ь:
     - Да не может быть! - и скользнул прочь.
     Маскелль спряталась за деревьями, следя, куда направится воин. Он двинулся к реке и приблизился к твари сбоку и немного сзади. Маскелль видела, как он наклонился и что-то поднял с земли, потом кинул это в спину чудовища.
     Маскелль подняла глаза к Бесконечности.
     "Он бросил в тварь камень. Это мог бы сделать и Растим!"
     Существу даже не понадобилось поворачиваться, чтобы изменить направление движения. Оно рванулось со скоростью прорвавшего плотину потока; расстояние между ним и воином стало быстро сокращаться. Тот увернулся и бросился бежать к деревьям, все время следя, чтобы внимание твари было направлено на него.
     Маскелль сунула посох между корнями кипариса и кинулась к лагерю. Она бежала прямо к телеге крестьянина, которую заметила раньше. Схватив висевший на шесте бурдюк, она понюхала его, чтобы убедиться: в нем действительно масло для фонаря, - перерезала веревку, в спешке поранив палец, потом нашла оставленный у костра котелок и сгребла в него угли.
     Обогнув фургоны, Маскелль увидела, что существо остановилось на опушке леса, но воин снова кинул в него камнем. Тварь не могла не принять вызов: она потекла вперед, хотя при пересечении невидимой границы и уменьшилась несколько в размерах.
     "Прекрасно", - подумала Маскелль. По крайней мере, существо ведет себя как водяной дух. Может быть, оно тоже уловило запах храма, исходящий от воина. Маскелль торопливо побежала между деревьями, зажав бурдюк под мышкой так, чтобы иметь возможность вытащить пробку, не выронив обжигавший ей руку котелок с углями.
     Она поравнялась с тварью как раз в тот момент, когда синтанец выбежал на маленькую прогалину и обернулся. Существо кинулось на него - пугающе бесшумно. Воин прыгнул в сторону и нанес удар мечом, который рассек бы человека пополам, но клинок прошел сквозь черную прозрачную плоть, не причинив твари никакого вреда.
     "Вот этого Растим сделать бы не смог", - подумала Маскелль, отдавая должное искусству меченосца.
     Понимая, что долго воин не сможет задерживать чудовище, она опустила на землю бурдюк и котелок с углями, оторвала один свой рукав, окунула его в масло и поднесла к углям.
     "Только бы удалось!"
     Воин кувырнулся назад, уворачиваясь от водяного духа; тот высился над человеком как черная башня. Маскелль крикнула:
     - Эй, ты! Сюда! Ты не на того нападаешь!
     Тварь замешкалась на мгновение, потом кинулась на Маскелль.
     Маскелль успела подумать, что чудовище, нападая на нее, движется быстрее, чем когда оно преследовало воина. Тряпка загорелась, как раз когда водяной дух оказался совсем рядом, и Маскелль выплеснула на него масло из бурдюка и швырнула котелок, чтобы освободить руки. Бурдюк растворился, пройдя сквозь "кожу" чудовища, а масло разлилось по ней туманной волной. Маскелль увернулась от удара "руки" и взмахнула горящей тряпкой. На секунду ей показалось, что масло не успело загореться; потом пламя охватило всю тварь, и она бросилась бежать, дергаясь и крутясь.
     Маскелль попятилась. Чудовище было теперь черным облаком кипящего пара; огонь сияющими водоворотами разбегался по его поверхности. Тварь металась и корчилась, с каждым мгновением становясь все более бесформенной. Наконец она словно взорвалась и исчезла, обдав Маскелль фонтаном воды.
     Маскелль стерла с лица капли оставшимся рукавом. Вода была мутной и пахла илом. На другом конце полянки воин вскочил на ноги и, тяжело дыша, подошел к Маскелль. Немного отдышавшись, он бросил:
     - Такого количества масла не могло хватить, чтобы вскипятить столько воды.
     Маскелль вздохнула. Она предпочла бы услышать похвалы своей изобретательности, а вместо этого ее упрекали в недостатке логики. Сунув в рот пораненный палец, она ответила:
     - Тварь погубила ее собственная глупость. Она перепугалась и предпочла распасться на капли. - Покачав головой, Маскелль продолжала: - Ей не следовало углубляться в лес следом за тобой, лучше было остаться на открытом месте и выманить меня туда. Что ж, в воде растворено не так уж много мозгов. - "Хоть за это спасибо Предкам!" - Такое чудовище - не обычный водяной дух, так что нам повезло, что удалось с ним справиться.
     Воин взглянул на быстро высыхающую лужу, опустился на колени и зачерпнул рукой воду.
     - Каким образом водяные духи убивают людей?
     - Маленькие наваливаются на спящих и топят их. Этот же... думаю, мог сделать все, что угодно.
     Синтанец поднял глаза на Маскелль и стряхнул капли с руки. Маскелль хотела что-то сказать, но слова застряли у нее в горле, такое чувство опасности внезапно охватило ее.
     "Идиотка, это же было сделано, просто чтобы тебя отвлечь!"
     - Есть еще один!
     - Где?
     Маскелль уже бежала обратно к лагерю, продираясь сквозь кусты, спотыкаясь о корни. Она на мгновение задержалась у кипариса, чтобы взять свой посох, потом кинулась туда, где стояли фургоны ариаденцев. Когда она была уже совсем рядом, раздался скрип: кто-то поднялся на подножку одного из фургонов.
     Выглянув из-за фургона Фирака, Маскелль увидела пришельца: на подножке ее собственного фургона стояла темная фигура.
     Она была слишком далеко... Пришелец повернулся к Маскелль и поднял руку. В тот же момент воин вынырнул из-за фургона Растима и прыгнул сзади на незваного гостя, сбил того с подножки и прижал к земле.
     Через секунду Маскелль оказалась рядом. Воин по-прежнему прижимал отчаянно вырывающееся существо к земле. Маскелль обошла их, пытаясь получше разглядеть извивающегося и шипящего от ярости пришельца. На сей раз перед ней был "он", а не "оно". Тощий настолько, что кости торчали сквозь кожу, в рваной и грязной одежде поденщика... Под прямыми темными волосами не было заметно татуировки, говорящей о жреческом сане, мозоли и загорелая кожа выдавали крестьянина. В одной руке незнакомца был зажат небольшой шар из серебристого стекла.
     Брови Маскелль сошлись на переносице.
     - Ах ты, вонючий выродок! - выдохнула она.
     Ариаденцы, Малиндийцы, рыбаки - все, кто находился поблизости, - были бы убиты. Маскелль чувствовала злую силу, рвущуюся на свободу из шара, так же как рвался из рук воина пойманный крестьянин. Маскелль сделала шаг вперед, схватила пленника за грязные волосы и подняла его голову. Крестьянин тут же вырвался у нее из рук и плюнул в Маскелль, но она уже успела увидеть то, что ее интересовало. Глаза парня были такими же серебристыми, как поверхность шара, мутными и безжизненными, совсем не похожими на глаза человека.
     В этот момент из своего фургона выпрыгнул Растим и, почесываясь, вытаращил глаза на непрошеного гостя. Головы начали высовываться и из окон других фургонов. Маскелль попятилась и приказала:
     - Убей его!
     Кто-то в ужасе запротестовал, а Растим протянул к Маскелль руки.
     Не обращая на него внимания, Маскелль смотрела на того, кто поймал парня, помешал ему разбить шар и тем самым не дал проклятию обрушиться на лагерь. Воин даже не дал себе труда обнажить сири, висевший в ножнах у него на поясе, он просто прижал коленями к земле плечи парня, не давая тому пошевелиться.
     Остальные теперь молчали, пораженные, объятые ужасом. Парень словно не слышал слов Маскелль, хотя она говорила по-кушоритски; он продолжал издавать все то же яростное шипение. Конечно, Маскелль читала "Поучения", в которых философ Арабад распространялся на тему о том, что существа, лишенные души, не обладают и даром речи.
     "Значит, старый дурак хоть в чем-то оказался прав, - мелькнула у Маскелль презрительная мысль. - Нужно будет написать ему об этом".
     Вслух же она сказала:
     - Тот, кто послал его сюда, сделал его душу частью проклятия, заключенного в шаре. Парень уже мертв, только его тело этого еще не поняло. - Магия была очень древней, более древней, чем храмы и жрецы, и очень мерзкой.
     Хотя она сама только что отдала приказ, стремительность, с которой действовал воин, поразила Маскелль. Раздался треск: воин сломал парню шею, потом поднялся на ноги и небрежно перешагнул через обмякшее тело. Маскелль подумала, что это - уже третий раз, когда синтанец изумляет ее, а все уважаемые авторы в один голос твердили, что три - в высшей степени знаменательное число.
     Маскелль опустилась на корточки, вынула шар из мертвых пальцев и с любопытством стала его рассматривать. Стеклянная поверхность была безупречно гладкой, серебристый цвет - совершенно ровным. Резким ударом о колесо фургона Маскелль разбила шар.
     Стекло разлетелось на множество осколков, а содержимое шара выпало на траву. Ариаденцы, толкая друг друга, поспешно попятились. Когда ничего страшного не случилось, Растим осторожно подошел снова.
     - Сушеные змейки? - спросил он озадаченно. Из шара высыпалось что-то похожее на кучку маленьких сухих змеек, каждая не длиннее дюйма.
     - Не змейки, а черви телла, - ответила Маскелль. Пленки, которые казались отставшей кожицей, были на самом деле крыльями. Черви телла летают роем, как пчелы, их укусы вызывают судороги и в течение нескольких минут убивают самого сильного человека. Всех в лагере ждала бы мучительная смерть... - Если бы шар разбился, пока парень был еще жив, черви, питаясь его жизненной силой, взлетели бы и накинулись на людей.
     - Га-а... - только и выдохнул Растим.
     Старая Мали, практичная, как всегда, принесла веник и маленький совок. Маскелль кивнула ей, и старуха быстро сгребла все невесомые тельца.
     - В огонь их, - сказала Маскелль. Старая Мали бросила на нее неприязненный взгляд, но все-таки отнесла совок к костру и вытряхнула содержимое на угли.
     Маскелль поднялась на ноги, рассеянно вытирая руки о мантию. Повернувшись, она оказалась лицом к лицу с воином: они были в точности одного роста.
     Он насмешливо посмотрел на нее.
     - Жрецы послали его убить тебя, потому что ты волшебница.
     - Жрецы его вовсе не посылали, - терпеливо объяснила Маскелль. - А "волшебница" - варварское слово.
     Воин поднял брови, но тут же резко повернулся, выхватывая сири из ножен, к открытой площадке за фургонами. Тут и Маскелль услышала крики и приближающиеся шаги.
     - Проклятие, это стражники, охраняющие пристань!
     Растим немедленно оказался рядом.
     - Спрятать тело? - обеспокоенно спросил он.
     Маскелль заколебалась. Ариаденцы не были, конечно, достойными противниками вооруженной страже, но профессия сделала их сообразительными и привычными действовать быстро и слаженно. Маскелль видела, как они вели себя, когда высокие декорации начали разваливаться в самый драматичный момент представления "Отранто" в городе Хизаке, и поэтому не усомнилась в их способности спрятать труп даже от подозрительных стражников.
     - Да, спрячьте.
     Растим быстро замахал руками. Синтанец поспешно отскочил с дороги, когда Гардик, Вани и Фирак кинулись к мертвому телу. Они скрылись с ним в фургоне Растима до того, как рядом показался первый стражник.
     Всего их было человек десять; они разбежались по сторонам, окружив фургоны. Ариаденцы, знавшие, какие роли им следует играть, суетились вокруг костра, с удивлением глядя на стражников - как будто ничего не случилось.
     Один из стражников двинулся вперед, и Маскелль вышла ему навстречу, опираясь на свой посох.
     Если это был командир, то он оказался на удивление молод. И у него были умные глаза, что совсем не порадовало Маскелль.
     - Мне донесли о каком-то беспорядке здесь, святая мать.
     - А, ты говоришь о криках и беготне? Они репетировали свою следующую постановку, только и всего, - с улыбкой ответила Маскелль и небрежно махнула рукой в сторону актеров, которые тут же с успехом начали изображать потревоженный курятник. Репетиция после утомительного дня и длинного представления... Что ж, по крайней мере дождя все же не было.
     Как и следовало ожидать, такое объяснение не удовлетворило командира. Он еще мгновение смотрел на Маскелль, потом спросил:
     - А это кто?
     - Кто? - переспросила Маскелль, оборачиваясь, и чуть не выронила свой посох. Она была совершенно уверена, что воин давно исчез среди деревьев - у него было для этого более чем достаточно времени. Но он стоял чуть позади нее, хотя все же убрал сири в ножны. - Ах, это! - Маскелль снова повернулась к командиру стражников. - Это...
     Рядом с ней материализовался Растим.
     - Мы наняли его для охраны в дороге.
     Маскелль прикусила язык и с трудом спрятала улыбку. Она собиралась сказать, что воин - просто один из пассажиров баржи, привлеченный шумом... "Надо не забыть сказать Растиму, - подумала она, - что я начала обманывать представителей власти еще до того, как он был зачат".
     Командир стражи протянул:
     - Тогда ты не будешь возражать, если мы тут пошарим?
     - Ничуть, - пожала плечами Маскелль.
     Растим выразительно замахал руками:
     - Пожалуйста, пожалуйста! - потом повернулся в актерам и крикнул: - Помогите им обыскать фургоны!
     "Так вот оно как!" - Маскелль продолжала улыбаться, хоть и ощутила непонятный порыв гнева. Разве она планировала что-то другое?
     Стражники двинулись к фургонам. Маскелль повернулась и снова оказалась лицом к лицу с воином. Он смотрел на стражников с таким хищным выражением, которое Маскелль раньше видела только на морде кошки, поджидающей у щели в полу неосторожную ящерицу; рука его лежала на рукояти сири. Маскелль поймала его взгляд и прошипела:
     - Не вздумай обнажить клинок.
     На лице синтанца было ясно написано, что он полагает: она лишилась рассудка, - но рукоять сири он выпустил. Маскелль подошла к костру, и воин двинулся следом.
     Когда Маскелль остановилась, остановился и он - на шаг позади и чуть сбоку; именно так должен был бы вести себя ее телохранитель. Уже давно Маскелль удавалось оставаться в живых только потому, что она всегда оказывалась на шаг впереди остальных - или по крайней мере умела их в этом убедить. Воин постоянно приходил ей на помощь с тех пор, как она вырвала его из рук пиратов, и, по-видимому, считал, что причина ей известна. Гордость и годы намеренного и непреднамеренного обмана не дали ей теперь просто спросить... Да, то ли гордость, то ли страх, что если он узнает о ее неведении, то уйдет. Ситуация становилась почти забавной.
     Стражники не отличались ни старательностью, ни вежливостью своего командира. Некоторые из них только для вида заглядывали в ящики, но другие с руганью врывались в фургоны. Если так пошло бы и дальше, Маскелль такое очень не понравилось бы.
     Один из стражников попытался войти в фургон Киллии, но та загородила дверь, пытаясь объяснить ему, что внутри больной ребенок. Детина не пожелал слушать и схватил Киллию за руку, намереваясь отшвырнуть в сторону. Маскелль в несколько шагов пересекла лагерь.
     - Оставь ее в покое, - приказала она, ткнув стражника посохом.
     Тот отступил - посох не причинил ему никакого вреда, но разозлил.
     - Малышка испугалась, и мне только что удалось ее снова укачать, - стала огорченно оправдываться Киллия. - Пусть ищут, но не будят...
     Дальше все произошло так быстро, что Маскелль не успела ничего понять. Кто-то скользнул мимо нее, и когда Маскелль подняла глаза, стражник уже растянулся на земле, а его дубинка отлетела в сторону. Между ней и стражником, заслоняя ее, стоял воин. Должно быть, стражник попытался толкнуть ее или, да помилуют его Предки, замахнулся дубинкой.
     Остальные стражники схватились за оружие. Маскелль похлопала своего телохранителя по плечу, чтобы предупредить, и подняла над головой посох. Воин немедленно распластался по земле.
     Однако в отличие от пиратов стражники знали, что это значит. Они замерли и тем самым дали своему командиру время вмешаться. Он кинулся между ними, вскинул руки и приказал:
     - Остановитесь!
     Маскелль заметила, что ее руки дрожат, и не только от тяжести поднятого посоха. Сердце ее колотилось, гнев комком стоял в горле.
     "Еще немного, и я сорвалась бы", - подумала она, когда самообладание вернулось к ней. Опустив посох, она сказала:
     - Вы все обыскали. А теперь уходите.
     Командир покачал головой, с трудом переводя дыхание.
     - Что в том фургоне?
     - Больной ребенок, - ответила Киллия, поднимаясь на ноги и отряхивая грязь с панталон. Она была слишком хорошей актрисой, чтобы показать свою ярость, но кровь отхлынула от ее лица. - Я сказала ему, что он может посмотреть. Я только не хотела, чтобы он разбудил малышку.
     Мгновением позже в доказательство ее слов из двери выглянуло круглое испуганное личико; девчушка посмотрела на стражников и захныкала.
     - Видите? - воскликнула Киллия, подхватывая ребенка на руки.
     Командир вздохнул и знаком отослал своих людей. Некоторым из них хватило совести смутиться, но тот, из-за кого начались все неприятности, продолжал злиться и не хотел уходить. Командир дождался, пока тот все-таки ушел, и сказал:
     - Прости, святая мать. Это была ошибка.
     - Почти смертельная ошибка, - бросила Маскелль.
     "Пока что удача мне не сопутствует, - подумала она. - Мы еще не добрались до города, а я уже дважды чуть не нарушила свою клятву".
     Командир непонимающе посмотрел на нее, потом тряхнул головой и направился следом за своими людьми. Когда стражники вернулись в здание пристани, Растим шумно выдохнул воздух.
     - Где он? - тихо спросила Маскелль.
     - В фургоне Фирака, на койке.
     - Я думала, его спрятали в твоем фургоне.
     - Так мы и сделали, но они собрались обыскивать его, и пришлось перенести тело.
     Маскелль покачала головой. Она ничего не заметила... впрочем, должно быть, они воспользовались переполохом.
     - Мы простимся с ним завтра, когда пересечем дамбу. - Похороны накануне того дня, когда они войдут в священный город, были плохим предзнаменованием... Маскелль вернулась к костру.
     Там собрались все ариаденцы. Они были перепуганы и выглядели довольно жалко, но актерами оставались хорошими - только это и имело значение для их представлений. Киллия, завернувшись в одеяло, осталась около своего фургона: она явно хотела быть поближе к своей малышке.
     Выражение их лиц, уклончивые взгляды сказали Маскелль, что воин последовал за ней: действительно, оказалось, что он снова стоит у нее за спиной. Она подумала: он третий раз оказывается в положении ее защитника - опять число три! Что-то Бесконечность стала щедра на странные предзнаменования... Лучше бы она это прекратила, решила Маскелль.
     - Ну? - обратилась она к ариаденцам.
     Гардик, который никогда не мог долго молчать, спросил:
     - Следует ли нам ожидать новых неприятностей сегодня ночью?
     - Нет. Сегодня ночью - нет.
     Ариаденцы встревожено зашептались. Фирак, Дория, Вани - хорошо знакомые лица после всех этих месяцев. Всего их было девять человек - совсем не много для некоторых сложных представлений. Жители Дувалпура - столицы Империи - оценят их искусство, не то что провинциалы... Кто-то отводил глаза, встретившись с Маскелль взглядом, кто-то был явно обеспокоен, другие просто устало смотрели в огонь.
     Наконец Растим прокашлялся и заговорил:
     - Думаю, мы все знаем, как плохо бы нам пришлось, если бы... если бы не Маскелль.
     Она стала приглаживать растрепанные волосы, чтобы скрыть улыбку. Ее имя, произнесенное с ариаденским акцентом, все еще смешило ее... Еще одно доказательство того, что воздух Дувалпура - у нее в крови. Как же она была глупа, покинув эти края!
     Гардик тут же откликнулся:
     - Никто и не спорит. - Он с воинственным видом оглядел остальных. - Но не должны же мы притворяться, будто нам такое нравится.
     Маскелль рассмеялась. Иногда Гардик вызывал у нее симпатию.
     Однако Гардик тут же спросил:
     - Так кто это такой?
     Он показывал на воина у Маскелль за спиной. Она сжала губы: вот теперь Гардик совсем не вызывал у нее симпатии.
     Растим пришел Маскелль на выручку - ей не пришлось признаваться, что она понятия не имеет о том, кто такой ее телохранитель.
     - Да ладно тебе, это дело Маскелль. А теперь не отдохнуть ли нам? Завтра ведь снова в путь.
     Послед