ялся кричать:
   - Господин, господин!
   Уличный мальчишка, совершенно обыкновенный, лет десяти-одиннадцати.
   Положив свой жезл на колени, маг принялся искать медную монетку,  чтобы
кинуть ее оборванцу; тот, однако же, пытался пробиться к  самим  носилкам,
невзирая на то, что возглавлявшие процессию пешие слуги оставили на  время
свой ритуальный шаг и тумаками отгоняли парня.
   - Господин! - закричал он снова. - Господин, твой дом горит!
   - Что?!
   - Правда-правда, у тебя пожар!
   Вергилий дал знак носильщикам,  чтобы  они  опустили  его  на  землю  и
привели коня, но вместо того они моментально развернулись и тем  же  путем
ринулись обратно, но теперь уже во весь  опор.  Носильщики  бежали  легко,
словно бы без малейшего  труда,  четверо  же  свободных  от  ноши  криками
расчищали перед паланкином дорогу. Что ни  говори,  но  старина  Лентониус
отлично вышколил свою команду.
   Вскоре Вергилий увидел клубы дыма - нельзя было с точностью утверждать,
что горит именно его дом, но, вне  сомнений,  горело  в  том  направлении.
Огонь! Вергилий вздрогнул, подумав о своих книгах -  книгах,  собранных  с
великим тщанием по всему миру. Подумал об устройствах и машинах,  любовно,
с превеликими трудами сконструированных им за долгие годы, - в целом свете
не отыщется и трех человек, способных их восстановить. Да, вероятно, таких
людей только двое. Он вспомнил все эксперименты и проекты,  среди  которых
магическое зерцало было лишь одним из многих; были начаты и такие  работы,
нарушение хода которых неминуемо губило все дело. Он подумал о  сложнейшей
системе доставки воды,  о  светящихся  шарах,  об  автоматах,  гомункулах,
хронометрах,  мандрагорах,  инструментах,  оборудовании...  Об   убранстве
комнат и своих вещах, о произведениях искусства... и о трех своих мастерах
- Тинусе, Иоанне и Перрине, цена которых не могла быть выражена ни в каких
горах золота.
   И ведь у каждого из них были друзья, были семьи...
   Весть о пожаре распространялась по округе, и толпа зевак с каждым мигом
становилась все гуще. Четверо гонцов кричали в унисон, стараясь  переорать
гул толпы, освобождая дорогу носильщикам, которые, дабы не тратить дыхания
попусту, не говорили ни слова и лишь неслись со всех ног вперед.
   На улице Драгоценной Сбруи паника  сопутствовала  хладнокровию.  Те  из
жителей, чьи дома располагались достаточно далеко от огня, были не слишком
встревожены,  однако  же  потихоньку  увозили  от  греха   подальше   свое
барахлишко на подводах и тележках. Жившие же вблизи  Вергилия  -  тележник
Аполлонио и хозяйка "Повозки и солнца" - выстроили людей в цепочку,  и  те
передавали ведра,  наполненные  водой,  от  самого  фонтана  Клео.  Ведра,
расплескиваясь по дороге,  перепархивали  из  рук  в  руки  и  исчезали  в
распахнутой балконной двери дома Бронзовой Головы.
   Продымленный воздух был полон криков  и  воплей,  не  всегда,  впрочем,
выражавших ужас.
   "_Абрехт! Абрехт!_" - кричали нубийцы на бегу. - "_Абрехт!_"  -  и  рык
этот казался столь же древним, как сами фараоны египетские.  Карабкавшаяся
на свою крышу с ловкостью  и  быстротой,  нимало  не  уступающей  ловкости
носильщиков, госпожа Аллегра завидела Вергилия и немедленно  обратилась  к
нему.
   - Мой господин! Мой господин!  Греческий  огонь!  Как  прекрасно!  Чудо
небесное! Греческий огонь!
   Носильщики протиснулись сквозь толпу и  замерли  у  дверей  дома.  Одно
слово Вергилия - и носилки были опущены на длину вытянутых рук,  несли  же
они их на уровне пояса, присогнув руки  в  локтях.  Еще  одно  слово  -  и
нубийцы   встали   на   колени,   предоставляя    возможность    пассажиру
беспрепятственно сойти на землю. Вергилий выбрался из паланкина, и нубийцы
прислонили тот к стене, встав рядышком со  скрещенными  на  груди  руками.
Свое  ремесло  они  знали  до  тонкостей,  а  вот  тушение  пожаров  в  их
обязанности не входило никоим образом.
   Человек, стоявший на балконе дома и передававший внутрь  ведра,  увидел
Вергилия, но не успел он вымолвить и слова, как маг моментально скрылся  в
дыму, густом и черном, из которого то и дело вырывались наружу оранжевые и
алые космы пламени. Цепочка же продолжала действовать: кашляя и покрываясь
копотью, люди передавали полные ведра внутрь  дома  и  отправляли  обратно
пустые.
   Вскоре Вергилий вернулся на улицу.
   - Довольно! - крикнул он. - Хватит! - Но  люди,  составляющие  цепочку,
попали в ритм и остановиться не могли, продолжая заниматься  своим  делом.
Тогда Вергилий схватил за руки стоявшего рядом  с  ним  человека.  -  Все!
Огонь потушен! Все!
   Люди замерли и уставились на него.
   - Но... - пробормотал человек, чьи запястья Вергилий по-прежнему сжимал
своими руками, - дым...
   - Дым еще будет идти долго. Но огонь погас... -  Он  повысил  голос.  -
Огня больше нет! Люди! Друзья, соседи, прохожие! Благодарю вас за то,  что
вы спасли мой дом! Пусть Просценна выставляет вам свое лучшее вино и пусть
подает сюда целиком изжаренного быка - я плачу за все!
   - Да уж, угольков тут хватит, чтобы  его  поджарить,  -  сказал  чей-то
голос из толпы. Грохнул смех, а затем наступила тишина -  люди  недоуменно
разглядывали ведра в своих руках, ставшие  моментально  обузой.  И,  после
секундного замешательства, принялись отправлять их  обратно  -  такими  же
полными, какими получили.
   И тут  из  толпы  раздался  голос,  принадлежавший,  судя  по  сильному
деревенскому выговору, какому-то извозчику:
   - Можете нас благодарить сколько вам угодно, господин, что ж, раз вашей
милости так хочется. Только мы-то знаем, что это  не  наш  труд  остановил
пожар, а вы сами. Стоило лишь вам появиться, как огонь пропал, а нам с ним
справиться не удавалось.
   При этих словах толпа согласно забормотала.  Загудела.  Тут  на  пороге
вырос Иоанн.
   - Хозяин, это был греческий огонь, - сказал он, - какой-то снаряд.
   - Ага,  -  согласился  деревенский,  -  саламандра,  так  все  и  было.
Саламандра, это же греческое слово? Я видел, как она шипела  и  летела  по
воздуху, пока не...
   - У меня нет времени, я должен успеть к адмиралу, - сказал Вергилий  на
бегу.
   Дело близилось к полудню. Надо было заглянуть в  дом,  чтобы  выяснить,
как там дела, и мчаться к адмиралу... Он кинулся во  всю  прыть.  Пол  был
мокр и скользок от воды, но он удерживался на ногах, пока не  добрался  до
лестницы. Пока не добежал...


   Сергиус Амадеус, глава моря - адмирал, командующий Южным флотом,  стоял
на юте флагмана и щурился, старательно разглядывая берег. Одет он  был  во
все белое и тщательно накрахмаленное. Наконец командующий протянул  вперед
свою волосатую веснушчатую руку:
   - Что это за скорлупа догоняет нас со стороны берега?
   - Ваша милость, эта штуковина похожа на  шлюпку  какого-то  пунического
корабля, - ответствовал навигатор Бонифавио, после того как  проследил  за
направлением его руки.
   Адмирал вглядывался вдаль весьма неприязненно. Да и вообще, он  никогда
не чувствовал себя уверенно, находясь  на  берегу,  возле  берега  или  на
недостаточно большом от него расстоянии.
   - Она бы нас не догнала, - фыркнул он, - когда бы этот проклятый  ветер
не вздумал прекратиться.  А  кто  там  торчит  на  носу,  стучит  какой-то
деревяшкой и выряжен как фигляр?
   - Судя по всему, ваша милость, - ответил Бонифавио,  -  это  тот  самый
знаменитый маг, которого тут прозывают Вергилием. А  одет  он,  похоже,  в
ихнюю докторскую форму.
   - Проклятый парень не явился, когда ему было назначено, -  недружелюбно
пробурчал адмирал. - Не люблю я такие проделки. Так что на борт мы его  не
пустим.  Женщина,  белая  лошадь  или  мудрец  на  борту  -  равно  плохие
приметы... Проклятый ветер! Куда подевался?
   Бонифавио  взглянул  на  опущенные,  обвисшие  паруса,   посмотрел   на
стремительно приближающуюся  шлюпку,  четыре  блестящих  на  солнце  весла
которой стремительно несли ее вперед, и задумался.
   - Вообще-то, - изрек он чуть  погодя,  -  мне  кажется,  что  этот  маг
усмирил ветер специально,  чтобы  догнать  нас.  Я  слыхивал,  есть  такие
специальные слова, что...
   Сергиус Амадеус отвернулся, топнул ногой - он старательно не смотрел за
борт, делая вид,  что  не  обращает  внимания  на  стремительно  убывающее
расстояние между шлюпкой и кораблем. Он даже не взглянул на то, как шлюпка
пристает к кораблю. Но затем вдруг резко  переменился  в  мыслях  и  решил
сделать хорошую мину при плохой игре.
   - Протокол, - скомандовал он, и два трубача  извлекли  звуки  из  своих
инструментов - немедленно  на  палубе  выстроился  эскорт,  отсалютовавший
появившемуся над бортом Вергилию, нимало не обратив внимания на  его  вид:
на то, что его докторская мантия влажна и перепачкана в  саже,  а  на  лбу
самого мага запеклась свежая кровь.
   Вергилий, отсалютовав в сторону юта своим жезлом, протянул обернутые  в
багровый шелк документы адмиралу. Тот их было взял, но передумал.
   - О воинство Нептуново! - крикнул он, пуская  протокол  побоку.  -  Что
творится?! Что стряслось с вами, ваша мудрость? Будто  бы...  Надеюсь,  по
крайней мере, что все обошлось? Кто это - враги Империи? - осведомился  он
с таким выражением  лица,  словно  был  готов  немедленно  отправить  свой
корабль в атаку и взять на абордаж всех, кого успеет настичь в  прибрежных
водах. - Давайте-ка сойдем вниз, -  предложил  он,  стараясь  не  обращать
внимания на то, как Бонифавио трижды суеверно сплевывает, дабы отвести  от
себя злых духов, и неловко сует нос своего громадного правого башмака  под
струйку  воды,  по-прежнему  стекающую  с  мантии  мага,   дабы   снискать
расположение духов добрых.
   Оказавшись в адмиральской каюте, Вергилий изложил свою просьбу.
   Глава Моря был заинтригован.
   - Волшебное зеркало, м-да... доводилось мне о нем слыхивать, как же,  -
кивнул он. - Весьма небесполезно иметь такое  на  борту  боевого  корабля,
чтобы загодя знать расположение вражеских сил. Эти морские гунны -  полные
свиньи, скажу я вам. Гнать их надо из моего моря, как собак бешеных! Но  я
еще перевешаю их  всех  на  реях!  Вот  только,  увы  да  ах,  поймать  их
трудновато - чуть что, как  они  фррр  во  все  стороны,  словно  блохи...
Кипр... Порт Пафос... Храм Афродиты... ах,  доктор,  доктор!  -  Он  ткнул
Вергилия кулаком под ребра и сладостно простонал:  -  Тут-то  у  орешка  и
ядрышко! Что, нет? Ну, да ничего, уверен, что ваша мудрость не обидится на
шутки старого морского волка. Но, надеюсь, вы все же  взглянете  на  храм?
Знаете, сам я уважаю все религии, но не  являюсь  приверженцем  ни  одной.
Весьма гибкий и разумный принцип, как по-вашему? Но, в конце концов, вы же
должны знать, что в этом храме две тысячи хорошеньких прислужниц! И каждая
из них желает, да и просто обязана!.. Нет, просто слюнки текут!  Так  вот,
желает и обязана любая из них сделать все, чтобы внушить мужчинам любовь к
их богине, ха-ха!
   И без того красноватое,  обветренное  лицо  адмирала  окрасилось  новым
румянцем, вспыхнув, невзирая на  только  что  сказанное,  вполне  понятной
религиозностью. Потом он вздохнул:
   - Но направить на Кипр  императорский  корабль  невозможно,  совершенно
невозможно! Какая жалость, что я не смогу участвовать в этом деле...  Нет,
невозможно.
   - Почему, глава моря? - осведомился Вергилий.
   Да потому, что, как растолковал ему адмирал (с отчаянием  поглядывающий
на паруса), подобное невозможно без согласия на то императора. А раздавать
подобные разрешения вице-король может с тем же успехом,  что  и  раздавать
дворянство или чеканить собственную монету. Государственные  письма  -  да
это просто клочок пергамента с написанными на нем красивыми буквами. А вот
рисковать императорским судном - дело другое.  Лишь  сам  император  волен
разрешить это.
   - Так что же, - Вергилий в досаде ударил кулаком по ладони, -  что  же,
отправлять прошение в Рим? Такая задержка...
   - Нет же, сударь, - перебил его Сергиус Амадеус, - только не в Рим. Так
вы попусту потратите время. Уже неделями государственные дела во дворце не
отправляются - разве вы не знаете? Нет? Удивляюсь вашей мудрости.  Хорошо,
сударь, я вам расскажу. Наша корона и держава, император  попросту,  нашел
новую подружку, а поскольку императрица по характеру женщина довольно-таки
сварливая, то  укрылся  со  своей  милашкой  в  Авиньоне.  Вы  же  знаете,
молоденькие ему по душе, нет тут никакого секрета, поскольку все  об  этом
знают. И всегда ему были по душе молоденькие. И никому это не мешает, одна
только императрица точит на всех подряд зубы и никак не  может  смириться.
Вообще, в женщинах такое поведение мне не нравится, отчего  же  оно  может
понравиться императору? Я его вполне понимаю. Ну  да,  конечно,  тут  есть
нечто и от  игры,  эта  последняя  девочка  скорее  развлечение,  дело  не
затянется, хотя, знаете  ли,  ходят  сплетни,  что  брак  с  императрицей,
словом...
   Пробормотав нечто вежливое,  Вергилий  поднялся,  чтобы  уйти.  Адмирал
сопроводил его наверх. Вновь  прозвучали  горны,  вновь  было  вскинуто  в
салюте оружие, после чего Вергилий собрался сойти в лодку.
   - Так вы понимаете, - еще раз повторил адмирал. - Не могу... Не в  моих
полномочиях. Законы, такое дело. Распоряжения. Указы.
   - Да-да, разумеется. Благодарю вас.
   И тут адмирал снова побагровел - похоже, от смущения.
   - Но, - начал он, понизив голос, - было бы весьма желательно, чтобы  вы
вернули мне ветер... Понимаете, мне  предстоит  провести  инспекцию  этого
треклятого флота, и...
   С шумом и треском ветер ударил в паруса. Флагман накренился, и Вергилий
едва не слетел кубарем в лодку.
   - Остерегайтесь гуннов, - напутствовал его сверху адмирал. - Никакой им
пощады! И не пройдите мимо храма! Две тысячи... - Его голос  был  заглушен
ветром, но жесты были весьма красноречивы.


   Нынче  Неаполитанский  залив  наконец  сиял  своей   обычной   лазурной
голубизной. Убаюканный качкой и ветром, Вергилий глубоко ушел в  раздумья.
Поводом к ним послужили слова старой безумицы Аллегры, слова,  которые  он
почти позабыл: "Императрица пропала, вот что..." Какое отношение это могло
иметь к Корнелии? В тот раз слова показались лишенными  какого  бы  то  ни
было   смысла.   Каким   образом   вдова   заштатного   правителя,   дочка
провинциального дожа может претендовать на Империю?
   Но если адмирал Амадеус не врал, если слух и в самом деле не беспочвен,
если брак императора действительно под  угрозой,  благодаря  неспособности
императрицы примириться с ветреностью императора, тогда... Тогда сказанное
безумной кошатницей и впрямь обретало смысл. В самом деле,  если  возникал
шанс, что в доме Августа водворится новая пассия, то этот  же  шанс  давал
возможность овладеть Империей. Нынешняя супруга императора не испытывала к
политике ни малейшего вкуса, все свое влияние она использовала лишь на то,
чтобы  устроить  своих  родственников  на  второстепенные  посты,   да   и
интересовало ее только то, что было связано с самим императором, хотя  она
никак не  могла  понять,  что  император  неотделим  от  его  слабостей  и
увлечений. Стареющая, желчная женщина... и _бесплодная_!
   Разумеется, было бы ошибкой  предполагать,  что  сама  Корнелия  строит
матримониальные планы в отношении императора. Нет,  конечно.  Она,  должно
быть, старше его нынешней супруги. К тому же - вовсе не бесплодна...
   Ну конечно же! Разумеется! Вергилий  вновь  вспомнил  тот  странноватый
обмен холодными взглядами между Корнелией и вице-королем Агриппой  в  день
охоты, когда дож Тауро, демонстрируя портрет Лауры, не то хвастался, не то
намекал, что с дочкой своей кузины они могли бы и  пожениться.  Что  может
быть естественней, если дочь дожа Неаполя хочет видеть свою  дочь  замужем
за дожем? Но она не хотела! А почему? Потому что желает видеть свою  дочку
императрицей, вот почему.
   Теперешний властитель не желал от  жизни  ничего,  кроме  покоя.  Желал
избавиться от всей  суеты  государственных  дел.  Ну  так  что  же,  он  и
избавится от них с помощью молодой и  прекрасной  жены,  которая  передаст
их... ну, скажем, в  руки  Агриппы.  А  тот?  Нет,  похоже,  он  вовсе  не
откажется стать мужем амбициозной догарессы, сделаться  зятем  Императора.
Теперь, кажется, в истории начал появляться смысл.  Если  принцессе  Лауре
предназначается стать императорской суженой, то именно в  этом  суть  всей
затеи, а вовсе не в соображениях административного характера  (признаться,
в тот раз Вергилий не слишком поверил рассуждениям вице-короля о дорогах).
   Однако же ход его мыслей был прерван вежливым  покашливанием.  Вергилий
вздрогнул и не сразу понял, что приближается к берегу,  находясь  от  него
примерно в четверти лиги.
   - Простите меня, капитан Ан-тон, - сказал он, -  я  весьма  признателен
вам за ваши усилия. На самом деле, когда бы я не повстречал вас неподалеку
от Морской лестницы...
   - Да, конечно, - согласился Огненный Человек, продолжая  задавать  ритм
гребцам, постукивая палкой по борту. Гребцы равномерно вздымали весла,  их
покрытая потом, кедрового цвета кожа  сияла  на  солнце.  Шлюпка  миновала
корабль с грузом пшеницы, прибывший  с  Сицилии,  углубилась  в  гавань  и
пришвартовалась возле корабля, украшенного вычурной и тяжеловесной птичьей
фигурой на носу.
   - А что это за корабль? -  удивился  Вергилий.  -  Почему  мы  пристали
здесь?
   Но Ан-тон Эббед Сапфир уже был на борту и тянул за собой и Вергилия, не
столько поддерживая, сколько просто увлекая на палубу.
   - Мой корабль, - сказал Огненный Человек. - А что?
   Вергилий внезапно сообразил, что, и в самом деле, не стоит появляться в
столь потрепанном виде на людях. А на борту корабля, безусловно,  найдутся
вода и смена платья.
   Огненный Человек привел его в  каюту,  обшитую  благоухающим  ливанским
кедром, и принялся исполнять обязанности камердинера.  Вергилий  скинул  с
себя продымленные одежды и принялся умываться водой, в которой для аромата
были вымочены нард и аир. Капитанский  гардероб  был  предоставлен  в  его
полное  распоряжение,  и   он   выбрал   костюм   по   нынешней   моде   -
желтовато-коричневую рубаху, облегающие штаны и  куртку  черного  цвета  с
серебристыми кружевами.
   - Пахнет огнем, - сказал хозяин, сопровождая гостя на палубу,  в  тень,
образованную парусом,  подогнутым  так,  чтобы  он  выполнял  роль  тента.
Вергилий присел на кушетку, покрытую красно-багровым ковром,  финикиец  же
наполнил бокалы вином и пододвинул к гостю блюдо  с  маслинами,  изюмом  и
маленькими сухими пирожными.
   - Да, конечно...
   -  У  каждого  огня  есть  свойственный  ему  запах...  этот  -  пахнет
Византией. Вам не случалось ли бывать  там  по  делам  своего  магического
искусства? Как к вам попал византийский огонь? Дар, скажу  я  вам,  не  из
самых приятных. Не зря один из пастырей Тира, досточтимый Лео Коэн, сказал
однажды  по  весьма  неприятному  поводу.  "Остерегайтесь   греков,   дары
приносящих" (*14).
   Вергилий,  попивая  вино,  вспомнил,  что  и  старая  безумица  Аллегра
толковала об огне... и рассказал  все  Огненному  Человеку.  Тот  выслушал
историю пожара, пожал плечами и задумался.
   - Да, возможно, что это была саламандра, - сказал он наконец, -  только
вряд ли. Ведь для того, чтобы вырастить хотя бы  одну,  требуется  минимум
семь лет. Да и кто в Неаполе настолько искусен, чтобы осуществить подобный
проект? Только вы да доктор Клеменс. И никто иной. Думаю, - добавил он,  -
что прав все же ваш человек. Как его, Иоанн?  Судя  по  всему,  дело  было
обделано с помощью снаряда -  болванки  из  железа,  к  которой  привязали
греческий огонь. Ну, а уж кто искушен  в  артиллерии  настолько,  чтобы  с
первой же попытки точнехонько попасть в окно вашего дома, сказать не могу.
Может  быть,  господин  оружейник  дожа  сможет  рассказать  вам  что-либо
толковое? Да, кстати, вы говорили  с  адмиралом  Амадеусом.  И  каковы  же
результаты?
   На палубе соседнего судна появил