в том, что жить только своими  интересами, заботиться только о себе,
когда кругом горе, нищета, слезы народные, не может ни один честный человек.
Есть  три  пути  помощи  народу.  Один  из  них  --   повышение  его  общего
образования.  Но для просвещения народа в России  нет  необходимых  условий.
Второй путь -- развитие ассоциаций и мирная пропаганда кооперативного труда.
Но  это возможно только там, где существует  политическая  свобода и свобода
печати, а у нас нет ни того, ни другого. Поэтому только третий путь приведет
к  цели  --  народная  революция.  Только она  сможет изменить  существующий
государственный  порядок,  ввести республиканский строй и общинное  владение
землей, справедливое распределение всех средств по труду.
     Наш народ не раз  поднимался  на борьбу против  угнетателей.  Вспомните
восстания  Емельяна  Пугачева и  Степана  Разина.  Но все  они  были жестоко
подавлены. Это происходило потому, что не  было необходимой связи угнетенных
во всех губерниях страны. Чтобы  подготовить народ к вооруженному восстанию,
необходимо по всей  стране организовать революционные кружки, в каждом селе,
в  каждой  деревне. Интеллигентные люди  должны возглавить  это  благородное
дело.  Русский  народ в своей борьбе не будет одиноким. За  границей создано
международное  товарищество  рабочих --  Интернационал. Как  только начнется
революция в  России,  передовой  пролетариат западных  стран  поддержит ее и
поможет нам победить русский царизм, помещиков и фабрикантов.
     Я  хотел  бы,  чтобы  каждый присутствующий  здесь подумал,  что  может
сделать он лично для народа,  как сможет участвовать  в подготовке народного
протеста.
     -- Я  хочу сказать, --  выступил вперед  гимназист В. Сабелькин.  --  Я
согласен во всем с  Орловым и думаю, что  на русской  молодежи лежит великий
нравственный  долг.  Надо идти в народ, пропагандировать и поднимать  его на
борьбу.
     Раздались дружные голоса:
     -- Правильно! И мы так считаем!
     --  Неправильно! -- поднялась  рука Семенова. -- Я думаю, сначала надо,
чтобы наш народ стал просвещенным. Только тогда  он будет способным за  себя
постоять.  И как про  ассоциации говорил Орлов, я не  согласен.  Например, я
читал,  что  в  Англии  члены  одной  ассоциации все справедливо  устроили и
добились значительного благосостояния.
     --  Если несколько человек сумели  стать исключением из общего правила,
то  это не  выход  из  положения.  Необходимо коренное улучшение жизни  всех
трудящихся,  --  обратилась   к   Семенову  Е.   Судзиловская.   --  Никаким
просвещением  Вы  не  измените  такого  положения,  что  народ  будет  почти
поголовно голодать.
     Спорили еще долго. А в заключение кто-то предложил:
     -- Давайте споем нашу новую народную песню! -- и начал:

     Друзья, дадим друг другу руки
     И смело бросимся вперед.
     Пора нам бросить все науки
     И дружно двинуться в народ!

     Сходки  продолжались  весь  май.  Несколько членов  пензенского  кружка
приступили к пропаганде среди крестьян близлежащих от Пензы деревень.
     Войноральский  привез в Пензу следующую партию книг для пропагандистов.
Среди  них  брошюра  "О французской коммуне  1871 г.", статьи Чернышевского,
изданные  за границей,  "Азбука социальных наук"  Берви-Флеровского, сборник
рассказов для народа Наумова "Сила солому ломит" и др. Основной  склад  книг
собирался  у  Жилинских. Однажды на их квартире за чашкой чая  Войноральский
обратился к хозяевам:
     --  Познакомились  ли  вы  со  статьей  о  самарском  голоде в  журнале
"Вперед"?
     Николай Жилинский помрачнел и нахмурился:
     -- Нет  слов! Эта статья произвела на меня потрясающее  впечатление. Да
вот журнал как раз здесь.
     -- Прочти еще раз вслух, -- попросила Ольга Жилинская.
     --  Лавров  пишет:  "Мрачен  и  грозен  начинался  1874  г.  для народа
русского. Голод  в Самаре. Голод в Уфе. Голод в Саратове. Голод в Оренбурге.
Голод на Дону. Голод около Херсона, около Одессы,  голод в Бессарабии. Голод
в  Калуге,  в  Перми...  Голод  в целой трети России. Хроническое голодание.
Здесь, там,  повсюду.  А  на  завтра следовало ждать  голодного тифа". Далее
Лавров  утверждает,  что голод  раскроет  глаза  трудящимся  на  причины  их
бедственного положения и убедит, что будущее угнетенных заключается только в
народной социальной революции.
     --  Лавров за границей, а Лев  Толстой в России один из первых о печати
во всеуслышание сказал правду о голоде, --  сказала  Ольга, -- в "Московских
ведомостях" от 17  августа  1873  г. он  писал,  что  вследствие трехлетнего
неурожай  посевы дошли  до половины прежних,  так  что у  крестьянина своего
хлеба нет и заработков почти нет.
     -- Все честные люди  России, настоящие граждане страны не могут  думать
иначе и понимают, что Лавров прав, и благодарны Толстому за его  выступление
в печати,  -- сказал  Войноральский.  --  Надо радикально  решать социальный
вопрос. У нас по закону отменено  крепостное  право, но живет  и укрепляется
новейшая форма рабства -- эксплуатация человека человеком посредством найма.
И мы будем делать все, что в наших силах для борьбы  со всяким порабощением.
Я считаю,  что честному  человеку, имеющему возможность  принять  участие  в
общественной деятельности, позорно ограничиваться лишь личными заботами.
     -- Да,  каждый  должен  помогать революционному делу, чем  он может, --
согласился Жилинский.
     По  дороге в Пензу Войноральский заехал в Саратов, где им была устроена
под  видом сапожной мастерской явочная квартира  для революционеров,  идущих
пропагандировать   в   народ.   В  помещении  мастерской  также  брошюровали
нелегальные  издания,  отпечатанные  в  московской типографии. Войноральский
одновременно установил и контакты с местными  силами пропагандистов, которые
активизировались  под  влиянием  нового саратовского революционного  центра.
Революционная  настроенность  саратовской молодежи  получила  импульс еще  в
результате  деятельности  здесь Н.  Г.  Чернышевского,  бывшего  учителем  в
саратовской гимназии.
     Под влиянием Войноральского и его товарищей устраиваются сходки местной
молодежи, где обсуждаются способы участия в народнической пропаганде.
     В  конце  мая  1874  г.  Войноральский  направился в Самарскую губернию
вместе с И.  Селивановым.  Они  решили  охватить пропагандой и  южные районы
Поволжья, организовав пункты пропаганды в сельских районах, а также в Самаре
пункт брошюровки нелегальных изданий из московской типографии. Войноральский
и Селиванов  побывали  в Самарском, Бузулукском  и Бугурусланском  уездах. В
одной из деревень удалось устроить пункт  революционной пропаганды под видом
постоялого двора. Им приходилось наблюдать, как по  деревням бродили нищие с
сумой  за  плечами, встречать  полуразвалившиеся  избы, где  стекла в  избах
заменялись тряпками. Они с горечью видели, что за  хлеб в  этот голодный год
приходится есть крестьянам. Он приготавливался из смеси ржи с мякиной.
     Существовавший в  Самаре с 1872 г. народнический  кружок "саморазвития"
был  связан с петербургским кружком  "самарцев".  Войноральский приступил  к
созданию нового кружка из самарской молодежи, в который  вошли  И. Дамаскин,
А. Пономарев, А. Александровский, И. Никольский и  будущий писатель-народник
Н. Петропавловский.
     В  квартире,  где  жили  Петропавловский,  Дамаскин  и Пономарев,  было
устроено собрание членов нового кружка с местными народниками и  приехавшими
на пропаганду в губернию петербургскими "самарцами".
     -- Прежде всего, друзья мои, -- начал разговор Войноральский, -- нужно,
желая  принести пользу  рабочему классу, жить и работать в  среде народа  и,
только  узнав  вполне его миросозерцание,  его  действительные нужды,  можно
основательно решить, какого рода деятельность будет более целесообразна.
     -- Мы, --  вступил  в  разговор один из  присутствовавших, -- обучаемся
столярному  мастерству,   чтобы  под   видом  мастеровых,  столяров  идти  к
крестьянам.
     --  Учителем  или  фельдшером  могут идти  те,  кто  имеет  необходимую
подготовку, -- поддержали другие.
     Вскоре после  этого  собрания самарские народники отправились в  села и
деревни.
     Пребывание  Войноральского  и  Селиванова  в  Самарской  губернии  было
прервано  известием о провале сапожной  мастерской в Саратове и  арестах  ее
работников.
     Сначала  в отсутствие  Войноральского в мастерской  все шло как обычно:
брошюровалась литература,  велось  хозяйство.  Жили в  саратовской  коммуне,
дружно.  Кроме приезжих  революционеров,  мастерскую  посещали представители
местной  интеллигенции. Все они получали здесь  нелегальные издания. Но меры
предосторожности не всегда соблюдались.
     Однажды  в  мастерскую  нагрянул частный пристав Выговский.  У него был
приказ  разыскать  пропагандистов  под  фамилиями Лукашевич  и  Александров.
Выговский и раньше подозревал, что в сапожной мастерской работают люди, мало
похожие  на рабочих,  а при проверке документов у них оказались крестьянские
паспорта.  На  окне Выговский  заметил  свидетельство на имя Лукашевича  (им
пользовались Иван Селиванов и Сергей Ковалик). Быстро заглянув в ящик стола,
пристав   обнаружил  запрещенное   издание  Бакунина  "Государственность   и
анархия". Он  тут  же  через помощника  вызвал  прокурора судебной  палаты и
прокурора окружного  суда.  С их  прибытием начался основательный  обыск.  В
мастерской все было перевернуто вверх дном.
     На  чердаке был  найден  большой  ящик  с  типографскими  листами книги
"История одного из многострадальных", несколько десятков экземпляров "Сказки
о  четырех  братьях...",  "Историческое развитие  Интернационала",  сборники
новых песен и стихов революционного содержания.
     На другой  день после обыска жандармы задержали на пристани в  Саратове
жену  Войноральского Надежду  Павловну.  Но  она  успела отправить письмо  о
провале мастерской  Каменскому  в Пензу. Через  них о  случившемся  узнал  и
Войноральский,  находившийся  в это  время  в  Самаре. В Москву в типографию
полетели  три телеграммы:  от Рогачева, которому вместе  с Коваликом удалось
скрыться  при  аресте  мастерской,  от  Елены Прушакевич,  арестованной,  но
сумевшей через кого-то из знакомых послать телеграмму следующего содержании:
"Приготовьтесь к приему  давно ожидаемых гостей, посетивших нас в Саратове".
Затем от Войноральского.
     Когда мастерская в Саратове  была уже  опечатана жандармами, из  Москвы
пришла  на  ее  адрес посылка  с надписью "Турецкие  папиросы".  Вскрыв  ее,
полиция  обнаружила типографские листы хроники из  журнала "Вперед" Лаврова.
Листы были покрыты толстым слоем бумажных обрезков. Среди них нашли оттиск с
фамилией И. Мышкин.
     Жандармы устремились в московскую типографию.
     Узнав о  разгроме  в  Саратове, Войноральский  и  Селиванов приехали  в
город, рискуя  быть  арестованными. Вот и Царицынская  улица.  Не подходя  к
мастерской, они еще издали увидели,  что мастерская опечатана. И как были --
в армяках из простого черного сукна,  они  и направились  в Пензу. Здесь они
назначили свидание Каменскому в  роще  у  монастыря.  Подходя к назначенному
месту, Каменский увидел издали  двух крестьян  и  с  беспокойством  подумал:
"Что-то  задерживаются Войноральский с Селивановым. Уж не случилось ли что?"
Вдруг  один  из  крестьян  замахал ему  рукой.  Подойдя ближе,  Каменский  с
радостью узнал в крестьянах переодетых революционеров.  Сердечно приветствуя
их, он воскликнул: "Вот это настоящие народники! Не отличишь от крестьян!" И
не  дожидаясь вопросов, сказал: "У  нас пока все  спокойно. Едем  ко  мне на
квартиру".
     Здесь же  Войноральский оформил  несколько векселей на  имя Каменского,
чтобы сохранить для революционных целей  свой  капитал  в  случае ареста. Из
этих  денег впоследствии  получали значительные  денежные средства народники
пензенского, саратовского, самарского, тамбовского, харьковского кружков.
     -- Я вас прошу, -- обратился Войноральский к Каменскому,  -- съездить в
Саратов и узнать там о судьбе арестованных и помочь им  деньгами. И есть еще
личная  просьба. Постарайтесь, пожалуйста, передать  жене в  тюрьму от  меня
записку. Если  это не удастся, то  пошлите  ей апельсины. Это будет для  нее
условным знаком, что я  на  свободе.  Сам  я еду  в Москву.  Вы мне сообщите
условленным шифром, как идут дела.
     --  А Вы,  --  обратился  Войноральский к семинаристу  Покровскому,  --
разыщите через  саратовских семинаристов Ломоносова и выясните, нужен ли ему
паспорт. Затем я жду вас в Москве.
     -- Порфирий Иванович, а как удался Вам с Селивановым поход к крестьянам
Самарской губернии? -- спросила Е. Судзиловская.
     --  Вот   Иван   Селиванов  пусть  и  расскажет,  --  переглянувшись  с
Селивановым, ответил Войноральский.
     -- Пропаганда  шла довольно трудно, --  задумчиво сказал Селиванов.  --
Очень мешали встречавшиеся среди крестьян зажиточные хозяева.
     -- Но  был  и  успех,  -- добавил Войноральский, -- удалось  в  деревне
Бобровке у крестьянина Осокина  арендовать  дом под видом  постоялого двора.
Это будет опорный пункт нашей пропаганды среди крестьян.
     До  глубокой ночи засиделись народники в квартире Каменского. На другой
день Войноральский уехал.
     По пути в Москву  он заехал в Тамбов. Здесь было намечено создать новый
пункт  революционной  пропаганды. Войноральский разыскал  школьного  учителя
Николая Степановича (он  же Трофимович)  Никифорова, организовавшего  кружок
тамбовских  учащихся.  Этот  кружок  был  связан  с  проводившим  в  Тамбове
пропаганду товарищем Войноральского Анатолием Фаресовым и мастером оружейной
мастерской Аревым.
     -- Здравствуйте, Николай Степанович, Вас приветствует Иванов, -- сказал
Войноральский. Под этой фамилией он  был  известен Никифорову. -- Я к  Вам с
плохой вестью: арестован Анатолий Иванович Фаресов.
     Никифоров помрачнел: начались аресты, надо осторожнее вести пропаганду.
     -- И у меня к Вам две просьбы, -- сказал Войноральский.
     -- Какие же?
     --  Я  прошу  Вас  устроить  в  оружейную  мастерскую к  Ареву товарища
Вышеславцева. -- Так Войноральский представил Никифорову Дмитрия Рогачева.--
А  вторая  просьба:  познакомьте  меня  с   самим  Аревым,  если  можно,  не
откладывая,  и представьте  ему  меня под фамилией  Вольского. Он  не должен
знать, что я Иванов.
     На  следующий  день Войноральский встретился  в квартире  Никифорова  с
владельцем оружейной мастерской Аревым.  Они сели  за стол, и за  чашкой чая
Войноральский обратился к Ареву:
     -- Мне надо  было с  Вами встретиться,  чтобы поговорить об организации
оружейной мастерской на артельных началах. Необходимые денежные  средства  у
меня  имеются, рабочих мы вместе с вами найти можем. Все зависит  от  вашего
согласия.  Я слышал о Вас как о человеке, одобряющем новые веяния.  Надеюсь,
Вы  согласитесь  со  мной,  что  создание повсеместно  артельных  мастерских
позволит  в  будущем,   когда  будут  подготовлены  для  этого  условия  (Вы
понимаете, о каких условиях я  говорю), покончить с частной собственностью и
установить справедливый общественный строй.
     --  Мне в общих  чертах Николай  Степанович уже говорил и  рекомендовал
рабочего Вышеславцева. Я согласен его принять, а  с Вами подробнее  обсудить
организацию артельной мастерской.
     -- Очень хорошо, -- улыбнулся Войноральский. -- К  сожалению, я  сейчас
должен  на  некоторое  время  уехать.  Будем  держать  связь  через  Николая
Степановича.
     После того  как ушел  Арев, Войноральский научил  Никифорова, как  надо
вести шифрованную переписку, дал ему шифр и свой московский адрес.
     Подготовив почву  для  деятельности в  Тамбове, Войноральский  поехал в
Москву, а Рогачев активно взялся  за  организацию артельной  мастерской  как
основного места сбора пропагандистов в Тамбове.
     В Москве  Войноральский приехал на  квартиру к  братьям  Константину  и
Алексею  Аркадакским.  Квартира  была  снята  на средства  Войноральского  и
служила агентурным  пунктом народников для  связи с  отправившимися в народ.
Здесь через Аркадакских с  помощью  шифрованных  писем осуществлялась  связь
народнических кружков  Поволжья с  центром.  Когда в  начале июня Константин
Аркадакский  уехал  в  Калугу,  агентуру  в  Москве приняла на себя  Татьяна
Лебедева (член Большого общества пропаганды и будущий  член  Исполнительного
комитета  "Народной  воли"). У  нее же хранилась  нелегальная  библиотека  и
собирались  ее  товарищи  по  организации.  Здесь  бывал  Кравчинский,  сюда
приходил и Войноральский.
     Приехав в Москву  вместе с Селивановым, Войноральский узнал подробности
провала  типографии  Мышкина. Во время  первого обыска  жандармы  ничего  не
заметили, даже отпечатанные листы запрещенных сочинений Ф. Лассаля. Во время
второго  обыска на следующий день были арестованы все работники типографии и
захвачено  много нелегальной  и  легальной  литературы,  среди которой был и
"Капитал" Маркса. Самому Мышкину удалось избежать ареста. Он находился в это
время в Рязани и был своевременно предупрежден о случившемся. Мышкин приехал
в Москву нелегально для встречи с Войноральским и Рогачевым в Марьиной роще.
Они  обсудили  создавшееся  положение.  Было  решено,  что  Мышкин  уедет за
границу,  а  Войноральский  и  его  соратники будут  создавать  новые центры
революционной  пропаганды,  конспиративные  квартиры,  устанавливать   новые
связи, изменят шифры, сообщив товарищам о  разгроме саратовской мастерской и
московской типографии.
     Войноральский,  Рогачев,   Ковалик  и   член  его  кружка  Н.  Паевский
возвратились   в   Саратов   в   середине   июня.   Здесь   они   продолжили
пропагандистскую работу среди  учащейся  молодежи.  Устраиваются  сходки  на
квартирах, в загородной роще и  на  островах  на Волге.  Обсуждаются вопросы
организации  кружка. Войноральский  знакомит  молодежь  с  приемами шифровки
писем.
     Среди    учащейся    саратовской    молодежи,     распропагандированной
Войноральским и  его  соратниками, был  и  гимназист Степан  Ширяев, будущий
видный деятель  "Народной воли". Из  его записки,  опубликованной только при
Советской  власти, стало известно о  влиянии Войноральского и  его друзей на
становление нового поколения революционных народников.
     С.  Ширяев писал:  "Я  восстановил... порванную  связь  с  агитаторами.
Узнавши от них много новых для меня вещей -- об  Интернационале, коммуне, об
их  собственных планах пропаганды  и агитации в  народе... Мы  с  увлечением
отдались новым воззрениям. Образовался кружок, местом собрания которого была
преимущественно  моя квартира.  Наша цель  была распространять  новые идеи в
доступной нам  среде, поддерживать  сношения с Москвой  и Петербургом, чтобы
получать  появляющиеся  издания  социально-революционной партии...  наконец,
подготовлять  себя к роли  пропагандистов в народе, знакомиться с рабочими и
влиять на них". Поступив позднее в Харьковский ветеринарный институт, Ширяев
увлекся политэкономией и серьезно  изучал "Капитал" Маркса.  Уехав в 1876 г.
за границу  в Лондон, С. Ширяев сблизился там с  П. Л. Лавровым. В  одном из
писем к Лаврову Ширяев,  вспоминая о своем приобщении к революционному делу,
писал: "Так все было ново, неожиданно и в  то  же  время просто,  невыразимо
увлекательно".
     Порфирий  Иванович  был  удовлетворен работой в Саратове  и  сообщал  в
шифрованном письме Кравчинскому и Клеменцу (на условное имя князя Шершивадзе
в  Московский университет): "Из  Саратова более  десятка  уходят на лето  на
дело".
     Затем  Войноральский  едет  вновь  в  Самарскую губернию. Ему  страстно
хотелось вновь пропагандировать  среди крестьян, но не урывками между делами
и  не  в  роли   мирового  судьи  или   управляющего  имением,  а  используя
приобретенный   опыт   общения   с  крестьянами,   услышать  от   них,   как
воспринимаются   освободит