Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
ь берега, время от времени цепляясь за
невидимые камни. Потом, когда стало возможно, выбрался на берег. Вода
стекала с него потоками, только платок, повязанный на шее и таивший в
себе озеро Гремучий Вир, по-прежнему оставался сухим.
"Эх, дубину-то я оставил!" - пожалел Жихарь, скача на одной ноге и
вытряхивая реку из ушей.
Бежать вдоль берега не пришлось, а пришлось идти шагом, чтобы не
переломать ноги между камней. Все равно уже свершилось все, чему
положено было свершиться. К острову он вышел вместе с солнцем. Постоял
на берегу, поглядел, как дым смешивается с утренним туманом. Потом
пошел вброд через протоку.
Сосны остались невредимы, а на поляне среди них чернел скелет
Беломоровой избы. И хитрая печь волхва, на которой можно было и еду
стряпать, и зелья возгонять, осталась в целости, только покрыта вся
была копотью.
Жихарь определил, что случилась здесь большая драка, поскольку
тлеющие остатки лавок и табуретов были поломаны и порублены. С черной
матицы свисали недогоревшие чучела, которых богатырь так боялся во
время своего гостевания у волхва. Огонь должен был уничтожить здесь
все подчистую однако - не уничтожил. Может, Беломор смирил его чарами,
а может, от жара лопнула бутыль с каким-нибудь вредным для огня
зельем.
Среди чучел, привязанный к матице цепями за руки, висел старый
Беломор, которого не могли погубить ни змеи-драконы, ни цари-короли,
ни чернокнижники-соперники, ни Троянская война. А погубил его, на
позор и боль Жихарю, простой кабатчик, самозваный богатырь со своими
палачами.
Платье на старике обуглилось, кое-где лоскутами свисала кожа. Когда
богатырь снимал своего наставника с матицы, то услышал и понял, что у
Беломора все кости переломаны.
- Золото искал, тварь пустоглазая, - сказал Жихарь. - Как же ты,
премудрая седая головушка, их до себя допустил, почему они
беспрепятственно в избу вошли?
И вдруг понял почему. Потому и вошли, что Беломор, как и жители
Столенграда, видел в Невзоре того самого богатыря, которого он,
Беломор, снарядил и наладил в дальний путь, которому доверил самое
важное дело в мире. Жихарь на всякий случай прижал ухо к обгорелой
груди. Но нет, был могучий волхв мертвым, каким был бы на его месте
всякий иной человек.
- И все из-за меня, - сказал богатырь. - Все беды из-за меня. А
теперь тут и веревки не найдешь, чтобы удавиться от стыда. Отныне не
буду искать себе иной славы, как порешить гада пустоглазого. Да и
дружину щадить не буду, дознаюсь, кто кабатчика сопровождал. Потом
пусть меня княжна судит и казнит. Казнь я себе заслужил.
Он накрыл тело старого волхва обугленным половиком, огляделся - и
вдруг от великой ненависти стриженая его голова помутилась, словно
вновь он хлебнул отравы, поданной сэром Мордредом. Богатырь упал на
черные, горячие еще доски.
И только одно видел во сне - как вернулся в Столенград в вороненых
доспехах с предлинным мечом, как загнал Невзора с помощниками в
проклятый кабак, как подпер дверь бревном и поднес факел...
...Разбудил Жихаря хриплый птичий грай. Солнце взошло уже на
полдень. Остов избы облеплен был вороньем, злодейские птицы искали
пищи по углам, клевали кого-то у порога - старик, видно, свою жизнь
продал дорого. Некоторые пытались добраться и до волхва, и даже по
животу самого богатыря прыгал на царапучих когтях наглый вороненок,
норовя достичь очей.
Поэтому Жихарь глаза только чуть приоткрыл, дождался, пока пернатый
гаденыш доскачет до груди, потом ловко и быстро ухватил вороненка.
- Вот с тебя и начнем, - сказал он. - Желторотый еще, а туда же...
Вороненок заорал, и вдруг Жихарь увидел, что птичка-то не простая:
на макушке у помойного хищника крошечный золотой венец. Тут и все
прочие вороны закаркали, зашумели крыльями, полетели к Жихарю, норовя
отбить венценосного птенца.
- Сейчас башку ему сверну, - предупредил богатырь. Вороны метнулись
по сторонам и расселись на прежние места. - Того, за порогом, долбите
от пуза, а старика не смейте трогать - я его сейчас похороню как
полагается...
Но тут богатырь начал кое-что припоминать. Вроде бы когда-то с
кем-то что-то подобное уже происходило или еще произойдет...
В небе зашумели крылья, и Жихарь подумал, что уж не Демон ли
Костяные Уши решил прийти на помощь по старой памяти.
Только был это вовсе не Демон, а преогромный ворон - не черный, но
серый, как бы седой. И венец на облысевшей голове у этого ворона был
покрупнее и побогаче...
- Отпусти престолонаследника, - приказал седой ворон. Голос у него
был как у человека, только с перепою - хриплый и временами
пропадающий.
Вот те на! Уж на что был умен петух Будимир, но слова человеческого
ни разу не изронил... И тут богатырь окончательно все припомнил.
- Как же, отпусти! - сказал он. - Просто так возьми да отпусти
вороньего царевича! Даром только птички поют да вороны каркают...
- Проси чего хочешь, - сказал седой вороний царь. Побелевший пух
окутывал его шею, как дорогой воротник. - Золота там, серебра, клад
указать или еще что...
Жихарь задумался. Можно ведь не сразу угробить кабатчика Невзора, а
сперва выкупить славу свою, добрую и худую... Или худую вовсе не
выкупать? Тогда и княжна сговорчивей будет... Потом взгляд его упал на
почерневшую тряпицу, под которой лежало тело Беломора.
- Нет, - сказал богатырь. - Золота я себе добуду, а вот кто мне
вернет старого волхва? Говорят, что вы, вороны, мастера искать живую и
мертвую воду. Так и ищите.
- И только-то? - с облегчением выдохнул вороний царь. - Да ты же на
ней, можно сказать, лежишь...
- Где? - вскочить богатырь вскочил, а вороненка-то не выпустил. Тот
уже не орал, только пищал жалобно.
Седой царь слетел на пол, подцепил огромными когтями горелую доску,
замахал крыльями, подняв кучу пепла, и наконец отодрал половицу.
- Дальше сам, - сказал он. - Видишь кольцо? Там у Беломора тайный
погреб, убийцы до него не добрались. Да не дави ты внучка столь
сильно, он же задохнется...
Жихарь переложил птенца-заложника в левую руку, а правой начал
вырывать половицы. Наконец обозначилась и крышка погреба с толстым
медным кольцом на краю. Кольцо было еще теплое.
Жихарь кое-как заправил одной рукой рубаху в порты, поместил
вороненка за пазуху ("Не царапайся, окаянный!") и полез по узеньким
сходням в погреб. Вороний царь остановил его, услужливо отыскал еще
тлеющую головешку и подал богатырю. Жихарь раздул пламя и спустился
вниз.
Погреб оказался обширным, там было всего много - куда больше, чем в
избе. И оружие наличествовало. "Вот же сквалыга старый!" - подумал
Жихарь про Беломора, одарившего его на дорожку порченым мечом, хотя
про мертвых плохо думать не полагается.
Среди бесконечных темных склянок он отыскал наконец две, стоящие
рядом и наособицу. Одна склянка украшена была изображением солнышка,
другая же месяца, который есть солнце мертвых. Больше богатырь ничего
искать не стал и вылез на белый свет.
- Отпусти внучка, - сказал седой царь. - Дело верное, старый ворон
мимо не каркнет. У кого же мы, по-твоему, это зелье добывали? У
Беломора и выпрашивали...
- Потерпит, не околеет, - хладнокровно сказал Жихарь. - Часом
раньше, часом позже... Вдруг там простая вода?
- Правильно делаешь, - вздохнул седой. - Никому верить не надо.
Особенно людям.
Жихарь откинул тряпку. У старого волхва даже глаз не было видно -
сплошная черная короста.
- Эй, эй, - забеспокоился вороний царь. - Сперва мертвую применить
надобно, а то он очнется слепой да увечный - так не поблагодарит
избавителя...
- От древних людей и птиц советами не пренебрегаю, - сказал Жихарь,
сколупнул ногтем со склянки восковую нашлепку, зубами пробку
вытащил...
- Не голой рукой, - предупредил еще раз седой ворон. - Тр-ряпку!
Тотчас же одна из птиц отыскала и доставила Жихарю прожженное во
многих местах полотенце. Жихарь сложил его в несколько раз, смочил в
зеленоватой и вонючей жидкости и провел несколько раз по лицу
мертвеца. Короста разом сползла, под ней показалось желто-белое лицо
волхва. Лицо было спокойным, точно и не испытывал он перед кончиной
лютых пыток, а прилег отдохнуть да и отошел во сне в Костяные Леса -
или куда там волхвам положено.
- Теперь все тело смажь, - распоряжался вороний царь. Видно,
немалый у него был опыт в подобных делах.
- Вот же зверье, - приговаривал Жихарь, обмывая тело мертвой водой.
- Нет, вы у меня тоже претерпите, дайте срок...
Потом он перевернул Беломора на живот, привел в порядок затылок,
спину и прочее. Проверил, в нужных ли местах гнутся руки и ноги.
Затем, следуя указаниям вещей птицы, снова перевернул на спину.
Вороненок за пазухой притих.
- Зубы ему разожми и лей живую воду прямо в рот! Да не щепкой
разжимай, надави вот здесь и здесь!
"Славный какой вороний царь, - подумал Жихарь. - А то бы я в
одиночку наврачевал, пожалуй!" Зубы у волхва были как у молодого.
Жидкость из солнечной склянки пахла мятой и полынью, и полынную
горечь, видно, покойник почувствовал, потому что губы у него
скривились.
- Всю выливай, всю!
Последние капли упали в полуоткрытый рот, только несколько попали
на обгоревшую бороду. Тело волхва содрогнулось, выгнулось дугой. Руки
и ноги бестолково задвигались. Потом Беломор вытянулся и задышал -
медленно и глубоко.
- Он спит, - сказал вещий ворон. - Но скоро проснется. Выполняй
уговор.
- Я вот тоже задремал, так всю зиму проспал, - проворчал богатырь,
но пленника все-таки вытащил на белый свет, посадил на ладонь и
подбросил.
Вороненок покувыркался в воздухе, потом кое-как совладал с крыльями
и, вереща, полетел к любимому дедушке - жаловаться на лихого и
коварного человека.
Лихой же и коварный человек вдруг почувствовал страшную усталость,
прислонился к недогоревшим нижним венцам стены и тоже уснул - второй
раз за день. Только снов никаких не видел.
Глава десятая
Ешь пироги с грибами - держи язык за
зубами
Пословица
...Питайся ими - и молчи.
Федор Тютчев
Кто-то плеснул ему в лицо холодной воды.
- Вставай, арап, - послышался знакомый сварливый голос.
Жихарь открыл глаза.
Волхв Беломор, живой и здоровый, одетый в белый саван, склонился
над ним.
- Дедушка Беломор, - обрадовался Жихарь. - Значит, не обманул меня
старый ворон - очнулся ты...
- А откуда ты, арап, меня знаешь? - спросил Беломор.
- Вовсе я не арап, - обиделся Жихарь. - Арапов-то я много повидал,
они все чернущие...
- А ты, можно подумать, белый лебедь, - сказал старик.
- Вон что! - догадался богатырь. - Так это я на пожарище весь
учучкался сажей да пеплом. - Он послюнил палец и потер щеку.
- Еще того тошней - белый арап! - вздохнул волхв.
- Вот заладил - арап да арап! - рассердился Жихарь, поднялся и
побрел к протоке. Там он разделся до пояса и долго мыл и оттирал
песком лицо и шею. Потом, не одеваясь, вернулся на пепелище. Только
пепла уже не было, словно вихрем унесло. Беломор в покойницком саване
бродил туда-сюда, считал урон, бормотал что-то себе под нос, и не
просто так бормотал, а с толком, потому что черные бревна помаленьку
светлели, переменяясь в свежеоструганные.
- Дальше изба сама себя долечит, - махнул рукой старик и обратился
к Жихарю: - Видишь, всей одежды-то у меня осталось. - И огладил саван
по бокам. - На смерть готовил, на житье пригодилось... Кто же ты
таков, парнище, кто тебя надоумил, как мне пособить?
- Дедушка, - жалобно сказал Жихарь. - Неужели и ты меня забыл? Я
ведь Жихарь, тот самый, которого ты за Полуденной Росой посылал...
Глянь-ка получше!
Беломор глянул получше, но легче от этого не стало.
- За Полуденной Росой, - сказал он, - посылал я вовсе не тебя, а
подлеца Невзора. Только он тогда не подлец был, а добрый молодец.
Невеликого, правда, ума, зато честный и смелый. Урок мой он выполнил,
я это знаю, и домой благополучно вернулся, а дома-то его вроде как
подменили...
- Дедушка, так это не его подменили, наоборот - он меня подменил!
- Ты вроде парень неплохой, только выдумывать горазд, - сказал
Беломор, складывая в единое целое изрубленную лавку. - Но, раз уж ты
меня из мертвых поднял, проси чего хочешь. Желаешь, к примеру, вечно в
молодости пребывать, не стареть?
- Не желаю, - сказал богатырь. - Во-первых, мне это уже предлагал
твой добрый приятель - Мироед, знаешь такого? Во-вторых, не желаю,
чтобы меня вечно учили и наставляли, словно отрока в дружине.
В-третьих, за вечную-то молодость и платить придется вечно, а?
- Догадлив, - проворчал старик. - Тогда проси чего-нибудь другого.
- Попрошу, - сказал Жихарь и глазами проследил полет доски на крышу
- изба и вправду потихоньку воссоздавалась. - Попрошу, только не
удивляйся. Поклянись, что поверишь любому моему слову, крепко
поклянись, а потом выслушай.
- Поклясться-то можно, - тряхнул куцей бородой Беломор. - А вот
поверить...
- Пойдем на берег, - предложил богатырь. - А то тут еще пришибет
бревном каким...
- Не переезжать же мне, - сказал старик. - Лучше два пожара, чем
один переезд...
- Лучше, если сам не сгоришь, - сказал Жихарь. - Ты ведь совсем
недавно был что головешка, а еще арапом обзывался.
- Постой-постой, - сказал Беломор и уставился на богатыря.
"Внутренним взором зрит, сейчас вся правда скажется!" - подумал
Жихарь. Но неклюд только морщил лоб, напрасно стараясь что-нибудь
припомнить.
- Где-то я тебя вроде видел, - выдохнул наконец старик. - Но ведь я
столько стран и земель прошел, недолго и обознаться... Как тебя,
говоришь, зовут?
- Нынче - Джихар Многоборец, а во младенчестве кликали Жихаркой...
Ну, вспомни! Я еще Ягую Бабу, поедучую ведьму, в печке изжарил вместо
себя, похвалился богатырь. - Вот водяной Мутило на что бестолков, а
ведь и то помнит...
- Да нет, - сказал многомудрый старец. - Ведьму изжарил, как всем
то ведомо, малолетний Невзорка...
- Вон что! Значит, и детская слава в общий счет пошла...
- Ты это о чем?
- Потом расскажу, надо все по порядку. Они выбрели на берег и
уселись на камушках.
- Долго я ждал Невзора, - сказал волхв. - Уже про него люди и книгу
сложили, а он все ко мне не являлся. Пил, говорят, да гулял! Кто-то
его отравить вроде бы пытался... Наконец вчера в обед соизволил
пожаловать. Да не один, а с десятком дружинников - как будто не знает,
что сторонним людям мое обиталище показывать не можно! Нет, говорит, я
теперь полный князь, мне без охраны путешествовать неприлично...
Ладно, стерпел я, угостил душегубов, начал его расспрашивать...
- Дедушка, - перебил Жихарь, - а не было ли с ними такого нелюдя в
черном плаще - все морду прячет?
- Был! - сказал неклюд. - Он-то меня и сумел превозмочь - я ведь от
Невзора и людей его беды не ждал. Приготовиться не успел...
- Говори, говори, - сказал Жихарь. - А потом меня послушаешь.
- Да чего говорить-то? Усадил я его за стол честь по чести, начал
расспрашивать, как да чего. Он бекает, мекает, но рассказывает. С виду
все вроде бы складно, только как бы с чужих слов... То вдруг про себя
начинает говорить "он", то еще что-нибудь... Многого вовсе не помнит,
затрудняется... То возьмет и перепутает все на свете... Только хотел я
ударить кулаком об стол да гаркнуть, чтобы не темнил, как вдруг этот
упырь в черном-то плаще произнес заклятие... Тут на меня Невзоровы
заплечники и накинулись. Невзору было нужно золото, а тому упырю
такое, о чем я тебе и сказать не могу, - это дела не богатырские, а
чернокнижные. Подвесили меня на потолочную балку, стали спрашивать.
Каленым железом прижигали, ломом колотили... Ну, перед тем как язык
проглотить и задохнуться, я успел-таки пару слов сказать. Одного об
стенку расшибло, а тут и вся изба занялась. А дальнейшего не помню.
- Зато я все помню, - сказал Жихарь. - Ну, то есть не все, а что
положилось в память, застряло там накрепко. Слушай, дедушка, и верь
мне, как поклялся.
И стал рассказывать долго, до самых мелких подробностей, что с ним
произошло, когда переехал он на коне Ржавом протоку и двинулся в гору.
Ничего не утаил: ни побед своих, ни поражений, ни встреч с добрыми
друзьями, ни схваток с врагами. Рассказал и про Гогу с Магогой, и про
Безымянного Принца, и про Соломона с Китоврасом, и про адамычей, и про
путешествие в страну страшных ментов, и про варкалапа, и про цыгана
Мару, и про бабье царство, и про драбаданских колдунов. Если бы
случился при Жихаре в тот миг скороспешный писарь (говорят, есть такие
на свете), то успел бы он записать книгу о Жихаревых подвигах
толстую-претолстую, не чета той, что у княжны Карины на полке
пылилась. Потому что было бы в ней и описание обратного пути, на
котором приключений и подвигов тоже хватило.
Одного не мог поведать Жихарь - что они с Принцем и Лю Седьмым
делали после встречи с Мироедом. Видно, так это и пребудет в тайне до
скончания времен.
Когда горло пересыхало от речей, богатырь прихлебывал воду горстью
прямо из реки. Старый Беломор слушал внимательно, не перебивал -
только уточнял кое-где обстоятельства, после чего согласно кивал.
Длинен был летний день, но и у него не хватило терпения выслушать
богатырские речи до конца. Солнце притомилось и пошло ночевать к себе
за окоем.
- Шабаш, - сказал наконец Беломор. - Ложкой море не вычерпать, хотя
бы и золотой. Если даже ты самозванец, разницы нету. Хоть до тебя
никто на свете не додумался отдавать славу свою в заклад. Но и
выдумать ты сам этого не мог. А поверить тебе до конца я смогу лишь
тогда, когда ты сам эту славу свою по чести выкупишь, - не обижайся...
- Да я и не обижаюсь, - сказал Жихарь. - Сам виноват.
- Вот это правильно, - сказал волхв. - Человек - не дерево и не
зверь, он сам всегда в своих бедах виноват. Если бы все это понимали,
жизнь устроилась бы на свете вполне прекрасная. Нынче уже не время по
кругу ходит, а сами мы ошибки свои же повторяем и множим... Вставай,
пойдем в избу - я чаю, она там без нас уладилась.
И вернулись они в избу, и убедился Жихарь, что уладилась изба -
стояла, как прежде, убогая снаружи и обширнейшая внутри. То, что огонь
пожрал безвозвратно, изба выбросила за порог, а то, что в дело
годилось, было восстановлено в прежнем виде. Даже та поганая кадушка,
что выносила мусор своим ходом. Пришлось же ей нынче побегать! Только
запах дыма остался, напоминая о злодеях и грядущей над ними расправе.
- Ты, дедушка, их не трогай, - сказал богатырь. - Моя вина, мой и
расчет. Принесу я тебе ихние головы, не сомневайся.
- Жрать-то как охота! - внезапно сказал Беломор. - Вот же изверги -
горели, а все съестное подчистую унесли...
- Дело военное, - пожал плечами Жихарь. - Дружина и должна чужим
добром жить. Хотя, честно сказать, я после восприятия Святогоровой
силы должен питаться усиленно, а то ослабею...
- Не ослабеешь, - сказал неклюд. - Вот я в погребе пошарюсь...
Пошарился он там на славу - в прежний-то раз ведь томил богатыря
травами да медом. А тут нашлись и копченые окорока, и ковриги совсем
свежего хлеба, и раки вареные, и огурцы соле