о около
трех тысяч.
     У вагарондит существовал свой язык, отличный от вуфеа, но обе  группы
для общения пользовались  третьим,  общим  языком,  который  они  называли
а_у_р_а_т_а_.
     Вуфеа не только не изготовляли металл, но даже о нем  и  не  слышали.
Нож Поющего Медведя был первой сталью, которую они видели.
     Более того, они ничего не знали о луках и  стрелах.  А  этого  он  не
понимал. Они могли не знать металла, потому что его не было в  округе.  Но
даже у людей каменного века существовали луки и стрелы. Правда,  потом  он
вспомнил об аборигенах Австралии, которые были так технически отсталы, что
даже не имели никакого представления о принципах дугообразования.  Им  они
были просто ни к чему. Они были достаточно развиты, но лука не изобрели. И
потом, существовали американские индейцы, которые делали колеса к игрушкам
своих детей и, тем не менее, не использовали этого принципа  для  создания
тележек вагонов и карет.
     В  своих  путешествиях,  особенно  на  восток,  он  постоянно   искал
подходящее дерево и, найдя одно, напоминающее тис, велел  воинам  нарубить
каменными топорами веток и отнести их домой.  Там  он  достал  необходимые
жилы и перья и после некоторых неудачных экспериментов  изготовил  луки  и
стрелы.
     Вуфеа были удивлены, но, взяв луки, быстро с ними освоились.  Немного
попрактиковавшись  с  соломенными  чучелами,  которые  он  соорудил,   они
выпустили  вагарондитского  пленника,   проводили   за   поля   и   велели
приготовиться к смерти.
     Улисс  не  препятствовал,  так  как  не  знал,  как  далеко  он   мог
пользоваться своим авторитетом. Он понимал  только,  что  является  своего
рода богом. Это сказали ему вуфеа, но даже и без этого он догадался бы  по
их отношению. Он даже принял участие в некоторых церемониях, проходивших в
еще не до конца отстроенном зале. А вот что за бог и какова его сила он не
знал. Все покажет время. У него  не  было  причин  да  и  особого  желания
вступаться за вагарондита. Но он не мог и  остаться  рядом,  пока  молодые
бойцы пробовали на енотолицем свое искусство.
     Вначале  казалось  -  некоторые   вуфеа   возмутились.   Они   угрюмо
поглядывали в его сторону, в их рядах слышался  ропот.  Но  никто  открыто
против него не выступал,  а  когда  верховный  жрец  Аузира,  отец  Авины,
обрушился на них, потрясая жезлом со  змеей  и  большой  птичьей  головой,
гремя камнями в тыкве, он на них быстро нагнал страху. Смысл его речи  был
в том, что они теперь находились под новым режимом. Их мысли,  каким  быть
богу, совсем не обязательно должны совпадать с его собственным мнением.  И
если они сейчас не образумятся,  то  одним  мановением  божественной  руки
превратятся в камень. Повторив тем  самым  обратную  процедуру,  благодаря
которой каменный бог проснулся, обрел плоть и вновь пошел рядом с ними.
     Так в первый раз Поющий Медведь получил намек на то, что случилось  с
ним на самом деле. Позже он расспросил Анину, повернув вопросы так,  чтобы
она не догадалась, как глубоко было его невежество. Она  чуть  улыбнулась,
взглянув на него уголком своего большого раскосого глаза. Может  быть  она
смекнула, что он не знал, что случилось. Но если она оказалась  достаточно
умна, чтобы понять это, то она также была достаточно умна,  чтобы  держать
свой язык за зубами.
     Он был камнем.  Его  нашли  на  дне  озера,  которое  обмелело  после
гигантского землетрясения. Он примерз к гигантскому креслу,  и  его  локти
покоились на обломке камня. Он сидел в  каменном  кресле,  чуть  подавшись
вперед. Он был так  тяжел,  что  потребовались  усилия  всех  самцов  двух
деревень, чтобы выудить его из хляби и перетащить на катках в деревню. Там
его водрузили на гранитный трон, который был подготовлен задолго до  этого
многими поколениями.
     Улисс Поющий Медведь спросил ее о троне.  Кто  создавал  его?  Он  не
видел никаких намеков на то, что вуфеа могли резать камень.
     Трон был найден в руинах великого города Древних. Она  очень  туманно
упомянула  о  самих  Древних  и  нахождении  их  города.  Где-то  на  юге.
Давным-давно, двенадцать поколений назад. Вуфеа жили  на  много  переходов
южнее. Там была степь с тысячами бродящих по ней животных. Потом на  месте
деревень и древнего города  появился  Вурутана,  и  вуфеа  вынуждены  были
бежать на север, спасаясь от тени Вурутаны. Им пришлось  бы  передвинуться
на север в следующем поколении вновь, если бы в Вувизо не ударила  молния,
он перестал быть камнем и вновь не обрел плоть.
     Оказалось,  что  молния  ударила  в  него  во  время  бури,   которая
разразилась, когда напали вагарондит.  Из-за  нее  и  загорелся  замок.  А
остальные пожары были на совести вагарондит.


     Этой ночью Улисс вышел наружу из  своих  новых  покоев  в  замке.  Он
взглянул на небо и подивился, что  находится  на  земле.  Но  как  он  мог
оказаться где-то еще? А если он на Земле, то какой же сейчас год?
     Звезды складывались в непривычные созвездия, а луна казалась  больше,
словно стала ближе к Земле.  Это  было  уже  не  голое  серебристое  тело,
которое он знал в 1985. Она была голубой и зеленой  с  клубящимися  белыми
массами облаков. Собственно, Луна больше всего напоминала  Землю,  видимую
со спутника. Если это была Луна, то она просто оземлянилась. Скалы дали ей
воздух, образовали твердь, снабдили водой. В  прошлом  не  раз  появлялись
статьи о возможности землянизации, но начать подобную работу можно было не
раньше, чем через несколько столетий.
     Если исходить из этого и из того, что он жив, то с 1985 года миновали
целые века, а может быть и миллионы лет.
     К тому же должно пройти не  меньше  миллиона  лет,  пока  гуманоидная
цивилизация разовьется из  домашних  животных.  Внешность  сиамских  котов
могла быть просто обманчива. Вполне возможно, что у них был какой-то  иной
предок. Животные его  времени  казались  слишком  специализированными,  их
эволюция зашла в тупик.  Двуногие  вуфеа  могли  развиться,  например,  из
енотов. У них было много общего; Но человекоподобное существо из кисок его
времени?
     Может,  кошкообразные  вуфеа  и  енотообразные   -   да   в   добавок
кошкообразные вагарондит - произошли от енотов или даже приматов, лемуров,
к примеру. Но  что-то  не  верилось.  Скорее,  вряд  ли.  И  почему  тогда
сохранились хвосты? Для чего они служили он не знал.  Эволюция  уничтожила
хвосты высших обезьян. Почему же она оставила их этим созданиям?
     Да и не  существовало  другой  животной  жизни  для  сравнения.  Были
лошади, уменьшенные копии чистокровных рысаков его времени,  обитавшие  на
равнинах к югу от их деревни. Некоторые виды или породы жили в  лесу.  Они
служили пищей вуфеа, которым еще не  приходило  в  голову  оседлать  их  и
проехаться верхом.  Лошади  существенно  не  изменились.  Но  существовало
животное с изящной мордочкой, жирафоподобной шеей  и  питающееся  листьями
деревьев. Он мог бы поклясться, что животное произошло от лошади.
     Иногда встречалась белка-летяга, правда, не  планирующий  зверек  его
дней; у этой были мышеподобные крылья и летала она в точности, как летучая
мышь. Но она была грызуном и произошла от белки-летяги.
     Встречалась еще птица, двенадцати  футов  ростом,  на  очень  толстых
ногах, которая казалась просто  поразительной,  будто  ее  предком  служил
маленький юго-западный роадраннер (птица из семейства  кукушек,  обитающая
на территории США).
     И существовала еще масса других животных, которые получились за много
миллионов лет эволюции из видов, которые он знал когда-то.
     Авина расспрашивала о его жизни до того, как он превратился в камень.
Он подумал, что лучше рассказать немного, прежде  чем  окажется,  что  она
сама догадается, какой была  его  жизнь  на  самом  деле.  Она  рассказала
несколько религиозных преданий о Вувизо. Иначе говоря,  он  был  одним  из
древнейших богов, единственным, пережившим ужаснейшую битву между  ними  и
Вурутаной, Великим Пожирателем. Вурутана победил  и  остальные  боги  были
уничтожены. Все, за исключением Вувизо. Он бежал, но чтобы обмануть врага,
который начал его преследовать, превратился в  камень.  Вурутана  оказался
бессилен помешать Вувизо, но он схватил бога и похоронил  его  под  горой,
где никто не мог его отыскать. Потом Вурутана  начал  разрастаться,  чтобы
захватить всю Землю.
     Между тем, Вувизо лежал в сердце горы, бесчувственный и  неподвижный.
И Вурутана был доволен. Но даже Вурутана не  был  сильнее  величайшего  из
богов - Времени. Время размыло скалу, и потом река унесла Каменного Бога в
каньон и похоронила на дне глубокого  озера.  Ну,  а  землетрясение  потом
опрокинуло озеро, слило воду, и  вуфеа  нашли  Каменного  Бога,  как  было
предсказано заранее. И вуфеа ждали много поколений,  ждали  удара  молнии,
которая вернула бы его к жизни. И, наконец, в  час  величайшей  для  вуфеа
опасности, о которой рассказывалось прежде, землю  накрыла  буря,  и  удар
молнии освободил Вувизо от каменного плена.
     Улисс Поющий Медведь не сомневался, что в этом мифе была доля правды.
     В 1985 году  -  сколько  же  прошло  времени  -  он  был  биофизиком,
работающим  над  проектом  Ниоби.  Он  оказался  на  полпути  к  получению
докторского диплома в соседнем  Сиракузском  университете.  Целью  проекта
было создание "замораживателя материи", как говорилось  служащим  проекта.
Механизм должен был останавливать на неопределенное время  любое  движение
атомов в каком-либо объеме материи. Молекулы,  атомы  и  частицы,  которые
составляют атомы - протоны, нейтроны  и  т.д,  -  должны  были  прекратить
всякое движение. Бактерии,  подвергнутые  воздействию  сложного  облучения
"замораживателя материи", стали бы микроскопическими статуями. Они были бы
словно сделанные из камня, но удивительного камня. Ничто - ни кислоты,  ни
взрывы, ни атомная радиация, ни сильный нагрев не могли бы его разрушить.
     Механизм давал две взаимно противоположные возможности: "лучи  жизни"
и "лучи смерти", если выражаться привычными  терминами.  Но  пока  он  был
далек  от  практического  применения,  потому  что  для  самого  короткого
действия требовалась гигантская энергия. И потом не было даже теории,  как
сделать "окаменелую" материю нормальной.
     Замораживали бактерию, амебу, земляного червя,  крысу.  Утром,  когда
Улисс впал в свой долгий сон, он  работал  над  экспериментом,  в  котором
облучали лабораторную  морскую  свинку.  Если  бы  эксперимент  удался,  в
следующий раз заморозили бы пони.
     Все шло как прежде. Улисс сидел за  своим  столом,  готовый  в  любую
минуту вскочить и помчаться через комнату к пульту управления, за  которым
следил. Подали энергию, и включился "замораживатель материи".  Через  стол
он видел пульт, на котором были расположены индикаторы мощности,  датчики,
измерители и другие приборы.
     Вдруг стрелка главного индикатора мощности качнулась к красной черте.
Операторы вскрикнули, один вскочил.  Улисс  заметил  только,  как  стрелка
зашкалила. И это все, что он помнил. А потом он  открыл  глаза  в  горящем
замке.
     Можно было очень просто описать в общих чертах, что случилось. Что-то
пошатнулось  в  сложном  механизме,  аппарат  взорвался  или  дал   тонкий
концентрированный луч, который казался теоретически  невозможным.  И  его,
Улисс Поющего Медведя, задело. "Замороженный". Спаслись ли  остальные  или
тоже превратились в камень, он не знал. И никогда не узнает.
     А пока он стоял как статуя,  сделанная  из  самого  прочного  в  мире
материала. Проходили века. Он остался бы точно  таким  же,  даже  если  бы
Солнце взорвалось, разнесло Землю и послало его мотаться среди  гигантских
осколков через космос к далеким звездам. Во всяком случае, он понял одно -
произошло невероятное, его перебросило на миллионы, может быть,  триллионы
триллионов лет, за которые умерла одна галактика и сформировалась  другая.
Или когда вся  материя  в  окружающем  пространстве  сжалась  до  размеров
обыкновенного первозданного атома и взорвалась  вновь,  а  его  вышвырнуло
обратно со скоростью половины скорости света и потом облекло в форму новой
материи, возможно даже атомов планеты. Возможно, он оказался внутри  новой
звезды  и  его  выбросило  невообразимо  быстрым  извержением  в   космос,
захватило гравитационным полем планеты, всосало  внутрь,  обожгло  тоннами
воздуха при падении и вогнало глубоко в землю.  А  потом  он  лежал,  пока
новые  первозданные  океаны  воды  превращались  в  соленую   материю.   А
континенты трескались, раскалывались и уплывали друг от друга, дрейфуя  по
лику  планеты.  И  его  поднимало  с  формированием  новых  горных   гряд,
выбрасывало землетрясениями, швыряло вулканами, обнажало ветровой эрозией.
И после неисчислимых горений и выбросов  он,  наконец,  оказался  в  руках
вуфеа. И они поставили его на гранитный трон. И  потом,  то  ли  благодаря
удару  молнии,  то  ли  ее  сочетанию  с  естественным   концом   действия
"замораживателя материи", но он в мгновение ока стал из каменного живым. И
так быстро, что его сердце, прерванное в ударе бог  знает  сколько  веков,
продолжало отстукивать систолы и диастолы, даже не  представляя,  что  его
заморозили и остановили на тысячелетия.
     Воображение, на его взгляд, было  живым  и  содержало  какую-то  долю
истины, но он не  верил,  что  оказался  в  новом  мире.  Он  считал,  что
находится все-таки на Земле - неважно, как это  произошло.  Слишком  много
совпадений у планеты: была та же луна, что он помнил, а лошади, кролики  и
большинство насекомых ничуть не отличались от его прошлого.
     Для шока достаточно родиться в камне. Это  свихнет  разум  не  одному
человеку, и Поющий Медведь  не  был  уверен,  что  его  мозги  остались  в
целости. Но  после  того,  как  схлынуло  первое  потрясение,  его  начало
одолевать одиночество.  Было  довольно  тяжело  сознавать,  что  все  твои
современники и их правнуки  превратились  в  прах  сотни  тысяч  поколений
назад. Но помнить, что ты - единственный живой человек,  казалось,  просто
невыносимо.
     Правда,  он  не  мог  сказать  с  уверенностью,  что  он   на   Земле
единственное  человеческое  создание,  и  только  это  удерживало  его  от
отчаяния. Оставалась надежда.
     И потом он не был одинок. У него оказалось много  собеседников,  даже
если они были так чужды, что подчас вызывали  отвращение,  и  в  их  языке
существовали понятия, которые он не понимал, а  их  образ  мыслей  казался
загадочным и жестоким.
     Их отношение к его  божественному  происхождению  делало  близость  и
теплоту поистине невозможной. Исключением была только Авина.  Она  глядела
на него с обожанием, но в нем чувствовались еще тепло и юмор. Она не могла
преодолеть их даже по отношению к богу. Она постоянно повторяла, что ей не
следовало говорить то-то и так-то, и что простит  ли  ей  Вувизо?  Она  не
желала быть игривой, панибратской и так далее. Но Улисс уверил ее, что  не
стоит обращать на это внимание.
     Авине было семнадцать лет, и год назад она должна была  выйти  замуж.
Но ее мать умерла, а отец, сорока лет от  роду  и  верховный  жрец,  силой
разорвал помолвку. Он чуть не поплатился своим авторитетом, ибо  неписаный
закон гласил, что все здоровые женщины должны быть замужем от  шестнадцати
и дальше. В жизни Аузира слыл довольно сносным человеком и очень  подходил
для роли жреца, так что он преуспел, оставив дочь в своем доме. Но тем  не
менее, тянуть долго он не мог. Вскоре ей придется выйти замуж  и  покинуть
его кров. И хотя верховный жрец имел много привилегий он не  мог  жениться
вновь. Почему, никто не знал. Это был обычай, а обычай не просто  нарушить
без немедленного наказания.
     Теперь же, хотя он и не мог держать дочь  подле  себя,  у  него  было
достаточно причин оттянуть ее замужество. Она была правой рукой  Каменного
Бога и останется таковой, пока тот захочет, чтобы она ему  служила.  Разве
кто-нибудь в племени будет против?
     Открыто - никто. Поэтому Авина оставалась с богом до отхода ко сну, а
потом возвращалась в  отцовский  дом.  Иногда  она  жаловалась,  что  отец
удерживает ее допоздна  за  беседой  и  она  не  высыпается.  Когда  Улисс
напомнил, что может  это  запретить,  она  умоляла,  чтобы  он  ничего  не
говорил. В конце концов,  разве  нельзя  чуть  недоспать  ради  отцовского
счастья?
     Между тем Улисс стал больше разбираться в речи  вуфеа.  Она  казалась
ему довольно простой, за исключением  только  определенных  незначительных
вариаций гласных, применяемых для выражения  чувств  и  отношений  к  этим
чувствам. Он также брал уроки языка  у  заключенных  вагарондит.  Тот  был
абсолютно чужд вуфеа, насколько он  мог  определить,  хотя  любой  школяр,
допусти его к архивным записям (которых, конечно, не было), проследил  бы,
что они происходят от одного предка. Собственно так же любой  новичок  мог
заподозрить, что  гавайцы,  индонезийцы  и  таитяне  имеют  одного  общего
предка. Но у вагарондит было очень много  труднопроизносимых  звуков.  Его
структура напоминала  ему  алгонквианские  языки,  хотя,  конечно,  весьма
отдаленно.
     Общий язык аурата казался чуждым и тому и  другому.  Его  звуки  были
просты, синтаксис не сложен и похож на эсперанто. Он спросил Авину, откуда
тот произошел и она ответила, что его придумали дулулики. Собственная речь
дулуликов была для остальных недосягаемой, поэтому они и придумали аурату.
"Для всего мира". Каждый мог сказать что-то на аурату, а торговые, военные
и мирные переговоры проводились только на нем.
     Улисс выслушал  ее  описание  дулуликов  и  решил,  что  они  -  плод
воображения ее племени. Таких существ быть не могло.
     Еще он  выяснил,  что  вагарондит  копили  для  ежегодного  фестиваля
конфедерации вуфеа. Там пленных подвергнут пыткам, а потом  бросят  ему  в
жертву. На первый раз он только узнал, где на диске под  троном  прольется
кровь.
     - Сколько дней до фестиваля Каменного Бога, - спросил Улисс.
     - Точно одна луна, - ответила она.
     Он поколебался и потом проговорил:
     - А что если я запрещу пытки и убийства? Что если  я  велю  отпустить
вагарондит?
     Глаза Авины широко раскрылись.  Был  полдень  и  ее  зрачки  казались
черными щелочками на фоне голубых озер. Она приоткрыла рот и провела своим
розовым остреньким язычком по темным губам.
     - Простите, Повелитель, но зачем вам это понадобилось, - сказала она.
     Улисс не думал, что она поймет,  если  он  станет  объяснять  понятия
жалости  и  сострадания.  Эти  черты  у  нее  были,  она  казалась   очень
чувствительной, нежной и ранимой, насколько был способен ее народ. Но  для
нее вагарондит были даже хуже животных. Он не мог презирать ее за это. Его
собственный народ онондага и сенека чувствовали то же самое, как и  другие
его предки - ирландцы, датчане, французы, норвежцы.
     - Скажи мне, - попросил он, - это правда, что вагарондит тоже считают
меня своим богом? Разве они не совершили свой  великий  набег  только  для
того, чтобы перенести меня в свой замок?
     Авина хитро взглянула не него, затем ответила:
     - Ты же бог, тебе видней.
     Он заломил руки и выдохнул.
     - Сколько раз я тебе уже говорил,  что  мои  мысли  в  камне  слишком
изменились. Я ничего об этом не помню, хотя, несомненно, верю, что все еще
вернется на свои места. Единственное, что я отлично понимаю, так  это  то,
что вагарондит - такие же мои люди, как и вуфеа.
     - Что? - вымолвила Авина  и  потом  добавила  тихим  голосом,  -  мой
Повелитель? - Она была потрясена.
     - Когда бог, наконец, заговорил, он сказал совсем не то, что от  него
ожидали услышать, - проговорил Улисс. - Зачем же богу говорить то, что уже
знает каждый. Нет, бог видит дальше и глубже любого  смертного.  Он  знает
лучше, что нужно его народу, даже если тот так слеп, что не может сказать,
что будет хорошо, а что - плохо на долгом пути вперед.
     Наступила тишина. В