жала в профессию, во все новые роли и дела.
   Отказаться от этой "второй", подлинной для меня жизни - это то, на что  я
пока не могу решиться...
   Я размышляю о себе и не  предаюсь  самообольщению:  озлобленность  делает
человека жалким.
   Итак, в шестьдесят лет еще раз начинаю все сначала...
   Я продаю свой дом в Кладове и переезжаю из Берлина в Мюнхен.
   Прямо в центре  баварской  столицы  открываю  свой  первый  косметический
салон.
   Что у меня есть?
   Знания  в  косметологии,  почерпнутые  в  Германии  и   за   границей   -
приобретенные  десятилетия  назад  и  постоянно  пополняемые;   брюссельский
диплом,  диплом  "Universitе  de  Beaut"*  в  Париже,  слушание   лекций   в
университетах Берлина и Мюнхена, обстоятельные беседы  с  известным  русским
биологом  профессором  доктором  Богомольцем  в  Лондоне,  который  дал  мне
дополнительный толчок к поиску собственной рецептуры. Я  поняла,  что  можно
способствовать регенерации тела и его клеток не только с  помощью  нанесения
различных органических субстанций. Пациент в любом случае  должен  оказывать
последовательное  и  активное  содействие  в  этом  -  например,  с  помощью
шлаковыводящей диеты.
   Кроме того, у меня немалый опыт  практического  лечения  и  консультаций:
друзья и знакомые часто оказывались испытуемыми  и  "подопытными  кроликами"
для приготовленных мной собственноручно кремов и масок. Мой метод  популярен
и среди молодых людей, у которых возрастные проблемы с кожей. Не в последнюю
очередь я "эксплуатирую"  и  саму  себя,  используя  опыт  женщины,  которая
постоянно находилась на глазах у публики и в силу этого должна  была  всегда
хорошо выглядеть, неважно, насколько сильно кожа  ее  испорчена  театральным
гримом.
   Вот все это и кое-что еще было у меня в багаже.
   Таким образом, уже при подготовке своего мюнхенского  салона  я  чувствую
себя довольно  уверенно.  Мои  косметологи,  которые  решаются  верить  мне,
замечают, что "шефиня" разбирается в их ремесле.
   Исходная база неплоха. Я заинтригованно жду первых дам,  которые  доверят
мне заботу о своей коже.
   Вместо них приходят двое господ весьма преклонного возраста.
   Еще в вечер перед открытием они стоят перед дверьми.
   Обескураженно я спрашиваю их, в каких услугах они нуждаются.
   - Педикюр, - говорит один из них, и оба  сияют,  -  но  только  сделанный
вами, уважаемая госпожа, только лично вами.
   Я записываю их на следующий день.  Они  сверхпунктуальны  и  с  пунцовыми
ушами восторгаются, словно влюбленные старшеклассники:
   - Бог мой, мы так вас почитаем, что за сказочная актриса вы были...
   Итак, пока оба они восторгаются моим "великим искусством"  в  прошлом,  я
вожусь с их ногами, что полностью отбивает мое обоняние на несколько дней.
   Вот так заново и совершенно по-новому начинается моя карьера.
   Но по счастью, приходят не только пожилые  господа,  для  того  чтобы  им
сделали педикюр. Приходят женщины разных возрастов и молодые девушки.
   И многие, очень многие идут не только ради  косметики,  но  и  со  своими
заботами.
   У  меня  предостаточно  возможностей  пропагандировать  свои  взгляды  на
женщину:  комплексная  косметика   нацелена   "под   кожу",   она   включает
самопознание  и  самодисциплину.  Кожа  в  большинстве  случаев  -   зеркало
личности.
   Я выступаю за консервативную, а  не  за  декоративную  косметику.  Юность
нельзя вернуть ни операцией, ни тем  более  купить.  Сохранить  молодость  в
первую очередь можно,  борясь  против  внутреннего  и  внешнего  изнашивания
организма. Леность, медлительность - враг  молодости,  как  внешней,  так  и
внутренней.
   Не обувь следует чистить  в  первую  очередь,  а  кожу,  от  нее  зависят
витальность и самоощущение: если она в порядке, то не играет роли, одеты  вы
в горностай или крашеную кошку.
   "Тонкая духовная жизнь" так же  мало  повинна  в  увядании  кожи,  как  и
несправедливости судьбы. Конечно, существуют вещи сильнее воли и разума,  но
они не оправдывают слабость и безропотное смирение.
   Не жизнь разочаровывает нас - это мы разочаровываем жизнь.
   Озлобленность делает человека жалким...
   Я живу в комнате позади салона. Рядом просторная кухня - моя лаборатория.
   Здесь я смешиваю и экспериментирую со своими составами  до  поздней  ночи
после закрытия салона.
   Из бывших коллег одним из первых меня посещает Хуберт фон Мейеринк.
   Хубси деловито обследует все пробирки и горшочки, находит все  "чертовски
интересным" и неожиданно говорит:
   - Мой двойной подбородок, дорогая Олинка, мой двойной подбородок...
   - Что с ним?
   - Как бы от него избавиться?
   - Я уже избавилась...
   - Ты ангел.
   Хубси продолжает вынюхивать и без перехода констатирует:
   - Зауэрбрух* прав.
   Я не знаю, почему Мейеринк  именно  сейчас  вспомнил  о  когда-то  широко
известном берлинском хирурге.
   - Говорил ли он тебе, что от тебя  исходит  аромат  березовых  листьев  и
земляники?
   - Говорил.
   - Вот-вот. И ты не смогла лишить его удовольствия поковыряться в тебе.
   Я с комичной серьезностью киваю:
   - Ну кто бы его еще так порадовал...
   - Фу, черт возьми, Олинка, - хитро  улыбается  Хубси,  -  что  за  черный
юмор...
   Он подтягивает к себе стул, садится, откидывается, сладостно  зажмуривает
глаза и елейно тянет:
   - Приступай, моя голубка.
   - К чему?
   - К чему!.. - наигранно негодует  он.  -  К  моему  двойному  подбородку,
разумеется...
   Через шесть лет по различным причинам я вынуждена  отказаться  от  своего
косметического салона: хозяин дома извещает, что  ему  необходимы  помещения
для собственных нужд. Другой район, в который я временно переезжаю,  слишком
шумный  для  меня  и  моих  клиентов;  несмотря  на  помощь  трех  работящих
ассистенток, я уже не справляюсь с нагрузкой;  и  главная  причина  -  спрос
вырастает  сверх  всякой  меры.  Я  привлекаю  еще  одного  химика,  который
профессионально помогает мне в производстве разработанных и  создании  новых
препаратов.
   К этому времени производство и продажа - в этом уже нет никаких  сомнений
- должны быть поставлены на широкую ногу и в то же время иметь  промышленную
основу.
   Я  продаю  свои  драгоценности  и  последние  антикварные   вещи,   чтобы
профинансировать открытие фирмы.
   С семью сотрудниками в 1955  году  я  основываю  фирму  "Косметика  Ольги
Чеховой", "Olga Tschechowa Kosmetik  OHG",  в  которой  в  настоящее  время,
словно в единой семье, трудятся свыше ста человек.
   ОДИН ДЕНЬ ИЗ МНОГИХ
   И вот как выглядит мой сегодняшний день, день в 1973 году, один  день  из
многих.
   Семь часов пятнадцать минут. Дом пробуждается.
   Марианна приносит мне чашку чаю. Она махнула рукой на то, чтобы уговорить
меня съесть хотя бы кусочек хлеба. И сегодня по утрам я ем так же мало,  как
раньше во времена съемок, о которых часто размышляю как раз в  эти  утренние
часы. Именно тогда ночь для меня заканчивалась между шестью  и  семью  утра.
Меня забирала  на  студию  служебная  машина,  или  я  ехала  сама  -  чтобы
переодеться и загримироваться и быть готовой к  "первой  хлопушке",  которая
раздавалась в восемь...
   Еще до прихода Марианны дает знать о себе такса Бамби. Она потягивается в
своей корзинке, выбирается из  нее,  кладет  передние  лапки  на  край  моей
постели  и  тычется  своим  влажным  носом  в  мою  руку.  Бамби   капризна,
своенравна,  комична,  большая  собственница  и  -  когда  пожелает  -   так
очаровательна, что никто не в состоянии противостоять  ее  выходкам.  Никто.
Даже кошка Шнурри. Она отлично ладит с Бамби по одной-единственной  причине:
когда такса начинает нахально приставать  -  а  пристает  она  постоянно,  -
Шнурри благодаря своему столетиями  оттачиваемому  индивидуализму  сохраняет
достоинство и держится на расстоянии. Иногда из  новостройки  заглядывает  и
пинчер Аби. Он остается лишь в  том  случае,  если  на  то  дает  милостивое
дозволение крошка такса. Тявкает ли она на него,  убегает  ли  он  -  пинчер
всегда остается добродушным и невозмутимым.
   Ники на школьном автобусе ездит в Международную школу  в  Штарнберге.  Он
растет двуязычным мальчиком и уже  в  ближайшие  годы  осознает,  как  важно
говорить минимум на двух, а лучше на трех языках.
   Вера и Вадим коротко кивают мне: "Чус*, Жужу!"  (в  доме  все  вплоть  до
Марианны  зовут  меня  "Жужу",  французское  слово,  которое  можно   вольно
перевести как "игрушка" - так, ласково, прозвала меня Вера. Еще ребенком она
постоянно слышала от меня: "Voilґa-ton joujou!"** Я старалась с  ранних  лет
обучить свою внучку французскому, языку, который я выучила еще  маленькой  и
любила). У Веры репетиция в театре, у Вадима - дискуссия на телевидении.
   Восемь десять.
   Я еду в фирму. Свой белый "БМВ" вожу до сих пор сама: мне это  доставляет
удовольствие.
   Сегодня на повестке дня большое обсуждение перестройки и расширения наших
помещений  на  Тенг-штрассе.  В  офисе  я  здороваюсь  с  моим  компаньоном,
директором по продажам и секретаршей по производству. Мы сидим  все  вместе:
комнаты слишком маленькие, тесные - необходимо добавить помещения  соседнего
дома. Производство расширяется,  нужен  конвейер.  И  мы  не  проходим  мимо
автоматизации.
   Я иду в лабораторию. Представитель строительной фирмы поясняет  мне  план
расширения  вновь  присоединенных   помещений,   показывает,   какие   стены
необходимо сломать, чтобы образовалось место для установки конвейера.
   Мимо высоких, переполненных стеллажей я возвращаюсь обратно в офис. Здесь
составлено свыше ста препаратов; над девятью мы начинаем работу. Меня всегда
радуют награды, завоеванные  нашей  продукцией,  -  например,  международный
Гран-при в Венеции.
   Секретарша называет мне даты моих выступлений  в  Гамбурге,  Ганновере  и
Дюссельдорфе; она заботится о  том,  чтобы  я  смогла  увязать  между  собой
доклады без существенной потери во времени.
   Еду домой.
   Ранний полдень. Час пик пока не начался, движение  на  улицах  слабое.  Я
могу подумать о том, что мне сегодня еще предстоит сделать.
   Мне приходит на ум, что я хотела позаботиться о посадке новых  цветов  на
могиле дочери Ады в Грефельфинге.
   Дома меня ждут Бамби, Аби и Шнурри.
   Бамби, радостно тявкая, прыгает вокруг меня, словно не видела по  крайней
мере неделю; Аби степенно по-дружески тычет  меня  своей  влажной  мордочкой
несколько раз в бок; Шнурри ждет, когда господа собаки  утихомирятся,  затем
важно трется вокруг моих ног и снова сворачивается в клубок  в  каком-нибудь
наиболее уютном кресле.
   Шнурри обязана жизнью моему правнуку Ники. Однажды  он  попросил  у  меня
пять марок, "еще лучше семь", - важно добавив при этом. Я дала ему семь.
   Он исчез и потом появился со Шнурри, купив  его  у  людей  по  соседству,
которые попросту собирались утопить котенка.  Шнурри  обошелся  ему  в  пять
марок, и,  таким  образом,  на  своей  акции  по  спасению  он  вмиг  еще  и
"заработал" две марки.
   Марианна, мой добрый "домовой", приносит почту. Ее много - я разберусь  с
ней позднее.
   "Солдат Миша", двадцатилетний сын умершей дочери Ады, приветствует  меня.
Сейчас он служит в Люфтваффе и у него краткосрочный отпуск.
   Мы выпиваем по чашке чаю. Он рассказывает мне о своей службе - не слишком
много и не слишком охотно. Что-то есть в этом напоминающее Йепа...
   Миша - совсем другой тип, и все же...
   "Надеюсь, ему не придется нажимать на спусковой крючок", - думаю я, и тут
меня радостно целуют: из другой половины дома пришел Ники. Он-то и  проводит
меня на могилу дочери.
   Я обсуждаю с садовником новую посадку. Ники молча  прислушивается.  Когда
садовник уходит, говорит неожиданно:
   - А правда, что теперь ты следующая?
   - Возможно, - отвечаю я обескураженно, - но утверждать этого нельзя.
   - Почему?
   Я бросаю короткий взгляд на могилу Ады:
   - Иногда умирают гораздо моложе...
   Ники небрежно кивает головой и деловито констатирует:
   - Ну, бабушка - исключение, она разбилась. Но  по  правилам  должно  быть
так: сначала умрешь ты, потом папа, потом мама, а потом, - он разводит руки,
словно собираясь с трехметрового трамплина прыгнуть в воду, -  а  совсем  уж
потом и я сыграю в ящик...
   Я слегка озадаченно гляжу на него.
   Он беззаботно смеется.
   После ужина я просматриваю почту. Несколько писем от друзей,  большинство
от незнакомых людей, молодых и пожилых, которые поверяют мне свои большие  и
малые   заботы:   морщины   и   морщинки,    одиночество,    опустошенность,
пресыщенность, проблемы брака, страх бытия...
   Я делаю пометки на полях для ответа.
   Для одной молодой женщины в депрессивном  состоянии  я  помечаю:  "Каждую
секунду,  минуту  и  час,   прожитые   вами   без   счастья,   вы   потеряли
безвозвратно"...
   23 часа.
   Дом затихает. День подходит к концу. Еще один день из череды многих...