вирусные болезни у змей. Вы не знаете? Во всяком случае, oн предусматривал
именно этo, когда знакомил вас с книжкой о вирусах.
  Добби подошел к окну и показал рукой на горшки с растениями.
  - Изучение вирусов начинается с внимательного наблюдения над заболевшими
растениями. Сравнивают их со здоровыми экземплярами. Следят за развитием
болезни. Смотрите, вот молодое здоровое растение - табак. А вот больной
мозаикой экземпляр.
  Картина пораженных мозаикой листьев табака была мне знакома. Добби
объяснял дальше:
  - А вот помидор. Здесь здоровое растение. Смотрите, какие красивые листья.
А что на этом, больном экземпляре? Где листья? Они превратились в нити.
Разве вы узнаете в этом растении овес? Какие странные образования вместо
колосков! Это вирусное заболевание, которое называется "закукливание".
  Добби вынул две фотографии. Сначала показал одну.
  - Что это такое?
  Я прочел подпись внизу.
  - "Сахарный тростник".
  - Да, обратите внимание, как стройно поднимаются высокие тростники. В них
содержится сахарный сок. Из-за него и разводят сахарные плантации... Но
вот сахарная плантация подверглась заражению вирусом...
  И Добби показал мне другую фотoграфию.
  - Но это же не сахарный тростник!-воскликнул я.
  На фото я увидел какие-то кусты с травянистыми листьями. Никаких стройных
тростинок не было и в помине.
  - Нет, это самый подлинный сахарный тростник, но только пoаженный особым
вирусом. Под влиянием его рост тростинок угнетен...
  Коллекция фотографий показала мне ряд растений, пораженных разными
вирусами.
  - Какой общий вывод надо сделать из виденного? - спросил меня Добби.
  - Не знаю, - чистосердечно признался я.
  - А тот вывод, - ответил Добби, - что вирусы глубоко воздействуют на
внешний облик пораженного растения, на его формообразование. Поглядите на
это растение... На нем под влиянием вируса начали вырастать листья из
листьев.
  Действительно, странно было видеть лист, покрытый маленькими листиками. С
фото смотрели на меня больные растения с искривленными стеблями,
изуродованными листьями. Странные, искривленные цветы словно застыли в
молчаливом страдании. Фантастические очертания их лепестков, печальная
траурная расцветка - все это придавало им очень своеобразный вид.
  - Когда-нибудь мы поговорим подробнее, - сказал Добби, пряча фото в стол.
  Потам он вымыл руки и подошел ко мне:
  - А теперь давайте-ка мне вашу руку, Сэм...
  Добби взял шприц.
  - Нет, нет, сэр, не беспокойтесь, пожалуйста,-спрятал я руки за спину. - Я
чувствую себя отлично.
  - Как хотите, - серьезно сказал Добби. - Но я редко ошибаюсь в диагнозе...
  А наутро я снова почувствовал себя скверно. Не было никаких сомнений, что
меня трепал Желтый Джек. И я сам попросил Добби сделать мне впрыскивание.
  - Я предупреждал вас, Сэм, - сказал Добби недовольным голосом, пряча шприц
в шкаф после того, как сделал мне укол. - Ступайте вниз. Ночные работы для
вас отменяются. Дня через три вы начнете мне помогать здесь...
  На четвертый день Добби снова сделал мне впрыскивание и побрил меня.
  - Теперь надевайте белый халат и приступим, - сказал он. - Мне надо
проделать всего несколько небольших опытов... Впрочем, постойте, я вас
сначала проэкзаменую... Что вы знаете о вирусах?


                                    VI

  - Хм... - фыркнул Добби, выслушав меня. - Нельзя понять вирусов, не будучи
знакомым с основами биологической химии. Но я постараюсь разъяснить вам
кое-что. Хм... Где вы учились, прежде чем вас занесло к этому... Мильройсу?
  - Я окончил младшее отделение Дижана, - скромно ответил я.
  - Как? Вы учились в Дижинском колледже? - изумился Добби.-Что же, ваши
родители богаты?
  - О нет, - вспыхнул я. - Богатым был человек, плативший за меня в колледж.
Но он попал в беду к... умер, может быть. А отец мой не имел таких средств.
  - Хм... Ну так вот.,.. - Добби деликатно замял вопрос о бедности моей
семьи. - Вы должны знать, что все окружающее нас состоит из элементов...
Химических элементов существует девяносто два, (В настоящее время известны
105 химических элементов. (Примеч. ред.)) начиная с водорода и кончая
ураном. Атомы элеменгов, соединяясь между собой, образуют молекулы, а эти,
в свою очередь...
  - Совершенно ясно, сэр,-счел нужным сказать я.- В дипломе по химии у меня
прекрасная отметка. Но, простите, я с удовольствием слушаю вас.
  -. Итак, каждое вещество, обладающее свойственными ему особенностями,
состоит из молекул. Например, хинин состоит из молекул хинина, химический
состав которых, расположение и количество атомов точно нам известны. Но
измените в молекуле хинина расположение или количество атомов, введите в
него новые атомы, перегруппируйте их, и вы будете иметь молекулу не
хинина, а другого вещества-скажем, цинхонина или купреина.
  - Кажется, они добываются из коры хинного дерева? - спросил я.
  - Да, Но в бесконечности веществ имеютcя очень интересные химические тела
- это белки, или протеиды. В основе жизни лежит живой белок.
  - О, понимаю, сэр.
  - Беккари в 1747 году выделил простейшее белковое тело - клейковину, и с
тех пор белком стали интересоваться как химическим телом. После этого
-Химики получили из животных и растительных тканей множество различных
белков. Анализ показал, что строение белковой молекулы отличается
исключительной сложностью. Лет шестьдесят назад некоторые ученые начали
пытаться химическим путем построить из отдельных элементов белковые
молекулы. Действительно, в лабораториях получались любопытные
синтетические продукты. Они давали реакцию на белок, но это не были белки.
Между тем, если бы удалось искусственно создать белок, Сэм, какая бы зто
была победа науки!
  Я молчал, не желая повторять, что знаю все это из уроков химии.
  - Теперь известно, что белок может принять устойчи-
вую кристаллическую форму, как обычные иные химические вещества, а стало
быть, белок есть заурядное химическое вещестьо. Тогда ученые углубились в
изучение химической природы белковой молекулы и узнали много деталей ее
строения, но... - Добби сделал глубокую затяжку из трубки. - но никто еще
до сих пор не смог дать скольконибудь правдоподобной пространственной
формулы белковой молекулы...
  - Очень жаль. сэр,-отозвался я. - Неужели нельзя изобрести что-нибудь,
чтобы...
  - Хм... изобрести...-неодобрительно посмотрел на меня Добба. - Задача
ученого состоит в том, чтобы наблюдать, сделать из наблюдении правильный
вывод и эксперимeнтировать. А чтобы иметь на это право, надо много знать.
Трудность эксперимента с белками состояла в том, что в лабораториях химики
и физиологи имеют дело с измененным, свернутым, мертвым белком. Он
делается таким, лишь только его коснуться реагентом. А ведь основное
свойство активного белка состоит в том, что он живет.
  - А что такое "живет"? - спросил я.
  Добби обрадовался этому вопросу, и глаза его заблестели.
  - Жизнь - непрестанный круговорот материи, Сэм, действие, развитие,
переход из одной формы в другую. В живом организме непрестанно идет распад
одних молекул и построение новых, взаимопроникающий процесс,
противоречивый, но единый и вечный. Учитесь, Сэм, думайте над этим, и вы
начнете видеть то, чего раньше и не подозревали. Тайна живого белка
удивительна, но не мистична...
  Он подошел к центрифуге.
  - Вы слыхали о вирусах, Сэм. Их нельзя видеть в микроскоп, как микробов,
но активность их чрезвычайка велика. Достаточно ничтожнейшего количества
вируса табачной мозаики, чтобы заразить целую плантацию. Первая задача -
получить чистые вирусы различных болезней животных и растений. Центрифуга
и фильтры служат для этой цели...
  До6би приподнял крышку, скрывающую внутренноcть центрифуги. Там нa
вертикальной оси расположились четыре подставки с пробиркaми. Вот Добби
включил мотор.
  Ось завертелась, и пробирки под действием центробежной силы приняли
горизонтальное положение.
  Добби продолжал:
  - Под этим же действием все частички смеси, налитой в пробирки, осядут на
дно. Самые тяжелые ниже всех; те, которые легче, расположатся выше. Так
используются центрифуги для скорейшего получения осадков из жидких смесей.
Для осаждения вирусов нужны особые центрифуги, приводимые в движение
сжатым воздухом и делающие до шестидесяти тысяч оборотов в минуту. Вот что
получается в результате кропотливых изысканий...
  Добби остановил центрифугу и показал мне ряд запаянных пробирок, стоявших
чинными рядами в подставках на столе.
  - Перед вами, Сэм, все известные науке вирусы, выделенные в чистом виде.
Вот эта красноватая жидкость с выпавшими мелкими кристалликами-вирус
картофельной мозаики. Вот вирус, вызывающий скручивание листьев картофеля.
Вот вирус одеревенения плодов томатов. Вот вирусная болезнь, ведущая к
карликовости плодовых деревьев. В Японии выводят прелестные крохотные
вишневые деревца. Секрет выводки деревьев-карликов передается садоводом
старшему сыну на ухо перед последним вздохом как величайшая тайна. А я
знаю ее. Речь идет о технике прививки вируса. А полюбуйтесь на эти
разноцветные жидкости и кристаллы. В этой пребирке - чистый вирус ящура. В
этой - вирус гриппа. Мне много пришлось с ним повозиться. Самыми
восприимчивыми к гриппу оказались хорьки. Кровь их очень нравится вирусам
гриппа. Они там накапливаются в громадных количествах, и содержимого этой
пробирки хватит, чтобы все население земного шара закашляло и зачихало.
  - Какой красивый оранжевый цвет!-обратил я внимание на одну пробирку.
  - Да, - произнес Добби, вытаскивая из подставки тонкую пробирку. - Здесь
вирус бородавок. Да, самых обычных бородавок, которьге тоже вызываются
особым вирусом. И если они завелись у вас на ладонях, то попросите врача
выжечь их азотной кислотой. Но вот вирусные кристаллы такого же цвета, а
вызывают они на коже, не бородавки, а пузырьки-знаете, когда говорят: "на
губах высыпала лихорадка". Это герпес, тоже вирусное заболевание...
  - Но как же микробы? - спросил я, сгорая от любопытства.
  Добби лукаво усмехнулся.
  - Вполне резонный вопрос. Я тоже задавал его себе, когда молодым врачом
занялся изучением кори. Меня самого на факультете учили, что нет заразной
болезни без заразного микроба. Пастер открыл микроб, но он натолкнулся и
на вирус бешенства. Кох открыл холерную запятую и туберкулезную палочку.
Но те, кто пошел по его следам, не могли найти микробов - возбудителей
целого ряда болезней. Теперь-то мы знаем, что одни болезни вызываются
микробами, а другие-вирусами.-Лицо Добби сияло торжеством. - Скоро все
должны будут понять, что учение о вирусах так же важно в р.яде наук, как и
бактериология.
  - О сэр! - воскликнул я в восхищении. - Как жаль, что об этом нам ничего
не говорили в колледже! Ведь если вы держите в пробирках такие страшные
вещи...
  Добби улыбался.
  - Вирусы страшны в руках невежд, а не в лаборатории экспериментатора. Он
учится управлять ими и переделывать их...
  - Как переделывать? - спросил я.
  - Сейчас узнаете. Живой организм отвечает на введение в него в известной
дозе чужеродного белка очень разнообразно. Самое главное то, что организм
вырабатывает антагониста введенному белку. Ваш Мильройс нажил деньги тем,
что разработал способ получения антагонистов змеиным ядам. Его лаборанты
впрыскивали лошади или барану крохотные дозы яда кобры, потом отделяли
выработанное в крови лошади вещество; это и было противоядие против укусов
кобры. С микробами дифтерии поступают так же и получают противодифтерийную
сыворотку.
  - Но это же так просто, сэр! Тогда надо против всех болезней сделать так.
  - Хм... Сказали тоже... Просто...-Добби покачал головой, как бы сожалея о
моем невежестве. - А вот совсем и не просто. Для каждого заразного начала
надо подобрать наиболее подходящую породу животных. Для дифтерии нашли
лошадь. Для вируса оспы - теленка. Для вируса гриппа...
  - Хорька, - подхватил я, чтобы показать, что понимаю.
  - Сэм, вы делаете успехи, - рассмеялся Добби. - И сейчас вы увидите, как
тот же эксперимент можно использовать по-другому.
  Добби подошел к лабораторному столу, на котором стояли два растения.
  - Это из семейства пасленовых, - сказал он. - Они сродни картофелю. Одно
из них заражено вирусом мозаики. -Требуется узнать, какое из них здоровое,
а какое больное...
  Мне незачем было задумываться.
  - Надо разломать стебель и посмотреть, загнил он или нет.
  Добби стукнул ладонью по столу.
  - Загнивание развивается не сразу, во-перзых. А если у вас пять тысяч
акров под этой технической культурой? Что ж, вы и пойдете ломать стебли?
  - Простите, сэр, я сказал не подумав.
  - Вот то-то, - смягчился Добби.- Хм...
  Тут он взял предметное стеклышко, сорвал с одного растения лист и выжал
капельку сока на стеклышко. Потом подошел к умывальнику, вымыл руки с
мылом, затем сорвал лист с другого растения и тоже выжал капельку сока на
стеклышко рядом с первой капелькой так, чтобы они не сливались.
  - Смотрите, Сэм. Одинаковые капли? Обе прозрачны?
  - Да, сэр. Ни за что не отличить.
  - Хорошо. Теперь я, видите, беру вот эту ампулку. В ней содержится
разведенная сыворотка кролика, которому я несколько раз прививал вирус
мозаики. Что произошло в крови нашего кролика?
  - Выработалось особое вещество, сэр... - нерешительно пробормотал я.
  - Верно, Сэм, - ободрил меня Добби. - Вещество, которое при
соприкосновении с данным вирусом вызывает определенную реакцию. Какую?
Увидите. Смотрите.
  Он осторожно капнул из ампулки прозрачной кроличьей сыворотки в первую
капельку сока растения. Капля увеличилась, но осталась прозрачной.
  - А вторая капля, Сэм...
  Лишь только сыворотка смешалась с соком второго растения, капля на
стеклышке помутнела, будто туда капнули молока.
  - Вот интересно! - прошептал я. - Значит...
  - Значит, первое растение здоровое, а второе - больное, - торжественно
сказал Добби. - Кролик выработал в себе так называемые агглютинины,
вызывающие склеивание, свертывание зaразного начала. У людей подобным же
способом можно узнать, действительно ли человек болеет брюшным тифом.
  Я находился в приподнятом настроении, но оно еще больше повысилось, когда
Добби сказал:
  - Надеюсь, вы поняли? Вполне? Ну, продолжайте теперь опыт сами...
  Руки мои дрожали, когда я работал над стеклышком.
  Опыт у меня удался. Добби одобрил:
  - Прекрасно. Теперь вы будете каждый день проверять здесь под моим
наблюдением сыворотку животных нашего вивария. Им привиты различные
вирусы, и надо наблюдать за результатами. У меня освободится время, чтобы
работать над рукописью. Да, Сэм, это будет хорошая книга.
  - О, я уверен в этом, - сказал я, с восторгом глядя на Добби.
  Итак, я начал работать у Добби в лаборатории. Он выучил меня брать кровь у
подопытных животных, отделять в центрифугах сыворотку от кровяных шариков,
и я уже начал думать, что понимаю очень многое.
  Добби лечил меня от малокровия, этого проклятого последствия желтой
лихорадки, и я чувствовал себя как-то особенно жизнерадостно. В порыве
откровенности я рассказал Добби несколько эпизодов из своих скитаний,
остановившись на моей жизни в Индии и Бирме. Насчет арены и Масатлана я
стеснялся упоминать. Ах, бедный доктор Рольс!.. Мне до сих пор было больно
вспоминать о нем.
  Однажды я спросил за обедом Добби, почему он зaбрался сюда, на эту
площадку над скалой Двух Роз. Добби долго молчал, и я подумал, что он не
хочет отвечать. Но он печально посмотрел на меня и сказал:
  - Вы забыли о контракте, Сэм. Но это место связано со старинной легендой,
которая мне нравится. На этой площадке когда-то Купидон подарил
Гарпократу, мифическому богу молчания, две розы, чтобы тот молчал и никому
не говорил о шалостях богов. А Гарпократ обиделся и бросил розы с обрыва.
Цветы, упав, окаменели, обратились в скалы... Роза, Сэм, - эмблема
молчания. Лепестки ее бутона плотно сжаты, как губы, не желающие выдать
тайну. Пока не кончен контракт, Сэм, помните о розе и молчите...
  В тот день Добби был задумчив, печален и как бyдто расстроен.
  Вечером я подошел к решетке, чтобы взглянуть на скалу Двух Роз, и
отпрянул. На шоссе у скалы внизу стоял маленький человек и внимательно
рассматривал в бинокль виллу Добби.


                              ДЕВЯТАЯ ТЕТРАДЬ


                                     I

  Так прошла зима. Моя тоска по дому становилась все сильней, и, наконец,
наступило такое весеннее утро, когда мне снова страстно захотелось хоть
одним глазом взглянуть вблизи на отца, на дядюшку и на Эдит Уинтер. Я
больше не мог противиться этому желанию и решил, что свято выполню
контракт и ни с кем в Эшуорфе не промолвлю ни слова. Я только взгляну
издали на отцовский домик, на Эдит и возвращусь. Был как раз очень удобный
для отлучки момент. Добби заперся наверху и сказал, что он занят
перепиской своей рукописи и не выйдет к обеду. Мигли возился в кухне. Я
небрежным тоном сказал ему, что буду работать в виварии и чтоб он меня не
беспокоил. А то была у Мигли такая скверная манера: вдруг показываться в
сарае, смотреть на меня, что-то ворчать себе под нос и потом удаляться.
  С трепетом перешагнул я порог железной ограды.
  Знакомыми с детства тропинками я быстро спускался в Эшуорф. Так было
ближе. Легкомысленно я радовался, как птица, вылетевшая из клетки.
Казалось, будто еще вчера я бегал по этим холмам вместе с мальчишкой Эдом
и другими, сорванцами, спускался по этим заросшим диким терновником
склонам. Здесь я мечтал побродить по белу свету. О, каким сплошным
праздником рисовалось мне тогда кругосветное путешествие и каким жестоким
испытанием оказалось оно для меня в действительности! Впрочем, я не жалел
об этом. Узнав невзгоды бродячей жизни, я в то же время познал очарование
постоянной смены впечатлений. Жестокость судьбц часто оказывается мнимой.
Судьба заставила меня бродить по планете, но зато она познакомила меня с
жизнью в самых интересных ее проявлениях.
  Такие мысли пришли мне в голэву, когда, не оглядываясь, приближался я к
скале Двух Роз, бодро спускаясь по извилистой знакомой тропе. Она
по-прежнему камениста и по обочинам окаймлена вереском, просыпающимся от
зимней спячки под влиянием весеннего воздуха и солнца. Вот старый
обгоревший пень громадного дуба, когда-то сожженного в бурю молнией. Около
него пробивались сквозь прошлогоднюю листву крупные темные фиалки,
напоминавшие глаза Эдит. Лишайники облепили почерневшую кору старого пня,
а хлопотливые муравьи уже построили здесь свой затейливый городок. Когда
они успели это сделать? Да, прошли дни моего детства. Оно теперь далеко
позади вместе с той бурной ночью, когда весь Эшуорф смотрел снизу на
пылавший дуб.
  А вот и скала Двух Роз! Дожди и ветры разрушили вершины громадных камней.
Издали они напоминали очертания цветочных тугих лепестков. Сколько раз
любовался я отсюда прелестным видом побережья и никогда не мог наглядеться
досыта! Картина здесь была более выпукла и красочна, нежели с вершины
Черного Холма. Прямо передо мной расстилалась величественная ширь океана и
приятная округлость Эшуорфского залива. Маяк у мыса Джен казался крохотной
спичкой, воткнутой в извилистый берег. На далеком горизонте низкие
слоистые облака сливались с густыми полосами дыма. Там совершали свои
рейсы пароходы линии Европа-Америка. По берегу направо в дымке веселого
теплого утра растянулись поселки Олдмаунта. Домиков Уэсли с его шлюзами на
канале не видно - они скрыты от меня горой Шарпи, позади которой должен
тянуться тоннель Фомы. Коричневое пятно крыши замка с четырьмя готическими
башенками выглядывает из-за лесистых холмов. Это замок Олдмаунт. А под
ногами у меня совсем близко Эшуорф. У берега знакомые очертания пристани,
мачты рыбачьих шхун, белые пятнышки парусов гоночных яхт. Слева к ручью
тянутся ряды низких кирпичных сараев. Еще поворот, и я вижу памятный мне
мостик, где я простился с Эдит...
  По рoвным улицам старого Эшуорфа я шагал с благоговейной медлительностью,
низко надвинув на глаза шляпу, чтоб не быть узнанным. Все так, как было.
Нет, вернее, почти так. Над "Нептуном" по-