отодрать. Джинна всячески извинялась, но я заверил ее, что все в порядке. Она пододвинула одно из кресел и положила на него подушку. Я сел и только тогда понял, что это кресло-качалка. Едва я устроился поудобнее, Феннел тут же перебрался ко мне на колени. Он был удивительно теплым. Я сложил руки на груди, всячески его игнорируя. Он искоса посмотрел на меня.
     Будь добр ко мне. Больше всех она любит меня.
     Прошло некоторое время, прежде чем я собрался с мыслями.
     - Так что с Недом? - спросил я.
     - Неду давно следовало бы лежать в постели, поскольку его наставник хочет видеть его еще до рассвета. И где же шляется этот негодник? Он увивается за дочкой госпожи Хартшорн, юной, но весьма легкомысленной особой. Сванья отвлекает его от обучения, даже ее собственная мать утверждает, что ей следовало бы побольше бывать дома, заниматься хозяйством и учиться ремеслу.
     В ворчливом голосе Джинны беспокойство мешалось с улыбкой. Меня удивило, что она так тревожится из-за Неда. Я даже почувствовал укол ревности - ведь Нед мой мальчик, при чем здесь Джинна?
     Между тем она налила нам обоим чаю и, усевшись в свое кресло, вновь взяла в руки вязание. Тут только наши взгляды встретились. Она внимательно всмотрелась в меня, а потом наклонилась вперед, не спуская с меня глаз.
     - О Том! - сочувственно воскликнула она. - Мой бедный Том, что с тобой случилось?
     Он пуст, как колода, которую проели мыши.
     - Мой волк умер.
     Я сам поразился, что так прямо сказал правду. Джинна молча смотрела на меня. Я знал, что она не сможет понять. Но потом, когда молчание затянулось, мне вдруг показалось, что она что-то поняла, поскольку не стала произносить ненужных слов. Отложив вязание в сторону, она положила руку мне на плечо.
     - С тобой все будет в порядке? - спросила она.
     Я знал, что это не пустой вопрос. Джинна внимательно выслушала мой ответ.
     - Со временем, - ответил я и впервые признал, что это правда.
     И хотя я ощущал себя предателем, у меня появилась уверенность, что придет время, когда я снова стану собой. И я познал ощущение, о котором говорил мне Черный Рольф. Волчья часть моей души пошевелилась, и я услышал:
     Да, ты снова станешь собой, так и должно быть.
     Слова прозвучали с такой же ясностью, как если бы их произнес в моем сознании Ночной Волк. Как воспоминание, но нечто большее - Рольф не обманул. Я сидел совершенно неподвижно, наслаждаясь удивительным ощущением. Потом оно прошло, и по моему телу пробежала дрожь.
     - Выпей чаю, ты замерз, - посоветовала Джинна, наклоняясь, чтобы бросить полено в камин.
     Я повиновался. Когда я поставил чашку на столик, мой взгляд случайно упал на висящий над камином амулет. Изменчивый свет танцующего пламени заиграл на бусинках. Гостеприимство. Чай был горячим, сладким и успокаивающим, кот мурлыкал на моих коленях, женщина смотрела с нежностью. Быть может, на меня действует амулет? Если да, я не возражал. На душе стало немного легче.
     Приласкаешь кота - и тебе станет лучше, - заявил Феннел.
     - Сердце мальчика будет разбито. Он знал, что волк уйдет за тобой. Я встревожилась, когда твой зверь исчез, но Нед сказал мне, что все будет хорошо, поскольку волк отправился за Томом. О, для него это будет таким ударом! - Она внезапно замолчала, но потом добавила: - Со временем он утешится. Ему бы следовало уже быть дома. Что ты намерен с ним делать?
     Я вспомнил о своей юности, о Верити и даже о Дьютифуле. Подумал о том, какое влияние оказывает на нас долг, как он формирует нашу жизнь. Да, мальчику следовало вернуться домой и улечься в постель, чтобы не вызвать завтра гнева своего наставника. Он лишь ученик, и его будущее еще не определилось. Ему не следует ухаживать за девушками. Я мог проявить жесткость и напомнить ему о долге. И он послушается меня. Но Нед не сын короля или королевского бастарда. Нед может оставаться свободным. Я откинулся на спинку кресла. Оно начало раскачиваться, и я рассеянно погладил кота.
     - Ничего, - ответил я. - Пусть еще немного побудет мальчишкой. Не стану мешать ему влюбляться и поздно ложиться спать. Пусть у него болит голова по утрам, а наставник распекает за опоздания. - Я повернулся и посмотрел на Джинну. Блики света танцевали на ее лице. - Пожалуй, я не стану ругать Неда.
     - Ты думаешь, это разумно? - спросила она, но на ее лице появилась улыбка.
     - Нет. - Я задумчиво покачал головой. - Я полагаю, что это глупо, но чудесно.
     - Понятно. Тогда ты останешься, чтобы выпить еще чашку чаю? Или тебе нужно срочно возвращаться к своим обязанностям?
     - Сегодня я свободен. Обо мне никто не станет скучать.
     - Ну, тогда я налью тебе еще чаю. - И она налила ароматный напиток в мою чашку с такой живостью, что на душе у меня потеплело. - И ты проведешь время там, где по тебе скучали. - Она поднесла свою чашку к губам и улыбнулась.
     Феннел громко, довольно урчал.

Эпилог

     Было время, когда я считал, что делом моей жизни будет написание истории Шести Герцогств. Я много раз начинал эту работу, но потом отвлекался на описание подробностей своей маленькой жизни. И чем больше я слушал рассказы других людей и изучал книги, тем больше проникался убеждением, что такие записи нужны вовсе не для того, чтобы сохранить знания. Они необходимы, чтобы зафиксировать прошлое определенным образом. Как высушенный цветок, мы пытаемся удержать его и сказать: все было именно так, как в тот день, когда я все это видел. Но подобно цветку, прошлое нельзя поймать и сохранить нетронутым. Оно теряет свой аромат и жизненную силу, хрупкость превращается в ломкость, цвета тускнеют. И когда ты в следующий раз смотришь на цветок, то понимаешь, что хотел запечатлеть совсем другой миг, который исчез навеки.
     Я записываю свои наблюдения и свою историю. Я запечатлеваю свои мысли, идеи и воспоминания на бумаге. Вот сколько мне удалось сохранить. И я верю: поверяя слова бумаге, я сумею извлечь смысл из всего, что произошло, что следствие будет вызвано причиной, причина каждого события станет для меня очевидной. Возможно, я пытаюсь оправдать себя - не только то, что сделал, но и то, кем стал. В течение многих лет я писал почти каждый вечер, тщательно объясняя себе мой мир и мою жизнь. Я складывал свитки на полку, веря, что мне удалось уловить смысл прожитых дней.
     Но однажды я вернулся домой и обнаружил, что мои записи исчезли, а обрывки свитков лежат во дворе на растоптанном мокром снегу. Я сидел на лошади и смотрел на них. И тогда я понял, что прошлое вновь вырвалось на свободу и мои попытки понять и зафиксировать его тщетны. История не более определенна и мертва, чем будущее. И прошлое не дальше, чем ваш последний вздох.