Ваша светлость... Лорд Паклингтон... бормотал я, дрожа от
волнения и машинально протягивая руку.
  Бокалы наши встретились, и легкий звон хрусталя вернул меня к
действительности.


                                    IV

  Паклингтон выпил свое вино и подождал, пока мы с Вандоком также опорожним
наши бокалы. Он сел в кресло и раскурил погасшую трубку.
  - Да, джентльмены, - повторил он. - Когда я потерял все, меня не лишили
своего расположения только старый мой письмоводитель Пингль и дворецкий
Мигльтон, которого я с детства звал попросту Мигли. Они только этим могли
отплатить мне за то, что я дал образование их детям: тебе, Сэм, и мисс
Элизабет Мигльтон. Она тоже училась на мои средства. Заметьте,- Вдндок,
что в Бирме она носила фамилию Мильтон. Вы об этом сообщали в своих
письмах. Но, кажется, Мерлинг не обратил внимания на эту деталь. Теперь я
вижу, что моя помощь Сэму и Лиз была единственным добром, которое я сделал
в жизни до моего несчастья. Я слишком был поглощен путешествиями и наукой.
И вот, когда Мерлинг, этот недостойный человек, сделался владельцем моего
титула и замка, я дал клятву, что все верну себе - честь, состояние,
титул, но буду называться не Паклингтон, а лорд Эшуорф. И целью моей жизни
будет забота о благосостоянии этого города. У скалы Молчания, над скалой
Двух Роз, я построю Нью-Маунт, новый замок, точную копию старого родового,
в котором я пережил немногие, но памятные до смерти минуты личного
счастья... У меня имелись основания добиться славы и титула Но я не мог
жить и дышать без науки. И я хотел вернуть себе все при помощи своей
научной деятельности. Ведь двадцать лет я изучал природу растительных
вирусов. Я люблю большую науку. Ее достижения влияют не на отдельные
отрасли техники и промышленности, а на весь уклад жизни человечества,
разрешают крупнейшие проблемы. Большая наука изучает основные явления
жизни. Только она приближает нас к наиболее глубокому познанию природы.
  Я не люблю поручать кому-нибудь свое дело и убежден, что человек должен
делать свою работу только собственными руками. Я не имел разрешения на
рискованные опыты. Этим и воспользовался Мерлинг. В действительности
рискованных опытов я сделал только два. На себе самом в Бирме и на тебе,
Сэм, здесь. И оба они увенчались успехом. Я сделал их для большой науки и
для пользы человечества. Мои работы, когда их оценят, послужат славе нашей
родины, джентльмены ..
  - Вы сделали открытие, ваша светлость? - не мог не спросить Вандок.
  - Да, я открыл, что вирусы-это паразитарные белки. Молекулы их ведут себя
как болезнетворные начала, а главное...
  - Ваша светлость! - воскликнул Вандок. - Мой отец работал в ботаническом
саду на Яве. Я от него слыхивал что-то про эту заразу.
  - Прекрасно. Значит, вы не будете зевать во время моего рассказа. Вирусы,
или, как их еще называют, фильтрующиеся вирусы, ультравирусы, - это одно и
то же оказались доступными обработке. Бактериологи умеют выращивать
микробов с нужными для опытов качествами, как ботаники выращивают сорта
растений. Так и я, изучив строение молекулы паразитарных белков, начал их
химически перестраивать.
  При искусственной перестройке вирусы в одних случаях постепенно утрачивали
свою вредоносность, а в Других приобретали новые биологические свойства.
Одно такое свойство я проверил на себе. Вирус изменил черты моего лица.
Вандок, явившись ко мне как к доктору Рольсу, не узнал, что перед ним
человек, которого он преследовал как Мильройса. И вы, Сэм, не узнали
своего "змеиного профессора" в Добби. Этот же вирус изменил и самого
Вандока. Отсюда и ряд приключений, которые выпали не только на долю Сэма.
Некоторые обработанные мною вирусы oказались способными перестраивать всю
структуру белков организма. Морщинистая мозаика картофеля, курчавость
хлопчатника, превращения листьев в колючки, изменение внешних признаков
сахарного тростника - все это знакомо тебе Сэм?
  И мой благодетель рассказал, как он удалился в изгнание, в свою старую
лабораторию Бирме, где жила и работала его славная ученица Лиз, дочь
Мигли. Эта лаборатория должна была давать и деньги, чтобы продолжать
опыты, прерванные в Олдмаунте. В Америке, на пути в Бирму, остановившись в
отеле, Паклингтон сделал оплошность: он записался у портье первым
пришедшим ему на память именем. Это было имя его отдаленного предка по
материнской линии, имя Вильяма Мильройса, жившего во времена великой
революции и 17 февраля 1646 года голосовавшего за объявление республики.
Мерлинг догадался, кто скрывается под этим именем, лишь только прочитал
информацию начальника сыскного бюро со списком прибывших в Новый Свет за
период с 6 мая по 6 июня 193... года. Тождество Мильройса с бывшим
Паклингтоном было установлено. Бюро сыска получило выгодное предложение, и
с этого момента началась работа Вандока. Препараты со змеиной станции
оказались лучшими на мировом рынке, а секрет производства был известен
только лорду и Лиз. Лорд нажил на змеиных ядах вдвое больше, чем вся
стоимость Олдмаунта. Заметив слежку Вандока, Паклингтон сначала подумал,
что этот агент подослан конкурирующими фирмами с целью раскрыть секрет
производства. Этого он позволить не мог...
  - Я и тебя, Сэм, подверг некоторой проверке, но ты оказался просто
добродушным и любознательным юношей, и я привязался к тебе. Ведь я знал,
что ты не просто Сзм, но Пингль... Поэтому я и хотел приучить тебя к
работе на змеиной станции.
  - Будет мне памятна эта станция,- заметил Вандок.- Но, между прочим, и я
подумываю, не открыть ли мне такую фермочку. Честное слово, пожалуй,
выгоднее разводить джирр и прочих ползунов, чем свиней или ослов. Только
это надо начинать с большой ученостью в голове, а этого-то мне и не
хватает. Простите, ваша светлость, но мне бы хотелось дослушать об этих
проклятых вирусах до конца. Они меня так изменили, что даже Сэм не узнал
меня. Если я заявлюсь в бюро, директор тоже примет меня за самозванца.
  - Оказалось возможным, Вандок, еще так изменять молекулы вирусов, - сказал
Паклингтон, - что они делают организм невосприимчивым к самым страшным
болезнетворным микробам. После прививок в Набухатре и здесь ты, Сэм,
обладаешь абсолютной невосприимчивостью к заразным болезням. Тебя могут
кусать бешеные собаки, чумные крысы, малярийные комары, но ни один вирус,
ни один микроб никогда больше не приживется в твоем теле, Сэм...
  - Но я навсегда останусь измененным, - прошептал я.
  - Нет, Сэм. Ты получил вирус в ослабленной форме. Он обладает только
временным действием. Ты просто чересчур напуган. По-моему, от происшедших
с тобой изменений уже и следа не осталось. Возьми из шкафа зеркало и
посмотрись..
  Зеркало показало, что ничего ужасного со мной не произошло. На меня
смотрело худощавое, загорелое, энергичное лицо молодого человека.
  - Да это же я! - вырвалось у меня радостное восклицание. - Вы вылечили
меня! Как благодарить вас!
  - Дайте-ка мне зеркало, - попросил Вандок. Он посмотрел и только махнул
рукой. - Родная мать не узнала бы! Разве только по шраму на затылке: я
как-то раз подрался с мальчишками на улице, и мне чуть не проломили голову.
  - Хотите, я буду лечить вас? - предложил Паклингтон Вандоку, но тот
осторожно положил зеркало на стол и отрицательно помотал головой.
  - Благодарю вас. Не стоит беспокоиться. На свете у меня нет ни родных, ни
близких. Проживу как-нибудь и в таком виде. Чем он хуже других?
  Паклингтон добавил несколько любопытных соображений относительно вирусов.
Может быть, это остатки микробов, в процессе эволюции за десятни миллионов
лет приспособившихся к такому своеобразному паразитизму и за это время
утративших некоторые общие черты, присущие микроорганизмам. Во всяком
случае, изученные Паклингтоном вирусы становились "ручными" и начинали
повиноваться человеческой воле и знанию.
  Рассказывая нам о себе и о вирусах, лорд воодушевился. Снова сидел передо
мною прежний милый "змеиный профессор", и это был тот человек, который
помог мне учиться и в Дижане, и в Бирме, и здесь. Я с наслаждением слушал
его, мне казалось, что каждое его слово делает меня богаче.


                                     V

  Паклингтон рассказал, что если и тканей еобсжн выделить белок и
искусственно придать ему епособяасть паоазитирования, а затем ввести в
организм живой конпот то можно вызвать перестройку структуры ее белков;
это сообщит кошке свойства собаки.
  - Да ты, Сэм, видал у меня в виварии, что собаки начали вести себя, как
кошки, и наоборот.
  Вандок хлопнул себя по лбу ладонью.
  - Да уж это не ваши ли звери нагрянули третьего дня в Эшуорф? Странные
собаковидные коты и мяукающие пудели. Вот была потеха!
  - К сожалению, - подтвердил Паклингтон. - Это Сэм прозевал, и они
вырвались у него из клеток.
  - Ну, вас за это не поблагодарят, - покачал головой Вандок, обращаясь ко
мне. - Эти котопудели разнесли заразу. Ваша светлость, вы только
пoдумайте, как захворали стряпчий, судья и многие другие!
  - Знаю, знаю, - ответил Паклингтон. - Хм... не стоит волноваться.
Искусственные вирусы не так стойки, как вы думаете. Молодой аптекарь,
снабжающий меня реактивами, тотчас сообщил мне о таинственной эпидемии и о
хлопотах, которые она причинила уважаемому доктору Флиту. Я видел его
рецепты. Они очень правильны. Я вижу улыбку на твоем лице, Сэм. Никогда не
надо смеяться над тем, чего ты не вполне понимаешь. Флит старый, а потому
и очень опытный врач. Он сообразил, в чем дело. Он дознался в разговорах с
пациентами об источнике заразы. Сегодня я повидался с ним. Мы вспомнили,
что когда в 1918 году появилась на фронте странная болезнь, которую все
врачи признали "лихорадкой неизвестного происхождения", потому что не
знали ее и путались в диагнозах, нашелся один старый врач; он посмотрел
только десяток больных и сказал: "Дорогие коллеги, да это же самая обычная
инфлюэнца". И он оказался прав, этот старый практик. Неизвестная
лихорадка, обошедшая мором нашу планету под названием "испанка", была не
что иное, как инфлюэнца, грипп, вирусное заболевание, только в особо
тяжелой форме. Пациенты доктора Флита все до одного выздоровеют и уже
выздоравливают.
  Мне хотелось узнать, что проделал со мной Паклингтон здесь, в этой
лаборатории. Он сообщил:
  - На родину, в Эшуорф, я должен был явиться никому неизвестным. Я уже
сделал почти все опыты, оставалось закончить последний и принять меры к
возвращению себе прежнего титула. Мне казалось, что в Масатлане я
окончательно избавился от вас, Вандок. Исчез Мильройс, исчез Рольс, и вот
здесь, в окрестностях Эшуорфа, поселился некий Добби. Мой верный Мигли,
оставшийся кить в Уэсли на средства, посылаемые мною через его дочь Лиз,
выстроил при помощи Айзидора Пингля этот дом. Жаль, бедняга Айзидор
скончался, я не застал его в живых. Мигли расскажет тебе о последних
минутах твоего отца, Сэм. Он умер с именем любимой жены и с твоим именем
на устах...
  Слезы невольно навернулись мне на глаза при этих словах Паклингтона.
  - Мигли - мой вернейший друг, - продолжал Паклингтон, когда я успокоился.
- Это он выследил здесь Вандока, установил, что тот пишет свои донесения в
"Нептуне" и относит их на почту, адресуя на литеры "С. С.". Он же узнал,
кто был действительным получателем этих писем.
  Вандок вздохнул.
  - Почтмейстер еженедельно получал от меня...
  Паклингтон снисходительно кивнул головой.
  - Но Мигли давал ему больше. Зачем я прибыл сюда? Мне надо было проделать
последний проверочный опыт. И обязательно на человеке. В Бирме я мог бы
нанять любого туземца, а здесь? Надо было посредством измененного вируса
"бушм-агого" сразу изменять структуру белка в человеческом организме и
потом опять восстановить прежнее состояние. Я не мвг срывать работу всей
моей жизни. Надо было искать отчаявшегося человека. В прошлом году осенью
на берегу канала Уэсли я встретил юношу, готовившегося на дне канала
покончить счеты с жизнью. Но когда я привел его сюда, я узнал, что на пути
мне опять встретился ты, Сэм, сын моего Пингля, мой ученик в Бирме, тот
самый, который помог мне в Белл-Харборе. И тогда в мое сердце впервые
закралось неприятное беспокойство.
  - Не думайте, что я нарочно повстречался с вами...- начал было я, вспомнив
подозрения о моей связи с Вандоком.
  - У тебя был тогда такой вид кандидата в мертвецы, что подобные подозрения
исключались, - просто сказал Паклингтон. - Я долго колебался. Но интересы
науки побороли. У тебя заболела голова. Я сказал, что это желтая
лихорадка. Ты мне поверил. Я сделал тебе под предлогом лечения прививку
вируса. И я бы все остальное проделал незаметно для тебя...
  - Ах, ваша светлость! - всплеснул руками Вандок.- Если б я в Масатлане не
возбудил ваших подозрений, тo вы и со мной проделали бы такую штуку? Вот
почему вы спрятали от меня зеркало и сами разика два побрили меня...
  - Какой вы догадливый! - засмеялся Паклингтон. - Но вы сами позаботились о
себе, разбив пробирку с вирусом. Сэм тоже почти догадался, когда тайком от
меня побежал в Эшуорф и его никто не узнал. Тогда он устроил мне бурную
сцену, и пришлось рассказать ему сказку о джиррах...
  - Теперь это дело прошлое,-отозвался я.
  - Тогда обратимся к настоящему, - сказал Паклингтон и взял со стола
большой конверт с гербовой печатью.Слушай, Сэм, - произнес он, глядя мне в
глаза,-месяц назад я послал мою рукопись в научное медицинское общество. Я
описал все мои открытия и опыты. Я ждал ответа, решающего мою судьбу. За
мою ученую деятельность я должен был Получить титул. Но вчера вечером
пришел ответ. Читай...
  На веленевой бумаге под гербом стояли краткие строки:

  "Уважаемый мистер Добби.
  По докладу непременного члена общества изобретений и открытий относительно
сделанных вами заявлений, касающихся познания природы так называемых
вирусов, вы пожалованы почетной пожизненной пенсией в один фунт стерлингов
в год, что в среде ученых является высшей наградой за биологические работы.
  Принося вам почтительные поздравления, как мои лично, так и моих коллег,
вместе с тем считаю для себя приятным долгом поставить вас в известность,
что ваши материалы о вирусах направлены в соответствующую комиссию, а
постановление о почетной пенсии - в финансовое бюро для оформления.

  Примите мои уверения и пр.".


  - Держу пари, - вскрикнул Вандок, поднимаясь со стула,- подписано лордом
Паклингтоном... то есть Мерлингом!
  - Да нет же, - ответил я. - Подпись неразборчива..- - Не все ли равно? -
усмехнулся Паклингтон. - Ясно, что Добби может называться, как ему
вздумается; Мильройсом или Рольсом. Но он уже никогда не сделается прежним
лордом.
  Вандок поерошил волосы на затылке.
  - Трудно бороться с мерлингами, ваша светлость. Теперь мне все ясно, "как
в микроскопе", сказал бы толстяк, ежедневно пьющий содовую в аптеке. Вот
что, Сэм... Лишь только мы отчалим отсюда, дай волю своим кулакам.
Поколоти меня. Готов получить тумаки, которые пришлось тебе получить за
меня. А кстати, добавь и еще. Я виноват, что помогал Мерлингу.
  Минуту длилось тягостное молчание. Все стало понятным для меня. Глубокая
жалость охватила меня при виде бывшего лорда Паклингтона.
  Но он не унывал.
  - А ну-ка, джентльмены! - весело сказал он. Помогите мне сунуть в огонь
герб лорда Эшуорфа. Смотрите я уже сочинил себе и рисунок герба. На щите я
написал девиз: "Традиции и уверенность". Но пусть сгорят они,
побежденные предрассудками и ошибками...
  Паклингтон бросил в камин письмо о почетной пенсии, потом конверты,
какие-то бумаги, фотографию молодой чопорной леди с нитями жемчуга на
длинной тонкой шее, тетради, куски черновиков...
  Акварельный рисунок на картоне, сунутый в камин Вандоком, долго корчился
на угольях и, наконец, вспыхнул, наполовину испепеленный.
  - Неужели вы хотите сжечь свои работы? - пробормотал я, смотря на костер в
камине. - Если вы устали и не хотите больше заниматься наукой, то
вспомните о Лиз... вспомните обо мне...
  - Ты прав, малыш, - бодро сказал Паклингтон. - Вы оба мои ученики. И
благодаря вам я тоже чувствую себя молодым. Не беспокойся, работать я не
перестану. И не жалей меня. Самое дорогое- моя наука - остается со мной. И
я не один: ваша молодость - моя опора, мой резерв, с которым я пойду
дальше в бой против научных предрассудков. То, что я сжег здесь, - это
пустяки, личные дела. Ведь мой научный архив на змеиной станции. Сегодня
утром я получил от Лиз тревожную телеграмму. Она сообщает, что очень
важные причины заставляют срочно перевести мою станцию и архив из Бирмы на
запад. Она уже нашла и подходящее место где-то в Верхнем Пенджабе. Она
требует, чтобы я немедленно приехал. Я послал радиомолнию и жду ответа.
  - Я с вами! - крикнул я с мольбою и умолк, вспомнив Эдит.
  Вандок встал и учтиво поклонился.
  - Возьмите и меня, ваша светлость. Поздно как будто мне менять профессию.
Но уж у меня джирры будут вести себя отлично. Я переправлю всех ваших
змей, куда прикажете. Хоть на вершины Гималаев. Будьте покойны. Номер
четыреста двадцать один сейчас навсегда вычеркивается из списка обитателей
нашей планеты. Останется Дик Вандок...
  Он прислушался. По шоссе мчался мотоцикл, приближаясь к вилле.


                                    VI

  Мигли вошел в комнату, держа в руках маленький серебряный поднос.
  - Телеграмма пашей светлости, - важно сказал он. Паклингтон взял с подноса
телеграмму, разорвал ее, прочитал и быстро встал.
  - Мигли!
  - Слушаю, сэр, - наклонил почтительно голову Мигли.
  - Немедлeнно вызвать сюда авто! - приказал Паклкпгтон, - Подайте мне
одеться. Со мной поедет... Паклингтом посмотрел на Вандока, потом на меня,
потом снова на Вандока. - Поедет Вандок, - добавил он решительно. -
По-вашему, какой маршрут короче?
  - Автомобилем до аэропорта на восточном побережье, вaша светлость. Оттуда
воздухом до Лиссабона. На Марокко. Воздухом вдоль северного побережья
Африки, Египет, Суэц, Цейлон, а из Коломбо три часа на скоростном
гидроплане до Рангуна...
  - Правильно, - сказал Паклингтон. - Радио Лиз об отлете мы дадим из
Лиссабона. А ты, Сэм, не огорчайся. Я не прощаюсь с тобой навсегда. Я
вернусь. Я знаю, что я понадоблюсь здесь, на моей родине. А тебя в Эшуорфе
ждут большие радости. Ты побудешь здесь с Мигли, он покормит тебя, а утром
отправляйся в родной дом. Я оставляю тебя в помощь Мигли, на вас обоих
возлагается охрана этого дома. Я вернусь и должен застать все в полном
порядке.
  - Не беспокоитеcь! - с жаром воскликнул я.
  Поднялась суматоха сборов, как всегда бывает перед спeшкoй, отъездом, и я,
деятельно сочетая Миглп, не сразу услышaл гудки подъeхaвшего авто.
  Мы всe спустились вниз, держа дорожные чемодепы отъезжающих, Я улучил
момент, отвел Вандока в сторону и крепко сжал его руку.
  - Слушайте, Вандок, если вы схитрите еще, я исколочу вас.
  - Слово чести, Сэм. До свиданья! - Вандок твердо посмотрел мне в глаза и
неожиданно обнял меня.
  И они уехали.
  Я просидел до утра в столовой. Мигли угощал меня роскошным ужином. А я
должен был рассказывать ему все, что только знал, все подробности о его
дочери Лиз. Он показал мне фото. Лиз стояла на террасе бунгало в полосатой
пижаме и держала в руках безвредного сонного иигшу. Фото было очень
эффектно, но Мигли ворчал:
  - Нашла с кем сниматься. Со змеей. Вот выдумщица!
  Много рассказывал мне Мигли о лорде Паклингтоне.
  - Он нелюдимый человек, и у него нет друзей. Но ко мне, к вашему отцу, к
моей дочке он всегда был добр. И вас он очень полюбил, Сэм. Между прочим,
ваше жaлованье он велел мне перевести в Эшуорфский банк на ваше имя да еще
прибавил к нему кое-что. На первое обзаведение у вас есть кое-какие гроши,
Сэм.
  Далее разговор коснулся моего отца и его последних минут, и когда,
наконец, Мигли ушел к себе, я дал волю слезам. Я оплакивал моего бедного
отца, так и не увидевшего в жизни настоящего счастья, и в то же время
остро, как никогда, чувствовал, что мое счастье близко: стоят только
протянуть руку, чтобы взять его. Вся моя ревность к Бобу, тоска и опасения
растаяли в слезa