е  его  диковатым
лесным мальцом, разбойничьим выкормышем, ни малые  дети,  которых  он,
будучи при деньгах,  всегда  оделял  гостинцами,  ни  красные  девицы,
веселые жены и вдовы, привечавшие богатыря тайком и явно,  ни  злобные
старухи-сплетницы, ни, как уже было показано,  боевые  сотоварищи,  ни
надежные собутыльники, в каком бы состоянии они  ни  пребывали,  -  ну
никто его не узнавал.
   Даже верный до последнего дня Окул поглядел на него с недоумением и
сказал, что лишний молотобоец ему не нужен - и так платить нечем.
   - Иди, иди, странничек, своей дорогою, -  слышалось  то  здесь,  то
там. После  Жупелова  правления  в  Многоборье  к  чужакам  относились
настороженно. - Иди, не задерживайся, не  ищи  беды.  А  то  под  зиму
заехал один такой, героя нашего, Невзора Избавителя, отравой  угостил,
так еле на ноги подняли...
   - Так это же я - Избавитель, это  меня  ядом  травили!  -  возражал
поначалу Жихарь, а потом и возражать перестал,  поскольку  понял,  что
слава мирская и память людская - одно и то же.
   Что такое лишиться памяти, пусть даже не всей, он уже знал по себе.
А тут весь целый народ ее лишился - правда, только по части Жихаря.
   "Учили ведь меня, учили, - сокрушался богатырь. - Яр-Тур лишь о том
и твердил, что славой дорожить надобно,  а  я,  получается,  ее  даром
отдал - и кому? Телепню жадному, пустоглазому... Он теперь и при  моей
славе, и при моих деньгах, а я-то кто?"
   Правда, кое-какая выгода все же выгадалась. Славу сбыл он не только
добрую, но и худую, так что Невзор нынче сам у себя в долгах и сам  на
себя обязан батрачить. Да и незримые путы вкупе с  негремящими  цепями
закона Жихаря  уже  не  отягощали.  Стало  быть,  все  нужно  начинать
сызнова...
   Только столенградские псы, здоровенные и лютые, богатыря  почему-то
не облаивали, как всех прочих  пришельцев,  и  за  штаны  не  хватали:
ластились, как раньше, и виляли хвостами - у кого не обрублены были.
   - Эй, прохожий человек, стричься-бриться не желаешь? - окликнул его
знакомый  голос.  Из-за  своего   плетня   выглядывал   столенградский
брадобрей Одинец, старый бобыль и знаток всех здешних тайн.
   Жихарь обрадовался, что хоть кто-то на  него  внимание  обратил,  и
ответил:
   - Я бы не прочь, только заплатить нечем... Хотя есть  вот  ременной
пояс из шкуры заморского зверя и  пряжка  на  нем  серебряная.  Только
потом веревочку дай, чтобы штаны не упали.
   - Эх, уговорил! - сказал брадобрей и открыл калитку. - Бороду будем
брить или только подровняем?
   Жихарь был куда как зол на себя,  в  том  числе  и  на  собственную
бороду,  и  решил:  "Не  одному  мне  страдать,  пускай  борода   тоже
помучается, по новой вырастает!"
   - Брей окаянную, - сказал он и вошел к Одинцу во двор.
   Брадобрей усадил его на особый стул -  кузнец  устроил  стул  таким
образом, что спинка у него откидывалась, - завесил  богатырскую  грудь
довольно чистой тряпицей и начал сбивать в медном тазике мыльную пену.
Мыло у него было дорогое, привозное.
   - А головку подровняем? - спросил  Одинец.  -  Княжна  наша  любит,
чтобы добрые молодцы  опрятны  были,  -  тогда,  может,  и  возьмет  в
услужение, а то и в охрану - ты вон какой дюжий...
   - Стриги короче - меньше голова будет преть под шеломом,  -  сказал
Жихарь и вспомнил, что дорогие доспехи ему отныне  недоступны,  в  том
числе и шлем. Хотя... если,  скажем,  вот  этот  медный  тазик  тайком
прихватить, да надеть на вон ту деревянную болванку, на которой  висят
ложные волосы для лысых, да обстучать  деревянной  же  киянкой,  то  и
получится неплохой шлем...
   Одинец между тем рассказывал, что вот  как  пройдет  лето,  да  как
настанет пора свадеб, да как женится  батюшка  наш  Невзор  на  княжне
Карине, да как станет сам князем,  сильный,  славный  и  богатый,  вот
тогда жизнь в Столенграде пойдет совсем иная.
   -  Накуплю  у  заморских  купцов  зелья-вошегону,  всякую   перхоть
повыведу, - мечтал вслух  Одинец.  -  Краски  для  волос  добуду,  это
непременно - не  век  тебе  рыжим  ходить,  парень,  рыжих  не  любят;
душистого сала приобрету для кучерявости...
   - Хоть рыжие, да свои, - обиделся Жихарь за родную волосню,  и  тут
пришла ему в голову нежданная дума.
   - Отец, - сказал он. - Ну, что  Невзор  тут  первый  герой,  я  уже
понял. А ты лучше скажи, кто у вас в недавнюю пору был кабатчиком?
   - Кабатчиком?  -  Одинец  даже  растерялся  и  защелкал  ножницами,
рассекая воздух. - Кабатчиком, говоришь? Тьфу, что-то на меня затмение
нашло... Раньше старый Быня зелье разливал, нынче молодой Бабура...
   - Вот-вот, -  сказал  Жихарь.  -  А  между  ними-то  кто  в  кабаке
заправлял? Эй, эй, ты смотри ухо мне не обкорнай!
   - Кто же был  кабатчиком?  -  размышлял  вслух  брадобрей.  Он  уже
оболванил рыжую голову, достал бритву и начал править ее на  Жихаревом
ремне. - Кабатчиком был... Да кто-то  ведь  был  же  кабатчиком...  Не
пустой же кабак стоял, не без присмотру же, а то бы там все  выпили...
Был, наверное, кто-то, да только вот кто? Совсем я старый стал,  никак
не могу припомнить...
   - Ладно, пустое, - сказал богатырь. - Не ломай голову, а то  совсем
сломаешь... Да, а женишок-то ваш, Невзор, говорят, сам попивает?
   - Было такое, - согласился Одинец. - Имело  место.  После  трудного
похода с устатку погулял он, потешил себя и весь народ. Только  княжна
ему за это сурово попеняла, и он с тех пор капли не проглотил... Ну да
быль молодцу не в укор! Все мы погуляли, пока здоровье позволяло.
   "Да, - подумал Жихарь. - И с этой стороны до правды не доберешься".
   Одинец закончил свою работу, вытер Жихарю лицо все той же  довольно
чистой тряпочкой и подвел к бадейке с водой - поглядеться.
   В бадейке вместо Жихаря показался незнакомый человек.
   - Кто же я? - спросил себя Жихарь.
   - А кто бы ни был, лишь бы не вор и разбойник, - отозвался Одинец.
   Богатырь поблагодарил  брадобрея  за  хорошую  работу,  подпоясался
обещанной веревочкой и вышел со двора.
   "А письмо-то от побратима!" - внезапно вспомнил  он.  Достал  из-за
пазухи грамоту с королевской  печатью,  изображавшей  голову  дракона,
развернул...
   "Любезнейший друг мой и дорогой брат сэр Ньюзор! Во первых  строках
своего письма сообщаю Вам..."
   Жихарь швырнул свиток оземь, как ядовитую  змею  с  погремушкой  на
хвосте, растоптал его и запнул под плетень, хотя пергамент  ни  в  чем
перед ним не провинился и стоил денег.
   - Книга, - сказал он вслух. - Книга же про меня у  княжны  имеется!
Да и сама княжна мудра не по годам, может насквозь видеть! Вот у нее и
пойду правды искать! Да и глянуть на нее лишний разок...
   И решительно направился на княжий двор, соображая  по  дороге,  что
будет говорить и как.
   У крыльца он как следует вымыл в луже босые ноги, вытер их о  траву
и сделал шаг вперед.
   - Ты куда это? - удивились стражники. - Княжна только по праздникам
милостыню подает!
   - Передайте светлой  княжне  Карине,  -  сказал  Жихарь,  расправив
грудь, - что странствующий воин, попавший в большую беду, просит ее  о
беседе. Прибыл я из далекой Бонжурии, зовусь сэром Джихаром,  хожу  по
белому свету, ища князьям чести, а себе - славы...
   Таких речей стражники сроду от побродяг  не  слышали  и  смутились.
Вдруг да младая княжна рассердится, что не пропустили  к  ней  нужного
человека? Она ведь с причудами, княжна-то...
   - Тебя, поди, подлые кривляне ограбили, - сочувственно сказал  один
из стражников. - Ну да ничего, мы до них еще доберемся. Княжна строга,
но справедлива, людей насквозь понимает...
   - Это-то мне и нужно, - сказал Жихарь.
   Стражник отправил своего напарника наверх  с  докладом,  а  сам  со
вниманием  выслушал  рассказ  пришельца  о  том,  как   мерзопакостные
кривляне напали  на  него  втридцатером,  потеряв  при  этом  половину
отряда,  но  вторая  половина  все  же  сумела  повалить  и   обобрать
воина-одиночку.
   - Чистые разбойники, - вздохнул стражник.  -  Золоченые,  говоришь,
были латы?  Беда-то  какая...  А  клинок  неспанский,  вороненый?  Вот
жалость-то... Не сокрушайся, сила солому ломит, новое добудешь...
   Тем временем вернулся напарник и сообщил,  что  княжна  по  великой
своей доброте странника примет у себя в особых покоях.
   На всякий случай Жихаря обыскали, отняв малый ножичек в  берестяных
ножнах.
   - Ты, как ее покой увидишь,  не  страшись,  -  успокаивал  богатыря
добрый стражник. - Кариночка  наша  маленько  приколдовывает,  но  для
людской же пользы...
   Так и довел его до окованной бронзовыми  ликами  двери,  сам  же  и
постучал.
   Испугаться Жихарь не испугался, но удивился изрядно  -  так  похоже
было жилище княжны на  колдовскую  избу  Беломора:  травы  по  стенам,
прозрачные сосуды, превеликое множество книг на полках...
   - Входите, сэр Джихар, - сказала Карина. Она сидела за  столом  при
свечах читала, видно, что-то или новые законы измышляла.
   Жихарь вошел и низко поклонился. Низко, но не слишком.  Точь-в-точь
так, как учил его Яр-Тур.
   - Рад приветствовать прекрасную даму в сей обители  премудрости,  -
сказал он. - Красота ваша подобна голубой хризантеме из уезда  Линьбяо
в  пору  весеннего  равноденствия  (это  уже  было  от  Лю  Седьмого).
Посмотришь - словно связкой монет подаришь, нахмуришься - и вечер  еще
темней  покажется...  Судьба  ввергла  меня  в  бездну  злосчастья   и
забвения...
   - Будь и ты здрав и благополучен, рыцарь, - сказала она.  -  Где-то
слышала я это имя - Джихар, только вот не  припомню  где...  Садись  и
поведай мне свою беду...
   Жихарь уселся поудобнее и начал  свой  рассказ.  Подготовиться  как
следует у него времени не было, поэтому правда в его речах мешалась  с
выдумкой, да и дело-то происходило не в Столенграде и не в Многоборье,
а в совсем другой стране, которой и на земных чертежах не  найдешь,  и
славу его похитили злые волшебники менты вместе со всеми  верительными
и рекомендательными грамотами...
   Княжна  слушала  и  водила  взглядом  по  книжным  полкам,  как  бы
прикидывая,  откуда  именно   Жихарь   позаимствовал   историю   своих
похождений и злоключений.
   Да так оно и было, по ее мнению.
   - Милый юноша, - сказала она.  -  Да  ты  просто  начитался  всяких
занимательных сочинений, доставшихся нам из прежних эпох. Ты  приписал
себе большую часть подвигов нашего славного Невзора и его друзей.  Это
бывает. Такое однажды случилось  с  человеком  гораздо  более  зрелого
возраста, он и отправился искать рыцарских свершений, несмотря  на  то
что время для них ушло. Это очень грустная и печальная история,  но  и
она, к сожалению, повторяется, как и все прочие истории...
   Жихарь побледнел.
   - Ничего больше не будет повторяться, - сказал он. -  Зря  мы,  что
ли...
   - Вот видишь, - сказала княжна. - Снова ты за свое. Но это пройдет,
когда ты сам совершишь славные деяния и перестанешь нуждаться в  чужой
славе, подобной дыму... Я бы с радостью  одарила  тебя  добрым  конем,
крепкими латами и достойным клинком,  но  княжество  мое  пребывает  в
запустении...
   - Прости, добрая княжна, - сказал Жихарь. - А через кого  наступило
запустение-то?
   Она туманно улыбнулась.
   - Да все через него же - нашего избавителя Невзора. Правда,  сейчас
он непонятным  образом  разбогател,  но  все  равно  продолжает  тяжко
трудиться на благо нашей державы - все  сам,  все  сам...  Думаю,  что
осенью я отдам ему руку и сердце  -  он  свою  вину  исправил...  Хотя
признаюсь тебе - ведь благородный воин умеет хранить  чужие  тайны,  -
что Невзор оказался не таким,  как  я  вообразила,  прочитав  книгу  о
нем... Безумная  расточительность  его  переродилась  в  скопидомство,
ясный и находчивый ум - в расчетливость торгаша... Прежний,  буйный  и
хмельной, нравился мне куда больше... Должно быть, я слишком  резко  с
ним поговорила, или кто-то навел на него порчу.
   - Вот и не торопись с замужеством, - сказал Жихарь. В горле у  него
стало сухо. - Потерпи,  я  схожу  за  подвигами,  вернусь  -  тогда  и
посмотришь, кто тебе милей.
   - О, как ты заговорил, - рассмеялась Карина.  -  Нет,  эту  надежду
оставь. Впрочем, в закатных землях существует обычай, по которому воин
может объявить даже супругу короля дамой  своего  сердца  и  совершать
свои деяния во имя ее. Она обычно дает ему на память какую-нибудь вещь
- например, вот этот платок...
   Княжна взмахнула рукой, и на  колени  Жихарю  упал  тонкий  платок,
расшитый изображениями зверей, птиц и прочей живности.
   - Этот платок приносит удачу, - сказала княжна. - А с удачей  будет
у тебя и конь, и меч, и все, что полагается...
   - Спасибо, светлая княжна, - сказал богатырь. - Только все же хотел
бы я вернуть собственную славу - любой ценой.
   - Никогда так не говори, - нахмурилась княжна. -  Потому  что  цена
может оказаться действительно любая...
   - Я знаю, - сказал Жихарь. - Когда Мироед...
   - Покинь наконец свой воображаемый мир! Ты помнишь то, что было  не
с  тобой,  как  в  старой  песне  пели...  Ступай,  милый  мальчик,  и
возвращайся со славой - только незаемной...
   - Да я сам свою славу взаймы отдал - вернее, в залог! - не выдержал
Жихарь. Уж лучше бы она,  как  в  тот  раз,  честила  его  пьяницей  и
недоумком, а не "милым мальчиком". Сама-то едва от  нянек...  -  Да  я
докажу! Я всем докажу! Доставай давешнюю книгу про там, где нас нет!
   Княжна пожала плечами,  встала  и  сняла  с  полки  увесистый  том,
переплетенный в змеиную кожу и с бронзовыми застежками.
   Жихарь схватил книгу, щелкнул застежкой и раскрыл наугад.
   "...Принца, - прочел он. -  Всех  убью,  один  останусь!  -  криком
предупреждал Невзор горожан об их нелегкой судьбе".
   Он торопливо перелистнул страницу:
   "Великанская белая всадница слегка наклонилась в седле и  взмахнула
хлыстом. Кончик хлыста, собранный из множества острых льдинок, резанул
Невзора по лицу".
   Жихарь в ужасе поглядел на следующий лист:
   "Невзор оглянулся и погрозил кулаком:
   - Попомните меня!"
   Он в отчаянии захлопнул книгу (полетела  вековая  пыль)  и  треснул
книгой же себя по лбу (пыли полетело еще больше).
   Оказывается, проклятая расписка распространила свои чары не  только
на нынешних обитателей света, но и на тех, кого уже  нет  или  еще  не
родились. Он попался, как  мышь  в  пустой  горшок,  и  никто  ему  не
поможет.
   - Поставь книгу на место и ступай,  -  холодно  сказала  княжна.  -
Нельзя жить в мечте, особенно в чужой.  Платок,  так  и  быть,  оставь
себе...
   Жихарь поднялся, подошел к полке, сунул окаянный том  среди  прочих
так резко, что другая  книга  вылетела  -  едва  успел  подхватить.  И
название этой нечаянной книги Жихарю здорово не  понравилось:  "Смерть
Артура". Но думать об этом было не время.
   - Погоди, пресветлая, - сказал он торопливо. - Подумай,  вспомни  -
кто у вас в кабаке заправлял, когда  ты  в  Столенград  явилась?  Кому
Невзор задолжал? Не себе же? Зачем тогда было княжескую казну грабить?
Под чье имя? И кто на самом деле отравленный спал?
   И тут лицо у княжны сделалось чем-то похоже на брадобреево, хоть  и
оставалось по-прежнему прекрасным.
   - В самом деле... - сказала она и  зажмурилась,  мучительно  что-то
припоминая. - Нелепость какая-то получается - и  тут  не  сходится,  и
там...
   - Думай, думай! - кричал Жихарь. - Ты же премудрая! Именно  что  не
сходится! Да ты хотя бы заставь Невзора мои доспехи примерить -  он  в
них шагу не сделает! Мечом моим не взмахнет - опрокинется! Вот снова к
городу подступят кранты - наплачетесь с таким  защитничком!  Да  и  не
бывает пустоглазых богатырей!
   Княжна трясла головой, терла виски, глаза у нее сделались  огромные
и бездумные...
   В это время послышался грохот, дверь отворилась, в палаты ворвались
дружинники, среди которых притаился Невзор - без доспехов и без меча.
   - Хватайте его! - кричал пустоглазый. - Это, княжна, известный  вор
и самозванец, он тебя ограбить и обесчестить пришел!
   Несколько дружинников метнулись к окну, отрезая дорогу для бегства.
   - Всех убью, один останусь! - громогласно рявкнул Жихарь  и  сделал
вид, что достает из-за пазухи кинжал.
   Дружинники от неожиданности оторопели, расступились, богатырь одним
прыжком оказался у окна, выбил раму и прыгнул вниз, в темноту.


                             Глава седьмая

                                 Мифология славян вообще дело темное и
                              запутанное.

                                  "Воронежские филологические записки"

   Видно, платок, подаренный княжной, и взаправду оказался счастливым:
Жихарь не угодил ни на копья бегавших вокруг терема дружинников, ни на
остатки поленницы, ни на  какую  другую  вредную  при  ночном  бегстве
преграду. Он приземлился на согнутые ноги, крякнул от удара, пнул,  не
глядя, кого-то пяткой в закрытую кольчугой грудь.
   "К реке, - соображал он, расчищая себе  путь  вперед.  -  Перемахну
через гору, а с горы кувырком, как  зайчик.  Выбирать  не  приходится,
найду на берегу корягу - и вниз, к острову старого  Беломора.  Тяжести
на мне никакой нет, как-нибудь доплыву..."
   - К реке! Все к реке! - услышал он голос Невзора. -  Заломай,  бери
свою сотню - и вниз! Я бы на его месте непременно к реке побежал!
   "А куда же еще? - подумал  Жихарь.  -  Ты  и  так  на  моем  месте,
тварюга..."
   Вокруг  замелькали  огни  факелов.  Многие  дружинники  по  тревоге
выскочили в чем были, то есть в портах  и  босиком.  Из-за  этого  они
принялись ловить друг друга и бить, а когда убеждались  в  ошибке,  то
долго еще ругались. Шум стоял неимоверный.
   И богатырь выбрал самый  нежданный,  но  и  самый  правильный,  как
оказалось, путь: пока стража перекрывала всякие огороды и палисады, он
беспрепятственно устремился вперед по главной улице. Собаки хозяйские,
конечно, всполошились и залаяли, но лай стоял во всем Столенграде, так
что причину его установить было трудно.
   Жители выбегали из домов. Бритого Жихаря, да еще в темноте,  узнать
было невозможно. Он воспользовался этим и кричал на бегу:
   - Все к реке! Лови окаянного! Невзор обещал того кто поймает, целый
год бесплатно в кабаке угощать!
   Вот когда впереди показались городские ворота тогда он и своротил в
сторону, подпрыгнул, перемахнул через  частокол  и  скрылся  в  ночном
мраке.
   Пробежав сколько-то по дороге, Жихарь углядел  в  темноте  знакомый
пень, покинул прежний путь и очутился на ведомой ему лесной тропке.
   Обычному человеку в ночном бору непременно придется туго - тамошние
жители не любят, когда нарушают их сон. Птицы непременно всполошатся и
загалдят, особенно сороки; темная охотница сова,  скоробогатая  птица,
заухает  во  всю  глотку;  потревоженные  деревья  не  упустят  случая
подставить  беглецу  под  ногу  толстый  корень,  чтобы  споткнулся  и
навернулся о ствол.
   А лесной  хозяин,  когда  рассердится,  непременно  перепутает  все
тропы, так что бедолага неожиданно для себя выбежит на то же место,  с
которого  и  вошел  в  лес;  там-то   его   как   раз   и   захомутают
преследователи.
   Но Жихарь сам вырос в лесу, со здешним лешим (в  отличие  от  того,
который  охранял  владения  добрых  адамычей)  пребывал  в  прекрасных
отношениях с малолетства да и  бегать  умел  бесшумно,  даже  в  самой
непроглядной тьме не угнетая высохший сучок. Кроме того, все  солидные
деревья его помнили, уважали за то,  что  рубил  он  только  сухостой,
отчего остальным растущим одна  польза.  Корабельные  сосны  поджимали
корни, хрусткие павшие ветки  сами  откатывались  в  сторону,  а  сова
ухать-то ухала, но ходила кругами по небесам где-то в  стороне,  чтобы
запутать дружинников.
   Для всех прочих многоборцев  леса  были  в  одночасье  и  бедой,  и
защитой. Для Жихаря же бедой они никогда не были, поскольку он знал  и
соблюдал все положенные в чаще правила.
   Огни факелов мелькали и сзади, и с боков; один  показался  спереди,
но тут же угас: факелоносец, видно, угодил в  бочаг