о, или, типа, хана  контракту.  Продюсер
этот - вшивый радикал, ну, ты меня понимаешь. Ему или сразу  все,  или
ничего никогда.
   - Ну, мы и тиснули в "Войсе" объяву, мол, срочно требуется,  и  так
далее, - огорченно добавил Газерс. - Эх, дядя, кто  только  к  нам  не
просился конкретно! Да вот только маловато среди них певцов. А  может,
вся беда в том, что нас время поджимало.
   - Еще как поджимало, - пробормотал Циммерман.
   - Ну, короче, - продолжал Газерс,  -  объявился  этот  парняга.  На
вывеску -  не  Ален  Делон,  но  и  не  чудище  Франкенштейна.  Ростом
невеличка, не семи пядей во лбу, но мы решили, что для солиста это  не
главное. Короче, получаем мы длинный список его достоинств, и выглядит
он будьте нате. Правда, будьте нате даже чересчур, но больше никто  не
клюет, да и со временем катастрофа. Ну, ты понимаешь. Мы собирались  в
понедельник первым делом  записать  две  дорожки.  Ну  а  он  говорит:
положитесь на меня, орлы, не дергайтесь, давайте текст, а я подскочу в
срок. Ну, мы ему даем бумажки и пленки и в понедельник все  собираемся
у Майка в домашней студии звукозаписи.
   Циммерман закатил глаза.
   - Там два техника уже скучают, -  продолжал  Газерс,  -  Майк  рвет
удила, мы настраиваемся и начинаем, а эта задница с ушами, Хинкель,  с
дурацкой  сволочной  улыбочкой  кивает  и  разевает  пасть.  В  натуре
разевает! Я к тому, что это надо было слышать!
   - Его счастье, что не слышал.
   Циммерман состроил выразительную мину.
   - Че не слышал?
   Маджа наконец захватил рассказ незнакомцев.
   - Голос его, приятель. Голос!
   Газерс неистово кивал.
   - О парнях, которым петь не дано, моя  бабушка  так  говорила:  "не
могут нести тунца в корзинке". Так вот: этому Хинкелю, чтоб  ты  знал,
даже пустую корзинку не поднять.
   - Кошмар  -  это  еще  мягко  сказано,  приятель,  -  разволновался
Циммерман. - Хинкель - король петухов. Хуже просто некуда!
   Воспоминание вынудило Газерса скривиться.
   - Вести он не может, подтягивать не может, фразу пропеть не  может,
даже подделаться не может. Очень сомневаюсь, что  он  хоть  одну  ноту
знает. Майк с техниками даже не сразу просекли, что он мнит свой вопеж
пением. Скоро вся студия покатывалась со смеху - какая уж тут работа.
   А самое удивительное - этот олух думал, что все идет как  надо!  Не
врубался конкретно, почему все техники ржут, а  у  нас  волосы  дыбом.
Спрашивает, чего это мы не играем, ведь он только-только распелся.
   - Ага, так  и  сказал.  -  Даже  сейчас  Хилл  не  мог  поверить  в
реальность происшедшего. - "Только-только распелся".
   - На него смотреть спокойно никто не мог,  -  продолжал  Газерс.  -
Может, я и зря к нему так суров, но ведь этот козел подвел  и  нас,  и
Майка, и техников, и ребят, которые платили, ну, ты понимаешь.  У  нас
ведь времени оставалось кот наплакал, и деньжат наскрести  уже  негде.
Вот мы его и вышвырнули. Прямо как  в  кино:  схватили  за  рубашку  и
штаны, и - с лестницы.
   - И че потом? - поинтересовался Мадж.
   Хилл глубоко вздохнул:
   -  Ну,  типа:  импровизировали,  как  могли.  Поочередно  с  Джимми
выдавали вокал. Мы не певцы, но рядом с Хинкелем - Ковердэйл и Пэйдж.
   - А с ним что стало? - спросил Джон-Том.
   Хилл и Газерс переглянулись.
   - Пару месяцев мы его не видели, - ответил гитарист.  -  Играли  от
случая к случаю на вечеринках. Конкретно, брали, что  подворачивалось,
бабки лишними никогда не бывают, да и на людях  не  вредно  показаться
лишний раз. Как-то раз  подрядились  в  один  клуб  в  центре  города.
Ожидалось, что там будет куча промышленников. Все прошло тип-топ. Едем
мы домой по мосту в фургоне Феликса, ну и, понятное дело,  поздравляем
друг дружку - заключили  на  вечеринке  пару-тройку  вполне  приличных
контрактов. И тут вдруг весь Истривер делает, как Габриэл.
   - Ангел? - спросил Джон-Том.
   Газерс глянул на него, сведя брови к переносице.
   - А что, есть такой ангел? Нет,  я  про  Питера  Габриэла.  Ну,  ты
понимаешь. Так вот, мы конкретно охренели! Мы  же  "чистый"  банд,  на
вечеринке никто ничего ни-ни.
   - Ни-ни! - твердо повторил Циммерман.
   - Поначалу я решил, что шутки ради  нам  чего-нибудь  подмешали,  -
объяснил Газерс. - А потом хлоп - и мы здесь. Просто "хлоп" -  и  все.
Ни фургона, ни Истривера, ни скоростной трассы,  ни  Большого  Яблока.
Вообще ничего.  Только  эти  камни  и  деревья,  правда,  сначала  они
выглядели куда приличней.
   - Это точно, - вставил Хилл.  -  Островок  раньше  так  паршиво  не
смотрелся.
   - И еще, - Газерс помрачнел, - нас тут поджидал Хинкель, и на морде
у него, чтоб ты знал, такое чванство и злорадство - словами  конкретно
не передать.
   - Аура мегаломании, - важно добавил Циммерман, намекая, что получал
образование не только в дешевых клубах и прочих грязных притонах.
   - Когда он сообщил, что все это - его рук дело, - продолжил Газерс,
- мы, понятно, захотели его вздрючить. И знаешь, что он  учудил?  Взял
да и поднялся в небо, вон в ту тучу диссонансов. Музычка под стать его
гнилой душонке. Бросил нас тут, а сам сбежал на  вершину.  -  Гитарист
ткнул пальцем. - Вон туда.
   Джон-Том и Мадж повернулись, подчиняясь  указующему  персту,  -  на
черную  облачную  спираль,  медленно  крутящуюся   над   утесами   под
бессистемный рокот громов.
   -  А  прежде  чем  удрать,  -  продолжал  Газерс,  -  сказал,   что
подключился к злым силам и они дали ему власть  над  всей  музыкой  во
вселенной.  Начинать  пришлось  в  этом  мире,  но  он  нисколько   не
сомневается, что очень скоро покорит музыку везде. - Гитарист  помотал
головой. - Это ж надо быть таким психом!
   - Злые силы? - переспросил Джон-Том. - Какие именно?
   Хилл кашлянул.
   - Да нам-то откуда знать? Этот придурок  нас,  простых  лабухов,  в
детали не посвящал. Может, он их в телефонном справочнике нашел?  Типа
"Силы. Злые".
   Циммерман медленно кивнул.
   - В "Манхэттенских желтых страницах" чего только ни увидишь.
   - Ладно, что бы он там ни подразумевал, - скривился Газерс,  -  оно
оказалось достаточно мощным, чтобы  нас  сюда  засосать.  Где  бы  это
"сюда" ни находилось. Он сказал, что хочет  конкретно  поквитаться  за
то, как мы с ним обращались.
   - Ага, как будто он сам не попытался  нас  поиметь,  -  пожаловался
Хил.
   - А знаете, что самое плохое в  житухе  на  таком  вот  острове?  -
сказал Газерс. - Мы играть не можем. Ни одной паршивенькой  нотки.  Ни
побарабанить, ни побренчать. Он крадет музыку. Не знаю,  как  это  ему
удается, но результат налицо.
   Мадж сочувственно поглядел на исхудалых, оборванных музыкантов.
   - Похоже, этот ваш чувак - настоящая гнида. Даже  одежку  в  дорогу
прихватить не позволил.
   Хилл отступил на полшага.
   - Усатый, ты о чем? Наш прикид - на нас.
   -  О,  шеф,  мои  извинения.  -  От  дальнейших  комментариев  выдр
воздержался.
   - Он сделался на этом острове  царем,  -  сообщил  вновь  прибывшим
Газерс, - и творит чары, чтобы отовсюду спереть всю музыку.  С  каждым
разом  у  него  получается  лучше,   и   очередная   порция   гармонии
проваливается в эту дыру.
   - Ага, даже такая ворона,  как  Хинкель,  может  отточить  игру,  -
объяснил Хилл. - Но не пение. Тут он с чем родился, с тем и помрет.
   - Он отлавливает музыку без разбора, - сообщил Газерс. - Кажется, я
слыхал китовьи песенки, о которых ты говорил. Я их  знаю,  потому  что
"Экзетер Якоффс" их записывают и используют...
   - Приятель, "Экзетер Якоффс" чего только не используют, -  напомнил
Хилл. - В одной теме у них была кошка...
   - Не будем отвлекаться, - перебил Джон-Том. - Мы говорили о музыке.
Где Хинкель держит ее?
   - В горе. - Циммерман пнул ноздреватую серую породу. - Этот остров,
кажись, бывший вулкан. Тут полно расщелин и пещер.  Много  чего  можно
спрятать.
   - Краденое сливается в главный кратер и поет само для себя -  такой
какофонии ты отродясь не слышал, -  объяснил  Газерс.  -  Целое  озеро
надерганной  отовсюду  музыки.  -  Он  показал  на  свои   обшарпанные
оранжевые с черным кожаные ботинки. - Залезть туда,  дядя,  не  так-то
просто, тебе бы мои шузы...
   - Да, посмотреть  там  есть  на  что,  -  чуть  ли  не  с  завистью
проговорил Хилл. - Уже не говоря о том, чтобы послушать. Я это к тому,
приятель, что если ты смыслишь в контрапункте...
   - Хинкель все там запрятал, - перебил его Газерс. - Китовьи  песни,
птичьи песни, рок, фолк,  народную  музыку,  электронную,  классику  и
такую, какой я в жизни не слыхал, и все это туда  свалено  и  мыкается
без всякой надежды на спасение.
   - И самой плохонькой из краденых мелодий его ослиный рев в подметки
не годится, - пылко добавил Циммерман.
   - Но зачем это все? - допытывался Джон-Том. - Чего он добивается? С
какой целью?
   Газерс снова замотал патлатой головой и беспомощно сказал:
   - Откуда мне знать? Это его спросить надо.
   - Сначала мы думали... ну, типа, чтобы отомстить, - рассуждал Хилл.
- А сейчас нам кажется, дело не только в этом.
   - Ага, - согласился Газерс. - Может, он так рассудил: если  спереть
весь музон, людям ничего другого не останется, кроме как  его  петухов
слушать. И поверьте, парни, если  вы  не  слышали,  как  Хинкель  поет
Дигби, вы не можете себе представить, какой это мрак.
   - Не можете, - эхом подтвердил Циммерман.
   - Оба-на! - тявкнул Мадж. - Ниче, щас мы положим конец этой  фигне.
- Он хлопнул Джон-Тома по  спине.  -  Мой  кореш  -  не  тока  великий
чаропевец, он еще и великий...  ладно,  ладно,  согласен,  через  край
хватил. Он еще и неплохой музыкант.
   -  Не  слишком  ли  ты  щедр  на  комплименты  в  этом  походе?   -
поинтересовался Джон-Том.
   Мадж невинно заморгал.
   - Шеф, да это ж моя натура, ты че, вчера родился?
   - Не поможет, - с сожалением произнес  Газерс.  -  Не  знаю,  дядя,
насколько ты хорош, да это и неважно. Хинкель, сволочуга, день ото дня
все сильнее. Залезешь к нему, он и твою музыку стибрит. Высосет  прямо
из этой стремной  гитары,  и  охнуть  не  успеешь.  А  тебе  останется
бессвязный лепет.
   - С вами так было? - поинтересовался Джон-Том.
   Циммерман с жалким видом кивнул:
   - В чистом виде. Теперь мы даже а капелла не  можем  петь.  Выходит
воронье карканье.
   Газерс постукивал лезвием самодельного томагавка по ладони.
   - Мы решили чисто конкретно  набраться  терпения,  выиграть  время,
авось и получится к Хинкелю подобраться. Но  хоть  его  пение  и  яйца
выеденного не стоит, он не совсем кретин. Задницу всегда прикрывает.
   -  Мы  ребята  мирные,  -  вставил  Хилл.  -  Когда  не  на  сцене,
расслабиться любим. Но сейчас - совсем другое  дело.  Хинкель  опасен,
его необходимо, типа, остановить. - Взгляд поднялся к облачным утесам.
- Но тут есть проблема: он не один. Было б иначе, мы бы просто залезли
туда и навешали ему.
   - Ага, навешали бы, - подтвердил Циммерман. - Но ему помогают.
   - Помогают? - В Мадже проснулись подозрения. - Кто и как?
   - Попробуйте его остановить - увидите, - веско заявил Газерс. -  Вы
и представить себе не в силах, до чего там погано.
   - Да, невиданная погань, - согласился Хилл. - И неслыханная.
   - Я много чего на своем веку видел и слышал.  -  Джон-Том  сохранял
хладнокровие. - И с воображением у меня полный ажур. -  Он  кивнул  на
тихонько звенящее облачко нот. - Возьмем, к примеру, эту музыку. Как я
подозреваю, ваш бывший приятель украл ее, но удержать  не  сумел.  Она
сильнее любой другой.  Наверное,  она  сбежала  и  отправилась  искать
подмогу. Аккорды всегда друг дружку поддерживают.
   - Он... как бы сказать... не идеален, - старательно подбирал  слова
Циммерман. - Силен - это да, но не всемогущ, в натуре.  Не  успел  еще
опыта  набраться.  И  если  все-таки  его   можно   остановить,   надо
поторапливаться.
   - Вы, ребята, на чокнутых здорово смахиваете, - заметил Джон-Том. -
Но говорите, как смышленые.
   - Да уж, видок у вас! - шепотком поддержал его выдр.
   - Ну ты, дядя! Да, мы любим тяжелую музыку, но разве это  означает,
что у нас и мозги тяжелые? - парировал Газерс.
   - Ты за  себя  говори.  -  Хилл  выбивал  на  плоском  камне  дробь
окоренными сучками и даже при столь невинном занятии боязливо  косился
на вершину. - Лично мне без мозгов очень даже неплохо живется.
   - Ладно,  среди  нас  есть  исключения,  -  раздраженно  согласился
Газерс. - А ты, дядя, что имеешь рассказать?
   Джон-Том пустился в воспоминания.
   - Это было давным-давно. Я учился в колледже, решал, дотягивать  ли
на адвоката или оставаться с любимой музыкой.
   - Да уж, трудный выбор.
   Циммерман хихикнул:
   - А ты сомневаешься? Ты моих родных не знаешь.
   - Вот что, дядя, только не надо тут мне ныть про родню,  -  осерчал
Газерс. - Мои предки в Скарсдейле живут, снобье, каких свет не  видел.
Я для них паршивая овца, и когда бываю дома, вожу гостей  через  дверь
для слуг, чтоб ты знал! Друзья  моих  предков  говорят,  что  я  своих
знакомых по помойкам собираю, прикинь.
   - А мои предки считают, мне самому на помойке место, -  пробормотал
Циммерман.
   - Я надеялся, если группа прогремит, моя родня... - Газерс  оборвал
фразу, и Джон-Том понял, что под маской спокойствия прячется настоящий
страх. И одиночество. Эта троица - просто большие дети, для них музыка
- весь мир. И вот их обидели, обокрали, даже пустякового мотивчика  не
оставили в утешение. Разве они не заслуживают сочувствия?
   - Я верну вам музыку. - Он с удивлением  услышал  страсть  в  своем
голосе. - Она наверняка там, вместе с остальной.
   - Ты уж поосторожней, приятель, - предостерег  Хилл.  -  Хинкель  с
виду сущее чмо и поет, как сливной бачок, но парень он  не  слабый.  Я
это серьезно говорю.
   - Ничего, нам  встречались  субчики  и  покруче,  -  Мадж  погладил
рукоятку меча. - Правда, чувак? Ты отвлечешь  его  песенками,  а  мне,
можа, подвернется шанс  маленько  раскроить  клепаную  глотку.  Оченно
трудно колдовать, када у тебя из шеи торчит полфута стали.
   - Поговорим о его возможностях. - Джон-Том повернулся к Газерсу:  -
Ты бы не мог получше описать тех, кто ему помогает?
   Гитарист состроил кислую мину.
   - Толку не будет. Похоже, они сменяют друг дружку по  его  прихоти.
Достаточно будет  сказать,  что  он  там  не  одинок.  Вокруг  Хинкеля
собрались таинственные силы, и они ему конкретно симпатизируют.
   - А хуже всего то, - добавил Хилл, - что он все еще поет. Типа, сам
для себя. Постоянно. Если день погожий и  ветер  в  нашу  сторону,  не
услышать его невозможно. - Он глянул  на  клубящиеся  злые  облака.  -
Скажи спасибо грому.
   - Маленько странноватый гром-то, - заметил Мадж, -  шума  много,  а
молний нету.
   - Лично я так считаю, -  решил  поделиться  своими  предположениями
Циммерман. - Хинкель до того паршиво поет,  что  у  стихий  начинается
мигрень, и для природы этот гром как бы способ выражения протеста.
   - Кто услышит Хинкеля, тот возненавидит, - добавил Хилл. - Это  наш
лозунг. Мы даже несколько песен на эту тему сочинили. Музыку он у  нас
отобрал, но стихи придумывать не  мешает.  Такая  задачка  ему  не  по
зубам.
   Газерс энергично кивнул:
   - У нас тут свободного времени уйма. Уже двойной альбом  составили.
- На  его  лице  появилась   мечтательная   мина.   -   Кто   услышит,
обторчится... Эх, вернуться б домой...
   Хилл вдруг выпрямил спину:
   - Эй, ребята, что это с вашей ручной гармонией?
   Музыкальное облачко, гудя и  звеня,  лучась  и  искрясь,  понеслось
вверх  по  склону,  затем  остановилось,  покрутилось,  сияя,   вокруг
невидимой оси и вернулось. И повторило  красноречивое  приглашение,  а
потом еще раз.
   - Беспокоится. -  Джон-Том  поглядел  на  Маджа.  -  Ладно,  хватит
разговоров. Решили делать дело - не будем откладывать.
   - Ага, чувак, тут я с тобой согласен. - У выдра решительно блестели
глаза. - Не, ты тока вообрази: мир без музыки! Под че прикажешь  зенки
заливать? Под че на танцульках выдрючиваться? Под че красотку...
   - Идем. И тихо. - Джон-Том двинулся за нетерпеливым облачком. Через
два-три шага оглянулся. - Парни, вы с нами? Вы  рискуете  потерять  не
меньше, чем любой другой.
   Музыканты обменялись взглядами. Хилл высказался за всех:
   - А фиг ли? Что еще он может нам сделать?
   - И то сказать, - согласился Шплиц-Циммерман.
   Газерс поравнялся с чаропевцем:
   - Мы пройдем с вами, чисто конкретно, сколько сможем, и постараемся
помочь, но особо на нас не рассчитывайте. Этот Хинкель,  гад,  слишком
хорошо нас изучил. - Он зашагал вверх по  склону.  -  Только  на  одно
надеюсь: застать его в спокойном настроении.
   - Да что я, по-твоему, безголосых придурков не слышал?
   Джон-Том осторожно перешагнул через гнилой пальмовый ствол.
   Гитарист оглянулся:
   - Нет, друг ты мой чаропевец, по-настоящему безголосого придурка ты
еще не слышал.


Глава 22

   Склон уверенно набирал крутизну, уступ громоздился на уступ.  Время
от времени Джон-Том помогал  коротконогому  выдру,  но  покамест  риск
сорваться не возникал. Преодоление даже самых труднодоступных участков
требовало только решимости, чувства равновесия и крепкой хватки.
   Джон-Тому восхождение давалось относительно легко, однако у  Маджа,
обычно неутомимого,  участилось  дыхание,  превратившись  в  надсадное
"пых-пых-пых". С высотой растительность неуклонно редела.  Музыкальное
облачко вело скалолазов вперед и вверх.
   - Слышишь?
   Джон-Том остановился прислушаться и передохнуть.
   Мадж кивнул.
   Воздух  заполнялся  нежным,   деликатным   шелестом.   Звуки   были
расплывчаты, но слух не резали, их громкость  увеличивалась  с  каждым
шагом.
   - А че, не так уж плохо, - выразил свое мнение выдр.
   - Это не Иероним.  -  Газерс  развернулся  влево.  -  Слышите?  Вон
оттуда!
   По   склону   горы   струилась   музыка.   Отчетливо   улавливались
протестующие, страдальческие ноты, и это побудило  искрящееся  облачко
юркнуть за спину Джон-Тома и зазвенеть, как напуганный будильник.
   Целые  такты,  выломанные  из  своих  тактовых  черт,  неслись   по
поверхности музыкального потока гармоническим плавником. Реверберации,
отдельные  ноты,   переборы,   посвист,   эхо   погребального   плача,
взревывание  маршей  -  все  бессистемно  роилось  и   смешивалось   в
мелодичном селе. Музыка пронеслась мимо них песчаной бурей,  состоящей
не из пыли, а  из  нот,  ударила  по  барабанным  перепонкам  безумной
какофонией,   какой   не   состряпать   и    десятку    объединившихся
композиторов-авангардистов.
   Она мощно потянула к себе музыкальное облачко, но крошечный комочек
гармонии прижался к спине Джон-Тома, спрятавшись за дуару, как за щит.
И появился лишь после того, как сель пронесся мимо, потеряв по  дороге
несколько случайных арпеджио.
   - Эхма, кабы я мог такое лабать!
   У Циммермана звенело в ушах.
   - Это никому не под силу.
   Газерс тряс головой, словно хотел очистить уши от застрявших в  них
нот.
   - Она повернула и пошла в гору.
   Хилл, уперев руки в бедра, хмуро глядел вверх.
   - Вот так всегда: музыка течет  и  течет  к  нему,  но  никогда  не
возвращается.  Он  ее  всасывает,  как  прорва.  -  Ударник   встретил
недоумевающий взгляд Джон-Тома и пояснил: - Хинкель.
   За главным  потоком  карабкались  вдогонку  вялые  ручейки  музыки.
Джон-Том шагнул наперерез одному из них, похожему на квартет Моцарта в
интерпретации Джона  Колтрейна  -  но  лишь  похожему.  Он  знал:  все
мелодии, кроме творчества "Панкреатического отстоя", принадлежат этому
миру. Он убрал ногу, аккорды устремились вверх, но ему показалось, что
возобновили они движение неохотно.
   А вдруг сумасшедший Хинкель набрал достаточно сил,  чтобы  воровать
звуки и на родине Джон-Тома? Представьте только: на Земле не останется
рока  и  металла,  рэпа  и  блюза,   джаза   и   фолка,   классики   и
кантри-вестерн,  национальной  и  мировой   музыки.   Послушать   этих
несчастных лабухов - так Хинкель способен похитить  все  до  последней
колыбельной