..
   ну, хронокамеры, пригодной для переброски человека? Впрочем, дело
вообще не столько в хронокамере, сколько в том, чтобы рассчитать поле...
однородное поле. Но ведь и тебе это было нужно.
   Аркадий прямо сиял от гордости. Наконец-то мы сообразили, что он сделал
- он, и никто другой!
   - Да, вот именно... - сказал он, стыдливо потупившись. - Я... видишь
ли...
   ну, рассчитал я такое поле! Ну, и вот...
   Он посмотрел, какое это произведет на нас впечатление. Вот ведь
характер!
   Ну, сделал ты дело, и отлично, и радуйся про себя. И подожди, пока люди
сами оценят, что ты сделал. Так нет, разве у Аркаши хватит терпения ждать?
Он уж поможет людям побыстрее все оценить, без волокиты!
   - То есть ты понимаешь, что это значит? - удивленно и чуточку обиженно
спросил он Бориса-72. - Я рассчитал поле, которое позволяет человеку
перемещаться во времени. На любые дистанции, в прошлое или в будущее. Ну,
конечно, только туда, где существуют хронокамеры.
   - Как не понять! - сказал Борис. - Просто я не удивляюсь этому: ты ведь
у нас гений, ты еще и не то можешь!
   Аркадий подозрительно покосился на него, но промолчал.
   - А что же дальше? - спросил Борис. - Нашел ты, значит, это поле и
сразу решил прогуляться?
   - Ну да... - уже неохотно сказал Аркадий. - Отправился я в прошлое.
Потом - еще раз. Встретился с самим собой... Потом снова встретился - как
раз двадцатого мая, вечером...
   - Ты_. издалека? - спросил Борис.
   - Из этого года, из семьдесят второго... Только, разумеется, из другого
мира, не нашего...
   - Понятно, понятно... Из того мира, каким он был до твоих путешествий...
   Потом ты свалился на голову ему и прочим... - Борис-72 кивнул в мою
сторону, - накуролесил там со своим двойником, и в результате мир стал
такой, каким я его знаю - Но все равно ты мне не объяснил, почему тебя не
удивляет Борькино передвижение в будущее.
   - А потому, что он, как я понимаю, в будущее кинулся вслед за мной! -
объяснил Аркадий, - В моей хронокамере!
   Он с такой гордостью сказал "в моей", словно эта хронокамера была его
родовым поместьем.
   - А ты чего молчишь? - накинулся на меня Борис. - Он правильно
объясняет?
   - Объясняет-то он в общем правильно, только не все, - ответил я, - Это
верно, что сюда я ввалился случайно и в хронокамере, - я ведь рассказывал,
как это было. Но в двадцатое мая 1970 года я прибыл намеренно. И в своей
хронокамере.
   Я Аркашеньке это все рисовал, но он просто не может поверить, что
кто-то, кроме него, способен рассчитать поле... Ты же знаешь Аркашеньку,
от скромности он не умрет!
   - Я не отрицаю в принципе, - с достоинством произнес Аркадий. - Я
всегда был о тебе высокого мнения, Борис, ты же знаешь... Ну, и потом, ты
ведь работал со мной... Это тоже кое-что значит... Но не надо
преувеличивать... да! Не стоит, знаешь ли, преувеличивать...
   - Это в каком же смысле преувеличивать? - спросил я.
   - В этом самом. Говоришь, что я от скромности не умру, а сам-то? Я да
я, в своей камере прибыл, я уже два года назад все это рассчитал. Не
советую тебе, знаешь ли...
   - Ну, а если все-таки? - спросил я, с любопытством глядя на Аркадия. -
Если на минуточку допустить, что я и вправду взял да рассчитал поле? Еще в
1970 году? Тогда что?
   - Тогда честь тебе и слава! - неуверенно сказал Аркадий. - То есть ты и
так молодец, если действительно отправился в прошлое в своей хронокамере.
   Действительно, Борька?
   - Действительно... - сдержанно ответил я.
   - Молодец, молодец! - величественно отозвался Аркадий. - Это здорово! И
этого вполне достаточно, чтобы похвастаться. А преувеличивать, я ж говорю,
незачем...
   Я неопределенно хмыкнул. Что-то крылось за этими словами Аркадия... Ну,
ладно, потом выясню!
   - Ладно, не буду преувеличивать, раз тебе это не нравится, - кротко
согласился я. - Борька, смотри сюда!
    
 Я быстро восстановил чертеж, который делал для Аркадия.
   - Видишь? - говорил я Борису. - Линия 1 - это его мир, где он изобрел
свою "машину времени", нашел свое поле. Вот он прибывает к нам...возьмем
для простоты последнее его прибытие, двадцатого мая... Иначе много чертить
придется, - ведь он всякий раз, когда прибывал к нам, новую линию создавал
- Ну, ладно, пусть линия 1 - последняя из линий, созданных Аркадием. Это
не та, где он рассчитывал поле, а та, с которой он свалился в "мое"
двадцатое мая.
   Аркадий поглядел на мой чертеж, сдвинул брови и о чем-то задумался.
Борис-72 был заинтересован до крайности.
   - Эти вот две параллельные линии, которые начинаются от двадцатого мая,
- это встреча двух Аркадиев, да? - спрашивал он, не отрывая глаз от
чертежа.
   - Ну да! Они встретились в лаборатории, потом, видимо, пошли вместе в
зал хронокамер - Ну, Аркаша нам это обрисует подробней... Постой, а ты
разве об этом не слыхал?
   - Да ни черта я не слыхал и ни черта не знаю, ясно тебе? - огрызнулся
Борис-72. - Куда мне до вас! Вы бывалые люди, знаменитые путешественники,
а я жалкий провинциал... И вообще не обо мне речь. Давай дальше! Крест -
это что?
   - Это смерть моего Аркадия, - неохотно проговорил я.
   Каждый раз, когда я об этом вспоминал, вся история переставала мне
казаться хоть отчасти забавной. Ведь своего Аркадия я так и не спас. Да
это было и невозможно, я подсознательно все время это понимал. В том мире,
который я покинул, смерть Аркадия Левицкого осталась фактом, и никакая
хронофизика не могла этого изменить.
   Я посмотрел на Аркадия. Другой Аркадий... Вот он, пожалуйста,
жив-здоров.
   Сидит рядом - рукой потрогать можно - и тоже смотрит на меня. И,
кажется, понимает, о чем я думаю. Во всяком случае, глаза у него очень
грустные.
   - Я понимаю... - хмурясь, сказал Борис-72. - Для меня это только слова,
я ведь ничего сам не видел... Ты говоришь - "смерть моего Аркадия", и я
ведь вижу, что для тебя это действительно смерть, что тебе и сейчас
больно... Я просто представить себе не могу, как это все получилось с
отравлением и с прочим... Но если ты это нарочно затеял, Аркадий, то...
Нет, не буду!
   Досказывай, Борька, а потом мы за него возьмемся.
   - Да мне уже нечего досказывать. Этот вот пунктир - это моя жизнь с
двадцатого на двадцать третье мая того же года. Невеселая жизнь, прямо
скажем. То есть ночь я преспокойно проспал, а утром двадцать первого
вызывают меня срочно в институт и сразу обухом по голове: Левицкий
отравился! Следователь выспрашивает, почему Левицкий это сделал, а я даже
приблизительно не могу понять, почему! Чего я только не напридумывал!
Целые детективные романы!
   - Постой, постой! - вмешался Аркадий. - Чего ты чушь-то городишь? На
какого лешего ты сочинял детективные романы, когда в записке все
объяснялось?
   - Так ведь не было записки... - виновато сказал я.
   - То есть как не было?
   - Ну, была, но ее кто-то украл:
   - Украл? Ну, знаешь! Ври, Борька, да знай меру!
   - Нет, ну вас, ребята! - сказал Борис-72. - Я больше не могу. Уйду я
лучше от греха... - И в подтверждение этого он поудобней уселся на
скамейке.
   - А ведь правда, Борька, совсем ты заврался! - осуждающе обратился ко
мне Аркадий. - Сознайся, что насчет украденной записки ты просто сочинил!
Ведь не может этого быть!
   - Не может быть... - сердито пробормотал я. - Как же, интересно, не
может, когда было! Сперли твою записку - и все!
   - Может, он все же не написал? - вслух раздумывал Аркадий. - Странно:
Мы же обо всем договорились, вместе сочинили текст. А расчеты я заранее
сам написал.
   - Вернемся к нашим баранам, - сказал Борис, - а вернее, к нашему барану.
   Можешь ты нам объяснить, баранья голова, что и почему ты натворил
однажды двадцатого мая?!
   Аркадий со злостью погасил сигарету о подошву туфли, выпрямился и
сказал преувеличенно твердым тоном:
   - В общем, так! Когда я решил эту задачу и понял, что теперь есть
практическая возможность передвигаться по времени, я пришел к мысли, что
необходим решающий эксперимент... ну, для проверки безопасности движения.
   Меня холодом обдало: я догадался, в чем дело. Я посмотрел на Бориса,
ища сочувствия, но тот таращился на Аркадия, ничего еще не понимая: Нет,
все же мы с ним разные люди! Вот он не видел Аркадия мертвым, а это многое
меняет...
   - Ну, вот - И тогда я подумал, - уже более спокойно продолжал Аркадий,
- что самый радикальный вариант парадокса времени - это когда человек
убивает сам себя. Не дедушку или папу, а именно себя! Ведь только так и
можно обеспечить чистоту опыта. Но почему-то никто до этого не
додумывался...
   А он додумался! Он, видите ли, сообразил! Борис-72 вдруг замычал, как
от боли: видно, и до него дошло!
   - Чего вы на меня выпучились? - раздраженно сказал Аркадий. - Как
маленькие!
   Вы что, не понимаете: я же не кого-нибудь, а самого себя! Имею я право
сам себя убить?
   - Это ты кого спрашиваешь? - мрачно отозвался Борис-72, - Меня с
Борькой, что ли? Удачную аудиторию подобрал:
   Да уж, действительно! Менее подходящую аудиторию на всей Земле не
сыщешь.
   Мы-то не нуждались в абстрактных выкладках: нам достаточно было
посмотреть друг на друга...
   - Ну, вот я - имею я право его убить? - Борис-72 произнес это вслух,
указывая на меня. - Ты вообще хоть сколько-нибудь соображаешь, Аркадий,
или уж вовсе?..
   Аркадий опешил. Он даже не сразу смог заговорить.
   - Понимаете, ребята...- сказал он наконец почти умоляющим тоном. -
Понимаете, это же совсем другая ситуация... Я как-то даже отвлекся от нее,
когда начал объяснять - ну, насчет двадцатого мая - переключился на свое
тогдашнее психологическое состояние... А я ведь тогда совсем иначе думал,
абстрактно! Вы тут сидите и смотрите друг на друга, а я...
   - Ты что же, все это обдумал заочно? - саркастически спросил Борис-72.
- А потом явился в двадцатое мая и кокнул своего двойника, не глядя?
Спиной ты, что ли, к нему стоял в этот момент? Ну поделись опытом, чего ж
ты!
   Аркадий сунул в рот сигарету, начал яростно чиркать спичками, три
сломал, пока удалось ему закурить. Сделав глубокую затяжку, он сказал:
   - Насчет прав, допустим, я ляпнул сгоряча: верно, какие тут могут быть
права! Но обязанности у меня ведь были?
   - Обязанности? Это по отношению к кому же? - иронически осведомился
Борис. - К себе как к личности? К двойнику? Или уж прямо - к человечеству?
   - Ничего я тут смешного не вижу! - огрызнулся Аркадий. - Именно вот по
отношению к человечеству! А ты как думал? Человечество получает от меня
шикарный подарочек: возможность передвигаться во времени. А подарочком
этим можно распорядиться так, что он окажется пострашнее термояда, сам
понимаешь!
   Изменение миров, вмешательство в прошлое, в будущее, временные петли и
прочие парадоксы: Так, по-твоему, я должен был сунуть людям этот ценный
подарочек, весело улыбнуться и отойти в сторонку: мол, разбирайтесь сами?
А я вот думаю, что я обязан был, - понимаешь, обязан! - лично проверить
хотя бы самые важные аспекты!
   - Что-то в этом есть, конечно... - нехотя согласился Борис-72 после
долгого молчания.
   Ну да, в какой-то степени Аркадий был прав... Если б я сделал свое
открытие не в такой дикой спешке, если б у меня была хоть какая-то
возможность подумать, я бы тоже постарался проверить все, что возможно...
   - Осудить меня, конечно, легче легкого! - продолжал Аркадий. - Почему,
дескать, он в одиночку полез куда не надо, почему к коллективу не
обратился!
   Ну, каюсь, ну, не лежит у меня душа к благоразумным поступкам! Против
натуры ведь не попрешь. Поймите, ребята, я ведь тоже человек! Я два года
над этим голову ломал - Все кругом говорили - "невозможно",
"непробиваемо", а я вот пыхтел-пыхтел и пробил! И что же, я после этого
пойду на семинар и тихо-спокойно доложу, что, мол, так и так, мною
доказана принципиальная возможность путешествия человека во времени: А
потом начальство отберет какого-нибудь дуба с железными нервами и
железобетонными мозгами для первого в истории путешествия во времени, и
этот дуб на моих глазах несгибаемо полезет в хронокамеру, а я буду стоять
в сторонке и облизываться?! Нет уж, извините!.. Я сначала даже ничего
особенного и не хотел... Просто нужно было проверить свои расчеты на
практике.
   - Ну, ты у нас индивидуалист известный! - сказал я. - Но все же
объясни: ты что хотел доказать именно этим экспериментом? Зачем тебе
понадобилась такая жуткая конструкция?
   - Догадаться, в общем-то, можно, - отозвался Борис-72. - Все время ведь
долдонят о парадоксе времени и о том, что из-за него путешествия во
времени фактически невозможны. Вот Аркадий и решил, наверное, доказать,
что все это враки. И выбрал для этого самую, можно сказать, энергичную
форму локального вмешательства... Так ведь, Аркадий?
   - Это-то да, - сказал Аркадий, - но тут была еще одна весьма
существенная идея. Мы вот сидим и малюем эти мировые линии - одиночные,
двойные и так далее. А по существу-то, что мы о них знаем? О их
взаимосвязи, например?
   Человек передвинулся в прошлое и встретил там своего двойника.
Начинаются две линии: путешественника и его двойника. Так связаны они
между собой или не связаны? Если связаны, тогда выходит, что путешествия
во времени строго лимитированы пределами индивидуальной жизни. Скажем,
если тебе двадцать восемь лет, то ты можешь передвинуться в прошлое никак
не дальше, чем на двадцать восемь лет - ну, а в будущее и вовсе опасно
лазать: шагнешь на два года вперед, а тебя там, может, уже и нет, ты месяц
назад под трамвай попал... и все, ты исчезаешь, не выходя из хрононамеры!
В общем, не шибко интересно получается. Никакой охоты на
бронтозавров-динозавров, никаких дружеских собеседований с праправнуками,
а положено тебе прожить, допустим, семьдесят лет, ну и мотайся взад-вперед
в этих пределах. А вот если эти линии не связаны, ну тогда простор полный,
хоть в прошлое, хоть в будущее валяй без задержки! Усвоили, орлы?
   - Слушай, но ведь это можно было проще проверить, - сказал Борис. -
Уселся бы ты поудобней в камере да задал бы ей сорок лет назад или сто
вперед, где тебя наверняка нет, - вот тебе и была бы проверочка!
   - Привет! - сердито ответил Аркадий. - А кто бы проверял, интересно?
Ведь если б линии были связаны, так я испарился бы в хронокамере и не
успел бы даже осознать, что происходит!
   - Ну, мышей бы послал...
   - Никаких мышей у меня не было! - огрызнулся Аркадий. - За кота мне,
что ли, было работать, мышей ловить? А потом, с мышами и вовсе уж ничего
не разберешь. Куда мыша двигать, на какую дистанцию, и как с него отчет
получить?
   - А твой фокус - это решение? - угрюмо спросил я.
   - Да как тебе сказать - Сейчас-то я вижу, что это тоже не блеск... Но
тогда мне казалось, что это идеальный вариант... Ну, и потом, я так
считал: это все же опыт на самом себе: И решение такое изящное... Словом,
не устоял я!
   Я вздохнул. Аркадий есть Аркадий. Он, может, до конца жизни своей будет
помнить об этом опыте, в котором у него были шансы спастись, а у того
Аркадия не было, и никогда не простит себе этого. Но это про себя; а перед
другими Аркаша и виду не подаст, наоборот, будет орать, что он поступил
правильно, а мы все кретины, способные мыслить только на уровне
коммунальной кухни... Да это и вправду был эксперимент на самом себе... в
том или ином смысле. Понимал ведь Аркадий, сам признался, что понимал:
если он окажется прав, если линии двойников между собой не связаны, то
эксперимент обернется убийством Аркадия-70... пусть самоубийством, но вина
с него, с Аркадия-72, все равно не снимается.
   А если окажется, что он не прав, что линии эти как-то связаны, что
путешествие во времени не разрывает связи между прошлым и будущим в жизни
человека, тогда должны погибнуть оба. Как только хронокамера, двигаясь
вперед во времени, достигнет того момента, в который наступила смерть
Аркадия-70 из-за отравления нембуталом, Аркадий-72 исчезнет в
хронокамере...
   Погибнет, ничего не узнав и не доказав...
   - Знаешь, Аркадий, чем больше я думаю, тем меньше у меня все это в
голове укладывается! - хмуро сказал Борис-72. - Что у тебя склонность к
авантюризму, это я всегда знал. Но тут уж даже не авантюризм, а... ну,
просто черт те что! Ты мне только не читай лекций на тему о том, как врачи
себе чуму прививают. Это я сам отлично знаю. И знаю, что прививают чуму
или еще что самому себе, а не кому другому, хотя бы и брату-близнецу!
   - Ты, надеюсь, понимаешь, что если б я мог обойтись самим собой - вот
этим... - сказал Аркадий, не глядя на него.
   - Понимаю. Ничуть не сомневаюсь в твоей личной храбрости. Но и собой
одним рисковать без крайней необходимости не следует. А уж другим
человеком...
   Ведь всегда при опытах стараются заменить людей манекенами, автоматами,
животными...
   Борис выдохся и понуро замолчал. Я его вполне понимал. Но я видел, что
это, в общем-то, пустой разговор. Во-первых, сделанного не воротишь: на
той мировой линии Аркадий Левицкий умер, и там этого уже не исправишь.
   Во-вторых, необходимость совершенно ясна... Ну, Аркадий в этом духе и
ответил.
   - Вот когда ты мне специально натренируешь кота или пса, чтобы он
отправился в прошлое, кокнул своего тамошнего двойника и вернулся, чтобы
доложить результаты, тогда и поговорим, - мрачно усмехаясь, сказал он. - И
вообще отлично ты понимаешь, что никакие тут автоматы и никакие звери не
помогут, а нужен человек. Рассудком понимаешь, а чувства бунтуют, верно?
Нельзя, мол, так! Это, мол, убийство! Ты смотришь на Борьку и понимаешь,
что ты его не мог бы уговаривать на такое... Верно, ты не мог бы! Вам,
Стружковым, такие идеи просто в голову не придут! Но скажи по
справедливости: не кажется ли тебе, что кому-нибудь да должны приходить в
голову такие вот неприятные идеи? Что это даже удобно: можно спокойненько
сидеть и обличать подонков, которые до такого додумываются!
   Вот тут мы с Борисом-72 среагировали совсем по-разному! Борис
разозлился, у него даже дыхание сперло от злости, и он с трудом сказал,
что, мол, пожалуйста, пускай Аркадий закажет себе светящийся неоновый
венчик или терновый венец из поролона и носит повседневно, а он на такую
славу не претендует. А мне сделалось очень грустно, и я начал сбивчиво
уверять Аркадия, что мы его понимаем и что никто его не обвиняет...
   - Нет, обвиняет! - перебил меня Аркадий. - И он обвиняет, и ты... Ну,
ты это лучше как-то воспринимаешь... Неужели тебе не понятно, - обратился
он к Борису-72, - что другого выхода просто не было? Если бы принял
нембутал я, это значило бы одно: что Аркадий Левицкий дожил до 1972 года,
а там умер. На Аркадия-70 это никак не повлияло бы. Если бы Аркадий-70
принял нембутал в обычном мире, без переходов во времени, результат был бы
тоже однозначным:
   Аркадий Левицкий дожил только до 1970 года, и в 1972 году уже некому
размышлять над этими проблемами. Но после моего перехода в прошлое наша
линия удвоилась. - Аркадий ткнул прутиком в мой чертеж. - И если одна из
этих линий оборвется вот здесь, - он обвел кружочком крестик на линии
Аркадия-70, - что произойдет тогда с другой линией? Вот в чем был вопрос!
И ответить на него можно было только одним путем... Тебе что,
действительно это непонятно? А тебе? - спросил он нас обоих поочередно.
   Лицо у него почернело, заострилось. Я глянул, и мне стало больно.
   - Борька, прекрати этот разговор, - взмолился я. - Достаточно мы уже
понимаем, и никаких сейчас других путей не видим, а если б и увидели, то
сделанного не переделаешь.
   - Ладно... ты, наверное, прав, - буркнул Борис. Некоторое время мы все
молчали. Борис спросил:
   - Ну, хорошо, а зачем тебе понадобилось тут же рвануть в будущее? Ты
что, не мог там... пронаблюдать...
   Аркадий с испугом глянул на него и тут же отвернулся.
   - Я считал... - ответил он, слегка запинаясь, - я предполагал, что мне
следует пересечь в хронокамере момент его... исчезновения.
   Сам же я только что предложил прекратить этот разговор, а тут не
утерпел, ввязался.
   - Хитришь, Аркашенька, - сказал я. - Ни черта тебе