Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
ь. А тут словно кляча последняя... Да я и
вправду Беломору не сподобился поклониться, свинство какое...
Демон тяжко вздохнул.
- У тебя-то что за беда? - спросил Жихарь.
- Дети, - прогудел Демон.
- Хворают? - встревожился богатырь.
- Хуже, - сказал Демон. - Еще не оперились, а уж ничего во всей
природе благословить не хотят.
- Совсем ничего? - ужаснулся Жихарь.
- Совсем ничего, - подтвердил Демон. - Даже отца родного. И в кого
они такие уродились?
- Действительно - в кого? - Богатырь сделал вид, что задумался. -
Ну да жизнь их выучит, рога пообломает... Нет, в самом деле -
прям-таки ничегошеньки?
Вместо ответа Демон изронил слезу. Плачут демоны крайне редко, зато
слезы у них не простые, а горючие. Вроде смолы. Если поднести к
изроненной слезе зажженную лучинку, то слеза загорится самым настоящим
образом. Вот и сейчас она упала на землю, а земля была сырая, и
демоническая слеза зашипела, пустив пар, и пошла в почву насквозь -
прямиком в Адские Вертепы. Хорошо бы угодила она там прямо на макушку
Мироеду. Пусть попрыгает!
- Эй, не сиди, работать надо! - послышался голос.
Невзор, оставив кабак на попечение дружка своего, румяного Бабуры,
внимательно следил, чтобы кабальный богатырь без дела не оставался.
Все работы на постоялом дворе уже давно были исполнены; теперь
кабатчик напропалую отдавал Жихаря внаем за хорошие деньги. Богатырь
уже вычистил все отхожие места в Столенграде, поставил десятка два
домов взамен сгоревших в бунташное время, выкопал и оснастил срубами
пару колодцев. Наниматели кормили работника сытно, и Святогорова сила
помаленьку возвращалась.
Частенько приходилось Жихарю раздувать меха у Окула в кузнице. Там
они за работой, под звон молота, судили и рядили о том, как бы
побыстрее выкупиться из кабалы, какую бы гадость устроить Невзору,
каким образом обойти и оставить с носом закон. Кое-что уже и надумали:
ежели гибкую медную трубку, через которую Жихаря кормили во время
смертного сна, приладить к котлу, а в котел налить простой бражки да
начать кипятить ее, поливая трубку холодной водой, то из трубки должна
закапать Мозголомная Брага. Такое хозяйство Жихарь видывал у Беломора.
Когда же затея удастся, все люди из кабака переберутся за угощением к
кузнецу, а Невзор пойдет по миру, как ему и полагается...
Но до этого следовало еще дожить.
- Нечем мне тебя отблагодарить за добрую весть, - вздохнув, сказал
Жихарь Демону. - Вот один медный грош добрая старушка сунула, и всех
денег...
Демон Костяные Уши поглядел на грош с презрением, и за дело.
- С оплаченным ответом, - сказал он.
- Покормить бы тебя, - сказал Жихарь, взвалил заостренное бревно на
плечо и пошел к изгороди. Демон взлетел с плетня и сел на бревно,
точно выбрав такое место, чтобы работник не утратил равновесия, бредя
по грязи.
Вдвоем они быстро поставили бревно в заранее выкопанную яму и
забили его поглубже с помощью копра, причем Демон поднимал каменную
шар-бабу наверх с нечеловеческой легкостью.
Солнце уже клонилось к обеду.
Служивший в кабаке Бабура заворчал, что и самого-то Жихаря кормить
не за что, не говоря уже о всяких крылатых проходимцах, но Демон молча
царапнул когтем столешницу, Бабура оценил глубину царапины и
заткнулся, выбросив на стол остатки вчерашнего угощения. Демон, надо
сказать, и тому был рад.
После еды полагался отдых, и этому даже Невзор не смел противиться,
хотя и шипел насчет лежебок и дармоедов.
Жихарь лежал на бревнах и думал, что же передать побратиму. Писать
было нечем, не на чем да и не о чем: то-то Яр-Тур обрадуется, узнав,
что сэр Джихар Золотая Ложка ходит в последних батраках!
- Передай на словах, - сказал он наконец, - что я в своем
государстве тружусь за все про все. Меня, скажи, так в народе и
прозвали: царь-плотник. Пальцы от работы закостенели, перо не удержат.
Как всю работу переделаю, так непременно буду в гости. Не женился
покуда, достойной себя не нашел. К Беломору наведаюсь днями, - добавил
он с сомнением. - Братние клятвы помню и соблюдаю... - сказал он с еще
большим сомнением. - От Лю Седьмого известий не было. Должно быть,
отшельничает, как и собирался. Ну вот вроде и все. Повтори.
Демон повторил слово в слово, ободряюще похлопал его крылом по
плечу, оттолкнулся от бревен и полетел на закат.
Дождик прекратился, и трава, казалось, полезла из земли прямо на
глазах. Вернувшиеся птицы, склевывая с деревьев жуков и гусениц,
взахлеб рассказывали друг дружке, в каких краях зимовали да что
повидали. Жихарь пожалел, что на Разнозельной Делянке, встретившейся
им с Яр-Туром в походе, среди множества полезных и чудесных трав не
попалась ягода Сорочье Яйцо - ведь человек, съев такую, научался
понимать все как есть на свете языки, хотя бы и птичьи.
- Впрочем, что мне теперь толку языки знать, - сказал он вслух,
наблюдая, как скрывается в небесах Демон - пусть и при службе, а
все-таки вольный. - Теперь мне отсюда не выбраться до седых волос, как
княжна сказала...
В самом деле, прямого и честного выхода он не видел. Можно,
конечно, и сбежать, да ведь от себя не убежишь. Денег на выкуп нету.
Можно, конечно, вечерами выбегать на большую дорогу - портняжить
деревянной иглой, да о том скоро все узнают. И без того купцы стали
обходить Многоборье стороной.
Можно поискать клад, только клады лежат заговоренные на три головы,
на десять голов, на тридцать голов, - вот сколько людей придется
самолично погубить искателю, прежде чем сокровище дастся ему в руки.
Есть клады и не кровожаждущие - чтобы взять подобный, достаточно
спеть без перерыву двенадцать песен, но не простых, а таких, чтобы ни
в одной не было сказано ни про друга, ни про недруга, ни про милого,
ни про немилого, только песен этих еще никто не придумал сложить.
Разве что у каменных варкалапов перенять...
Жихарь встал, растер сам себе ладонями ноющую спину и пошагал на
прежнее место - оставалось обновить еще добрую половину частокола.
За время Жихаревой кабалы народ в Столенграде здорово обленился -
ведали, что даже за мелкую медную денежку жадный Невзор пошлет
богатыря на любые труды. Одна такая денежка угодила не к кабатчику, а
к Жихарю в пустую мошну - добрая старушка тайком сунула, хоть богатырь
и не просил. С этого грошика надлежало начаться будущему богатству...
Возле бревен сидел прямо на вешней траве нищий. В прежние года, до
княжения Жупела, побирушек в Многоборье не водилось: всем всего
хватало, и своим, и пришлым. При Жупеле народ начал бедовать, многие
пошли с сумой. Злодею это не понравилось, потому что иноземные гости,
послы и купцы, могли усомниться в том, что Многоборское княжество
сильно и богато, поэтому всех нищебродов враз собрали в старый сарай -
якобы для совета, как дальше жить, - да в том же сарае и спалили,
подперев двери бревном.
Нищий поднял голову в черном клобуке. Лицо у него было темное,
морщинистое и такое древнее, словно прочие люди на свете оставались
вечно каждый в своей поре, а он один старился за всех. Побирушка молча
протянул руку с длинными цепкими и узловатыми пальцами.
- Эх, дедушка, - вздохнул Жихарь. - Что бы тебе осенью-то прийти?
Уж тогда бы я тебя не обидел...
- Дай денежку, - тоненько сказал нищий. - А я тебе в промен дам
добрый совет...
- Для меня и так тут целое княжество советов, - сказал богатырь. -
И все, заметь, добрые: удавиться и тем себе руки опростать никто не
подсказал. Ну да что с тобой поделаешь - на, более нету, чем богат...
И достал, не пожалел медного кружочка.
- Вот и спасибо, вот и молодец, по-княжески одарил, - молвил
нищеброд, пряча милостыньку подальше. - А совет мой таков: возьми у
самого богатого человека в городе денег под залог...
- Вот так совет! - горько усмехнулся богатырь. - Да я, если хочешь
знать, и сам-то весь, целиком, заложен и перезаложен...
- Весь, да не весь, - возразил побирушка. - Есть у тебя для заклада
такое, чего никто на земле заложить еще не додумался.
- Это что же такое будет?
- А слава твоя - добрая и худая! Вот ее и заложи. Она дорого стоит.
Жихарь поднял голову к небу и стал раскидывать мыслями. В самом
деле, ни о чем подобном он покуда не слышал: люди в крайности, бывало,
закладывали не только себя, своих жен и детей, но и самое душу, а вот
славу... Что ж, слава, как и деньги, дело наживное, а на свободе он
себе скоро новую доспеет...
- Вряд ли нынешняя моя слава на большие деньги вытянет, - сказал он
нищеброду, хотя говорить-то уже было некому: не сидел больше побирушка
под бревнами, сгинул, словно испугался, что пожалеет Жихарь о своей
щедрости да отберет денежку назад.
Стоило бы, конечно, потолковать с Окулом Вязовым Лбом - тот,
несмотря на прозвище, весьма был рассудителен в трезвом виде. Но
кузнец с утра отправился на болото выкапывать железные слитки,
ржавевшие там с прошлой весны. Железо после болотного лежания при
ковке становилось на диво гибким и прочным, поскольку всякая дрянь из
него выходила вместе со ржавчиной.
Пришлось богатырю жить своим умом, и ум этот подсказал, что медлить
не стоит, что скоро уже наступит Меженный день, самый длинный в году и
самый подходящий для начала боевых действий; а после этого дня
затеваться с долгим походом уже нечего.
Браться за топор кабальный работник уже не стал, зашагал обратно в
кабак.
На постоялом дворе растянуты были веревки. На веревках
проветривались и сушились дорогие, вышитые золотой канителью и
жемчугом одежды Сочиняй-багатура - степной витязь тоже подзадержался
при зеленом вине да и поиздержался. Только лошадей, верховую и
заводную, да лук со стрелами, да саблю, да звонкий кельмандар о двух
струнах Жихарь не позволил ему прогулять, памятуя о собственной
тяжелой науке: посадил хмельного багатура верхом, укрепил для верности
ремнем да стеганул как надо конька хворостиной. Стегать чужого коня
среди воинов считается великим оскорблением, но багатур ничего не
заметил, да ведь и не тот случай был, чтобы блюсти вежество.
Под веревками лежал на багатуровой же расшитой кошме румяный
Бабура, ругался и воевал с блохами, в изобилии ту кошму населявшими, и
приглядывал, чтобы прохожий человек не сковырнул жемчужину с шелкового
кафтана либо не вытянул золотую канитель из богатых шаровар.
- Чего воротился, тунеядец, ненажора? - поприветствовал Бабура
бесправного батрака и поймал очередную блоху. - Дело стоит, а ты
гуляешь... Придется на тебя еще один начет сделать!
- Зови Невзора - дело есть, - хмуро сказал Жихарь.
- Недосуг княжнину управителю толковать с теребенью кабацкой, -
поднял палец Бабура. - Мы государство крепим, внешними сношениями
озабоченность выражаем... На свете живешь, а ничего не понимаешь!
- Я тебе от всей души помогу блох извести, - пообещал богатырь и
поднял с земли черенок от лопаты. - Зови пустоглазого, блин
поминальный, - дело денежное!
Бабура сообразил, что изводить вредных насекомых сейчас начнут
прямо на нем, и поспешно вскочил на ноги. Жихарь поднял черенок.
- Бегу, бегу, - сказал Бабура. - С тобой, бирюком и отлюдником, уж
и пошутить нельзя! Да пригляди за степняцкими портами - отвечать
будешь!
- Отвечу, отвечу, - пообещал Жихарь. - Ты давай живой ногой, а то
деньги пропадут.
Бабура был таков и вскоре вернулся с Невзором. Новоявленный
управитель явился в долгополой шубе на выходных соболях и в высокой
бобровой шапке, несмотря на жару. Рукава у шубы свисали чуть не до
земли.
- Понятно, - сказал Невзор, хотя Жихарь еще и слова не вымолвил. -
Продал пару десятков бревен на сторону, а теперь будешь орать, что не
хватает...
- Выкупиться желаю из кабалы, - сказал богатырь и положил свое
оружие на траву в знак дружелюбных намерений.
От такой наглости пустоглазый оторопел.
- Кого выкупиться? - закричал он. - Тебе такой разговор затевать
надо самое малое лет через двадцать!
Тут за плечом у Невзора возник давешний нищеброд и зашептал что-то
управителю на ухо, и Невзор, дивное дело, не отшвырнул побирушку, а
внимательно выслушал.
"Эк мне дедушка ворожит за единый медный грош!" - удивился про себя
богатырь.
- Ну, пойдем ко мне потолкуем, - сказал пустоглазый совсем другим
голосом.
Жихарь двинулся к кабаку, на ходу хотел поблагодарить нищего за
содействие и посулить ему дополнительное вознаграждение, но нищий
снова пропал - то ли от великой скромности, то ли от чего еще.
Невзор к тому времени надстроил кабак; поднялись в горницу, забитую
множеством вещей, полученных бывшим кабатчиком от местных жителей и
пришлых людей.
- Богатый заклад за себя даю, - сказал Жихарь, усаживаясь на
табурет.
Невзор хмыкнул.
- И каков же заклад?
- Желаю заложить славу свою - добрую и худую! - торжественно сказал
богатырь и подбоченился. - Разве мало?
Невзор призадумался, вынул из шубы свое счетное устройство и начал
привычно гонять костяшки по прутьям.
- Невелика твоя слава - что добрая, что худая, - сказал он.
- Да ты что! - взвился Жихарь. - Она у меня всесветная! Мои дела
всякому в мире ведомы - и шаману дикому, и владыке великому! Я с утра,
бывало, царство на меч брал, а к вечеру его же в кости проигрывал! Я
одних царевен с принцессами освободил-избавил как бы не три сотни! От
меня менты на чудесной завывающей повозке в страхе бежали! Меня сам
Ваня Золотарев... Да что лишку говорить - обо мне целая книга
составлена, хоть у княжны своей спроси...
Помянул княжну - и сразу смутно стало на душе.
- Тут и думать нечего, - продолжил богатырь. - Мне по всей Дикой
Степи кумиров понаставили - правда, их каменными бабами кличут, но это
по ошибке толмачей. Дело верное, не сомневайся, а новой славы я себе
скоро добуду. Со славой и деньги придут, не задержатся, тогда заклад и
выкуплю...
Ничего Невзор не ответил, только уставил пустые свои очи неведомо
куда, а пальцы его все брякали да брякали костяшками, как будто жили
сами по себе.
- Ин ладно, - сказал кабатчик после долгого молчания. -
Договорились. Пиши расписку - я тебя научу, что писать. Только помни -
возвращать все равно придется с лихвой, на старые долги новые падут -
больше добывай золота, возами вези!
- Как не привезти! - обрадовался Жихарь. - Ты знай сундуки готовь!
Неправильный я буду богатырь, коли допрежнюю славу не выкуплю и к
новообретенной не прибавлю.
"Что-то слишком быстро он согласился, - подумал герой. - Не было бы
подвоха. Или ему дедушка нищий чего внушил - пустоглазый вроде бы не в
своей воле..."
Жихарь каждое сказанное для расписки Невзорово слово крутил в уме
так и сяк - вроде бы все обычно, как полагается, будто и не славу он
закладывает, добрую и худую, а женино золотое обручье с самоцветами.
Ну, лихва - само собой, куда кабатчику без лихвы, он же не благородный
воитель... Не худо бы и свидетелей позвать, да ведь нынче все
свидетели руку пустоглазого держать станут... Ладно, завалю его
впоследствии золотом - пусть подавится. Главное дело - освободиться...
Богатырская рука и так была к перу непривычная, а тут пальцы и
вовсе одеревенели, как и хотел он сообщить далекому побратиму.
Припоминая начертания полузабытых знаков, Жихарь то и дело совал
кончик пера в рот, отчего язык и губы почернели.
Наконец на пергамент пала тяжкая богатырская подпись.
Невзор ловко выхватил расписку из-под руки Жихаря, прижал трепетно
к груди и словно бы преобразился: ростом стал повыше, плечами пошире,
да и в глазах, дотоле пустых, что-то такое появилось...
- Добро, тащи мои доспехи, - приказал богатырь. - Пора снаряжаться
в поход, уже просохли пути и дороги. Кончил дождь моросить, вот я и
поеду...
Невзор поглядел на него с великим изумлением, спрятал грамоту за
пазуху и сказал:
- А ты чего это тут делаешь, оборванец? Ты кто таков? Какого
роду-племени и за каким делом без спросу явился? Ежели на работу
наниматься, то ступай вниз, там живет такой человек, Бабура, он тебя
живо определит, а здесь тебе делать нечего... И почему у тебя пасть
черная - ты не чернила ли мои сдуру выпил?
Изумление Жихаря было не менее велико.
- Сам ты сдурел, из ума выжил, Невзорище пустоглазое! Я же тебе
великий залог дал! Верни доспехи, сапоги и все, что положено!
Невзор поглядел на него зверем:
- Да как у тебя язык-то повернулся, пьянь подзаборная, меня,
богатыря Невзора, миру избавителя, пустоглазым именовать? Да по моему
слову не только что Многоборье - все мои побратимы с великим воинством
подымутся! Я Чих-орду расточил, страхоила поразил, весь свет прошел!
"Точно спятил, - решил Жихарь. - Теперь его посадят в срубе на
цепь, чтобы чего не навредил, и лечить станут ледяной водой и
собачьими хохоряшками. Надо у него расписку отобрать - безумному какая
расписка!"
Он сгреб кабатчика за ворот собольей шубы, приподнял одной рукой, а
другой полез за пазуху. Ворот затрещал, а Невзор заверещал, как заяц,
настигнутый лисою. Потом начал больно царапать богатырские руки.
Жихарь швырнул его в угол, подошел и легонько пнул ногой...
На шум и верещание прибежал со двора румяный Бабура:
- Государь Невзор, прости, недоглядел этого бродягу. Эк ты его в
угол-то загнал!
Жихарь, ничего не соображая, угостил Невзора кулаком в глаз.
- Не бей его, Невзорушка, не марай ручки свои богатырские, они тебе
для грядущих подвигов сгодятся! Мы его, невежу, лучше розгами выпорем!
- посулил Бабура и побежал за подмогой.
Жихарь оставил кабатчика и отошел. "Вроде бы я его колочу, -
размышлял он. - А выходит, что он меня?"
Тем временем снизу послышался дружный топот, и скоро в горнице
оказалось полно дружинников. При Невзоровом управлении войско было
наряжено по-новому: каждый имел на лбу наколотое слово "наш", чтобы
можно было отличать в бою своих от чужих. Такая же метка имелась на
ножнах мечей, на колчанах, на сапогах...
Дружинники принялись изгонять Жихаря, толкать под бока, бить под
микитки и под зебры, а он почти не защищался - и ошеломлен был, и
боялся покалечить товарищей. Только приговаривал:
- Да вы что, ребятушки, не узнаете меня? Ворошило, я же тебе жизнь
спас, когда под наши стены кранты приходили! Матора, ты же у меня в
кости нержавеющий ножик выиграл! Заломай, ты же меня тогда на пиру
первый вязать полез, но то я уже давно простил! Опомнитесь, братцы,
помилосердствуйте!
Но братцы не милосердствовали и узнавать Жихаря нипочем не хотели.
Дивились только наглости пришлого бродяги и лютовали еще сильнее.
- Вреда ему большого не чините, а только вышибите со двора прочь! -
распорядился Невзор. Глаз у кабатчика быстро чернел. - Прав Бабура,
негоже мне обо всякую сволочь руки пачкать! Самозванцев пришлых нам не
надо! Своих хватает!
Жихарь катился кувырком с лестницы и успевал думать:
"Вот так мне нищеброд присоветовал! В какую же новую беду я,
простодырый, попал? Надо же, блин поминальный, никого не убил - а все
равно один остался!"
Глава шестая
Любовь - творец всего доброго,
возвышенного, сильного, теплого и
светлого.
Феликс Дзержинский
...К вечеру Жихарь окончательно понял, что остался один.
Никто во всем Столенграде - ни старожилы, помнивши