ные...  Даже  Мозголомная
Брага выявилась без всяких намеков - значит, поверил  старик,  лучшего
доказательства и не надо!
   - Как это у тебя хлеб хранится? - спросил  Жихарь.  -  Или  недавно
тесто творил?
   - Давно тесто творил, - ответил Беломор. - Для хлеба у меня  особая
безвременная полка имеется...
   На какое-то время они забыли и о Жихаревой судьбе, и о судьбах мира
в  целом   -   чокались   уцелевшими   кружками,   жевали   от   души,
сосредоточенно. Здравица над столом летала лишь одна: за здоровьице! А
чего еще воскресшему покойнику желать?
   - Ты не меня спас, - объяснял  Жихарю  захмелевший  мудрец.  Видно,
воскрешенный - тот же младенец, ему немного надо. - Ты весь мир  спас,
потому что зрю новую ему угрозу, а нынче перед собой  даже  избавителя
зрю...
   - Да блин поминальный! - воскликнул  богатырь  и  даже  отставил  в
сторону полную кружку. - Я же его вроде бы  наладил  как  надо,  а  ты
снова про избавление толкуешь... Сколько можно? Что,  кроме  меня,  на
свете и героев не осталось? Я сто раз под  смертью  ходил,  а  ныне  в
безвестности пребываю...
   - Настоящие герои всегда пребывают в безвестности, -  слабо  утешил
его старец. - Такая, видно, уж у них планида. А  что  это  у  тебя  на
груди за идолы наколоты? Так, с лысым-то все понятно, а другой кто? Уж
не сам ли Мироед?
   Тут Жихарь вспомнил, что  в  страшном  том  ущелье  разукрасил  ему
неведомо кто все тело синими  рисунками  и  надписями.  Он  на  всякий
случай спрятал босые ноги подальше под стол, потому что на  ногах,  на
взъемах ступней, тоже было кое-что наколото.
   Левая ступня синими буквами громко жаловалась:  "Ноженька  моя,  ты
устала!" Правая ступня была куда бодрей, поскольку и  надпись  на  ней
была задорная: "Наступи менту на горло!"
   - Может, и Мироед, - сказал Жихарь. - Он ведь умеет  принять  любое
обличье. Я-то надеялся до тебя  добежать  в  одно  время  с  Невзором.
Устроил бы ты нам с ним очную ставку,  тут  бы  вся  правда  наружу  и
вылезла... Он ведь про славный поход только то знает, что в  книжке  у
княжны прямо написано, а про цель...
   Он подсел поближе к старику-волхву и нашептал  на  ухо  такое,  что
Беломор чуть под стол не съехал.
   - И как мы на Змее Мировом  кувыркались,  он  не  знает,  и  как  я
Золотую Ложку утопил, - продолжал богатырь уже полным  голосом.  -  Не
говоря про обратный путь. Эх, как жалко ваджру  мою,  какая  она  была
полезная! Мудрый Лю меня, правда, утешил, что вернется она  ко  мне  в
ином обличье, да только где и когда?
   - Это мне пока неведомо, - важно сказал Беломор.
   "Тоже мне, волхв! - фыркнул про себя Жихарь. - Ты и в тот раз ложку
мою не признал..."
   - Пока неведомо, - повторил Беломор. - Но скоро станет все ясно.  И
еще мне ясно, что тебе тоже придется в поход отправляться.
   - Не тоже, а снова, - поправил Жихарь. - Только ты уж меня  снаряди
получше, а не как в тот раз...
   - А что в тот раз? - обиделся волхв.
   - А то, что меч твой хваленый  с  первого  удара  переломился,  как
сучковатый черенок у лопаты! - гневно пояснил богатырь.
   - Ну переломился и переломился, - сказал неклюд. - Видно,  сразу  у
меня душа не лежала к этому Невзору, вот я и  подсунул  ему  негодящий
клинок - как чувствовал! Сожрали бы его Гога с Магогой, а я  бы  парня
получше нашел тебя, к примеру...
   - Старинушка, да ты же поклялся мне верить, -  напомнил  Жихарь.  -
Как раз меня ты и нашел, того  и  держись,  не  то  нам  трудно  будет
договориться. А где Будимир наш ныне обретается? Уж он-то меня бы враз
признал...
   - При деле, - многозначительно сказал старик. - Он  и  так  с  этим
мерзавцем много времени потерял...
   - Снова-здорово! - огорчился Жихарь. - Это люди меня не признают, а
деревья, звери и птицы хорошо помнят и пособляют...
   Он обиженно  уткнулся  в  кружку,  потом  набросился  на  окорок  и
обглодал его до кости. После  чего  потянулся  так,  что  все  суставы
затрещали, а исцеленная было лавка жалобно заскрипела.
   - А сила-то, сила Святогорова?! - заорал он. - Хочешь,  печку  твою
сворочу с  места?  Невзору  так  нипочем  не  суметь!  Или  избу  тебе
разметать по бревнышку? Возвращается силушка, никуда не  делась!  Кабы
меня кто ночью досыта накормил, я бы бегом к тебе куда раньше  Невзора
поспел!
   - Сила - дело хорошее, - сказал неклюд. - К ней бы да ума...
   - Не сам ли меня, спящего, наставлял? - спросил Жихарь. -  Мне  все
твои уроки в дороге хорошо пригодились, всегда знал, что кому говорить
и как поступать...
   Это он,  конечно,  прилыгнул,  потому  что  и  глупостей  в  походе
натворил немало. Вспомнить хотя  бы,  как  задирал  Дикую  Охоту,  как
лешего дразнил, как...
   - Ну-ка, ну-ка, - сказал Беломор. - Верно, учил я предателя, немало
тайных знаний ему передал...
   - Славу мою он купил, - сказал Жихарь. - А  вот  памяти  я  ему  не
закладывал ни  явной,  ни  тайной.  Все  при  мне.  Проверь,  если  не
веришь...
   - А вот это дело, - сказал старик и на радостях разлил  по  кружкам
еще по глотку Мозголомной Браги. -  Ответствуй  мне,  кто  таков  есть
зверь единорог и что он означает?
   - Нетрудно сказать, - обрадовался Жихарь. - Единорог  символизирует
целомудрие,  а  также  служит   эмблемой   меча...   Традиция   обычно
представляет его в виде белого коня с одним рогом, выходящим изо  лба;
однако, согласно эзотерическим верованиям, он  имеет  белое  туловище,
красную голову и синие глаза. Легенда  утверждает,  что  он  неутомим,
когда его преследуют,  но  покорно  ложится  на  землю,  если  к  нему
приблизится девственница. Это наводит на мысль, что  он  символизирует
сексуальную сублимацию... Правда, девственниц нынче мало, а единорогов
и того меньше, так что не  знаю.  Некоторые  мудрецы  отождествляют  с
единорогом животное, известное в Чайной Стране как Ши-линь, другие  же
оспаривают правомерность...
   - Хватит, хватит, - замахал руками Беломор.  Потом  взял  кружку  с
напитком и задумчиво поболтал ее в воздухе. - А теперь ответь мне, что
есть огонь-вода?
   - И это помню, - уверенно сказал Жихарь. - Как и другие алкогольные
напитки,  огненная  вода   есть   coincidentia   oppositorum,   сиречь
совпадение  противоположностей,  и  поэтому  относится  к  нуменам   и
гермафродитам. Вследствие этого  алкоголизм  можно  рассматривать  как
попытку единения, преодоления разлада и отторгнутости.  Вот  я  отчего
пью-то в три горла! - догадался он. - За здоровьице твое,  старинушка,
за единение!
   - За головушку твою стриженую! - согласился старый волхв  и  ударил
своей кружкой о Жихареву.
   - Она у меня бритая! - уверенно сказал Жихарь.
   - Стрижено, брито - какая разница! - махнул рукавом волхв и тем  же
рукавом савана утерся после выпитого. - Ну,  спрошу  еще  для  ровного
счета: что есть лебедь?
   Лицо у Жихаря вытянулось, он наморщил лоб и призадумался.
   - Весьма сложный символ, - сказал богатырь  наконец.  -  Посвящение
лебедя Аполлону как богу музыки восходит к поверью, согласно  которому
лебедь поет прощальную  песню,  находясь  на  пороге  смерти.  Красный
лебедь служит символом солнца... Это  что  же  получается?  Будимир  и
лебедь - два сапога пара? В поэзии  и  литературе  он  выполняет  роль
образа  обнаженной  женщины,  целомудренной  наготы  и   незапятнанной
белизны. Башляр,  однако,  находит  у  этого  символа  также  и  более
глубокое значение: гермафродитизм, поскольку в своих движениях и своей
длинной фаллической шеей он  мужествен,  тогда  как  его  закругленное
шелковистое тело  женственно...  Далися  этому  Башляру  гермафродиты,
однако, - лебедя от лебедушки отличить уже не может!  В  итоге  лебедь
всегда указывает на полное удовлетворение желания... Сказать ли  тебе,
старинушка, про Лоэнгрина?
   - Довольно, - проскрипел неклюд. - Ты, я смотрю,  и  сам  ухарь  не
хуже Лоэнгрина. Говори честно, у кого ходил в учениках - у Мерлина или
у Мо Цзы?
   - У тебя ходил, -  потемнел  богатырь  лицом.  -  А  Мерлин  -  это
наставник моего побратима. Я его в глаза не  видел.  Вот  ворочу  свою
славу, поеду к Яр-Туру в гости - тогда, может, и увижу.
   - Добро, - сказал Беломор. -  Простой  дружинник  такого  знать  не
должен. А Невзору подобного допроса я учинить не догадался...
   - Не беда, - откликнулся Жихарь. - Он у меня перед смертью не  хуже
лебедя запоет.
   - Совсем ты мне голову заморочил, - сказал неклюд. - Даже брага  не
помогает,  даром  что  Мозголомная...  Невзор  -  Жихарь...  Жихарь  -
Невзор...
   - А ты верь мне - все на место и станет, - посоветовал богатырь.
   - Верю, коли пью тут с тобой, - вздохнул Беломор.
   - Ну, это не доказательство, - сказал Жихарь. - Я вот  тоже  пил  с
кем попало... Старинушка, а кто же этот сэр Мордред был? Муж в  зрелых
летах, а побратим пишет - только-только у него племянник народился...
   Беломор помолчал, подумал.
   -  Значит,  снова  со  временем  шутки  шутить  начали,  как  я   и
предполагал, - сказал он. - Придется тебе, милый  сын,  снаряжаться  в
дальний путь, во Время Оно.
   - А когда оно - это Время Оно? Было или еще будет?
   - Кабы знать... Поэтому отправишься ты в халдейскую страну Вавилон,
к халдейскому царю Вавиле, который строит вышку из кирпичей до  самого
неба... Надо ее порушить.
   - Ломать - не строить, - легко согласился  богатырь.  -  Велика  ли
вышка?
   - Сказано же - до неба! - вспыхнул старец.
   - А зачем ее рушить? Пусть люди любуются...
   - Она не для любования. Возводить ее царя Вавилу надоумил, конечно,
Мироед. Сначала одну вышку воздвигнут, потом вторую, третью...  Много.
А уж тогда натянут между ними колючую проволоку и станут за всем миром
приглядывать...
   - Что такое колючая проволока? - спросил Жихарь и почесал почему-то
наколки на груди. - Из проволоки звенья для  кольчуг  делают,  а  кому
нужна колючая кольчуга?
   - Это, сынок, уж такая дрянь, что и  не  расскажешь...  Подозреваю,
впрочем, что ты ее уже видывал, только память эту Мироед заел...
   "Поверил, старый пень! - возликовал Жихарь. - Наконец-то поверил!"
   - Или он ее все же у Невзора заел? - рассуждал сам с собой старец.
   - Старинушка, - сказал Жихарь ласково, только зубы у него при  этом
почему-то скрипели. - Хочешь, я тебе к завтрему кабатчика приволоку  в
пыльном мешке, вот у него все и узнаешь...
   - Недосуг нынче за кабатчиками с пыльными мешками бегать, - ответил
неклюд. - К завтрему ты уже должен быть в пути...
   - Без коня, без меча, без доспехов... - продолжил богатырь.
   - Меч сам своего хозяина найдет.  Конь...  В  тех  местах  не  конь
надобен, а верблюд, но его ты тоже добудешь. Да и не всякий конь  тебя
снесет...
   - Знаю верблюда, - сказал Жихарь. - Он вроде Демона: плюет на всех,
только что о четырех ногах и без крыльев... Значит, опять пешим ходом?
   - Недолго - тут недалеко, - сказал Беломор. -  Сначала  меч,  потом
колодец...
   - Какой колодец? - встревожился  богатырь.  -  Снова  в  яму?  Блин
поминальный! А поверху нельзя, что ли?
   - Нельзя, - сурово молвил неклюд. - А пока ложись-ка ты отдыхать. Я
тебе во сне всю  дорогу  растолкую,  после  чего  будешь  преодолевать
препятствия по мере их возникновения...
   - Попутчика, если подвернется, можно прихватить? С попутчиками ведь
ловчее...
   - Нельзя, - повторил Беломор.  -  Мало  ли  кем  может  прикинуться
Мироед? Укладывайся вон в том углу, сейчас и  тулуп  появится...  А  я
тебе колыбельную спою...
   Старик запрокинул голову и закрыл  глаза.  Богатырь  воспользовался
счастливой минуткой, наполнил кружку Мозголомной Брагой,  стараясь  не
булькать, закусил молодым луком и отправился  на  указанное  место.  А
Беломор затянул:

                        Бай-бай, люли,
                        Хоть сегодня умри.
                        Завтра мороз,
                        Снесут на погост.
                        Мы поплачем, повоем,
                        В могилу зароем.
                        Сделаем гробок
                        Из семидесяти досок.
                        Выкопаем могилку
                        На плешивой на горе,
                        На плешивой на горе,
                        На господской стороне.
                        Баю-бай,
                        Хоть сегодня помирай.
                        Пирогов напечем,
                        Поминать пойдем.
                        Со калиной, со малиной,
                        Со гречневым крупом...

   "Утешные колыбельные поют нынче в  Многоборье,  -  подумал  Жихарь,
засыпая. Веселые ребята должны от таких припевок вырасти..."
   Хоть и развесились снова по стенам чародейной избы связки  душистых
трав, но гарью все-таки пахло.


                          Глава одиннадцатая

                                 Волшебною ширинкой машешь
                                 И производишь чудеса!

                                                      Гавриил Державин

   Во время боев и  походов,  когда  воины  увечат  друг  друга  самым
жестоким и причудливым образом, Жихарь узнал,  что  мозги  у  человека
делятся на две  половинки,  словно,  простите,  люди  добрые,  задница
какая-то. А если половинки - две, то голова  может  думать  зараз  две
думы. Две думы у богатыря и было.
   Одна про княжну Карину. Только видел про себя Жихарь не саму княжну
во всяких видах, что достойно лишь охальника  и  похабника,  а  чистое
лесное озеро на закате, и вроде бы тонкий голос где-то  вдали  выводит
песню. Слов не слышно, а сердце внимает и томится...
   Вторая дума была про меч. Негоже  шляться  по  свету  и  тем  более
отправляться во Бремя Оно без меча.
   Конечно, мог  бы  богатырь  снова  изладить  из  подручных  средств
тяжеленный шестопер - с этим оружием он управлялся много ловчее, чем с
мечом; мог, на худой конец, найти подходящую дубину - тоже врагу  мало
бы не показалось. Только тогда никто из встречных не узнал  бы  в  нем
странствующего и подвигов взыскующего воителя, а посчитал  бы  простым
разбойником. С разбойником, как  известно,  можно  вовсе  не  драться,
презреть его, а ежели бой и случится,  разрешается  бить  лиходея  без
всяких правил, словно ходячего умруна,  -  и  никто  не  осудит.  Даже
Яр-Тур, сам себе сочиняющий благородные законы боя.
   У простого дружинника и меч - простая  полоса  железа,  только  что
наточенная и заостренная. Такое оружие ему приятель  Окул  мог  бы  за
один вечер выковать. Но  был  Окул  настоящим  мастером  и  знал,  что
подлинному богатырю меч нужен совсем не простой, а такой,  что  куется
не вдруг, но из выдержанной в болотной воде крицы, а выдерживать крицу
следует в три приема: ковать слиток и снова тащить его в болото на три
года. И болото, кстати, годится не всякое - должны бить в нем  горячие
ключи с вонючим запахом. Таких болот в Многоборье не водится.
   В жидкую сталь непростого меча полагается сыпать толченые самоцветы
и смарагды, чтобы стала она гибкой и крепкой. У  Окула  же  с  Жихарем
денег на самоцветы сроду не водилось. Правда, скопил  кое-что  кузнец,
но не в достаточном количестве.
   Перед тем как приступить к изготовлению такого меча, кузнец  обязан
полгода вкушать только травяную пищу, не прикасаться ни к чарке, ни  к
женщине, ни к собаке. Такое тоже не  всякий  выдержит.  А  уж  сколько
заклинаний придется припомнить и напеть под стук молота, да не  просто
напеть, а в надлежащем порядке!
   Не меньше хлопот  и  с  закалкой.  Старые  книги  велят  закаливать
красный еще от жару меч в теле  молодого  раба;  многоборцы  рабов  не
держали, батрак же не годился. Если бы годился, то  в  книгах  так  бы
прямо и писали: "в теле молодого батрака". А за убитого батрака  можно
запросто принять лютую казнь либо заплатить не менее лютую виру, после
чего останешься и без кузницы, и без штанов.
   Можно, правда, погрузить раскаленный клинок и в серого козла, но  и
тут незадача - козел-то быть должен  не  менее  десяти  лет  от  роду,
взлелеянный старушкой, живущей на отшибе, и откормленный семью  видами
особых трав, и, что немаловажно, ни разу не вспрыгнувший на  козу.  Да
где же старушке углядеть-то за козлом!
   Конечно, если бы Окул Вязовый Лоб задался целью создать  чародейный
меч, он бы его в конце концов да отковал. Только к  тому  времени  сам
Жихарь успел бы сделаться  пожилым,  семейным  и  зажиточным  мужиком,
которому такой меч вроде бы уже и ни к чему.
   Быстро сковать надлежащий клинок могут только горные карлы,  но  их
сперва нужно найти, приучить к себе, уговорить, уболтать, да  и  плату
карлы потребуют такую, что не захочешь связываться. Если же не платить
вовсе, обмануть искусных малышей, лезвие  сделается  проклятым  и  при
первом же удобном случае поразит самого хозяина.
   Поэтому настоящие  богатыри,  как  правило,  свои  знаменитые  мечи
кузнецам не заказывают, а либо получают в наследство, либо берут с боя
(что бывает крайне редко), либо в награду за доброе дело  (но  тут  уж
как повезет), либо меч сам дается им в руки, поскольку так уж суждено,
в древних курганах или каменных подземных гробницах. При  этом  бывший
владелец оружия имеет скверную привычку оживать и душить похитителя.
   Оттого и мало на  свете  героев,  обладающих  чудесными  мечами.  С
простой железкой все понятно - вот это она еще худо-бедно перерубит, а
вот на этом сама обломится. С наговорным же мечом никогда  наперед  не
знаешь, чего ожидать. То он сам влетит тебе в руку и потащит  наносить
роковой удар лучшему другу. То он начинает  в  ножнах  нагреваться,  и
остудить его можно лишь чужой кровью, а ведь не век  же  ходить  среди
врагов, будет и  с  товарищами  в  застолье  посидеть.  То  вдруг  так
привяжется к человеку, что станет как бы частицей самого владельца,  и
тогда малейшая  щербинка  отзовется  тут  же  зубной  болью,  пятнышко
ржавчины  откликнется  лишаем  на  лице,  а  когда  клинок  вдруг   да
переломится, тут хозяину и славу поют.  Посмертную,  разумеется.  Тоже
неплохо, но живому как-то приятнее.
   Старый  варяг  Нурдаль  Кожаный  Мешок,  Жихарев  боевой   учитель,
сказывал как-то  сагу  про  славного  берсерка  Хренли  Щитоеда.  Тот,
нажравшись мухоморов, рубил всех подряд, направо и налево, и друзей, и
недругов, а когда рубить было некого, со злости грыз собственный  щит,
причем ломались не зубы  берсерка,  а  стальные  пластины  на  дубовой
основе.
   Вот этому Щитоеду  как  раз  и  посчастливилось  попасть  к  горным
карлам. Они его раненного  подобрали  и  выходили.  Он  воспользовался
случаем и заказал себе оружие: такой клинок,  чтобы  все,  хотя  бы  и
каменные валуны, рассекал на две половинки. Его так и  назвали  -  меч
Пополам.
   Плату маленькие мастера запросили небольшую, и  даже  не  плату,  а
работу попросили исполнить -  запрудить  ручей,  чтобы  поставить  там
водяную мельницу, а уж мельница бы сама под  землей  качала  воздух  в
кузнечные мехи.
   Хренли Щитоед горазд был  только  ломать  все  и  портить,  поэтому
созидательный труд у него не задался. Бревна обтесать как  следует  не
умел, не то что собрать мельничное  колесо  со  спицами  и  лопастями!
Попробовать он попробовал, но от неудач только пуще разозлился, достал
где-то мухомор, пустил, по обычаю берсерков, пену изо рта,  отобрал  у
своих  благодетелей  чудесный  клинок  силой,  немало  их   при   этом
перетоптав своими погаными ножищами.
   Скалы над ним они успели сомкнуть, но с  новым  мечом  Щитоеду  все
было нипочем. Он пробился к свету, выскочил из-под земли  и  пошел  по
ней, напополам рубя все,  что  ни  попадется.  Страшная  слава  далеко
обгоняла его, приводя в трепет города и царства. Поэтому в свою родную
дружину он не вернулся - да не больно об этом жалели ярл и дружина.
   В конце концов дошел он и до могучего южного государства у  теплого
моря. Рассек мечом Пополамом городские ворота, явился пред царевы  очи
и  потребовал  себе  и  державу,  и  царевну,  я  все,  что   богатырю
полагается. Царь было пытался откупиться от него пол