рочем, не так
уж и сильно - чья-либо соглашательская позиция давно уже не  являлась  для
него неожиданностью. Наверное, он рисовал себе иной образ Макдональда.
   - Иными словами, вы милостиво позволили ему заблуждаться.
   - Нет, - спокойно возразил Макдональд. - Просто, еще не зная содержания
послания,  по  сути,  мы  автоматически  интерпретируем  его   на   уровне
опять-таки детских картинок. Иеремия, переведя его символы в  образы,  тем
самым интерпретировал послание уже  на  гораздо  более  серьезном  уровне.
Грубо говоря, оба рисунка - наш и сделанный  Иеремией  -  одно  и  то  же.
Единственная  объективная  реальность,   присутствующая   здесь,   -   это
компьютерная сетка.
   - Такая малость, - негромко произнес Уайт, - а сколько за ней стоит.
   - Это продлится недолго,  -  заверил  его  Макдональд.  -  Если  вы  не
воспрепятствуете и мы обнародуем основную часть послания, -  ученым  всего
мира предоставится прекрасная возможность исследования данного  документа;
появятся новые трактовки, интерпретации, и тогда, думается, нам не  только
удастся составить ответ, но и отправить его капелланам...
   Уайт еще раз глянул на рисунок, но от прямого возражения все  же  решил
воздержаться.
   - У вас найдется карандаш или авторучка? - спросил он.
   Макдональд протянул ему фломастер. С минуту Уайт усердно  трудился  над
птичьей головой; закончив, вручил рисунок Макдональду. Теперь птица уже не
походила на человека. Удлинившийся и искривленный  на  конце  клюв  сейчас
казался более приспособленным для  захвата  добычи  и  ее  растерзания.  А
птичьи глаза уже не казались невинными и смотрели злобно. Одним  словом  -
хищник, подстерегающий очередную жертву.
   - А если на самом деле они выглядят вот так? - осведомился Уайт.


   "Все дело в том, - так следовало ему начать, - каков мир на самом деле.
Таков ли, каким его видишь ты, или каким знаю его я? И, если остается хотя
бы тень сомнения, не лучше ли  заглянуть  в  прошлое,  хорошенько  изучить
историю собственной расы и остаться  черным,  пока  нет  уверенности,  что
настоящее отменило старые обычаи и образ мышления".
   Однако сказал он другие слова. "Ради Бога, Джон, я этот мир знаю, а  ты
- нет. Поверь Мне на слово, если уж сам ничего не видишь".
   А Джон на это ответил: "Прошлое утратило значение.
   Однако его слова только упрочивали это минувшее.


   Уайт  почувствовал:  время  истекло.  Разговор   необходимо   побыстрее
заканчивать и приступать, наконец, к  решению:  как  управиться  со  всеми
этими трудностями, которые возникли  с  появлением  послания.  Однако  ему
искренне не хотелось прерывать этого человека, ибо он ощущал его  правоту.
"Пусть выскажется до конца", - решил он.
   - Какая разница, - проговорил Макдональд, - при расстоянии-то  в  сорок
пять световых лет? Они жаждут  понимания.  Ищут  собратьев  по  разуму  во
Вселенной.
   - А зачем? - спросил Уайт.
   - Наверное, не хотят оставаться в одиночестве. Затем же, зачем  слушаем
и мы. Дабы не остаться одинокими. Страшная это штука, одиночество.
   "Да что он там может знать?" - подумал Уайт и сказал: - О да.
   - Кроме того, они и так осведомлены о нашем  существовании,  -  сообщил
Макдональд.
   - То есть как? - обеспокоенно спросил застигнутый врасплох Уайт.
   - Голоса, - ответил Макдональд.
   "Голоса. Ну  конечно  же.  Чужаки  приняли  радиопередачи  и  сразу  же
догадались о существовании людей".
   - Им неизвестно, кто мы,  -  продолжал  Макдональд.  -  Они  не  знают,
принято ли послание, прочтено ли, отправлен ли ответ.  Не  знают  даже,  в
состоянии ли мы разобраться во  всем  этом.  -  Макдональд  сомкнул  концы
пальцев. - Какое это имеет значение?
   Уайт в нетерпении пожал плечами.
   - Вы и ваши коллеги -  специалисты  по  внеземным  формам  жизни  и  их
возможному поведению. Но в данном случае даже профан может предсказать вам
все последствия сложившейся ситуации.
   Макдональд улыбнулся.
   - Чудовища из Космоса?
   - Чудовища существуют на самом деле, - сказал Уайт.  -  Будь  то  дикие
восточные или северные племена. Или  злобные  горцы.  Или  жаждущая  линча
толпа фермеров.
   -  Все  эти  чудовища  -  вне  цивилизации.   Они   не   настроены   на
взаимопонимание и не способны к нему.
   - Ну что ж, это еще один  пример.  Вдруг,  капеллане  передают  сигналы
одновременно нескольким планетам, а нападут на ту, которая ответит?
   - Даже, если межзвездные путешествия возможны - хотя, скорее всего, это
не так - если существует вероятность ведения звездных  войн  -  хотя  сама
физическая природа космического пространства  почти  наверняка  делает  их
невозможными, - даже тогда - стоило ли им все это затевать?
   Уайт широко развел руками.
   - Ну, зачем тогда затруднять себя передачей сигналов?
   Макдональд хотел что-то ответить, однако Уайт продолжил:
   - "Милая моя Обитель Одиноких Сердец, я жду уже целый миллион лет..." А
может, они просто хотят убедиться, что со времен изобретения радио мы  еще
не успели уничтожить себя ядерным оружием. Может,  они  намерены  передать
нам инструкции для  постройки  какого-нибудь  приемо-передатчика  материи.
Возможно, они руководствуются при этом собственными намерениями.  И  стоит
нам только достигнуть определенного уровня техники, как придется заплатить
им за все нашей же собственной планетой.
   - Если бы даже такое представлялось возможным... не следует забывать, у
них столько же шансов оказаться в  наших  руках.  Это  серьезный  довод  в
пользу предполагаемого взаимного доверия.
   - Равно, как и взаимного высокомерия и самонадеянности.
   - Я не могу поверить... - начал Макдональд.
   - Но вы в состоянии вообразить - перебил его Уайт.  -  Вся  ваша  жизнь
прошла среди благородных ученых мужей. Вселенная для вас  -  некое  уютное
местечко, где к человеку относятся, если уж не самым сердечным образом, то
- в наихудшем случае - равнодушно. Мне доводилось видеть внезапные  взрывы
ярости, озлобления и алчности, и мне отлично  известно:  разум  не  всегда
подразумевает доброжелательность и добросердечие, но по самой своей сути -
и это, к слову, прекрасно подтверждается моим  личным  опытом  -  наиболее
часто выступает  инструментом  и  своего  рода  стимулом  непрекращающихся
поисков наживы, сопоставления  прибылей  и  убытков  и  определения  путей
достижения максимальной выгоды при минимальных затратах.
   Ответ Макдональда прозвучал совсем иначе, нежели рассчитывал Уайт.
   - В нашем деле следует руководствоваться только  логикой.  Единственная
стоящая для передачи с  одной  звезды  на  другую  вещь  -  информация,  и
очевидная  польза  подобного  обмена  намного   превосходит   сомнительные
соображения  любого  другого  рода.  Наиглавнейшую  пользу  несет  в  себе
известие о существовании во Вселенной иных разумных существ. Уже один этот
факт придает силы и укрепляет дух. Далее, информация о  другой  планете  -
словно мы сами установили там собственные приборы или отправили туда наших
ученых. Вполне понятно, подобное предприятие должно  носить  всеобъемлющий
характер, охватывать различные аспекты и,  конечно  же,  осуществляться  в
иных масштабах и в течение гораздо большего периода. Информационный  обмен
предоставил бы нам возможность прикоснуться, в конечном счете, к несметным
сокровищам  иной  культуры  и  науки,  их   знаниям,   углубил   бы   наши
представления о самом процессе развития разумной расы.
   Уайт предпринял попытку зайти с другой стороны.
   -  А  если  реализация  всего   вами   изложенного   изменит   нас   до
неузнаваемости?  Проблемы  культурного  шока  при  столкновении  с   более
развитой цивилизацией известны.  Общества,  которым  у  нас  на  Земле  не
удалось  избежать  такого  вот  столкновения,   либо   распадались,   либо
оказывались порабощенными, а те, кому посчастливилось  выстоять,  добились
этого  ценой  кардинального  пересмотра  шкалы   жизненных   ценностей   и
ориентиров, устоявшихся норм-и правил поведения...
   Макдональд вглядывался в Уайта, словно  прикидывая  его  способности  к
восприятию обсуждаемого.
   -  По-моему,  вы  не  из  тех,  кто  считает  наши  общественные  устои
идеальными.  Неужели  бы  вас  огорчило  любое  их  изменение  к  лучшему?
Контраргумент явно не выглядел убедительным.
   - Если только такое изменение к лучшему коснется лично моего  вкуса,  -
сыронизировал Уайт.
   - Кроме того,  -  продолжал  Макдональд,  -  приведенные  вами  примеры
относятся к примитивным, стоящим на низшей ступени развития обществам,  то
есть изолированным и, следовательно, неспособным вообразить ничего лучшего
или хотя бы иного...
   -  Один  колдун  как-то  с  грустью  заметил  Юнгу   [Юнг   Карл-Густав
(1875-1961) - швейцарский психиатр и  психолог,  основатель  аналитической
психологии], - медленно проговорил Уайт, будто  припоминая:  -  "Мы  можем
внезапно лишиться всех наших грез".
   - Ну, не такие уж мы примитивные, -  уверенно  возразил  Макдональд.  -
Нам, например, известно, что во Вселенной есть другие  разумные  существа,
не  обязательно  схожие  во  всем  с  нами,  и  тем  не  менее  мы  жаждем
взаимопонимания и сотрудничества. Есть у  нас  и  свои  грезы  и  мечты  о
космических странствиях и перелетах, о  встречах  в  Космосе  -  мечтания,
вызванные к жизни богатейшей  литературой  и  питаемые  мифологией,  с  ее
летающими тарелками и визитами пришельцев. Мы слушаем уже пятьдесят лет, и
люди давно готовы услышать нечто, они психологически созрели для контакта.
И вот наконец действительно узнали: контакт с Землей установлен.  Услыхали
голоса, увидели первую версию послания...
   Снова приоткрылась дверь, и Джон сказал:
   - Мистер президент, новая информация.
   Макдональд взглянул на Уайта. Президент кивнул, и тот нажал  кнопку.  В
первом эпизоде в кадр попала полиция, атакующая толпу; собравшуюся у входа
в солитарианский храм. Кое-где в свалке образовывались бреши, и  тогда  на
асфальте хорошо просматривались алые пятна. Крупным планом камера показала
и тела, некоторые в мундирах. Из храма непрерывным потоком  проталкивались
мужчины и женщины. Многие силились вырваться из  образовавшейся  свалки...
Других попросту затягивало в нее. Макдональд включил звук.  Шум  напоминал
непрерывный отдаленный гром.
   Во втором эпизоде они увидели небольшую  толпу,  собравшуюся  на  улице
перед зданием в  неоклассическом  стиле,  со  всех  сторон,  словно  рвом,
окруженным климатическим бассейном. Он-то и сдерживал людей, но,  впрочем,
в отношении угрожающих жестов и выкриков оказался бесполезным. Кричали  на
каком-то непонятном языке.
   Затем в том же духе последовали  третий,  четвертый  и  пятый  эпизоды,
отличающиеся лишь архитектурой зданий,  цветом  кожи  участников  событий,
одеждой толпы, да, пожалуй, языком доносившихся выкриков. Кое-где вопили и
по-английски.
   В  шестом  эпизоде  камера  выхватила  мужчину  и  женщину  с   детьми,
окруживших на вершине холма какого-то человека в  черном.  Все  они  молча
глядели в усеянное звездами небо.
   Седьмой эпизод: кровавое месиво, растекшееся по тротуару как на полотне
абстракциониста. Камера панорамирует вверх, вдоль высоченной стены  здания
и замирает где-то на бетонном карнизе.
   Восьмой эпизод: кареты скорой  помощи  съезжаются  ко  входу  приемного
покоя клиники. В девятом - в объектив попал морг. В десятом эпизоде камеру
установили в толпе зевак, глазеющих на огромную  пробку,  дорожный  затор,
образовавшийся в результате скопления множества машин, полных стремящимися
вырваться из города...
   Каково же Джону в этом, столь хорошо изученном его отцом мире, со  всей
его   реальностью,   несомненное   существование    которой    подтвердили
прокрученные сейчас  кадры?  Уайт  понимал:  подсознательно  он  стремился
оградить сына от этой действительности. Он постарался не оставить  его  на
произвол всех тех страстей, насилия, тупости и предрассудков, каких сполна
пришлось  познать  ему  самому.  Горькие  воспоминания  еще  жили  в  нем,
отзываясь острым сожалением и досадой.  Стремление  уберечь  сына,  скорее
всего, продиктованное гипертрофированным чувством отцовского долга, сейчас
обернулось против  него.  Он  всячески  препятствовал,  если  сын  пытался
углубляться во что-либо, связанное  с  политическими  реалиями,  со  всеми
сопутствующими им  компромиссами,  ибо  не  хотел,  чтобы  к  рукам  Джона
прилипла вся эта грязь. Но, скорее всего, он  не  желал,  чтобы  его  сыну
когда-либо стало известно то, на чем так жестоко обжегся его черный  отец.
Черный отец, оставшийся без сына?..


   Уайт сделал глубокий вздох. Привычка, бравшая начало еще с тех  времен,
когда ему впервые пришлось  принимать  трудные  решения.  Будто  вместе  с
воздухом он вбирал в себя саму ситуацию, отправляя ее туда, поглубже  -  в
самое  естество,  где  и  рождались  решения.  Очень  скоро  ему  придется
высказаться,  сформулировать,  наконец,  окончательный  вердикт,  и  тогда
высвободятся стихии, более ему не подвластные.
   - Похоже, что-то начинается, -  заметил  он  тихо.  -  Столкновения  на
религиозной почве, а возможно, еще одна религиозная война... или же... или
же просто завершается нечто.
   - Подобная реакция людей обусловлена  дефицитом  информации,  -  заявил
Макдональд. - Мы должны говорить с ними, ведь они дезориентированы,  сбиты
с  толку.  Необходимо  официальное  сообщение  -  коммюнике  -   а   также
широкомасштабная информационная кампания  во  всех  средствах  информации,
посвященная Программе, посланию и ответу на него...
   - Это либо умерит опасения и страх, либо лишь  усилит  их,  -  закончил
Уайт.
   - Страх иррационален.  Рассеять  его  способны  лишь  факты.  Капеллане
прилететь к нам не могут. Передатчики материи так  же  следует  отнести  к
области сказочного вымысла. В настоящее время невозможно даже  представить
двигатель, позволяющий хотя бы приблизиться к световому барьеру...
   - В последние столетия,  -  перебил  его  Уайт,  -  невообразимое,  как
правило, воплощалось в реальность. А  считавшееся  невозможным  для  людей
одного поколения,  их  потомки  воспринимали  как  обыденное.  Прошу  вас,
объясните мне, отчего вы так настаиваете на ответе?
   Не следует ли нам всем ограничиться признанием достижений  Программы  и
факта существования разумной жизни во Вселенной?
   -  Могу  предложить  доступное  объяснение,  -  ответил  Макдональд.  -
Существует немало веских доводов, важнейший из них я уже привел:  познание
иного разума - процесс, взаимовыгодный для всех.  Однако  у  вас  возникли
обоснованные подозрения: не стоят ли за всеми этими аргументами мои  очень
личного свойства побуждения? Действительно, вы правы, так оно и  есть.  До
того, как капеллане получат наш ответ, меня уже не будет в  живых.  Однако
хотелось бы, чтобы мои труды не оказались напрасными и исполнились  мечты,
в которые я верую, и тогда бы прожитая жизнь имела смысл. Думаю,  на  моем
месте вы рассуждали бы также.
   - Наконец-то мы добрались до главного. - Как обычно, под  конец...  Так
вот, я желал бы кое-что оставить миру и собственному сыну в наследство.  Я
не  поэт  и  не  пророк,  не  художник  и  не  артист,  не  строитель,  не
государственный муж. Не занимаюсь и филантропией. Единственное, что я могу
оставить после себя, - широко распахнутые двери, путь во Вселенную, вместе
с надеждами на обновление, - послание,  которое  достигнет  отсюда  другой
планеты в лучах далеких, чужих светил...
   - Все мы стремимся к чему-то подобному, - сказал Уайт. - Только вот вся
суть в том, как этого достичь.
   - Не все, - возразил Макдональд. - Кое-кто жаждет оставить в наследство
будущим поколениям наши ненависть и войны,  только  это  старье  и  больше
ничего. Однако жизнь стремительно меняется, время  уходит,  и  мы  обязаны
дарить  нашим  детям  будущее,  а  не  прошлое.  Последнее  достойно  быть
наследуемым лишь настолько, насколько содержит в себе ростки грядущего.  И
они в нем  есть,  их  немало.  Однако  жить  в  нем  одном  -  невозможно.
Единственное место, где наша жизнь продолжится  в  детях  -  будущее.  Ибо
только оно зависит от нас и подвластно  нашим  усилиям.  Уверяю  вас,  как
только мы ответим, во всем мире воцарится спокойствие.
   - Но почему именно тогда?
   - Хотя бы благодаря завершенности начатого. Свершившийся факт  заставит
враждующих осознать себя единым человечеством. Они  поймут,  что  являются
существами, наделенными разумом, как и те, другие, обитающие где-то там. И
тогда неизбежно последует вывод: если уж мы способны договориться  даже  с
ними, почему бы всем нам не поладить и между собой, даже тем, кто  говорит
на разных языках и молится разным божествам.
   - Мистер президент, звонит китайский посол,  -  сообщил  Джон,  и  Уайт
отметил, увлекшись дискуссией, он даже не увидел, когда вошел сын.
   - Со мной нет переводчика.
   - Не страшно, - ответил Макдональд. - Наш компьютер все устроит.
   Уайт и Макдональд  поменялись  местами.  Сидя  за  столом  Макдональда,
президент смотрел на экран, с которого  броско  одетый  китаец,  казалось,
обращался к нему по-английски - настолько  идеально  подавался  синхронный
перевод.
   - Господин президент, мои правительство и народ почтительно требуют  от
вас пресечь волнения  и  беспорядки  в  пределах  ваших  границ,  а  также
прекратить   публикацию   провокационных   известий,   угрожающих   другим
миролюбивым народам.
   - Можете передать вашему премьеру следующее, - осторожно начал Уайт.  -
Более других мы обеспокоены этими беспорядками и надеемся в  ближайшее  же
время овладеть ситуацией. Передайте  также,  в  отличие  от  него,  мы  не
располагаем столь аффективными механизмами контроля за информацией.
   Толстый китаец с почтением поклонился.
   - Мой народ желал бы не отвечать на послание с Капеллы - ни сейчас,  ни
в будущем.
   - Благодарю вас, господин посол, - вежливо произнес Уайт. Не успел он и
головы повернуть к Макдональду, как китайское  лицо  на  экране  сменилось
славянским.
   - Русский посол, - представил Джон.
   - Россия весьма обеспокоена сокрытием послания, - без  церемоний  начал
русский. - Я уполномочен довести до вашего  сведения  следующее:  послание
получено и нами готовится ответ. В скором  времени  последует  официальное
сообщение.
   Экран опустел.
   - Наверное, все, - сказал Уайт.
   Экран погас.
   Уайт положил руку на крышку стола. Удобный и солидный, каким и подобает
быть настоящему рабочему столу,  -  не  в  пример  всей  этой  громоздкой,
монументальной мебели Овального кабинета. Он вдруг подумал,  наверное  ему
приятно бы работалось  здесь.  Он  сидел  за  столом  Макдональда,  и  ему
казалось, будто они поменялись ролями и главный здесь отныне он.
   - Ни один из человеческих языков, - продолжал,  словно  не  прерывался,
Макдональд, - не чужд нам более, нежели капелланский, равно как и ни  одна
человеческая религия не отстоит так далеко от верований капеллан.
   - Вы наверняка знали про китайцев и русских, - проговорил Уайт.
   - Что ж, наука  роднит  гораздо  крепче,  нежели  узы  землячества  или
наличие общего языка...
   - Каким образом им известно о послании?
   Макдональд в недоумении развел руками.
   - Слишком много людей знало о нем. Если б я мог  еще  тогда  предвидеть
все те трудности, связанные с обнародованием послания и с ответом на него,
уверяю вас: в момент нашего  триумфа  здесь  не  собрался  бы  никто.  Но,
поскольку  все  сразу  же  стало  известно,  полностью  исключить   утечку
информации  не  представлялось  возможным.  Ведь  мы  -  не  какая-то  там
секретная программа,  а  обычная  научная  лаборатория,  исследовательское
учреждение, которое в  общем-то  обязано  информировать  общественность  и
коллег-ученых, делиться своими достижениями и открытиями  со  всем  миром.
Вот почему у нас  здесь  даже  практиковался  обмен  учеными  с  Китаем  и
Россией. Они работали вместе с нами,  в  том  числе  и  на  заключительном