з, но в самый последний момент новый текст и мажорный ключ вернули
ему силу.
   Хинкель был удивлен. Он даже попятился к трону.  Бесследно  исчезло
высокомерное нахальство.  Джон-Том  играл  и  пел,  фиолетовое  облако
напирало.
   Наконец Хинкель, видимо, решил, что сейчас  уместны  более  суровые
меры. Он тоже запел, и это замедлило,  но  не  остановило  продвижение
облака.
   -  Ага,  чувак,  получается!  -  Мадж  неистово  прыгал   рядом   с
Джон-Томом, размахивал мечом над головой. - Задай ему  перцу!  Покажи,
чего стоит настоящий чаропевец!
   - Именно это я и собираюсь сделать, - проворчал  Джон-Том,  -  если
только ты не снесешь мне башку дурацким мечом!
   - Ой, извини.
   Выдр поспешил снизить энтузиазм и заодно - оружие.
   Хинкель, не в силах  одолеть  грозный  фиолетовый  туман  и  музыку
Джон-Тома, с диким взором отступал, пока не уперся  в  свое  помпезное
сиденье. В тот самый момент, когда Мадж был готов  ринуться  вперед  и
покончить   с   делом   совершенно   немелодичным    ударом    клинка,
певец-неудачник отчаянно закричал. То был жалобный плач ребенка, всеми
затурканного,  никем  не  любимого,  в  игры  не  званного,  даже   не
последнего в классе по успеваемости (это  все  же  лидерство,  хоть  и
шиворот-навыворот), а из последней десятки,  из  тех,  кому  успехи  в
жизни не светят по определению.
   В ответ на этот плач из пустоты,  что  таилась  доселе  за  троном,
исторглась сверхъестественная подмога. И впервые с того  момента,  как
нога Джон-Тома и лапа Маджа ступили на остров, за крепостными  зубцами
засверкали молнии. Черные молнии!
   По кривоотесанным камням раскатывался злобный гром, сотрясая  замок
до самого основания. Стихи Хинкеля были почти бессмысленны,  музыка  -
как и раньше, невыносима, однако на сей раз в каждую ноту вкладывалось
выстраданное отчаяние, острое, патетическое устремление. И так жалобно
это звучало и выглядело, что Джон-Том заколебался.
   Но не это промедление стоило атакующей стороне  инициативы.  Просто
Джон-Том  и  Мадж  вдруг  очутились   перед   численно   превосходящим
противником.
   Разнообразные призраки выныривали из тьмы,  разодетые  кто  во  что
горазд,  от  атласных  камзолов  и  шелковых  шальвар   до   хлопковых
набедренных повязок и  овчинных  безрукавок.  Иные  щеголяли  римскими
тогами, иные -  синими  рваными  джинсами  и  поношенными  сандалиями.
Выцветшие  галстуки-бабочки,  растрескавшиеся  бусы  братской   любви,
волосатые  руки,  торчащие  из  тесных  смокингов,  черные  кожанки  с
золотыми галунами...
   Одно из приблизившихся к Маджу привидений было одето по моде  столь
чудовищной, что бывалому выдру пришлось отвести взгляд.
   - Только не это! - простонал Мадж. - Все, что угодно, только  не...
плед в клетку!
   Призраки влетали в огромный зал на  крыльях  с  ветхими  перьями  и
дырявыми перепонками. По всем этим созданиям давно  скучала  ванна.  И
они играли на лету. И пели, и гудели, и  хлопали  в  ладоши  -  каждый
задавал собственный ритм и не желал следовать чужому.  Они  держали  в
руках  инструменты   -   от   древних   лютней   до   суперсовременных
синтезаторов; наличествовали также все промежуточные ступени.
   Джон-Том  узнал  виолу  "да  гамба".  Один  из   призраков   терзал
расстроенный гамелан. Были тут и  флейты,  и  гитары,  и  маракасы,  и
барабаны, и дидеридо, и банджо.
   И хотя каждый фантом  выказывал  определенную  степень  безвкусицы,
никто не пускал петуха лучше Иеронима Хинкеля.  Правда,  окружение  он
себе подобрал достойное  -  Джон-Том,  у  которого  едва  не  лопались
перепонки, не мог не признать этого. А  бедняга  Мадж  оказался  перед
летучими ужасами совершенно беззащитным, он мог лишь стоять и  держать
в лапах меч, как  стальной  талисман.  Увы,  клинок,  способный  легко
рассекать  плоть,  оказался  непригодным  против  тектонически   дикой
музыки.
   И тогда выдр снова отступил за спину друга.
   - Че это, во имя великой вони!
   - Духи. - Трудно стало сохранять подобающую манеру  исполнения  под
таким сокрушительным звуковым  шквалом.  -  Тени  покойных  музыкантов
моего мира. - Джон-Том болезненно  поморщился.  -  Самые  бездарные  и
бесталанные в истории поп-музыки. И все они, похоже, соберутся сегодня
в этом зале.
   Между тем  Хинкель  успел  прийти  в  себя.  С  горящим  взором  он
спустился с трона,
   - Что, не нравится?
   Еще бы нравилось! От особенно мучительного "дзын-н-нь" акустической
гитары у Джон-Тома выступили слезы.
   - Это хорошие музыканты! - Хинкель наступал. - Просто их не  поняли
современники, как не  поняли  меня.  Хотя,  конечно,  никто  мне  и  в
подметки не годится.
   Мадж пятился подальше от жуткой сцены.
   - Чувак, сделай же чей-то! Я больше не выдержу!
   Джон-Том, принявший чей-то сольник за  молитву  в  ритме  диско  (и
угодивший в точку) тоже поймал себя на том, что сдает позиции. Но путь
к отступлению  ему  отрезала  тень  карикатурного  подражателя  Элвису
Пресли - сей выходец  из  индийского  штата  Уттар-Прадеш,  обладатель
голоса   поистине   лавкрафтианского,   прикида   в   блестках    а-ля
лас-вегасский ковбой, пышных бакенбард и волос, уложенных  в  прическу
"помпадур" с помощью большого количества свиного жира, предлагал  свою
версию "Тюремного рока". Это было хуже, чем издевательская пародия,  -
это была попытка доведения до самоубийства.
   Паря   на   тонких   мышиных   крыльях,   коренастый,   пузатенький
экс-приказчик из трущобного пригорода Осаки  тщился  обуздать  (именно
обуздать)  классический  блюз  Бесси  Смит.  Наверное,   если   пилить
титановый сплав пилой, и то получилось бы лиричней.
   Несостоявшийся рок-н-ролльщик из Восточной Пруссии вносил достойный
вклад  в  гармоническое  столпотворение,  самозабвенно  калеча   своим
аккордеоном "Лестницу в небо". Выпускник новоанглийской частной школы,
в форменном йельском свитере,  белых  слаксах  и  яхтсменских  туфлях,
манерно  подражал  лучшим  произведениям  Джо  Коккера,  а  обделенная
чувством юмора лесбиянка из Де-Мойна пыталась убедить вечность в  том,
что умеет играть на казу "Я всегда тебя буду любить".
   И еще много, очень много других.
   Джон-Том и Мадж животики бы надорвали от хохота, не будь  опасность
столь  реальной.  Чаропевец  чувствовал   ее   всеми   фибрами   души.
Требовалось срочно что-нибудь предпринять,  найти  достойное  средство
защиты! Но трудно думать о нотах и стихах, когда  уши  разрываются  от
боли, когда лязгают зубы,  когда  у  тебя  на  глазах  терзают  сердце
музыки.
   В гуще вопящих, вразнобой играющих призраков, набранных невесть  из
какого поп-музыкального "Некрономикона", стоял с губной  гармоникой  в
руках Иероним Хинкель и ухмылялся подобно злобному троллю.  Фиолетовый
туман, атакуемый со всех  сторон,  корчился,  дергался,  тщетно  искал
выход из диссонансной западни. Как антиматерия  аннигилирует  материю,
так и антигармония Хинкеля  грозилась  разделаться  с  любыми  плодами
чаропения Джон-Тома. Еще немного -  и  дьявольские  вибрации  в  щепки
расколют незаменимую дуару. И тогда пиши пропало!  Джон-Том  не  видел
выхода, кроме отступления.
   - Midi veni, vici! [Искаж. фраза Юлия Цезаря "Veni, vidi, vici!"  -
"Пришел,  увидел,  победил!"  У  Хинкеля  получилось   что-то   вроде:
"Посредственный пришел, победил!"]
   Хинкель с  гомерическим  хохотом  ринулся  в  погоню  за  незваными
гостями, взмахами руки увлекая за собой армию неудачников.
   Спасаясь от воющих миньонов  Хинкеля,  Джон-Том  и  Мадж  стремглав
выбежали из центральной башни. Кругом  отслаивалась  горная  порода  -
антимузыка дробила черный базальт в пыль, крошила  в  острые  обломки.
Стоило ли удивляться, что в суматохе путники не нашли склона,  которым
поднимались к замку?
   Мадж,  резко  остановившись  на  самом  краю  отвесного  обрыва,  в
отчаянии искал альтернативный путь к спасению.  Внизу,  в  неизмеримой
дали, разбивались  о  голый  камень  волны,  их  грохот  звучал  здесь
шепотком пены. Джон-Том остановился рядом с другом.
   Хинкель с нечистым хором не заставили себя ждать.
   - Так что извини, приятель. У тебя был шанс, но ты его  упустил.  Я
не позволю ни тебе, ни кому другому вставать у меня на дороге.
   И тут он сделал самое худшее из того, что мог бы сделать,  -  запел
под аккомпанемент потусторонних приспешников. Открытое место ничем  не
могло сдобрить его  голос,  неприемлемый  для  чужого  организма,  как
инородная молекула ДНК.
   Мадж шатался на краю обрыва, беспомощно зажимая уши лапами.
   - Джон-Том, сделай же чей-то! Не то мне хана!
   Чаропевец глянул в бездну.  Даже  выдру  с  его  сверхъестественной
ловкостью не спуститься по гладкой скале.  Вот  если  бы  перепрыгнуть
через бездну на соседний, сравнительно невысокий пик  -  оттуда  можно
легко вернуться на берег. Увы, оба не располагали крыльями или хотя бы
возможностью обзавестись ими в ближайшем времени.
   - Я не знаю...
   -  Спой  чей-то!  Оптимистичное,  обнадеживающее!  -  убеждал   его
перепуганный Мадж. - Спой громко, чисто спой!
   За многие годы Джон-Том набрался опыта в сочинении мелодий и стихов
в экстренных ситуациях. И песня,  которую  он  наконец  затянул,  была
столь же очаровательна, сколь отталкивающи опусы Хинкеля. В  сравнении
со своим противником неровный голос  Джон-Тома  казался  тенором  Ната
Кинга Коула.
   Почему на память сразу пришло соло Доннера из финала "Золота Рейна"
- он объяснить не  мог,  но  рок-версия  героической  оперы  оказалась
именно тем, чего  требовали  обстоятельства.  Джон-Том  не  располагал
молотом и не мог обрушить  его  на  камень  под  ногами,  но  он  имел
возможность призвать к себе в союзники очень серьезный хэви-металл.
   Из музыкального инструмента забил фиолетовый дым, но  не  струйкой,
как в прошлый раз, а ровной, почти идеальной дугой. Он  протянулся  от
корпуса дуары через головокружительную бездну и  менял  цвет  по  мере
того, как сгущался. Пройдя через все оттенки  солнечного  спектра,  он
выкристаллизовался в радужный мост - от края обрыва до далекого берега
внизу.
   Одуревший от боли в ушах и голове, Мадж  не  медлил  ни  секунды  -
скакнул на радугу и помчался вниз, его башмаки дюйма на два утопали  в
податливом пламенеющем сиянии.
   - Чувак, дуй за мной! - крикнул он Джон-Тому. - Мостик выдержит!
   - Так нечестно, так нечестно! - Хинкель бросился было вдогонку,  но
ему не хватило смелости ступить на прозрачный мерцающий мост. Да и  не
было  такой  необходимости.  В  сторону  Джон-Тома  ткнул   измазанный
кетчупом палец. - Взять их! Бейте по ушам! Увеличьте громкость!
   Диссонирующий хор взмыл на ветхих, но все еще  надежных  крыльях  и
ринулся вперед.
   - Кореш, ты тока вниз не гляди!
   Радуга  позволяла  двоим  бежать  бок  о  бок,  но  все   же   была
недостаточно широка. По обе стороны ее на несколько тысяч  футов  вниз
простиралась пустота.
   Они  бежали,  а  по  барабанным  перепонкам  хлестали  пародии   на
музыкальные произведения. Джон-Том  оглянулся:  слуги  Хинкеля  быстро
сокращали расстояние.
   - Догоняют!
   Мадж  попытался  добавить  прыти.  Будь  у  него  подлиннее   лапы,
Джон-Тому не угнаться бы за ним.
   - Нет, чувак, нам точно опаньки! -  прохрипел  выдр.  -  Они  летят
быстрее, чем мы сучим мослами.
   - Знаю. Плохую музыку не обгонишь.
   Было уже ясно, что Хинкель решил  их  прикончить.  Не  позволит  он
разгуливать  по  своему  острову  Джон-Тому  или  другому   обладателю
опасного могущества. Что простительно  нескольким  жалким  оборванцам,
бывшим  товарищам  Хинкеля  по  ансамблю,  то  заказано  способному  и
опытному чаропевцу. Между тем радуга уже неуверенно  вибрировала,  она
тоже страдала от пыточных мелодий.
   У преследователей были крылья. Вот бы  и  Джон-Тому  с  Маджем  ими
разжиться! Много чего могло прийти Джон-Тому на  ум  в  эти  отчаянные
мгновения, но пришла почему-то рекламная  песенка,  посвященная  кукле
какой-то девчушки. На раздумья и сомнения не было времени -  вооружась
идиотскими меркантильными виршами, он  бросил  вызов  душераздирающему
хору посредственностей.
   Под  ногами  заклубился  серебристый  дымок.  Несколько  раз   тихо
щелкнуло. Через секунду выдр и человек понеслись дальше, но теперь они
легко набирали скорость. Разъяренные преследователи удвоили усилия как
в летательном, так и в музыкальном аспекте,  но  не  добились  успеха.
Дистанция между гончими и жертвами неуклонно увеличивалась.
   - Вот черт! Кореш! Че это за фиговины?
   Мадж, которого природа наградила поразительной ловкостью  и  низким
центром тяжести,  без  особого  труда  сохранял  равновесие.  Джон-Том
приноровился довольно быстро, но все же не без усилий.
   - Мы называем их роликовыми коньками!
   Выдр катил рядом, но Джон-Тому  пришлось  кричать  во  весь  голос.
Вместе со скоростью нарастал шум ветра в ушах.
   - А че, кажись, мне нравится!
   Мадж помчался спиной вперед, потом - на  одной  лапе,  а  Джон-Тому
еле-еле удавалось держаться вертикально. Он едва не  выругался,  когда
Мадж лихо проделал сальто вперед и  легко  опустился  на  ролики.  "А,
пошел ты, - подумал Джон-Том. - Если  сейчас  сыграешь  вниз  -  пеняй
только на себя".  Но  вслух  этого  не  сказал  -  был  слишком  занят
эквилибристикой.
   - Отродясь ничего подобного не  видал!  -  Выдр  низко  нагнулся  -
рассмотреть незнакомые штуковины на башмаках.  Конечно,  это  были  не
крылья, но они позволили беглецам  быстро  оторваться  от  кровожадных
призраков. Инквизиторская музыка превратилась в неприятный  шепот,  не
более того.
   - То-то мы им нос утерли! - Торжествующий Мадж глянул на  друга.  -
Меня, чувак, теперь тока одно маленько беспокоит.
   - Что?
   Джон-Том не позволял взгляду отлипнуть от разноцветной дороги.
   - Как эти хреновины остановить?
   - Ты меня спрашиваешь?
   Чаропевец, едва не потеряв равновесие, неистово  замахал  руками  и
кое-как выпрямился. При этом дуара  подпрыгивала  и  громко  билась  о
спину.
   Выдр, одной лапой придерживая тирольку, присел на корточки,
   - А, ну тада отлично. Можа, выясним, када  доберемся  до  конца.  А
пока буду наслаждаться каждой секундой езды. Вот это кайф! Лучше всего
на свете.
   На скорости где-то между двадцатью и двумя тысячами миль в час  они
пронеслись мимо троицы потрясенных джерсийцев.  Оборванные  музыканты,
узнав  в  роликобежцах  своих  новых  знакомых,  испустили  дружный  и
радостный вопль. Но человек и выдр не откликнулись -  им  было  не  до
того.
   Музыкальному  облачку,   их   неразлучному   спутнику   от   самого
Колоколесья, пришлось вытянуться в розовую струнку, чтобы не  отстать.
Любой захудалый  призрак  намного  превосходил  блуждающую  музыку  по
массе, и в поединке она не имела бы шансов.
   Чаропевец между тем заметил, что земля приближается очень быстро. А
как остановиться, он по-прежнему не знал. Дуара  сейчас  бесполезна  -
душа уходила в пятки при одной мысли об игре на таких скоростях,  Выдр
держался рядом, Джон-Том уже давно не видел подобного блеска у друга в
глазах - это прежний неугомонный, неукротимый Мадж! Если и  не  судьба
им пережить бегство, по крайней мере, один из них погибнет на  вершине
блаженства.
   Вот  промелькнули  в  стороне  принцессы  и  четверка  солдат;   их
приветственные  крики  и  восторженные  рукоплескания  едва  дошли  до
сознания  новоявленных  роликобежцев.   К   счастью,   радужный   мост
заканчивался за скоплением отполированных волнами черных  валунов,  на
мелководье. Иначе бы не собрать им костей.
   Джон-Том приготовился к удару и уже собирался закрыть глаза,  когда
перед ним растерянно заклубился  туман.  В  его  гуще  висел  знакомый
силуэт.
   - Как раз вовремя! Я-то думал, мы больше не...
   Фасеточные глаза не могли расшириться  от  изумления,  зато  отпала
многосегментная челюсть, а антенны встали торчком.
   Человек и выдр влетели в туман.
   Он без остатка поглотил инерцию - с таким же успехом  можно  мешать
соломинкой  горячий  шоколад.  В  последний  миг  Джон-Том   всплеснул
ладонями, закрывая лицо,  и  почувствовал,  как  врезается  во  что-то
неподатливое. Желудок сделал три подскока и два с  половиной  оборота.
Рядом изумленно тявкнул Мадж.
   Чаропевец  решил,  что  земля  и  правда  плоская,   древние   были
совершенно правы. Ее кто-то расплющил в монету, и Джон-Тома угораздило
сорваться с края.


Глава 24

   Когда Джон-Том открыл глаза, оказалось, что он  лежит  на  полу  из
желто-оранжевого паркета. Плитки образовывали узор  -  соприкасающиеся
сторонами шестиугольники.  С  ног  исчезли  ролики.  Первым  делом  он
подумал о драгоценной дуаре - к счастью, она чудесным образом пережила
удар.
   Пол  казался  каким-то  неправильным.  При  ближайшем  рассмотрении
выяснилось, что паркет не деревянный, а  из  мудреного  пластмассового
заменителя. Джон-Том тщательно ощупал себя -  синяков  и  ссадин  хоть
отбавляй, но кости как будто целы, кровотечений нет, органы работают в
соответствии  с  замыслом  природы.  "Однако  чего  природа  точно  не
замышляла,  -  подумал  чаропевец,  -  так   это   нашего   последнего
приключения".
   Мадж уже поднялся и с мечом в лапе приближался к старому знакомому.
В последний миг перед тем, как все кругом сошло с ума, Джон-Том  узнал
странное насекомое, регулярно выскакивавшее из другой реальности с тех
пор, как они покинули Машупро.
   Насекомое  стояло  физиономией  к  ним   и   возилось   с   пультом
пристегнутого  к  спине  устройства.   Встроенные   лампочки   меркли,
чернели.
   Мадж буравил жука взглядом.
   - Джон-Том, ты как?..
   - Ничего, все в порядке.
   Чтобы убедить в этом самого себя, Джон-Том поднялся. Мышцы выразили
нервной системе официальный протест, но подчинились.
   - Это не предусматривалось, - сообщил жук.
   - Вы не шутите? - Джон-Том  казался  каланчой  рядом  с  многоногим
созданием,  по  высоте  не  превышающим  Маджа.  Помещение,  где   они
очутились, представляло собой полусферу.  Мебель  предназначалась  для
существ с числом конечностей не  меньше,  чем  у  Джон-Тома  и  Маджа,
вместе взятых, и занимала весь периметр комнаты, кроме  участка  стены
против  двери,  -  последний   прятался   за   неизвестной   Джон-Тому
электроникой. Чаропевец не был искушен в  технике,  он,  в  частности,
верил, что все компьютеры держат на него зуб и нажатие любой кнопки на
стереосистеме,  кроме  выключателя  и  регулятора  громкости,  чревато
непредсказуемыми последствиями.
   Сейчас он был уверен в одном: тут действует технология - или  магия
- высшего порядка. Это вопрос дефиниций, не более того.
   - Что с нами произошло?
   - Да, че тут за фигня?
   Мадж повел мечом, чем, похоже, нисколько не устрашил насекомое.
   Голос жука полился из висящей под его ротовым отверстием коробочки.
Одной хватательной конечностью он приглаживал усики, остальными  тремя
по-лекторски жестикулировал.
   -  Кажется,  наконец  удалось  должным  образом   обеспечить   ваше
физическое  присутствие.  Но,  к  сожалению,  я  не  имел  возможности
контролировать процесс вашего движения. Могу смело сказать: вам  очень
повезло, что остались живы.
   - Верю, еще как верю - Джон-Том кивнул. - Я уж было  твердо  решил,
что нам крышка. Мадж,  опусти  меч.  Этот...  господин  не  собирается
причинять нам зла.
   - Никоим образом не собираюсь, - с чувством проговорил инсектоид. -
Вам также следует знать: мои предыдущие  целенаправленные  перемещения
заканчивались  неудачно,  однако   итоговый   результат   эксперимента
оказался вполне удовлетворительным.
   Джон-Том недоуменно заморгал.
   - Целенаправленные?
   - Естественно. Неужели вы думаете, что через все эти неприятности я
прошел исключительно ради светской беседы с вами? Моя память  на  этот
раз выдержала, я  вспомнил,  какую  задачу  ставил  перед  собой.  Это
потребовало гораздо больших усилий, чем я  поначалу  рассчитывал,  но,
по-моему, дело того стоило.
   Он указал влево.
   Обл