Я обшаривал все известные мне
в парке норы и трещины. Может быть, джирры прорыли подземные ходы? Но это,
как утверждала Лиз, было не в их привычках. Тщательно я осмотрел всю
ограду. Рассыпал на дорожках свежий песок, думая увидать наутро по следам,
куда уползают наши пленники. Ничего. Я доложил профессору обо всем этом. К
моему удивлению, Мильройс рассвирепел. Он так кричал на меня, будто
подозревал, что я тайком жарю его змей себе на ужин или солю их про запас,
как эшуорфские хозяйки солят миног.
  Огорченный, я обратился к Лиз. Она посоветовала мне понаблюдать за
китайцами, но для меня они были вне всяких подозрений.
  Вор! Это стало для меня ясным, когда двенадцать самых крупных джирр
исчезли из парка в одну теплую безлунную ночь. При первых лучах
восходящего солнца я увидел на свежем песке одной из крайних дорожек парка
отпечатки босых ступней.
  "Ага, - подумал я.- Ну, об этом я не стану сейчас докладывать сердитому
профессору и его ассистентке, а подкараулю, поймаю и приведу жулика за
шиворот. Пусть "змеиный профессор" узнает, кто питается его ядовитой
дичью".
  Выйдя из парка, я обследовал каждый дюйм местности у той стены, через
которую, по моим предположениям, мог забираться неизвестный вор. Невдалеке
проходила дорога на Рангун. Уединенная, глухая тропинка извивалась от
дороги в сторону и упиралась прямо в стену парка. Это становилось
интересным.
  Вечером, когда станция погрузилась в сон, я приготовил толстую бамбуковую
палку, надел мягкие резиновые сапоги, в которых мне приходилось лазать по
бассейнам, вылавливая водоплавающих змей, проверил электрический фонарь,
сунул в карман кастет, взятый у Хо, и, заперев ворота и калитку, решил
выяснить тайну.
  Всю ночь я честно караулил, не смыкая глаз, и так бесшумно обходил парк
около стен, что мне мог позавидовать африканский бумсланг - самая хитрая
змея на свете. Но ничего не случилось. Утром я пересчитал джирр. Все они
оказались налицо. Так четыре ночи подряд дежурил я в парке, предвкушая,
как обломаю палку о спину вора, но тот не появлялся.
  На пятую ночь я услыхал осторожный шорох, совсем не похожий на шелест
щитомордника или позвякнвание гремучки. Змеи спали, и им незачем было
возиться в кустах.
  Мягко, словно котенок, ступая в резиновых сапогах, я успел подкрасться к
восточной стене как раз вовремя. Тень человека с мешком за плечами
карабкалась на стену, но я поймал босую ногу вора и сдернул его обратно в
парк.
  - Лежи, сатана, и не двигайся! - прошептал я. - Раньше чем наделать тебе
синяков, мне хочется полюбоваться на твою физиономию.
  - Простите меня ради всего святого, - услыхал я в темноте плачущий голос.
  - Клянусь вам, что я не ел четыре дня...
  При свете фонаря я увидал смущенное лицо белого. Я сам сначала смутился,
ко, вглядевшись пристальней в черты лица вора, я почувствовал еще больший
приступ бешенства.
  - Не рассказывайте сказок,- прошипел я, скрипя зубами. - Меня не касается,
что вы кушали на прошлой неделе. Каким образом и зачем вы очутились здесь?
  Вор молчал, тяжело вздыхая, как бы в раскаянии.
  - Как вы ухитрились воровать джирр? Кто вы такой?
  - Не все ли равно кто, - ответил вор. - Отпустите меня. Я сумею быть
благодарным.
  Я тихо засмеялся.
  - Как бы не так! Вы опять попадаетесь мне пo дороге, черт бы вас взял! Мне
отлично знакома ваша безобразная физиономия.
  - Будто бы?
  - Да. Вы проиграли мне в Белл-Харборе пари и позорно сбежали, не заплатив
доллара. Но я нашел вас на краю света, и тепeрь мы рассчитаемся.
  Да, это был тот самый джентльмен, который кормил меня баснями о чемпионе
Блэк Снейке. Сейчас он взмолился смиренным голосом:
  - Уберите ваши колени с моей груди. Я с трудом выдерживаю сто футов вашего
веса...
  - Как вы воровали джирр? - настаивал я, придавливая вора. - Покажите
перчатки.
  - Я хватал их без перчаток, клянусь...
  - Так вам и поверили, - отозвался я, зная привычки ядовитых джирр.
  - Я все расскажу вам, честное слово. Только не мните меня, - пробормотал
вор.
  - Отдайте оружие, - потребовал я.
  - Вот мое оружие.
  При свете фонаря я увидал десять голых пальцев вора. Тогда я великодушно
разрешил:
  - Встаньте и рассказывайте. Не делайте лишних движений, а то я застрелю
вас.
  Вор забормотал извинения.
  История становилась слишком интересной, поэтому не хотелось сразу
поднимать тревогу. Было любопытно познакомиться со смельчаком, который
додумался красть ядовитых змей и рисковал босоногим бродить по нашему
парку, да еще ночью.
  Пыхтя и отдуваясь, вор сел на скамью. Мешок с джиррами мирно лежал у наших
ног. На всякий случай я не выпускал палки из рук.
  - Не умею я рассказывать, - сумрачно начал вор осторожным шепотом, словно
боясь, что нас подслушают.Зовут меня Вандок. Сейчас я без работы и ворую с
голоду.
  - А раньше? - спросил я.
  - Что раньше? Всю жизнь я прожил, шатаясь по белу свету. Были веселые
денечки, когда меня. носило под тропиками от Панамы до Занзибара и
Центральной Африки. Я охотился на львов в Угого и за гориллами на
Целебесе. Судьба кидала меня из Нью-Йорка в Макао и обратно. После
Белл-Харбора я кинул якорь в Рангуне.
  О причинах скитаний позвольте умолчать. Но, как говорит индусская
пословица, "для мудреца достаточно намека". Кстати, нет ли у вас в кармане
хоть корки хлеба? За четыре дня я забыл его вкус... Нет? Ладно. Так вот,
если у здорового, сильного человека в этом мире нет работы, то он способен
заняться изучением змеиных привычек, лишь бы это дало ему возможность
ежедневно иметь горячую пищу. А случилось это так. В прошлом году я таскал
чемоданы каким-то геологам королевской экспедиции в Гималаях и там
приметил, что эти проклятые джирры по ночам прячутся под кустами и тихо
спят, как все мирные существа. В темноте они, оказывается, незлобивы, как
овечжи, и совсем не кусаются. Геологи уехали через Бомбей в королевство, а
меня оставили бродить по улицам. Для безработного улицы всех городов
одинаковы, и мне немало пришлось испытать. Я учился парикмахерскому
искусству и практиковался на голове хозяина, пока случайно не отхватил ему
четверть уха. Понятно, потом я целый день отлеживался на свалках за
городом, выплевывая изо рта зубную крошку. Служил у торговца маслом и
учился персидскому языку. Судьба вела со мной очень ехидную игру. Но зачем
я вам все это рассказываю? Сытый голодного не разумеет. Что может понимать
торговец керосином в аромате мускуса? Спасибо хоть за то, что вы не
проломили мне голову у забора. А теперь зовите людей и заприте меня
где-нибудь до утра. Только сначала покормите, а утром можете отправлять к
судье. Что ж, неудача! Пошел глупец охотиться, а его самого подстрелили. Я
устал от такой собачьей жизни. Лучше повеситься...
  Невольно проникаясь сочувствием, я сказал этому мудрецу:
  - Я верю тому, что вижу, а не тому, что слышу.. Покажите мне ваши фокусы.
  Вандок, оказалось, не солгал. Действительно, привычки джирр он знал
отлично. Злобные днем, они с заходом солнца делались добродушными и мирно
спали. Вандок при мне шарил голыми руками в кустах и собирал злобных
джирр, будто грибы, спокойно засовывая их в мешок, как новорожденных
щенят. Да, каждый зарабатывает себе хлеб так, как его к тому принуждает
судьба.
  Брезентовый мешок Вандока наполнился, как тугая наволочка, набитая
маисовой соломой.
  - А теперь, любезный, вытряхивайте добычу на землю, - сухо сказал я
Вандоку. - Я прощаю вам доллар и прибавляю половину рупии. - Я достал из
кармана монету. - Проваливайте отсюда с условием, что я вас больше никогда
не увижу в парке.
  - Ну нет, - усмехнулся Вандок. - "Змеиный профессор" не разорится от
нескольких пайс, которые он переплачивает мне на джиррах. А из вашего
грошового жалования я не возьму ничего. Пока для меня не настанут лучшие
времена, я буду лазать сюда...
  Он произнес это скромно, почти застенчиво, и мне стало жаль парня.
  Если я не трону его добычи, он завтра сам или через подставных мальчишек
продаст профессору содержимое мешка, отправится в харчевню и поест впервые
за четыре дня. Если же я подниму тревогу, ему не миновать тюрьмы.
  Я был судьбой Вандока. Надо было решать задачу. Отпустить его? Но если
этот дьявол будет продолжать свои визиты, мой хозяин начнет штрафовать
меня за пропажу вверенного мне имущества.
  - Вы не пожалеете, добрый человек, если еще когданибудь побеседуете со
мной, - прервал мои размышления Вандок прежним печальным тоном. - Честное
слово, эти гады сейчас все мое пропитание. Позвольте мне не лишаться его.
Право, для профессора тут ущерб невелик... Как только я устроюсь на
работу, я прекращу это занятие.
  В ту минуту я пережил очень много. Я с обостренной ясностью вспомнил, как
сам страдал от голода, подобно атому бродяге. И я слабодушно сдался на
просьбу хитроглазого проходимца.
  - Оставляйте себе десяток джирр, - сказал я Вандоку, потушив фонарь. -
Торгуйте ими, и желаю вам приятного аппетита, когда вы завтра начнете
кушать похлебку. Только уговор: не тревожьте джирр чаще одного раза в
неделю.
  - Благодарю вас, - радостно забормотал Вандок, развязывая мешок.
  Он быстро управился с джиррами. Было слышно, как шлепались о землю змеи,
забрасываемые им на дальний газон.
  - Было очень приятно возобновить старинное знакомство с вами, - уже более
свободно сказал Вандок, взваливая отощавший мешок на спину. - Я оставил
себе восемь экземпляров. Этого мне пока хватит. Разрешите навестить парк в
среду, а то в четверг начнется полнолуние.
  - Проваливайте, - прошипел я, - можете являться и в полнолуние. По средам
я буду спать с часу до двух ночи. Но вообще постарайтесь поскорее убраться
из наших окрестностей навсегда.
  - Как вы великодушны! - промямлил Вандок и исчез.
  Я слышал его быстрые шаги, легкий прыжок, и все стихло.
  Безмолвная тропическая ночь сгустилась вокруг меня.
  Но на душе у меня было смутно. Я жалел Вандока и был недоволен собой.


                                    IV

  - А не приходила вам мысль, мисс Лиз, что джирры поедаются какими-нибудь
животными? - спросил Мильройс ассистентку, когда я днем доложил ему о
недостаче джирр. - Все-таки мы еще очень мало знаем о поведении
пресмыкающихся. Что думаете вы, Пингль?
  - Следовало бы дать мне Ли в помощь, - ответил я. - Вдвоем нам будет легче
уследить, куда исчезают джирры.
  - Вы недооцениваете свои способности, Пингль. Я уверен, что вы поймаете
беглянок. Но не станем беспокоиться о пустяках. На днях сюда приезжает мой
племянник доктор Рольс, и он уладит дело. А вы, Пингль, будьте добры,
приготовьте раствор вот по этой формуле...
  На лабораторном столе лежала записка. Я удивился, зачем профессору
понадобилось записывать формулу: обычно я составлял растворы с его слов.
  - И поторапливайтесь, Пингль, - строго сказал Мильройс. - Обратившись к
Лиз, работавшей тут же, он продолжал прерванный моим приходом разговор: -
Вы будете, Лиз, совершенно очарованы моим племянником. Чрезвычайно
талантливый человек. Несколько лет он прожил на Яве, написал книгу о
насекомоядных растениях. Теперь надолго едет в Австралию изучать флору ее
южного побережья. Он хочет воспользоваться некоторыми моими советами. Ведь
я, кажется, неплохой организатор...
  - О да! - невольно вырвалось у меня.
  Мильройс медленно повернул голову в мою сторону:
  - Ах, Пингль, вы еще здесь? А я полагал, что раствор уже готов. Так вот,
Лиз, мы воспользуемся коротким визитом Рольса и проверим тот опыт, о
котором я вам говорил. А кстати и разберемся в джиррах. Он должен отлично
знать. Ведь он...
  Раствор как раз был к этому моменту готов.
  - Исполнено, профессор, - сказал я.
  Лиз с недовольством посмотрела на меня.
  - Как вы меня испугали, Пингль!
  - Благодарю вас, Пингль, - сказал профессор. - Я сам профильтрую раствор.
  Мне оставалось откланяться и покинуть лабораторию.
  Через несколько дней как-то утром Ли сказал мне:
  - Ночью приехал племянник профессора.
  Мне очень хотелось посмотреть на гостя, но как раз в парке было много
работы, и мне никак не удавалось увидать приезжего.
  Дня через два Лиз приказала перенести несколько клеток на солнечную
сторону, и я с китайцами трудился в поте лица. Перетаскивая клетку, я
увидел через калитку незнакомого человека, разговаривавшего с Лиз на
террасе дома. Человек сидел на перилах спиной ко мне, сильно
жестикулировал и рассказывал, по-видимому, чтото очень смешное, потому что
Лиз хохотала так, что ее смех доносился до меня.
  - Боже мой... Да перестаньте, Рольс! Вы уморите меня, Рольс!
  Очевидно, это и был молодой племянник профессора. Несомненно, что мой
хозяин очень любил Рольса, потому что Хо на кухне стряпал самые изысканные
блюда, и когда нес мимо моего бунгало три прибора в столовую профессора,
то подмигивал мне:
  - После обеда я принесу вам еще чего-нибудь вкусненького.
  В лаборатории Лиз занималась одна. Профессор с племянником сидели,
запершись в личном кабинете Мильройса, и занимались до глубокой ночи. Я
видел освещенное окно кабинета, когда коротал часы ночного дежурства в
парке. Для занятий профессора требовалось очень много материала то из
вивариев, то из склада, и я буквально разрывался на части. Бедная Лиз тоже
измучилась. Наконец она с облегчением сказала:
  - Рольс уехал сегодня рано утром. Какой обаятельный человек, не правда ли,
Пингль?
  - К сожалению, меня не представили мистеру Рольсу. Я его видел на
террасе...
  Лиз вся вспыхнула.
  - Видели? О, это очаровательный собеседник. Какой замечательный человек!
  Она задумалась, и лицо ее сделалось печальным.
  - Жаль, что мистер Рольс так скоро уехал, - искренне сказал я.
  Когда в полдень я вернулся в лабораторию, меня встретила встревоженная Лиз.
  - Ради бога, не шумите, Пингль. Говорите шепотом.
  Ходите на цыпочках...
  - Что случилось? - прошептал я.
  - Профессор Мильройс заболел...
  - Что с ним? Укус змеи?
  - Нет. Желтая лихорадка... Жестокий приступ... Лежит без сознания...
  Слезы выступили у меня на глазах.
  - Какое несчастье! Надо доктора... Привезти из Рангуна?
  - Авто вернется оттуда только к вечеру, - печально сказала Лиз.
  - Тогда я побегу в деревню и найму лошадь, - горячо предложил я.
  Лиз нервно передернула плечами.
  - Ах, Пингль, профессор знает отличное средство против Желтого Джека. Я
только что сделала ему первый укол. Через час сделаю второй. Наверное,
дело ограничится двумя-тремя приступами, не более. Ведь я тут до вас
перехворала, кажется, всеми видами лихорадок, и профессор вылечил меня. У
него свои взгляды на болезни, и он отлично управляется с ними.
  Мильройс хворал долго, и все на станции как бы погрузилось в траур. Лиз
была печальна, и я часто видел слезы на ее похудевшем лице. Теперь она
работала в лаборатории одна. Вечером привозили почту, ее разбирала Лиз и
несла в кабинет к больному профессору. Она же и кормила его, с вечера
давая подробные наставления Хо, что следует приготовить.
  На мои вопросы о состоянии здоровья профессора Лиз только покачивала
головой, и я сам болел душой за человека, который, по-видимому, находился
между жизнью и смертью.
  - Профессор выздоравливает! - однажды радостно сказала мне Лиз, прибежав
утром в парк. - Он прислал вам записку, вот она.
  С радостью я прочитал слова, написанные уже знакомым мне почерком:
  "Дорогой Пингль! Лихорадка порядком помучила меня, но теперь я
поправляюсь. Надеюсь скоро увидеть вас. Очень интересуюсь вашей работой.
Прочитайте книгу, которую вам даст Лиз. Учитесь, если не хотите век
прожить сторожем".
  - Книга у вас на террасе. Изучайте ее. Начинайте готовиться к научной
работе, Пингль, - добавила Лиз и поспешила в лабораторию.
  Меня охватило нетерпение узнать, что за книгу рекомендовал мне профессор,
и я помчался к своему бунгало, где и увидал на столе книгу "Биологические
загадки".
  С первой же страницы она увлекла меня. В Дижане нас приучали делать
короткие конспекты прочитанного, выписывать наиболее интересные места.
Ведь многое забывается, а коротенькая строчка записи часто возобновляет в
памяти содержание целой книги.
  И я стал выписывать кое-что из "Биологических загадок". Книга касалась
причин возникновения болезней растений, животных и человека. Сейчас
припоминаю, что я записывал тогда.
  "Видимые в микроскоп микробы, возбудители заразных болезней - это загадка,
раскрытая пока лишь наполовину".
  "Существуют также заразные болезни, которые вызываются не микробами, а
вирусами".
  "Что такое вирус? Вирусом называется вообще всякое яаразное начало.
Биологическую загадку представляют так называемые фильтрующиеся вирусы.
Они способны проходить через такие фильтры, через которые не могут пройти
даже под большим давлением микробы".
  "В 1892 году русский ученый Ивановский взял сок из табачных листьев,
больных мозаичной болезнью. Этот сок, взятый даже в ничтожных количествах,
был способен заражать здоровые растения. Ивановский хотел дознаться, что
же представляет собой возбудитель табачной мозаики. Может быть, это
микроб? Тогда интересно было бы рассмотреть его под микроскопом и изучить
его свойства в лаборатории, получить его в чистом виде".
  "Микроскоп не обнаружил микроба мозаики. Ивановский взял заразный сок
табачных листьев и пропустил его через фильтр с такими крошечными
отверстиями, что через них не мог пройти ни один даже самый ничтожный по
размерам микроб. И оказалось, что такой очищенный от всякого присутствия
микробов сок полностью сохранял свою способность заражать здоровые
растения табака мозаичной болезнью".
  "Только через семь лет, в 1899 году, ученые поняли, что вирусы
представляют собой совершенно новое явление. И с этого времени начались
открытия, одно удивительнее другого".
  "В садах Турции еще с 1555 года разводили очень красивые тюльпаны с
крапинками и причудливыми полосами на лепестках. Считалось, что это
сортовые признаки. И таких тюльпанных сортов на протяжении столетий было
выведено тысячи. Но оказалось, что крапчатость тюльпанов есть не что иное,
как проявление вирусной болезни. В 1928 году это было доказано с
несомненностью".
  "Вирусы являются возбудителями многих, часто очень тяжелых, заболеваний.
Корь, оспа, например, вызываются вирусами. Оспа овец, чума свиней, ящур
рогатого скота, анемия лошадей, энцефалит лисиц и других пушных зверей
вызываются вирусом. Оспа зеркального карпа, гнильца пчел, болезни
шелковичного червя - от вирусов. Вирусы же поражают и громадное количество
растений. И зерновые, и овощи, и технические культуры, и плодовые деревья
- все они страдают от различных вирусных заболеваний".
  Я сам видел мозаичную болезнь табака и знаю, какой вред и убыток она
приносит. Вирусы - страшные враги. Но что такое они?
  "Вирусы невидимы. Их действия облечены таинственностью. Сущность их
неизвестна..." - говорилось в книге.
  Работа над этой книгой увлекла меня. А за это время змеи муссуран, длинные
полосатые твари, опять размножились, и надо было очищать от них парк.
Как-то, вылавливая их, я услыхал громкий голос Лиз:
  - Дайте срочную телеграмму доктору Рольсу!
  Она отдавала приказание одному из слуг, отправлявшемуся в Рангун в
неурочное время.
  - Скажите на телеграфе, чтобы не перепутали адрес. Запомните его: Рольс -
Масатлан.
  Слово "Масатлан" почему-то крепко врезалось в мою память. Я запомнил его.
А лучше бы не запоминал: оно привело меня к необычайным приключениям.
  В ту же ночь я дежурил в парке. Видел ярко освещенное окно кабинета, где
работал Мйльройс. Летучие мыши с писком носились около окна. Но
профессора, видимо, мало беспокоили эти летающие пискуны. Его силуэт в
позе углубившегося в чтение человека отчетливо был виден на занавеске.
  Ночь прошла спокойно, как и предыдущие. Джирры оказались в целости и даже
начали откладывать в песок яйца. Как только у джирр выведутся змееныши,
Вандок может воровать их сколько угодно. Станция перестанет скупать джирр.
Своих хватит.
  Но Вандок не появлялся. Вероятно, он побаивался встречи со мной.


                                     V

  Лиз отметила мои