голос за спиной Стаса. -
переиграл я тебя, парень?



                                   Глава 3.



   Стас резко обернулся, как будто его укусила, подкравшаяся сзади
бездомная собака.
   - Эй, парень, не так скоро! Не надо резких движений.
   Дверь шкафа была распахнута. Внутри подогнув под себя правую ногу, а
левую выкинув наружу, сидел мужчина неопределенного возраста. Одной рукой
он придерживал дверь шкафа, в другой зажимал пистолет, который
недвусмысленно пялился на Стаса своим бездонным дулом. На мужчине был
дорогой костюм, видимо сшитый на заказ, так как идеально подходил по
фигуре. На приятном, гладковыбритом лице мелькали незначительные морщинки,
виски посеребрила благородная седина. На вид Стас дал бы мужику лет сорок,
но какой-то внутренний голос говорил, что человек в шкафу выглядит
значительно моложе своих лет. Мужчина всем своим видом вызывал симпатию, а
потому Стас пробормотал нарочито грубо:
   - Ты кто такой, козел?
   - Зачем грубить, мой мальчик? Позволь я все-таки вылезу из этого
допотопного гроба.
   Стас хотел заметить, что в данной ситуации разрешения у него спрашивать
бессмысленно, как бессмысленно просить разрешения войти у запертой двери,
имея в кармане ключ и пачку отмычек впридачу, но промолчал. Мужик, явно не
испытывая никакого стеснения или иных душевных терзаний, вылез из шкафа,
затворил скрипучую дверь и подмигнул Стасу:
   - Ты, парень, главное пойми одно. Всего одно, но главное, сразу и
навсегда. Я тебе не враг и убивать тебя в мои планы не входило, так что
можешь расслабиться. Но я знаешь ли тоже не очень люблю находиться в
напряге, потому давай договоримся: я не причиняю никакого вреда тебе, а ты
не трогаешь меня. Я тоже жить хочу, а у тебя в карманчике... не спорь, я
знаю, знаю. Так вот в твоем кармане пистолетик лежит.
   Стас хотел что-то сказать, но язык приклеился к небу, а мысли
окончательно перепутались. Мужик вальяжно прошествовал через комнату и
уселся на его кровати. Стас снова резко повернулся и увидел, что его гость
ехидно улыбается. Улыбка у мужика тоже была обаятельная: широкая,
обезоруживающая, раскованная. А чего ему стеснятся, подумал Стас, когда у
него зубы белые, чистые, как первый снег, а кроме того ровные и крепкие.
Мужик разглядывал Стаса, а Стас мужика, и самое отвратительное заключалось
в том, что мужик начинал ему нравится. Нравится своим обаянием, своей
раскрепощенностью, даже какой-то нагловатостью.
   Стас с трудом пересилил себя и сказал, стараясь чтобы его голос звучал
как можно более сухо, однако сам поймал себя на том, что это у него не
выходит:
   - Может быть ты все-таки объяснишь мне, кто ты такой, черт подери! И
что ты здесь делаешь.
   - Вот так уже лучше, мой мальчик. Но можно и еще вежливее. Например я
старше тебя лет на тридцать, а ты говоришь мне "ты" - это невежливо.
   - Срать я хотел на вежливость! Кто вы такой, дьявол вас задери? И что
вам тут понадобилось?
   - Вот так уже совсем неплохо. Я...
   Впрочем неважно. Ты можешь называть меня Иваном Ивановичем. Зачем я
здесь и как я здесь оказался об этом чуть позже. Для начала я хочу знать
как тебя зовут.
   - Станислав. А...
   - Все "а", "но" и прочее после. Сначала я расскажу тебе то, чего ты не
знаешь, но знать обязан, потом ты будешь спрашивать, а после я уточню у
тебя кое-что. Ну а там посмотрим. Договорились?
   - Договорились.
   - Ну вот и ладушки. Только прежде обещай не хвататься за оружие.
   - Обещаю, - покорно пробормотал совершенно ошалевший Стас.
   - Ну вот и славно. Итак, ты знаешь, что каждому человеку при рождении
вживляется микрочип?
   Стас утвердительно кивнул.
   - Что этот чип содержит в себе всю информацию о человеке, регистрирует
доходы и расходы, а также является маячком, дающим возможность
контролировать человека?
   Стас еще раз кивнул.
   - Хорошо. Что еще ты знаешь об этом?
   - Ничего. Только это. Нет, - спохватился Стас. - Еще я знаю, что делают
с людьми незарегистрированными, с теми кому не вживлен чип.
   - Конечно знаешь, - усмехнулся Иван Иванович. - ведь ты и сам один из
этих людей.
   Глаза его сузились, он смотрел на Стаса будто бы через оптический
прицел снайперской винтовки. Стас выдержал взгляд, хотя внутри все
дрожало, ответил неприязненно:
   - А вы из тех, кто ловит таких как я и...
   - Не из тех, - оборвал Иван Иванович. - Я повыше летаю. Но не столь
важно кто есть кто. Гораздо важнее другое: с чего все это началось. Вот
этого ты и не знаешь, потому сиди и слушай. Началось это тридцать шесть
лет назад. Я имею ввиду в России. Весь так называемый "цивилизованный мир"
перешел на эту систему раньше. Так вот тогда, до две тысячи тринадцатого
года, в нашей стране не было никакой системы контроля. То есть она конечно
была, но не на том уровне. Были спецслужбы, была армия, были...
   Ладно, в общем было множество силовых структур, но и все.
   Потом на западе появилось то, что теперь имеется и у нас. У нашего
народа всегда глаза на всякую фигню загорались, как у сороки на блестящие
финтифлюшки, а потому мы сразу активно начали внедрять эту заразу.
Правительству разумеется так удобнее, когда каждый баран под контролем и
не надо беспокоиться, но мирное население могло встать на дыбы, потому
взяли и применили маленькую хитрость - сказали, что это нововведение
исключительно добровольно. Кто хочет делает себе карточку, кто не хочет -
не делает.
   - Какую карточку? - перебил Стас.
   - Пластиковую. Обычную пластиковую карточку, какие уже пролезли везде,
где можно. Но это был новый тип карточек. Такая карточка являлась и
документом удостоверяющим личность, включала в себя всю информацию,
начиная от свидетельства о рождении и кончая водительскими правами. Кроме
того эта же карточка заменяла и деньги. И такие карточки начали вводить на
добровольной основе сначала в Москве.
   - Что началось с Москвы понятно. Но на добровольной основе? Неужели
нашлось столько идиотов, которые...
   - Почему идиотов? Это было удобно. Не надо таскать с собой кучу денег,
документов - все умещается в маленьком пластиковом прямоугольничке. Пришел
в магазин, сунул карточку, тебе дают товар а у тебя на карточке становится
меньше денег. Или едешь ты по городу, превышаешь скорость, тебя
останавливает милиция, ты даешь карточку и таким образом сразу
предъявляешь права и платишь штраф. Или...
   - Не надо со мной, как с тупым разговаривать, - на этот раз перебил
Стас. - Лучше скажите вот что, ведь для того чтобы получить от этого
кусочка пластика хоть какую-то информацию нужно какое-нибудь считывающее
устройство.
   - Конечно нужно. Но к тому времени компьютеры были уже в любом
уважающем себя заведении, да и не только.
   Везде были компьютеры, куда ни плюнь, так что никаких проблем. Но
вернемся к системе. Разумеется не все торопились получить подобную
карточку, а потому была предпринята очередная хитрость. Были введены
некоторые ограничения для той части населения, которая карточек не имела,
а население у нас никогда не желало быть в чем-то ущемленным.
   При таком раскладе им волей неволей пришлось топать и делать себе
пластиковую карту.
   Москва уже практически полностью перешла на карточки, когда
обнаружилась и другая сторона медали, весьма неприятная, кстати сказать.
Люди имеют привычку терять вещи, кроме того они могут оказаться
обворованными. И появилось огромное множество народу, которое осталось в
следствии каких-то причин без карточек, а следовательно без единого
документика, без средств к существованию. Кто был никем, тот стал ничем,
ведь человек без документов не человек. Начались скандалы, бесконечные
споры и жалобы.
   Назревала вспышка народного недовольства.
   Тогда один умный человек взял и предложил использовать вместо карточки
микрочип. Чип вживлять в человека, таким образом человек всегда сможет
носить с собой все свои документы и деньги, и никогда не сможет их
потерять или оказаться ограбленным. Этот же умный человек сразу оговорил и
другую сторону.
   Любой человечек с вживленным чипом сразу окажется под наблюдением,
таким образом можно будет знать все обо всех не вылезая из-за компьютера.
В последствии выяснилось, что умный человек был американским шпионом, но
об этом молчат.
   Идея очень понравилась наверху.
   Понравилась еще и тем, что пришлась по вкусу западу, который предложил
спонсировать воплощение этой идеи в жизнь. Самый большой вклад сделали
Соединенные Штаты Америки, причем безвозмездно и с таким видом, что всем
сразу стало ясно, что замечательные США окультуривают дикую Россию, а она
неблагодарная еще и брыкается.
   Тем не менее деньги были получены, а проект запущен. Для начала был
образован институт, который занялся разработкой этих самых чипов. Через
считанные месяцы институт гарантировал совершенно безболезненное и
безвредное вживление. А уже через год чип вводился в кровь при помощи
самого обычного одноразового шприца. Теперь куча идиотов поперлась
вживлять себе чипы, дабы не иметь никаких проблем. Однако люди понимали,
что это уже не карточки, а нечто совсем иное. Многие дотумкали и до того,
что попадут под очень жесткий контроль, которого не желали. Тогда и
началось сильное беспокойство, волнение и наконец возмущение. Одним из
таких возмутившихся был твой отец, - Иван Иванович замолчал и уставился в
противоположную стену.
   Стас замер, до него только теперь дошел смысл сказанного, долго
переваривал, но никак не мог поверить собственным ушам:
   - Мой кто? - спросил он наконец осипшим голосом.



                                   Глава 4.



   - Твой отец, - тихо повторил Иван Иванович. - Я никогда не забуду тот
вечер. Мы сидели с ним у меня на кухне. Нам было всего-то по двадцать лет.
Тогда вся Москва только и говорила, что про эту новую систему, и мы
говорили, хотя много и не понимали. Твой отец в тот вечер много пил,
злился, снова пил, а потом сказал мне вдруг: "Знаешь, Иван, я не хочу быть
подконтрольным". "Каким?" - спросил я. "Полностью контролируемым! Я не
хочу, чтоб какой-то дядя следил за мной в любое время дня и ночи, не желаю
чтобы он знал, а тем более видел, как я ем, к кому хожу, с кем дружу, как
в носу ковыряю. Так не должно быть. У человека всегда должно оставаться
что-то свое личное, тайное, святое наконец. Что-то, чего не знает никто.
Ты понимаешь, они хотят отнять у нас наши тайны.
   И дело не в том, что кто-то будет смотреть, как я трахаюсь и записывать
для себя что-то новое, а может посмеиваться над моей неумелостью. Дело в
том, что кто-то вообще будет смотреть. Всегда и везде. Ну пусть не всегда
и не везде, но я буду знать, что в любой момент за мной могут подсмотреть,
залезть в мое сокровенное. Этого нельзя делать. Это не дозволено никому.
Человек должен иметь право на уединение, а тут... Знаешь, если они это
действительно сделают, я пожалуй соберу шмотки и уеду подальше. В деревню
к тетке, в глушь, в Саратов."
   А после началось. Таких несогласных было слишком много, но их
подкупали. Нет, взяток никаких разумеется не было, но придумывались всякие
хитрости. Очень многие, например, купились, когда пошел слушок, что все
это делается ради борьбы с преступностью, мол если все зарегистрированы,
то преступника найти ничего не стоит. И таких причин выдумывалось очень
много, в результате чего практически девяносто девять процентов населения
попало под контроль.
   - А оставшийся процент?
   - А оставшийся процент составляли такие свободолюбивые, как твой папаша
и преступники, которые разумеется оставались незарегестрированными, я имею
ввиду тех, что были на свободе. Кстати, преступность какой была такой и
осталась.
   На то, чтобы полностью подчинить Москву новой системе ушло около года.
Я имею ввиду начиная с того момента, как стали вводить чипы, то есть уже
после провала с карточками. Ну а еще через пять лет был установлен
контроль за всей страной, там было уже проще. Твой отец улепетнул в
какую-то глушь. Он бежал не один, с ним была целая куча таких же
ненормальных, которые считали, что от системы можно убежать. Скажу больше
таких кучек ненормальных было довольно много. Глупцы!
   - Почему глупцы? Скорее романтики.
   - Романтики и глупцы одно и тоже, - отмахнулся Иван Иванович. - Все они
думали, что можно убежать от системы, а бежать от системы, все равно, что
убегать от лавины, или от скорого поезда со сломанными тормозами, двигаясь
исключительно по рельсам. Они даже не глупцы, просто наивные дети.
   - А вы?
   - Я прагматик, хотя поступил тоже не лучшим образом. Но об этом позже.
   После этого наступил период, когда все успокоилось. Многие были
довольны, а те кто был недоволен тоже помалкивали. Чипы теперь всаживали
при рождении, и ребенок рос уже зарегистрированным. Кстати это оказалось
тоже очень удобным. Например какая-то мамаша сидит дома, занимается делами
и только временами поглядывает на монитор, что это там малыш делает на
улице.
   - Так получается, что любой человек имеющий компьютер может
контролировать любого другого?
   - Нет конечно. Существуют уровни контроля. Полностью страну может
контролировать только президент и его окружение. В каждом городе есть мэр,
он контролирует свой город.
   Ну и так далее, всякие там губернаторы, дирекция крупных предприятий.
   В частности родители могут контролировать своего ребенка до достижения
последним шестнадцатилетнего возраста.
   - А силовые структуры?
   - Их уровень контроля не знает никто.
   Известно только, что в силовых ведомствах имеются свои уровни. Ну да
бог с ними со всеми, позволь, я продолжу.
   Стас согласно кивнул, и Иван Иванович заговорил снова:
   - Вот так в стране стало практически спокойно. Но прошло шесть лет, и
началась новая акция. Все незарегистрированные были объявлены вне закона и
началось. Силовики отыскивали незарегистрированных и расстреливали на
месте. А так, как им платили за это деньги, то самыми лакомыми кусочками
для них стали глухие лесные деревеньки, куда бежали свободолюбивые...
   Голос Ивана Ивановича перерос в гул, истончился, растаял. Стас сидел на
полу напротив своего гостя, но видел не заплеванную комнату, а зеленый
дворик, аккуратные домики, а дальше за домами густой мохнатый лес, который
плевался железным дождем. Он видел пулю, которая летела в него удивительно
медленно, казалось, что она не долетит, шмякнется прямо перед его носом,
но она надвигалась, готовясь воткнуться в его маленькое детское тело.
Что-то навалилось сверху, подавило, вжало в землю и...
   - Вот так, мой мальчик, - голос Ивана Ивановича неожиданно врезался в
его сознание, поколебал страшную картинку, вернул в комнату. - Вот теперь
можешь спрашивать.
   - Вы говорите, что знали моего отца, - начал Стас после долгой паузы.
   - Не говорю, а именно знал.
   - Да, конечно, - Стас запнулся, опустил голову и опять надолго замолчал.
   - Ну, что же ты? - подбодрил наконец Иван Иванович. - Спрашивай.
   - Вы... Ах, да... А... Вы... А зачем вы вообще здесь? - выпалил Стас,
как только смог сформулировать мечущиеся в голове мысли. - Никогда не
поверю, что вы явились сюда только для того, чтобы поведать мне эту
историю.
   - Хм, а ты не прост, парень. Конечно не только за этим, но об этом чуть
позже. Если у тебя нет других вопросов, то позволь, я кое-что уточню.
   Стас молча кивнул.
   - Вот и хорошо. Ты незарегистрирован.
   Иван Иванович выдержал паузу и Стас снова кивнул.
   - Ты родился в лесной деревеньке, когда тебе было восемь лет, твою
деревню обстреляли. Все жители погибли кроме тебя.
   Стас часто-часто закивал, как он не пытался сдержаться, но в глазах его
появилась боль и страх.
   - Тебя зовут Стас, тебе двадцать два года, твоего отца звали Роман
Паншин.
   - Да, все так.
   - Вот и славненько, значит я не ошибся.
   - А если б вы ошиблись? Что тогда?
   - Я редко ошибаюсь.
   - И все же?
   - Твой труп вряд ли бы нашли. А если б и нашли, что с того? Ты вне
закона, - он не без удовольствия отметил, как вздрогнул Стас. - Еще
вопросы?
   - Нет, - помотал головой Стас.
   - Тогда слушай дальше. Как я уже говорил, я прагматик. Меня тоже не
устраивает эта система, но я не бегу от нее в лес с целью состряпать
коммуну. У меня имеется голова на плечах и в голове этой не так уж и
пусто. Поэтому я сразу решил бороться с системой. Как? Очень просто, для
начала занял такую социальную нишу, чтобы меня никто не мог тронуть. Я
быстренько состряпал себе карьеру в духе нового веяния и стал... Да, не
важно.
   Но я все же прокололся. Я сам попал под контроль и теперь не могу
бороться с системой в открытую, да и завуалированно бороться не получается.
   - Бороться с системой? - Стас хитро прищурился. - А говорит