е были напрасными. Впервые в  России
революционные идеи вышли из замкнутых кружков к народным массам. Обращение с
революционным  призывом  к народу  сыграло свою роль.  Был накоплен опыт и в
формах пропаганды. Книжную пропаганду дополняла устная беседа. Пропагандисты
ломали  лед  недоверия,  боязнь крестьян вступать  в беседу  на политические
темы. Они научились располагать крестьян  к  себе,  связывая их повседневные
нужды  с причинами  бедственного положения народа.  И несмотря на  темноту и
забитость крестьян, было немало случаев, когда они, рискуя своей свободой, а
иногда  и  жизнью,  слушали  пропагандистов,  укрывали  их  от преследования
властей и даже сами брались "внушать правду" другим.
     В  результате  "хождения  в  народ"  связи  с народными  массами  стали
постепенно  расширяться и укрепляться. Окрепла убежденность в  необходимости
партии.  Непосредственным результатом  "хождения  в  народ"  стало  создание
централизованной организации "Земля и воля". Мировоззрение  революционеров в
основе своей  оставалось прежним.  Менялась лишь тактика, совершенствовались
организационные формы революционной работы.
     "Земля  и  воля" была основана в  1876  г. И в  течение 1876--1879  гг.
"Земля  и   воля"  стала  организацией,  объединившей  революционные  кружки
Поволжья,  центральных  и  западных губерний, Белоруссии,  Украины,  Польши,
Северного Кавказа  и  Грузии.  "Земля и воля" начинает  устраивать поселения
среди крестьян, чтобы  сделать более действенной пропаганду социалистических
идей. И вновь отправились в деревни и села самоотверженные  борцы за свободу
народа,  бескорыстно помогая крестьянам  избавляться  от болезней, от  мрака
невежества.  Закончив  работу  в  аптеке,   школе,  они   шли  в  какой-либо
крестьянский дом, и начинался разговор о крестьянских нуждах, о притеснениях
властей,  и  читались  пропагандистские книги. Крестьяне  просили советов. А
землевольцы в меру своих сил стремились защищать интересы крестьян.
     Землевольцы перешли и к новым формам революционной пропаганды и  городе
-- демонстрациям, сходкам,  митингам. 3 марта 1876 г. в Петербурге  во время
похорон  умершего  в  заключении   студента   П.  Чернышева  была   устроена
2--3-тысячная демонстрация. Ему была посвящена песня, ставшая революционной,
-- "Замучен тяжелой неволей". Эту песню подхватило позднее и новое поколение
революционеров  на  пролетарском этапе  освободительной  борьбы.  В  декабре
состоялась организованная землевольцами демонстрация на Казанской площади. В
ней приняли участие рабочие. С речью выступил Г. В. Плеханов. Он говорил  об
обмане крестьян при проведении  реформы,  о тяжелых  условиях труда  русских
рабочих, о  преследовании  царизмом революционеров.  Когда он  закончил свое
выступление, над толпой взметнулось Красное знамя, на котором было написано:
"Земля и воля". Его развернул над толпой рабочий Яков Потапов.


СУД ПАЛАЧЕЙ

     Чу!.. За дверью идут,
     Слышен говор людей...
     Близок час, поведут
     Нас на суд палачей.
     Но ни просьб, ни мольбы
     И в последний наш час
     Наши судьи-рабы
     Не услышат от нас!
     Н. А. МОРОЗОВ

     Революционная пропаганда и  агитация в селах, деревнях и городах России
не могли проводиться открыто. По словам С. М. Кравчинского, одного из первых
пропагандистов в народе, всякий, кто селился в российских селах и деревнях в
качестве   ли   ремесленника,  сельского  ли  учителя,  или  писаря,  тотчас
оказывался  на  виду у  всех,  точно  он  сидел  в  фонаре.  И  лишь  только
пропагандист приходил  в какой-нибудь крестьянский дом, весть об этом тотчас
разлеталась по  всей  деревне. В такой  обстановке правительство без всякого
затруднения получало  сведения  о народнической пропаганде.  Достаточно было
малейшего повода, чтобы арестовать и бросить в  тюрьму пропагандиста. На  их
место прибывали новые смельчаки, но их ждала та  же  участь -- шли повальные
аресты, тюрьмы были переполнены.
     Общее   число   пропагандистов,  арестованных   по  процессу   "193-х",
фактически  составляло  4 тыс. человек. Движение  охватило более 50 губерний
России. К дознанию было привлечено 770 человек. Считая невозможным проводить
суд над таким количеством  "преступников", следствие начали над 265, оставив
остальных под надзором полиции.
     Подготавливая  процесс  "193-х",  царизм  стремился  запугать  общество
невиданными  масштабами   "злодейского  заговора".  Процесс   готовился  как
показательный.   Рассматривая   даже   сам   факт   простого  знакомства   с
пропагандистской  литературой  как  преступление, жандармы  и  чиновники  не
только выявляли подобные улики, но и подтасовывали факты, пользуясь услугами
доносчиков-провокаторов. Подсудимые,  представлявшие различные народнические
кружки, рассматривались  в обвинительном  акте  как  члены  одного  большого
общества  пропаганды,  возглавляемого  четырьмя  революционерами  --  П.  И.
Войноральским, С. Ф. Коваликом, И. Н. Мышкиным и Д. С. Рогачевым.
     Арестованный  в  Самаре  Войноральский   был  доставлен   на  допрос  в
саратовское губернское жандармское управление, а затем переправлен в Москву.
Здесь его  посадили  под  стражу  в одиночную  камеру тюрьмы "при  Сущевском
частном  доме".  С 14 августа 1874 г.  в  московском  губернском жандармском
управлении начались допросы Войноральского, продолжавшиеся более полугода.
     На  первых допросах  Войноральский показал,  что  поехал в  Петербург с
целью поступления  в  институт,  но  случайно  в  гостинице  познакомился  с
человеком, который  и дал  ему книги, оказавшиеся  запрещенными. Рассказывая
дальше о своей деятельности в Петербурге, Москве, Саратове, Пензе,  Тамбове,
Самаре и в населенных  пунктах губерний Поволжья, Войноральский подчеркивал,
что,  кроме  него, никто  из  его  знакомых  не  имел никакого  отношения  к
революционной деятельности.
     На одном из допросов Войноральского спросили:
     -- Что же Мышкин -- владелец типографии, не знал, что у него печатаются
запрещенные сочинения?
     -- Мышкин был занят изданием брошюры об отношении господина к прислуге,
составленной из  уже  опубликованных в  газетах и  журналах  материалов.  Он
думал, что  эту книгу  цензура  несомненно  пропустит.  Мышкин  был далек от
издания сочинений революционного характера. Его типография терпела убытки, и
я предложил ему  напечатать "Историю одного французского крестьянина"  и под
каким-то  придуманным  названием  хронику  общественной  жизни в  России  из
первого  номера  журнала  "Вперед".  Мышкину  некогда  было   знакомиться  с
содержанием заказанных мною  книг. Объяснять цель,  с которой я дал  Мышкину
означенный заказ, я отказываюсь.
     -- А откуда у Вас бланк, найденный в Вашем портфеле?
     -- Это один из образчиков, взятых мной у Мышкина для показа в волостном
правлении, а  именно бланк Московской губернской земской  управы.  Я сообщил
Мышкину, что, будучи в Пензенской губернии, получил от волостного  правления
заказы бланков для паспортов. Предложение мое Мышкин исполнил,  нисколько не
подозревая,  что заказ волостного правления -- выдумка и что это я заказывал
для себя.
     -- С какой же целью Вы использовали эти бланки?
     -- Я познакомился  с  молодыми людьми,  которые хотели  научиться труду
рабочих,  чтобы  ближе познакомиться с их бытом. Я  предложил  им  обучиться
сапожному  делу в открытой мной в Саратове мастерской. Я же посоветовал этим
молодым людям сменить одежду и дал  оформленные мной на  бланках паспорта --
"фальшивые виды".
     --  А  как же  оказались  в Вашей  мастерской  революционные сочинения?
Говорите правду и не надейтесь, что Вам удастся ее скрыть. Все ваши товарищи
во  всем признались,  а  Вы  усугубляете свое положение.  Или Вам непременно
хочется попасть на каторгу?
     -- Когда  я выехал из Москвы  в  Саратов вместе  с женой, Селивановым и
Юлией Прушакевич, то захватил с собой из  типографии часть  готового  тиража
нелегальных  изданий и  сдал их в багаж под видом зельтерской воды. Никто не
знал, что находится в ящиках, и до моего отъезда в Самарскую губернию  багаж
не был распечатан. Кроме Саратова, ящики никуда не отправлялись.
     -- Во  время ареста при Вас  были  найдены записки, написанные  шифром.
Дайте  их  расшифровку!  Иначе Вам нельзя будет  рассчитывать на  какое-либо
смягчение   сурового  наказания.  Это  вещественное  доказательство   Вашего
преступления! И еще. Объясните, зачем Вы  ездили в Ставропольский уезд и чем
там занимались.
     -- На поставленные вопросы объяснения давать отказываюсь.
     -- Вы понимаете, чем это Вам грозит?
     -- Это не имеет для меня значения. Отвечать на эти вопросы не намерен.
     На  дальнейших  допросах,  когда  Войноральскому предъявили  письменные
показания запуганных  жандармами Андрея Кулябко и  жены Надежды Павловны, он
был  вынужден признать  ряд  фактов,  сославшись  на  провалы в  памяти.  Но
большего   жандармские  чиновники  не  могли  от   него   добиться  никакими
устрашающими мерами.
     В связи  с тем, что  Войноральский был одним из  активнейших участников
движения, его деятельность отразилась  в  материалах следствия по нескольким
губерниям:  Саратовской, Пензенской,  Самарской, Симбирской,  Тамбовской,  а
также по Москве и Петербургу.
     24  февраля  1875  г.  Войноральский  был  заключен  в  Петропавловскую
крепость  в  Петербурге, где находился в  одиночной камере свыше 10 месяцев.
После  этого   он   был  переведен   в   открывшийся  летом   1875   г.  дом
предварительного  заключения.  Здесь  и  были  размещены  в  ожидании   суда
народники.
     Деятельный характер Войноральского не позволял ему спокойно ждать конца
следствия. Он решил бежать. Ему и Ковалику удалось привлечь на  свою сторону
двух  тюремных  надзирателей  --  Мельникова  и Ерофеева. Товарищ  прокурора
распорядился  разместить  Войноральского  и Ковалика  на разных этажах  дома
предварительного  заключения  и  подальше  друг  от  друга. Однако благодаря
стараниям надзирателей камера Войноральского оказалась под камерой Ковалика,
и друзья могли общаться между собой перестукиванием по трубам вентиляции.
     Однажды Войноральский постучал Ковалику по трубе:
     --  Надо вместе обсудить  побег, когда  будет  ночное  богослужение.  Я
постараюсь уговорить надзирателя Ерофеева выпустить меня из камеры.
     Ковалик ответил:
     --  Я попробую поговорить  с надзирателем Мельниковым, чтобы  он  отпер
камеру и мы могли остаться вдвоем в моей камере на ночь.
     Переговоры состоялись,  и согласие надзирателей  было получено. Видимо,
Ерофеев и  Мельников попали  в надзиратели случайно. Они иногда  вступали  в
разговор с заключенными и начинали понимать, что эти люди не такие, каких им
приходилось встречать в своей жизни. С каждой новой  беседой надзиратели все
больше проникались сочувствием  к политическим. Слова о  страданиях народа и
несправедливом устройстве жизни трогали  до  глубины души. Наконец,  вопреки
своим служебным  обязанностям  они решили  помочь  бежать  Войноральскому  и
Ковалику, считая это святым делом. Мельников и Ерофеев обещали сделать копии
ключей от камер и отвлечь внимание других тюремщиков в случае необходимости.
     Перед    ночным    богослужением   надзиратель    Мельников   пропустил
Войноральского  в  камеру  Ковалика, и  друзья  остались на  некоторое время
вместе и наметили план побега.  В ночь с 8 на 9 апреля оба надзирателя  ушли
спать в одну из  свободных камер,  находящуюся в противоположной  стороне от
камеры Войноральского. К этому  дню в распоряжении Ковалика и Войноральского
оказались  ключи  от  камер.  Ковалик,  отперев  свою  камеру,  спустился  к
Войноральскому и выпустил  его. Затем они  вышли на галерею  третьего этажа,
привязали к перилам  веревку, свитую из изрезанных и связанных вместе кусков
пледа,  полотенец и  простынь,  открыли  окно и  стали  спускаться  вниз  на
Захарьевскую улицу.
     Была  довольно светлая петербургская ночь.  Недалеко оказался извозчик.
Благополучно  спустившиеся  беглецы  уже  садились  в  пролетку,  как  вдруг
раздался  крик  прохожего,  который принял  их  за уголовников.  План побега
сорвался. И  беглецы, и надзиратели  понесли  суровое наказание. Надзиратели
были арестованы, а  Войноральского и  Ковалика  посадили на несколько дней в
карцер.  Карцер  представлял  собой  помещение  без  окон, где  арестованные
находились в абсолютной темноте на голом асфальтовом полу. В нем было трудно
дышать из-за  жары, создаваемой находящейся рядом котельной. Обессиленными и
чуть живыми вышли Войноральский и Ковалик из карцера.
     С   26  июля  1876  г.   Войноральского   и  других  "наиболее  опасных
преступников" до начала суда перевели в Петропавловскую крепость. А примерно
за 5 месяцев до этого  в дом предварительного заключения был помещен и И. Н.
Мышкин,  доставленный в Петербург после неудавшейся попытки освободить Н. Г.
Чернышевского. Мышкин действовал решительно, смело, изобретательно, но он не
смог предусмотреть всего и не знал последние инструкции в отношении контроля
за  охраной Чернышевского. После  отбытия  им  срока  каторги  Чернышевского
перевели в Вилюйск. Этим власти хотели изолировать его от всего мира в одном
из наиболее глухих мест Сибири. За  каждым шагом  Чернышевского в  Вилюйском
остроге следили. Острог был  окружен непроходимой тайгой. В острожной камере
было мало света и  сыро. Все это должно было, по замыслу властей,  подрывать
здоровье  Чернышевского.  Попытки  освободить Чернышевского  предпринимались
многими  революционерами. Но проникнуть  к  нему в  Вилюйск  удалось  только
Ипполиту  Никитичу Мышкину. Добравшись  до Иркутска,  он  сумел  в иркутском
жандармском  управлении  расположить к себе  писаря. От него  Мышкин получил
нужные бланки документов, сделал слепок печати  и скопировал нужные  подписи
жандармских  офицеров.  После   этого   он  устроился  в  телеграфную  школу
Иркутского телеграфного округа для изучения профессии  телеграфиста. Получив
нужные   бланки  депеш,   которые  приходит  в   жандармское  управление  из
Петербурга, он оформил  подложные документы для подтверждения его полномочий
о переводе  Чернышевского  из Вилюйска  в другое место.  12  июля  1875  г.,
переодетый  в  жандармскую  форму,  Мышкин   добрался  до  места  заключения
Чернышевского  и  предъявил  жандарму  предписание  о  выдаче  Чернышевского
поручику Мещеринову  (под такой  фамилией выступал  Мышкин)  для  перевода в
Благовещенск.  Жандарм  отказал  в  выдаче  Чернышевского, поскольку  совсем
недавно  из Петербурга  было получено  предписание якутскому губернатору  не
допускать к Чернышевскому никого, несмотря  на любые  официальные документы.
Это  было связано  с донесением царской агентуры из-за границы о готовящейся
очередной попытке освобождения Чернышевского. О  приезде поручика Мещеринова
в Вилюйск сообщения от якутского губернатора не поступало.  Мышкину пришлось
заявить,  что  он  поедет к  якутскому губернатору  и выяснит  причины  этих
безобразий. В сопровождающие ему навязали двух  казаков. По дороге,  отъехав
подальше  от  Вилюйска, Мышкин  попытался  отделаться от  них,  ранил одного
казака и скрылся  в  лесу. Но он  не  знал местности и вскоре  был обнаружен
здешними  властями. Его заковали в кандалы, поместили сначала в  якутскую, а
затем  в иркутскую тюрьму. Однако  ничего  не  добившись  от Мышкина, власти
отправили его в Петербург, куда он прибыл в январе 1876 г.
     Порфирий   Иванович   Войноральский,   как   и   другие   узники   дома
предварительного  заключения  и  Петропавловской  крепости,  дожидаясь  суда
долгих  три года, задумывались  над причинами неудачи  своего  плана поднять
крестьян  на  восстание.  Они  пытались  опереться   на   стихийный  протест
крестьянства в борьбе за  землю и волю, верили,  что крестьяне, привыкшие  к
общинным  порядкам,  сразу  воспримут  социалистические идеи  переустройства
общества. Но этого не  произошло. Отдельные проявления недовольства нигде не
вылились в значительные  выступления, кроме восстания крестьян в Чигиринском
уезде Киевской  губернии в  1876  г.  Здесь группа Стефановича  использовала
недовольство  крестьян  введением  подворного  землепользования.  Стефанович
играл на вере крестьян в доброго царя, предложив быть их ходоком к государю.
Через некоторое время Стефанович сделал  вид, что якобы вернулся и рассказал
крестьянам о своей  встрече с царем. Царь, по  словам  Стефановича, будто бы
велел  ему  передать  крестьянам, что назначает  его  своим  комиссаром  для
создания  крестьянской вооруженной дружины.  Вооружение крестьян происходило
почти открыто, и  число дружинников насчитывало несколько сот человек. Но по
доносу  начались  аресты.  Руководители восстания  и масса дружинников  были
арестованы. Многих отправили в ссылку в Сибирь.
     Войноральский и его товарищи позднее  узнали о Чигиринском восстании и,
как большинство народников, не одобрили тактику,  рассчитанную на укрепление
веры крестьян в справедливого царя.
     Для всех участников "хождения в народ" стало ясно, что поднять народ на
восстание  не  удастся  без  создания тайной  централизованной  организации,
которая должна сплотить силы народников.
     Попытку  создания  Всероссийской   социально-революционной  организации
оставшиеся  на  свободе народники  предприняли уже  поздней осенью 1874 г. в
Москве. Образовался кружок "москвичей", куда вошли вернувшиеся из-за границы
обучавшиеся гам студенты и студентки, а также петербургские рабочие, осевшие
в  Москве.  Это  была  первая  организация,  в которой  объединились  вместе
интеллигенция и рабочие.
     Русские  девушки уезжали учиться за границу  -- в Швейцарию,  Германию,
Францию -- получать высшее образование, так как не имели такой возможности у
себя  на  родине,  но  страстно  хотели  овладеть  науками,   чтобы  активно
участвовать в общественной деятельности наравне с  мужчинами. Среди них были
сестры  Вера  и  Лидия  Фигнер,  Софья  Бардина  и  многие  другие,  Русское
правительство  потребовало от  студенток  прекращения учебы и возвращения на
родину  под угрозой  запрещения  им любой деятельности в России. Это  только
усилило  среди  девушек  дух  протеста   и  решимость  бороться   с  царским
деспотизмом.
     К студентам  присоединились  рабочие: ткач  Петр Алексеев  с  братьями,
Николай  Васильев, Семен Агапов и др.  Был  принят устав  организации в духе
нравственных принципов  общества  "чайковцев": абсолютное  равенство  членов
организации, полное  доверие и откровенность, постоянная сменяемость состава
управленческого органа в целях предотвращения возвышения отдельных личностей
и сосредоточения  власти  надолго в одних руках.  Предусматривалось создание
своей  типографии   и  периодического  печатного  органа.  Осенью  1874   г.
"москвичи"   установили  связи   в  Петербурге   с  Кравчинским,  Клеменцом,
Морозовым,  Саблиным,  имели  представителей в Иваново-Воэнесенске,  Одессе,
Киеве, Туле. Юноши  и девушки шли  к рабочим на фабрики, чтобы  быть  с ними
рядом  и успешнее  вести  революционную пропаганду.  Особенно  это удавалось
девушкам. Среди  них выделялась Софья Бардина. С. Кравчинский вспоминал, что
от  нее  так и  брызгало  жизнью и  весельем.  При  чтении  пропагандистской
литературы  вокруг  нее  собирались толпы  рабочих,  ловя  каждое  слово. Из
наиболее активных  рабочих  она организовала  тайный  революционный  кружок.
Своей  энергией  отличался  и ткач  Петр Алексеев. Идея  создания совместной
организации интеллигенции и  рабочих  была подробно изложена в "Исторических
письмах" П. Л. Лаврова, и "москвичи"  стали примером практической реализации
этой  идеи.  Программа  организации  соответствовала  основным народническим
принципам.  Рабочие  не рассматривались  как главная движущая сила народного
восстания.  Им  отводилась лишь  роль  посредников  между  интеллигенцией  и
крестьянами.
     Д