Вашему  величеству,  но  мне  довольно  и  того
количества руды, которым можно заполнить обыкновенный кубок.
   Царь на миг  задумался.  Затем  вполне  рассудительно,  хотя  и  слегка
дурашливо, произнес:
   - Но, маг, если ты возьмешь больше, то у тебя будут запасы, и  когда  в
другой раз тебе потребуется руда, то не придется пускаться в столь дальний
путь?
   Вергилий от неожиданности сморгнул. Он настолько погрузился в  раздумья
об изготовлении зерцала, что мысль о том, что когда-либо, уже при иных, не
столь драматических обстоятельствах, он  может  и  повторить  эту  работу,
просто не приходила ему в  голову.  Вряд  ли,  конечно...  Хотя...  ничего
невозможного в этом не было. Он поблагодарил  царя  за  разумный  совет  и
согласился принять столько руды, сколько сможет  увезти  на  себе  быстрый
мул, не замедляя при этом своего хода.
   Что до мула, то тот обернулся быстро - рудник, как оказалось, находился
совсем неподалеку. Теперь,  когда  обстоятельства  переменились,  Вергилий
обнаружил, что все вокруг просто-таки горят желанием обсудить с  ним  все,
что  связано  с  медью:   как   ее   измельчать,   транспортировать,   как
обрабатывать.  Очевидно,  без  Высочайшего  позволения   эта   тема   была
просто-напросто запретной.
   Обедал он в  атриуме  царя:  филе  перепелов,  тушенные  в  виноградных
листьях кусочки телятины, приправленные орешками, травами и молодым луком.
Пряное вино было смешано с родниковой водой, в нем были  вымочены  сушеные
финики, и все это еще раз, в  закрытом  сосуде,  было  снова  подогрето  и
только потом разлито по бокалам. Кругозор царя не был  слишком  широк,  не
был  он  и  человеком  слишком  глубоким,  однако  же  обладал  врожденным
любопытством, кроме того, приятно было  видеть  его  в  добром  здравии  и
мягком расположении духа. Время от времени он  подзывал  к  столу  сына  и
передавал ему собственными руками самые лакомые кусочки.
   Во  время  неторопливой  беседы  гость  проявил   интерес   к   местным
достопримечательностям, в частности - к  небольшой  горушке  по  дороге  в
Ларнак; Вергилий и сам не понял, почему это вдруг  его  заинтересовало.  А
потом, столь же неожиданно для себя, он осведомился:
   - Но тут есть еще одна гора, не та, что по дороге в Ларнак, а по дороге
в Циринею, там у подножия воздвигнута арка на трех опорах. Что это такое?
   Ответ же оказался кратким, интригующим и загадочным.
   - Иногда этому месту оказывает почести Феникс, -  сказал  великий  царь
Кипра. Но тут, увы, прибыла медная, руда, помещенная  в  резные  ларцы  из
оливкового дерева, и разговор более не возобновился.
   К Байле был отправлен посыльный, и гунн не заставил себя  ждать.  Он  с
наслаждением нежился в ванне "Золотого  Приюта",  в  полном  восхищении  и
блаженстве постанывая, когда служанки терли ему пятки благоухающей пемзой.
Несомненно, паломником  он  оказался  истовым,  так  что  уже  не  слишком
возражал против немедленного отплытия. Теперь  недоставало  только  одного
человека, однако на корабле ответили, что капитана Ан-тона там нет. Где же
он? Возможно, что на той самой горе,  о  которой  Вергилий  осведомился  у
царя... В прошлую ночь, по дороге к Сильвану, Вергилий видел  там  горящий
огонь и слышал крики экстаза, а наутро ему почудилось, что видит  Ан-тона,
идущего по направлению к городу... но расстояние между ними  было  слишком
велико, да еще и дым от затухшего огня застилал глаза...  Словом,  в  том,
что это действительно был Огненный Человек, Вергилий до  конца  уверен  не
был. И вряд ли ему удастся когда-либо восстановить истину.
   Но едва только Вергилий, вновь ощутив мучительную, сосущую боль утраты,
принялся в нетерпении расхаживать по мозаичному полу,  как  Эбберд  Сапфир
появился на пороге. Теперь он  выглядел  спокойным  и  безмятежным,  являя
вполне зримый контраст себе вчерашнему.
   - Плывем? - осведомился он. - Ну что же, отлично!
   Богатый полусонный город отнесся к их отплытию столь же равнодушно, как
и к прибытию. Впрочем, ровный ход событий все же оказался  нарушенным.  И,
как и в прошлый раз, все тем же человеком. Вдоль узкой  тропы,  ведшей  из
беднейшей части города,  шла  толпа  людей,  окруженных  солдатами.  Люди,
впрочем, нимало не казались расстроенными подобным оборотом дела, напротив
- храбро сносили удары и тычки конвоя и знай себе распевали гимн:

   Yom shel chamati, yom ha-zeh
   Hoshanna, Oseh fellen.

   Среди них, в самой гуще, Вергилий распознал Аугустуса. Крикнул, солдаты
остановились и неодобрительно взглянули на него. Гимн затих.
   - Мудрец, я немедленно поговорю с великим  царем,  дабы  тебе  и  твоим
людям не чинили  впредь  ни  малейших  притеснений!  Не  бойся  ничего,  -
успокоил старца Вергилий.
   Но старик, еще до того как маг успел докончить фразу, перебил его:
   - Запрещаю тебе! Не смей! - Глаза старика расширились  в  гневе,  и  он
вновь горел в огне яростного несогласия со всем и вся, что, похоже,  давно
уже стало его основной чертой и привычкой.
   - Мудрец, мне запретить ничего нельзя, и я...
   - Я! Я! Проклятый язычник, откуда у тебя все время это "я"?  Ты  хочешь
достичь власти, удовлетворить свою страсть к  ней,  продавая  душу  твари,
именуемой Блудницей, Вавилоном и Зверем! Нам такое не подходит. Нас нельзя
освободить, нас нельзя лишить нашего права на смерть на  арене.  Львы  для
нас, и мы для львов! Заклинаю тебя, во имя Даниила Христа, не вмешивайся!
   Вергилий достал навощенную табличку, быстро начертал на  ней  несколько
слов и передал сообщение ближайшему из солдат.
   - Отнеси это царю, - приказал он.
   Старика охватило отчаяние.
   - Не делай этого, не делай! И это награда за все те советы, что  я  дал
тебе? Пойми, я жажду этой смерти, никакой иной! Я ничего более не желаю  с
того самого дня, когда я был осенен духом возле Алеппо (*21), я...
   - Мудрец, - произнес Вергилий прохладно и сдержанно. - Мне кажется, что
и у тебя  в  речи  тоже  слишком  много  этих  "я".  Прощай.  Если  ты  не
ошибаешься,  то,  думаю,  рано  или  поздно,  так  или  иначе,  ты  своего
добьешься. Не в этот раз, так в следующий.


   Обратное путешествие не было отмечено ни сложностями, ни происшествиями
вообще. Погода стояла чудесная, ветер был сильным и постоянным. Вот  разве
что  общую  безмятежность  нарушало  растущее  беспокойство  Байлы.   Тот,
предчувствуя реакцию братьев на его самовольную отлучку, потихоньку  терял
ощущение  безмятежного  счастья,  вывезенного  им  с   Кипра,   из   келий
служительниц Литы. А когда его  остров  появился  на  горизонте,  подобный
розовому облаку на утреннем  небе,  Байла  и  вовсе  приуныл,  начал  даже
тихонько  не  то  постанывать,  не  то  поскуливать,  и  стоны   его   все
усиливались. Когда же рядом с кораблем  финикийца  возник  первый  корабль
гуннов, он даже сделал попытку укрыться внизу, однако же пересилил себя  и
встал на юте, открытый любым взглядам.
   И с приближающегося корабля его заметили...
   - Байла! - взревели морские гунны. - Байла! Вождь Байла! Вождь Байла!
   Ни издевки, ни угрозы в их голосах не было. Байла замер в удивлении  на
носу корабля, когда же экипаж встречного судна разом рухнул  на  колени  и
распластался в поклоне на палубе, он приоткрыл от изумления рот и  облизал
пересохшие губы.
   - Что бы это значило, капитан Ан-тон? - осведомился Вергилий.
   - Понятия не имею... Никогда не видел,  чтобы  они  вели  себя  так  по
отношению к кому-либо, кроме Осмета и Отилла...
   - Осмета и Отилла... - Маленький  вождь  повторил  эти  имена,  неловко
переминаясь с ноги  на  ногу.  Между  тем  с  помощью  сигнальных  флажков
произошел обмен каким-то сообщениями между кораблем гуннов  и  берегом,  и
немедленно от берега навстречу  кораблю  финикийца  отчалила  целая  армия
черных лодок с кроваво-красными парусами. Байла же так и  стоял,  озираясь
по сторонам, в полном недоумении и явно почувствовал себя уверенней, когда
Вергилий и Огненный Человек подошли и встали за его спиной.
   На берегу их поджидало огромное количество  народа.  Среди  встречающих
маг и капитан  уже  издали  различили  приближенных  Байлы  -  одноглазого
багатура Бруду, одноногого Мудраса и хромого багатура Габрона. Байла также
увидел багатуров, отчего почувствовал себя еще уверенней и указал рукой на
две другие фигуры среди встречавших - на громадную,  схожую  с  обезьяньей
фигуру вождя Отилла и кажущуюся  несуразно  тощей  с  ним  рядом  -  вождя
Осмета. Рука Байлы переместилась дальше, на следующего человека - старого,
выглядевшего угрюмо  и  немного  смахивающего  на  медведя...  рука  Байлы
замерла, и он застыл с раскрытым ртом в полном  изумлении.  Тот,  на  кого
указывал третий вождь,  издал  вдруг  нечто  похожее  на  вой  и  принялся
подымать и опускать ноги удивительно знакомым образом.
   - Тилдас! - обрел наконец голос Байла. - Тилдас! - закричал он. - Шаман
Тилдас!
   С корабля Огненного Человека выкинули канат. Отилл  бросился  вперед  и
поймал его, весла оставили воду, корабль притормозил  и  мягко  ткнулся  в
берег.  Отилл  прикрепил  канат  к  серой  колонне,  для   этой   цели   и
предназначенной.
   Они сошли на берег.
   Казалось, никто из присутствующих не был готов  к  встрече  -  все  они
стыдливо отводили глаза в  сторону.  Но  тут  вперед  выступила  неуклюжая
фигура Матери Лисьего клана, появившейся  на  свет  в  результате  инцеста
Байлы с прежней Музыкантшей Двора, трижды ударила по своему  тамбурину  и,
когда вокруг все стихло,  заголосила.  Вначале  Байла  глядел  на  нее  не
слишком благожелательно - похоже, сравнивая со  служительницами  Афродиты,
однако же постепенно напор ее песни, сочиненной, несомненно, специально  к
этому случаю, снискал симпатии вождя. Тут Вергилий  со  всеми  подобающими
извинениями  касательно  того,   что   осмеливается   говорить   в   столь
торжественный момент, осведомился у Байлы  о  том,  что,  собственно,  тут
происходит.  Байла,  изрядно  растроганный  приемом,  с  покрасневшими  от
сладких чувств глазами, объяснил все это так.
   Тилдас-шаман, человек из Ханфолка, что на Атрийском море,  "одел  шкуру
медведя" на тризне по старому вождю, отцу Отилла, Осмета и  Байлы.  Сделал
он это для того, чтобы получить сообщение от духа Старого Вождя,  а  также
от всех предыдущих Матерей Рода. Но скинуть с себя шкуру Тилдас не смог  и
так и остался медведем. Сообщение потому доставлено не было, в  результате
чего  владения  оказались  поделенными  между  братьями,  но  только  лишь
номинально, поскольку Отилл и Осмет все  разделили  между  собой,  оставив
Байле сомнительную честь быть вождем калек, старух и  малолеток.  Понятно,
что это нимало не мешало  братьям  унижать  его  и  всячески  третировать.
Впрочем, эту часть истории путешественники знали и сами.
   А дальше произошло вот что. В то время, пока они были  на  Кипре,  Мать
Лиса проснулась однажды поутру, разбуженная смертельно напуганным  слугой.
Тот, в чьи обязанности входила кормежка прикованного  к  колонне  медведя,
обнаружил, что привязан вовсе не  медведь,  но  Тилдас-шаман  собственной,
весьма озлобленной персоной. Отчего превращение, которого никто уже  и  не
ждал, произошло и отчего оно столь затянулось - не  знал  никто.  Впрочем,
кажется, никто и не хотел... Как бы то ни было, превращение  состоялось  и
сообщение наконец было доставлено.
   И в соответствии с ним, по решению духа  старого  вождя,  всех  прежних
Матерей рода, единоличным и всевластным вождем отныне суждено быть  Байле,
что до братьев, то их удел - служить и повиноваться ему.
   Песня  завершилась.  Тишина  взорвалась  криками  "Байла!  Байла!"  Тот
подтянулся,  посмотрел  на  всех  свысока,  презрительно   оглядел   своих
братьев-узурпаторов, а те с готовностью раболепно склонились перед ним.
   - Похоже на то, - задумчиво  произнес  Огненный  Человек,  когда  Байла
отвесил каждому из братьев по увесистому пинку, а его резкий рык  пообещал
им и в дальнейшем подобные милости, - похоже, господин Вергилий, теперь  у
тебя объявился могущественный приятель среди морских гуннов...



11

   Ни  на  одной  из   промежуточных   стоянок   по   дороге   в   Неаполь
путешественников письма не ждали.  Это,  казалось,  нервировало  Огненного
Человека, который, судя по его  явно  испортившемуся  настроению,  таковых
ожидал. Впрочем,  свои  чувства  он  скрывал  неплохо,  и  на  его  хандру
особенного внимания Вергилий не обращал - подумал только, что когда бы  он
знал печали финикийца или тот - его печали, то, может статься, никто бы из
них не согласился поменяться местами  с  другим.  Словом,  Вергилий  почти
блаженствовал, глядя, как перед его  взором  проплывают  знакомые  пейзажи
побережья, багровые скалы Капри, как виден уже вдалеке белый дымок Везувия
и вот-вот покажутся знакомые очертания  Неаполя,  его  улицы,  заполненные
людьми и повозками... Впрочем, плыли они не в  Неаполь.  Все  по  тому  же
уговору, согласно которому их не должны  были  видеть  на  одном  корабле,
направились они в Помпею, где Вергилий и должен был сойти на берег.
   Бриз нежно касался лиц путешественников.
   - Чувствую, как пахнет материком, - промолвил Вергилий, ощущая, что его
меланхолия скрашивается радостью возвращения.
   - А я, - поморщился Огненный Человек, - ощущаю  лишь  вонь  отбросов  и
людской мочи.
   - Что ж, но ведь и это тоже жизнь... - сказал Вергилий, помолчав.
   Реакция капитана обескуражила его: Ан-тон Эббед  Сапфир  перекосился  и
словно бы постарел на тысячу лет.
   - О Мелькарт! - простонал он. - О Геркулес Тирский! Жизнь! Жизнь! -  Он
всматривался в берег с  гримасой  непереносимой  боли,  всматривался  так,
словно бы ожидал ответа. Но ответ не приходил, не приходило ничего  -  ну,
за исключением чиновника из береговой службы, заявившегося на  корабль  на
предмет судовой декларации, возможной взятки, дармового обеда или хотя  бы
бокала вина.
   - Да как же это?! - воскликнул он в полнейшем изумлении. -  Вы  отплыли
порожняком и возвращаетесь порожние? Нет груза?! Как  это  -  нет  груза?!
Зачем же...
   -   Имперская   служба,   -   коротко   пояснил   ситуацию    Вергилий,
продемонстрировав малиновый шелк с императорской монограммой.
   - Извиняюсь, извиняюсь, сто раз прошу прощения,  -  человек  театрально
отскочил на шаг назад и стыдливо, как  бы  в  смущении,  прикрыл  ладонями
глаза. Впрочем, он был истинным сыном своего города, поскольку с искренним
изумлением в голосе  добавил:  -  Ну,  уж  пару  девочек-то  вы  могли  бы
захватить...
   - Мы увидимся вскоре, - вот и все,  что  сказал  капитан  Эббед  Сапфир
Вергилию на прощание. И еще раз повторил: - Мы должны увидеться, - с явным
ударением на втором слове.
   Вергилий же сказал, что причитающиеся капитану деньги тот в любое время
может получить в  доме  Бронзовой  Головы.  Однако  краткий  кивок  головы
моментально напомнил Вергилию  о  словах  капитана,  сказанных  однажды  в
штиль, что не всякая плата может быть осуществлена деньгами.
   Как бы то ни было, маг шел по знакомой улице и подошел наконец к своему
дому.
   - Что нового, страж? - спросил он бронзовую голову.
   Глаза стража открылись, и тяжелый блестящий рот медленно изрек фразу:
   - _Новости из Тартесса, хозяин_.
   Сказанное стражем вскоре было подтверждено Клеменсом. Алхимик  сидел  в
любимом углу любимой комнаты дома, сложившись так, что колено  левой  ноги
непостижимым образом упиралось в правое ухо. Он что-то бормотал про себя и
читал тоненькую книжку. Взглянув на вошедшего, он  оживился  и  немедленно
выпалил:
   - А что ты скажешь, Вергилий, если в  этом  деле  мы  используем  пепел
василиска? Ах, да... перед тем как ты мне ответишь, должен тебе сказать...
это доставлено. Ну, то, за чем было послано в Оловянные Земли.  Итак,  что
касается василисков...
   Но Вергилий не был расположен дискутировать о василисках. Вместо  этого
он с превеликим удовольствием опустился в кресло.
   - Что же, значит, золотая птичка вернулась... - Но Клеменс отрицательно
покачал головой, не  отрывая  глаз  от  книги.  Холод  разлился  по  груди
Вергилия: что ж, только что вернувшись с  Кипра,  добыв  медь,  он  должен
теперь пуститься в еще более рискованное и долгое путешествие в  Оловянные
Земли? - Но ты сказал, что...
   - Я сказал не так, а по-другому. То, за чем было послано.  Олово.  Увы,
чудесное созданье не вернулось, вернулся лишь  один  из  ее  охранников...
потрепанный, еле живой, но олово  доставил.  Тартессит,  которого  именуют
Хозяином  Воздуха,  рассказал  мне  обо  всем  этом.  Боюсь,   он   сильно
расстроился. Ну да ладно, вернемся наконец  к  василискам  и  их  пеплу...
Рассуждая на сей счет, великий авторитет Роджер Таффилд  находит,  что  со
всей непременностью требуется отличать и различать между собой  василисков
двух  родов.  Один  род  оных  рождается  из  крошечных  яиц,  кои  иногда
производят старые петухи. Подобное существо просто ядовито, однако  же  их
пепел служит отличным противоядием, но опасен и в этом качестве, поскольку
в случае ошибки, когда в  действительности  яд  в  организме  отсутствует,
употребление  пепла  василиска  само  вызовет  отравление,   как   правило
смертельное. Василиски же другого рода вылупляются из яиц некоторых кур, а
именно кур слишком старых, дабы вызывать  интерес  петухов,  однако  же  в
противоестественной страсти спаривающихся с  жабами.  По  словам  Роджера,
подобным союзам благоволит сам Сатана, результат же соития -  плод  его  -
имеет вид тщедушного цыпленка с  крошечной  грудью  и  гребешком  в  форме
короны, имя же обоих родов происходит от  имени  короля  Василия.  Следует
учитывать, что взгляд василиска второго рода влечет  за  собой  окаменение
взгляд поймавшего, посему, еще до появления существа на свет, яйцо, его  в
себе  содержащее,  необходимо  поместить  в  стеклянный   матовый   сосуд,
впоследствии же приближаться к василиску только сзади или глядеть на  него
через зеркало... Пепел подобных василисков чрезвычайно полезен в  работах,
связанных с золотом, равно как и в прочих делах,  связанных  с  металлами.
Вот так у Роджера.
   - Нет, - осторожно отказался Вергилий.  -  В  этом  деле  и  так  много
неясного, чтобы идти на неоправданный риск. Да и некогда  -  работа  ждет,
мой дорогой Клеменс...
   Алхимик, хотя и с  видимым  сожалением,  но  кивнул  в  знак  согласия,
вскочил на ноги и хлопнул в ладоши.
   - Думаю, тебя вполне удовлетворят наши приготовления. Мы обнесли  часть
двора, создав таким образом совершенно новую мастерскую, не связанную ни с
какой  прошлой  работой.  Окна  в  ней  забраны  тонкими  пластинками   из
алебастра,  равномерно  распределяющими  свет  по  всему  помещению.  Печь
готова,  приготовлены  горн,  дерево,  древесный  уголь,   инструменты   и
приспособления, меха и наковальня, песок, глина и воск, не  говоря  уже  о
верстаках, вспомогательных механизмах и  железе.  Также  нами  изготовлены
сосуды из специального стекла, прозрачного,  но  гораздо  более  прочного,
нежели обычное. Есть растворы щелока и склянки с концентрированной  серной
кислотой и купоросным маслом - в зависимости от того, что  ты  предпочтешь
использовать. Мы приготовили даже опилки из самшита.
   - Хорошо... хорошо... - только и кивал Вергилий.
   Запустив свою гигантскую лапищу в бороду, Клеменс не  без  удовольствия
резюмировал:
   - Думаю, в твое отсутствие все было исполнено так, как ты  исполнил  бы
сам, оставайся здесь.
   Вергилий кивнул. Но боль в его душе достигла такой силы, что  казалось,
он слушает о работе лишь затем, чтобы отвлечься от страдания.
   - Какие еще новости? - спросил он мягко.
   Клеменс сообщил, что других новостей нет. Заезжала,  правда,  пару  раз
Корнелия вместе со своим Туллио, причем последний имел такой  вид,  словно
собирается спустить тут со всех шкуру или, на худой конец, высечь.  Однако
вид происходящих работ успокоил нетерпение Корнелии и умерил гнев старика.
   - Ох! - Клемен