возвышалось на подставке, - не  иначе  сама  Земля  держала  в  руках  эту
громадную чашку, пытаясь выведать у Вселенной все ее секреты, -  те  самые
тайны, знать которые так необходимо мальчишкам для исполнения их желаний и
замыслов.
   Он говорил себе: стоит найти то самое место, где хранятся эти тайны,  и
все-все как следует разузнать, - и тогда наверняка поймешь все...
   И вот однажды отец привел его в зал прослушивания,  где  Бобби  слышал,
как кто-то нашептывает тайны. Он отдал бы все, только б ему дали послушать
этот шепот в наушниках - шипение  и  бормотание,  слишком  тихое,  однако,
чтобы мальчик мог хоть что-то разобрать.  Отец  усилил  звук,  и  малыш  с
разочарованием убедился: говорят на каком-то секретном,  не  понятном  ему
языке.
   - Этого не понял еще никто, - утешил его отец.
   - А я пойму, - упрямился Бобби. Конечно же, мальчик не понимал  ничего,
но тогда он поклялся; когда-нибудь он выучится всем языкам,  какие  только
есть на Земле, а заодно и под  землей,  и  в  небесах,  -  и  поймет  все,
разгадает все секреты, все тайны. Одним словом,  узнает  все,  что  только
можно узнать, и, когда  отец  тоже  захочет  что-либо  узнать,  непременно
справится об этом у Бобби, и тогда ему не придется больше уезжать из  дому
к Программе...
   "Зачем мальчишке взрослеть? - не раз задавался вопросом  Макдональд.  -
Ведь жизнь для него так  понятна  и  проста,  в  ней  столько  безоблачных
надежд... Только не для меня", - возразил он себе.  В  его  жизни,  полной
разочарований, неисполнившихся желаний и надежд, так  и  не  реализовались
детские стремления.
   Прогулка  по  этим  старым  коридорам  и  залам  обернулась  для   него
странствием  по  некогда  чудесной  стране,  покинутой  всеми   волшебными
существами, ранее ее населявшими, -  всеми  этими  гномами  и  эльфами,  -
отданной  во  власть  пыли  и  грязи,  выставленной  на  солнце,  дождь  и
непогоду... выгорать и ржаветь.
   Да, дом этот  постарел...  сколько  же  это  ему  лет?..  Шестьдесят...
семьдесят, а может, и все восемьдесят. И, несмотря на то что строили  его,
как и Программу, на века, - годы сделали свое дело.  Обшарпанные  стены  с
потрескавшейся, во  много  слоев  нанесенной  краской.  Кое-где  виднелись
цементные заплаты, закрывавшие щербины в  местах  раскрошившегося  бетона.
Только терракотовые полы не выглядели изношенными, - впрочем,  нет  ничего
проще, чем заменить плитки.


   Олсен представлял его всем секретарям, техникам, занятым подготовкой  к
консервации оборудования, и случайно оказавшимся здесь астрономам.
   - Это Бобби Макдональд, - неизменно повторял он. - Ну, тот  самый,  сын
Мака.
   В ответ следовали приветствия и рукопожатия, сопровождаемые  выражением
радости и надежды: мол, наконец-то Макдональд навсегда вернулся домой.  Он
пытался возражать,  но  это  неизменно  вызывало  обеспокоенность,  и  он,
наконец, перестал отнекиваться и только улыбался.
   Старый  зал  для  прослушивания  выглядел  запущенным,  -  будто   сюда
перестали  заходить.  На  потрескавшихся  стеклах  табличек  указателей  и
индикаторов разобрать что-либо не  представлялось  возможным;  поверхность
щитов на пультах покрылась  пылью.  Бросались  в  глаза  истертые  консоли
пультов:  из-под  когда-то  черного  цвета  пластика  во   многих   местах
проглядывал металл. Даже наушники казались  истертыми  целыми  поколениями
людей, чьи уши соприкасались с их поверхностью.
   Зал оказался пуст. Макдональд обвел взглядом это неживое место, которое
давно покинули чудеса и волшебство. Нечто неуловимое, вдохнувшее  жизнь  в
это место, улетучилось куда-то в далекие, неведомые края.
   - Хочешь  послушать  голоса,  Бобби?  -  предложил  Олсен.  -  Давай-ка
послушаем послание...
   - Не стоит, наверное, - ответил Макдональд. - Я много раз слышал его.
   Пожалуй, ему и хотелось бы услышать их снова. Но только не здесь  и  не
теперь.
   Олсен прошел к пульту управления.
   - А знаешь, мы по-прежнему слушаем, - сообщил он, будто прочитав  мысли
Роберта. - Все те же поиски знамения в небесах.
   Он хихикнул, словно ему  рассказали  старый  анекдот.  Потом  нажал  на
кнопку с облупившейся краской, и зал наполнился шепотом. И почти сразу  же
Макдональд  ощутил  себя  тем  самым  мальчишкой.  Вопреки  самому   себе,
собственному своему  скептицизму  он  вновь  почувствовал  себя  ребенком,
внемлющим странным голосам обитателей чужих миров, полным  страдания  зову
непонятных существ, взывающих к вниманию и сочувствию"
   "Боже! Как им помочь?.. Возможно  ли  восстановить  разорванную  связь,
сокрушить непреодолимые барьеры времени и  расстояния  и  в  конце  концов
воссоединить разум с разумом".
   Как во сне, он протянул руку, словно желая коснуться отца, и попросил:
   - Выключи...
   "И, наверное, всему виной не магическая сила голосов,  а  слабость  его
как человека". Несостоявшееся создание, а мужчину  в  нем  уничтожили  еще
когда он был мальчишкой.
   - Поймали что-нибудь новенькое? - осведомился он, когда шепот  умолк  и
ему наконец удалось вернуться в свое время.
   - Нет, идут одни повторы, - охотно  пояснил  Олсен,  но  в  голосе  его
проступила усталость. - Мы слушали пятьдесят лет, пока приняли послание  с
Капеллы, и вот уже скоро как тридцать все  время  слышим  одно  и  то  же.
Послание получено в тот самый год, когда ты, Бобби, родился.
   - И  с  ним  вам  повезло  намного  больше,  чем  со  мной,  -  ответил
Макдональд.
   Ребенок и послание. Не приходилось сомневаться, какой из  новорожденных
больше значил для их отца и кого он понимал лучше.
   - Может, там уже и нет никого, - сказал он. - Именно так  говорили  все
эти скептики и маловеры: "А может, там никого в нет". Они говорили,  мы  -
слушали и не обращали  внимания  на  их  слова.  Ну  и  в  конечном  счете
опровергли их. Приняли послание, прочитали  его  и  отправили  ответ.  Там
наверняка есть и другие, и мы примем их. Как  знать,  возможно,  уже  этой
ночью. Кому дано представить, какое там пространство, как  много  звезд  и
сколькими способами подать о себе  сигнал  они  владеют?  Все  это  нам  и
предстоит исследовать. Если обнаружились  одни,  найдутся  и  другие.  Но,
даже, если этого не случится, у нас все равно остается  Капелла.  Когда-то
мы получим их ответ, и уже этого достаточно,  чтобы  сказать:  оправдались
все наши усилия.
   - Да, - вздохнул Макдональд. - Я думаю, так оно и произойдет.
   Ему вдруг захотелось тотчас распрощаться с Олсеном и  уйти,  но  что-то
внутри удерживало его. Да и старик, казалось, не слушал его.
   - Самое интересное я приберег на закуску, - сообщил он. -  Покажу-ка  я
тебе компьютер.
   Макдональд предпринял попытку увильнуть.
   - Да знаю я этот компьютер.
   - Нет, это не тот, - ответил Олсен.
   Макдональд вспомнил: когда-то Олсен  считался  лучшим  специалистом  по
компьютерам.
   - А кроме того, там есть еще кое-что.


   В компьютерном зале - самом большом во всем  здании  -  почти  на  всех
стенах размещались таблицы с программами, различные указатели, а на полках
под стеклом - катушки с дискетами. Повсюду вспыхивали разноцветными огнями
и  гасли  лампочки,  а  посреди  зала,  похожие  на  чудовищ,   пожирающих
перфокарты и изрыгающих широкие бумажные полосы, притаились  разнообразные
устройства. Полосы причудливо извивались, и,  если  за  ними  не  успевали
уследить, они образовывали целые завалы. Компьютер же  без  устали  что-то
искал, беседовал сам с  собой,  хохотал.  В  стенах  оставалось  лишь  два
свободных от компьютера места, там и находились  двери  -  одни,  входные,
вели в коридор, другие - в кабинет его отца, чтобы при необходимости он  в
любой момент мог спросить у компьютера или велеть тому что-нибудь сделать.
Черные змеи кабелей, отправляясь за информацией, уходили  сквозь  стены  в
другие помещения. Компьютер, казалось мальчику, тянулся бесконечно. И  еще
Бобби подумал тогда:  вот,  наконец-то  он  видит  перед  собой  создание,
знающее все на свете - даже тайны, нашептываемые в комнате  прослушивания,
и, стоит его лишь спросить, как он расскажет все.
   - Папа, почему ты не спросишь компьютер, о чем шепчут голоса? - не  раз
задавал отцу вопрос Бобби.
   - Я спрашивал, Бобби, - отвечал отец. - Но мы, наверное,  не  знаем,  о
чем и как спросить, вот он и не говорит ничего.
   Подхватив сына на руки, отец выходил из  кабинета,  и  они  оказывались
лицом к лицу с компьютером. Бобби, проникаясь уверенностью отца, говорил:
   - Я вырасту и заставлю компьютер все рассказать.
   - Я буду счастлив и стану тобой гордиться, - отвечал отец.


   За все эти годы даже  компьютерное  помещение  как-то  съежилось.  Все,
когда-то блестевшее краской и металлом, словно ушло в  стены,  с  какой-то
усталой  покорностью  поддавшись  тирании  времени.  Кое-где  оборудование
заменили,  наверняка  подключили  новые  блоки   памяти,   считывающие   и
печатающие устройства, а может, даже целые операционные системы. Однако  в
главном компьютер оставался тем же: по  прошествии  целых  десятилетий  он
дождался Макдональда. По  объему  памяти  и  сложности  системы  сетей  он
по-прежнему оставался самым большим в мире, хотя, наверное,  теперь  и  не
самым быстродействующим. Макдональду уже приходилось работать на  машинах,
которые во многих отношениях превосходили эту.
   - Шагаем в ногу с прогрессом, - проговорил сзади  Олсен.  -  На  первый
взгляд, возможно,  и  не  впечатляет,  особенно,  если  сравнивать  его  с
последними поколениями компьютеров,  с  их  ультрасовременным  дизайном  и
микроминиатюризацией. Однако все стоящее из нового  здесь  как-нибудь,  да
учтено. Мы не захотели изменять ни его памяти,  ни  внешнего  вида.  После
стольких лет, проведенных вместе, это - скорее человек, нежели  компьютер.
Вот и хочется, заходя сюда всякий раз видеть родное лицо.
   Между считывающими и печатающими устройствами и в полутемных углах зала
расставили несколько удобных кресел. Макдональд случайно взглянул на  один
из таких неосвещенных уголков и  ему  показалось,  будто  одно  из  кресел
кем-то занято. Впечатление создавалось до невероятного реальное,  он  даже
присмотрелся повнимательнее и только тогда убедился: в кресле никого  нет.
В безмолвном зале находились он, Олсен и компьютер. Лишь время от  времени
раздавались постуки и хихиканье компьютера, да расточались  вокруг  запахи
смазки и озона.
   - Садись, - пригласил Олсен, указывая на одно из кресел в центре  зала.
- Ты должен это услышать.
   - По правде говоря... - начал Макдональд, - мне бы не хотелось...
   Все же ему пришлось присесть, и Олсен, удобно устроившийся  в  соседнем
кресле, нажал кнопку дистанционного пульта.
   - Всем нам следует постоянно помнить, для чего мы все тут,  собственно,
собрались, - произнес голос из прошлого. - Иначе мы окажемся  погребенными
Ниагарой данных...
   - Господа, прошу всех занять свои места у аппаратуры...
   Раздался другой голос:
   - Может, вот здесь что-то и есть...
   И опять - первый голос:
   - Мало шансов.
   Вступил третий голос, забубнил, будто в жестяную банку:
   - Мак, случилось непредвиденное... Это касается Марии.
   Потом тот же голос произнес:
   - Ты не сделаешь этого, Мак... Ведь речь не только  о  тебе.  Обо  всей
Программе.
   И снова - первый, так хорошо знакомый Макдональду голос:
   - Чарли, ведь в жизни-то  я  банкрот.  За  что  бы  я  ни  брался,  все
обращалось в прах... Кто я? Бездарный лингвист?  Паршивый  инженер?  Я  не
обладаю соответствующей квалификацией для этой работы, Чарли... Вам  нужен
кто-то понаходчивей,  чтобы  продолжать  Программу,  кто-то,  способный  к
плодотворной деятельности, некто... осененный благодатью.
   - Мак, ты устраиваешь чудные приемы.
   Роберту показалось, голос принадлежит Олсену.
   Еще один голос. Пятый.
   - Мак, вера в тебя заменяет мне веру в Бога.
   Шестой голос:
   - Программа - это ты. Если  уйдешь  ты,  все  рассыплется.  Это  явится
началом конца.
   И снова до боли знакомый голос:
   - Всегда так кажется, однако в делах развивающихся  по  своим  канонам,
такие  предсказания,  как  правило,  никогда   не   сбываются.   Программа
существовала до меня и продолжится после того,  как  я  уйду.  Просто  она
должна быть долговечнее  всех  нас,  потому  как  мы  -  всего  лишь  одно
поколение, она же - на века.
   Опять голос из консервной банки:
   - Она выживет, Мак.
   - Я слышал, вы уходите, мистер Макдональд? -  проговорил  новый  голос,
принадлежащий,  по-видимому,  человеку  не  из  круга  Макдональда.  -  Не
уходите, мистер Макдональд... Здесь ведь по-настоящему все зависит  только
от вас.
   Голоса наполняли зал, уводя Роберта в прошлое.
   Потом все перекрыл голос сегодняшнего Олсена.
   - Видишь ли, записывалось все происходящее здесь с  момента  назначения
Мака директором. Кто знает,  а  вдруг,  в  каком-нибудь  разговоре  кто-то
случайно выскажет нечто, способное впоследствии оказаться ключом к  некоей
научной тайне. А мы здесь, как ты понимаешь,  располагаем  неограниченными
возможностями, я имею в виду блок памяти и ассоциаций. Вот это, пожалуй, и
означает использовать наш компьютер по назначению. Моя задача, - продолжал
Олсен, - заключается в составлении программ,  которые  должны  упорядочить
информацию и при вводе запросов в компьютер,  сделанных  в  том  или  ином
контексте, отсеять  лишнее  -  вроде  как  избавиться  от  информационного
мусора.
   - Неужели здесь записано все? - спросил  Макдональд.  -  Все  с  самого
начала?
   Старческая рука в коричневых пятнах  показала  в  сторону  компьютерных
стен.
   - Все до единого слова, а впридачу  и  вся  информация,  накопленная  в
нашем мире. Все, написанное когда-либо по теме  других  миров,  о  языках,
передаче сообщений и криптографии. "Кто  знает,  -  часто  говаривал  твой
отец, - где могут соприкоснуться фантазия и действительность?"  Мак  питал
какое-то особое пристрастие к этим самым "кто знает". Это  превратилось  у
нас в шутку: "Надо бы что-то съесть, - говорит, бывало, кто-нибудь, -  кто
знает, может, я проголодался". Мак смеялся,  а  все  равно  продолжал  так
говорить. Да, великий был человек. Прости меня, Бобби... то есть,  Роберт.
Наверняка ты уже сыт по горло всеми моими воспоминаниями  о  Маке  и  этим
обращением, как звали мы тебя в детстве. Ты взрослый человек - мужчина, да
и Мака давно уже нет с нами. А я просто  запрограммировал  здесь  все  для
тебя, возможно, ты поймешь, каким  он  был  в  Программе,  и  постараешься
разобраться, как и что он делал.
   Старик уже не казался Макдональду впавшим в детство. Да, он стар, но ум
сохранил ясный и быстрый. А этот  его  кропотливый  труд  по  созданию  из
океана разрозненных данных единого логического  целого  должен  непременно
стать предметом исследований специалистов по информатике.
   - Твой отец находился  здесь,  в  этом  зале,  когда  произошел  первый
серьезный срыв. Это случилось, когда твоя мать пыталась покончить с собой.
Тогда он чуть не бросил Программу.
   Макдональд  сидел  неподвижно,  целиком  поглощенный  голосами   своего
прошлого.
   - Можешь слушать, сколько  захочется.  Когда  посчитаешь,  что  услышал
достаточно, нажмешь вот эту кнопку:
   Макдональд не заметил, как  Олсен  ушел.  Он  вслушивался  в  отцовский
голос:
   - Каждый человек должен верить в  себя,  точнее,  в  свой  разум,  дабы
вовремя признать свое поражение  и  оставаться  убежденным  в  собственной
правоте,  дабы  выстоять  -  назло  всем  разочарованиям  и  необратимому,
безжалостному ходу времени.
   Другой голос, сухой и скептический:
   - Эта Программа жива надеждой и верой...
   - И еще статистической вероятностью, - произнес отец.
   - Это просто другое название веры. А по прошествии более чем пятидесяти
лет статистическая вероятность уменьшается...
   - Пятьдесят лет - лишь мгновение, не более чем  взмах  ресниц  на  лике
божества.
   - Пятьдесят лет - это срок активной профессиональной жизни человека. Вы
посвятили всему этому большую часть своей жизни. Я и  не  сомневался,  что
без  боя  вы  сдаваться  не  собираетесь.  Только  вот  ничего  из   этого
сопротивления не выйдет. Ну так  как,  вы  со  мной  станете  воевать  или
все-таки предпочтете сотрудничество?
   А затем,  спустя  минуту,  -  вавилонское  столпотворение  бесчисленных
переплетающихся голосов, воодушевленно говорящих разом...
   - Голос бесконечности, - произнес его отец.
   И снова бормотанье, однако на этот раз знакомое и  легко  узнаваемое  -
отрывки из радиопередач тридцатых годов,  -  первые  принятые  межзвездные
сигналы, - позывные, ретранслируемые с Капеллы, для привлечения внимания к
посланию, - то самое бормотание, так эффективно использовавшееся  радио  и
телевидением для оказания поддержки Программе...
   - Мы не одиноки, - произнес чей-то голос.
   И опять скептический голос, но на этот раз прозвучавший уверенно:
   - Что они могут сообщать?
   - Узнаем, - ответил его отец.
   В полумраке компьютерного зала вместе с голосами струилось само  время.
Макдональд услышал бас:
   - И все  это  лишь  для  того,  чтобы  прочесть  единственное  короткое
послание?
   -  Истинному  последователю  Господа   для   этого   достаточно   веры,
заключенной в сердце его.
   - Наша вера, - произнес его отец, - объективно  требует  предоставления
возможности  воспроизведения  всех  результатов  и   данных   всеми,   кто
использует ту же аппаратуру и аналогичные методы. И, хотя на свете  немало
истинно верующих сердец, думаю, все же, идентично воспринять  послания  им
не под силу.
   Прошло несколько секунд, и бас снова заговорил:
   - Прости мне мое сомненье. Это - посланье Божие.
   Сцены  минувшего,  записанные  в  дырочках  перфокарт  и  на  крошечных
магнитах электрическими импульсами, хранимые для  вечности  в  необъятной,
бесстрастной памяти, в первозданной подлинности переходили от компьютера к
разуму и чувствам Макдональда...
   И снова кто-то говорил:
   - Прошу вас, объясните мне, отчего вы так  настаиваете  на  ответе?  Не
следует ли нам всем ограничиться признанием достижений Программы  и  факта
подтверждения существования разумной жизни во Вселенной?
   - Могу предложить  доступное  объяснение,  -  проговорил  его  отец,  -
...однако у вас возникли обоснованные подозрения, не  стоят  ли  за  всеми
этими аргументами мои очень личного свойства побуждения?..  До  того,  как
капеллане получат наш ответ, меня уже не будет в  живых.  Однако  хотелось
бы, чтобы мои труды не оказались напрасными и исполнились мечты, в которые
я верую, и тогда бы прожитая жизнь  имела  смысл...  Я  желал  бы  кое-что
оставить миру и собственному сыну в наследство. Я не поэт и не пророк,  не
художник и не артист, не строитель, не государственный муж. Не занимаюсь и
филантропией. Единственное, что я  могу  оставить  после  себя,  -  широко
распахнутые двери, путь во Вселенную, вместе с надеждами на обновление,  -
послание, которое достигнет отсюда другой планеты в лучах  далеких,  чужих
светил...


   Его постоянно преследовал сон... впрочем, скорее, воспоминание,  нежели
сон... будто он просыпается  один  на  большой  кровати.  На  кровати  его
матери, позволившей ему взгромоздиться туда и, прижавшись к ней, мягкой  и
теплой, уснуть. Но просыпается он один, кровать пустая и  холодная  и  ему
становится страшно. В потемках он  подымается  с  постели  и  более  всего
боится, как бы не столкнуться с  чем-то  страшным  или  не  провалиться  в
бездонную дыру. В страхе и одиночестве он бежит в темноте через весь  холл
в гостиную с криком: "Мама!.. Мама!.. Мама!.." Перед ним маячит  огонек  -
крошечный огонек, рассеивающий мрак, и в  этом  свете  сидит  его  мать  в
ожидании возвращения отца. И он вновь ощущает себя таким одиноким...
   И еще он вспомнил,  как  обрадовался  отец,  когда,  вернувшись  домой,
увидел, они ждут его вдвоем - мать  и  сын.  В  тот  самый  миг  все  были
счастливы...


   И