ередину   дороги   и   начал   делать
глубокий-преглубокий вдох. Такой долгий был вдох,  что  за  это  время
умелый ложкарь успел бы вырезать  две  или  даже  три  ложки.  Сам  же
Ветродуй при этом стал похож на куриное яйцо.
   - Что же ты? Дуй! - подбодрил Жихарь.
   Пятый Симеон дунул. Впереди  него  вся  пыль  на  дороге  поднялась
столбом, но ведь и позади поднялась... Ветродуя подняло,  повалило  на
бок и начало крутить, как веретено, - только ноги мелькали...  Да  дух
пошел нехороший...

   ...Когда  Ветродуевы  муки  кончились,  а  Жихарь   со   связанными
Симеонами решились  вернуться  на  прежнее  место,  Столпник  ему  все
объяснил:
   - Воздух у него не только в легкие идет - часть и в кишки попадает.
Вот оно так и получается всегда. Если бы не это - плавать  бы  нам  по
морям при своем же попутном ветре.
   Шестой Симеон назвался Корабелом. Причем  утверждал,  что  способен
построить не простой корабль, а летучий.
   - Дело наше простое - тяп да ляп, вот и вышел  корапь,  -  объяснял
он. - Мне бы только топор...
   - Нет уж, - сказал Жихарь. - Тяп да ляп я и сам умею,  а  тебе  зря
портить деревья не дам. Кабы ты мог такое чудо  сотворить,  вы  бы  уж
давно всем светом овладели, а не промышляли бы на  большой  дороге.  А
где же ваш седьмой однобрюшник?
   - За зеленым вином послали, - сказал Столпник. -  Он  у  нас  Живая
Нога, скороход...
   - И давно послали? - с надеждой спросил Жихарь.
   Столпник пригорюнился и стал загибать пальцы.
   - Прошлой осенью, - сказал он наконец. - Скоро полгода тому...
   Богатырь ахнул:
   - Так он что у вас - ползком ползет? Или вы его в Неспанию  послали
- там вино доброе, даром что хересом прозывается...
   Столпник махнул рукой.
   - Да какая Неспания - на постоялый двор к Неплюю Кривому...
   - Бывал у Неплюя, угощался, - сказал Жихарь. - Так это же, почитай,
рядом!
   - Сильно быстро бежит, - сказал Столпник.
   - Не понял... - не понял Жихарь.
   - Ну, так быстро бежит, как... как солнечный луч, - сказал  главный
Симеон. - А когда бежишь столь быстро, то всегда так и выходит...  Для
него, может,  одно  мгновение  пройдет,  а  мы  тут  неделями  ждем  и
месяцами... Мы, если заметить изволил, уже все мужики в возрасте, а он
все еще мальчонка... Потому что гоняем туда-сюда...
   - Ничего не понимаю, - сказал богатырь. - Что ж вы тогда другого не
пошлете?
   - Чудак-человек! - рассмеялся Столпник. - Сам посуди,  кого  добрые
люди за вином обычно снаряжают? Самого  быстрого  и  самого  молодого.
Разве у вас по-иному живут?
   - Да нет... - растерялся Жихарь. - И я, бывало, бегал -  только  не
по полугоду же!
   - Скорость у тебя не та, - поучающе сказал Столпник. -  А  он  семь
годиков у лучших скороходов обучался.
   Тут Жихарь не выдержал и возрыдал  -  из  него  вообще  легко  было
высечь слезу. Плача, он стал освобождать разбойных братцев.
   - Я-то думал, что один такой на  свете  бесталанный,  -  причитывал
богатырь. Ан, гляжу, людям еще солонее моего приходится... Это ж  надо
- по семи лет жизни зря потратили! На семерых выходит  почти  полвека!
За это  время  можно  всю  землю  кругом  обойти  и  на  то  же  место
вернуться...
   - Вовсе не зря, - обиделся Симеон Столпник. - Каждый из нас в своем
деле первый! А ты, добрый человек,  насчет  атаманства-то  подумай.  С
нами ты горы своротишь...
   - Своротишь, - сказал Жихарь. - Только себе же на голову... Некогда
мне вами предводительствовать, не за тем послан. Меня ждет  дорога  ой
какая дальняя...
   - Так бери нас - вместе-то легче!
   - Не велено, - ответил Жихарь.
   Тут в кустах и деревьях словно вихорь прошумел, прошлогодние  листы
закрутились в столоб и вынеслись к дороге. Когда листья опали,  на  их
месте оказался седьмой Симеон, и на вид  он  действительно  был  много
моложе братьев-однобрюшников.  В  руках  скоропостижный  гонец  держал
немалый бочонок.
   - Быстро ты нынче обернулся, - поощрил гонца Столпник. - Не то  что
в прошлый раз.
   - А за смертью  вы  его  посылать  не  пробовали?  -  проникновенно
спросил Жихарь.
   Пришлось  доставать  свои  припасы  и  братски  делиться  с   семью
Симеонами. А пили прямо из бочонка - через край.
   - Вы мне, братья Симеоны, вот что скажите,  -  начал  Жихарь,  сыто
откидываясь к дубовому стволу. - Во-он там должна быть деревня. Знаете
ее?
   Симеоны сразу как-то притихли, да что Симеоны - листья на  деревьях
перестали трепетать, птицы свистом подавились. Братья  переглядывались
опасливо промежду собой,  делали  пальцами  знаки,  отгоняющие  всякую
нечисть.
   - Э-э, господин Жихарь, - провещался наконец Столпник.  -  Нет  там
никакой деревни, и ходить туда нельзя.
   - Как это - нет деревни? Куда же она делась? Ну поморочили меня там
два года назад, а других и вовсе не морочили...
   - Нельзя туда, - повторил Столпник. - Вон Живая  Нога  туда  бегал,
так насилу вернулся.
   - Он у вас, я гляжу,  всякий  раз  насилу  возвращается,  -  сказал
Жихарь.
   - Дяденька, - сказал Симеон Живая Нога. - Меня там чуть навсегда не
приковало - и не по причине скороспешности. Там Недвижное Царство.
   - Ну-ка расскажи толком, - потребовал богатырь.
   - Толком он не может, - заступился за гонца  Симеон  Замерзавец.  -
Он, когда вспоминает, только плакать да икать способен - так уж крепко
напугался. Добычу там, верно, можно взять богатую, да вот не унести...
Старшой, покажи ему гусли-самогуды! Оттуда добыто...
   Столпник с неудовольствием посмотрел  на  брата,  потом  крякнул  и
достал из лыковой торбы гусли-самогуды.
   Ничем они не напоминали настоящие гусли. Не было на них  ни  струн,
ни колков, да и пустоты внутри не было. Плоский продолговатый  ящик  с
закругленными  краями,  с  ручкой,  чтобы  носить,  и  с   непонятными
надписями и приспособлениями.
   - Поначалу-то они здорово играли, - сказал Столпник. -  За  десяток
скоморохов старались. А теперь то ли оголодали, то ли что...
   Он положил ящик на землю и нажал корявым пальцем блестящий, как  из
полированного серебра, выступ. Внутри самогудов  что-то  действительно
загудело,  и  страшный  низкий  голос,  безобразно,  словно  варкалап,
растягивая слова, сообщил:
   - А-а ты-ы-ы тако-о-ой холо-о-одны-ы-й, ка-ак а-ай... - И замолк.
   - Совсем наша бабочка обезголосела, -  сказал  Столпник.  -  Раньше
пела складно, душевно, а нынче, видно, охрипла.  Да  и  то  сказать  -
ночуем  под  открытым  небом,  на  холоде.  Мы  ее  оттуда  по-всякому
выманивали - нейдет.
   - Пока хорошо пела, надо было эти гусли какому-нибудь князю загнать
за хорошую цену, - сварливо сказал Ветродуй. Весь воздух из  него  уже
вышел. - Так нет, не дали - сами потешимся, сами  потешимся...  Вот  и
дотешились - впору выбросить.
   - И много там таких диковин? - спросил Жихарь.
   - Хватает, - боязливо сказал Живая Нога.


                           Глава двенадцатая

                                 День наступил только у нас. На Западе
                              продолжалась ночь...

                                                            Юрий Олеша

   ...На том месте, где в прежней деревне стояли  ворота,  поднимались
густые заросли шиповника. Самое время было ему цвести,  и  дух  вокруг
стоял неимоверный и дурманящий. Богатырь не поленился  обойти  заросли
кругом. Кустарник стоял стеной, и не было в этой стене ни проходов, ни
проломов, ни прорубов.
   Жихарь хотел было снова обратиться к батюшке бору за  подмогой,  но
не решился, потому что понял - к обычному лесу этот шиповник  никакого
отношения не имеет. Не просто так он  здесь  вырос:  то  ли  обитатели
бывшей деревни сами ото всех загородились, то ли проходил этой дорогой
премудрый чародей и в мгновение ока  вырастил  колючую  ограду,  чтобы
люди туда не совались себе на пагубу.
   Богатырь и другой  раз  не  поленился  обойти  заросли,  покуда  не
наткнулся на сухостойную  сосну.  Иголки  на  сосне,  которые  еще  не
осыпались, были рыжими.
   "Жалко, что никто из Симеонов на силача не обучался, - подумал  он.
- Вдвоем бы мы легче управились..."
   Он вздохнул и  уперся  плечом  в  ствол.  Солнце  уже  вытопило  из
мертвого дерева последние капли смолы, и паутинки из  плетеной  рубахи
прилипали к золотистым потекам. Богатырь толкал ствол и  понимал,  что
нужно все сделать быстро, пока сила не ушла,  -  подкрепляться  больше
нечем. Столько еды зря перевел на шайку Симеонов! А с другой  стороны,
людской закон соблюл...
   Засохшая сосна, видно, тоже поняла это: она заскрипела, зашаталась,
вот уже и толстые корявые корни вышли  из  земли...  Богатырь  оставил
ствол, ухватился за  корни  руками,  как  пахарь  за  сошники,  громко
зарычал и закричал, чтобы сподручней было, и дерево, словно  убоявшись
его голоса, выворотилось  из  земли,  тяжко  пав  на  живую  изгородь.
Шиповник рос  плотно,  и  верхушка  сосны  легла  точно  на  него,  не
провалившись до земли, чего Жихарь опасался.
   Дело было сделано. Богатырь посмотрел на вымазанные землей и смолой
руки, подпрыгнул, вскочил на ствол и побежал по нему  легко  и  ловко,
словно белочка какая.
   "Чуть-чуть сосны не  хватило,  спрыгну  -  вся  спина  в  шипишинах
будет", - подумал он и все-таки спрыгнул, оказавшись  внутри  колючего
круга. Паутинная рубаха не подвела, а штаны зато порвались  во  многих
местах - эх, не надо было русалку-рукодельницу проигрывать! Да кто  же
знал?
   Перед ним лежала поляна - обычная поляна, только за шиповником было
начало лета, а здесь - начало осени. Вокруг поляны шла другая ограда -
железная, хозяин не пожалел дорогого  металла.  Концы  прутьев  ограды
венчались как  бы  наконечниками  копий,  перелезать  через  нее  было
опасно: рука сорвется, и повиснешь, напоровшись...
   Если есть ограда,  то  должны  быть  и  ворота...  У  ворот  стояли
несколько самобеглых повозок - Жихарю с Яр-Туром уже доводилось видеть
подобные в той жуткой стране, куда завел их оскорбленный леший. Но вот
именно  что  подобные  -  на  тех-то,  маленьких  и  кургузых,  ездили
стражники-менты, а на этих, сразу видно, - цари, короли,  богдыханы  и
магараджи. Здешние, понятно. Повозки были разноцветные, длинные,  ярко
блестели на солнце лоснящимися боками и колесными спицами. Ворота были
открыты, и Жихарь, не без опаски, вошел. Потом поглядел налево...
   На него, вытянув руки, летел  здоровенный  бритый  мужик  в  чудной
одежде - но и  одежду  такую  богатырю  уже  довелось  видеть  и  даже
покупать.
   Жихарь поднырнул под охранника и тут же выругал себя за трусость  и
невнимательность - мужик летел  не  трогаясь  с  места,  он  застыл  в
прыжке. Вот почему Недвижное Царство...
   Справа тоже был охранник, он  стоял  широко  расставив  ноги,  а  в
вытянутых руках держал также знакомую Жихарю дыробойную снасть. Черная
дырка смотрела богатырю прямо в лоб, а приглядевшись, он увидел, что в
воздухе висит маленький востроносый кусочек металла.
   Удивления и размышления следовало оставить на потом. "Поступи,  как
сердце подскажет, - учил ночью Беломор, -  а  что  останется  -  то  и
твое".
   Стерегли здешнее хозяйство не только люди, но и собаки  -  тяжелые,
черные  с  подпалинами,  мордастые,  с  отвисшими  брылами,   навсегда
поперхнувшиеся лаем, а одна даже словно бы вцепилась зубами  в  чью-то
ногу. Кто-то незваный входил сюда до него.
   Под ногами стелилась выложенная разноцветным  булыжником  тропинка.
Жихарь пошел вперед. Здесь тоже росли кусты - но  не  дикие,  а  ровно
подстриженные. Богатырь ждал,  что  за  поворотом  покажется  огромный
дворец. Но вместо дворца он увидел дом - правда,  очень  большой  и  с
огромными окнами, белый,  легкий,  веселый.  На  лужайке  перед  домом
расставлены были небольшие столы и стулья с гнутыми подлокотниками,  а
за столами сидели люди.
   Люди были как на подбор - что мужики, что бабы. Только  что  одежда
странная, но зато яркая, нарядная и, по всему видно, дорогая. Мужики в
большинстве  своем  одеты  были  в  короткие  малиновые  кафтанчики  с
отворотами, на шее у каждого висела толстенная  золотая  цепь.  Мужики
толковали друг с другом, каким-то странным образом растопырив  пальцы,
только губы не шевелились и звука не было никакого. У некоторых волосы
сзади собраны были в косичку - богатырь в свое время тоже носил такую.
   Кто-то подносил ко рту хрустальную  рюмку,  наполненную  золотистой
пузырящейся брагой, кто-то обгладывал гусиную ножку,  кто-то  стягивал
зубами кусочки мяса с коротеньких вертелов. Богатырь сглотнул слюну.
   А когда стал разглядывать женщин, слюны вышло еще  больше.  Молодые
крепкие девки в коротких штанцах и расстегнутых рубахах  -  все  добро
наружу. Девки сидели у мужиков на коленях, дули брагу, сплетничали  по
закуткам. Столько голого загорелого тела зараз Жихарь не видал даже  в
гостях у Раджи Капура.
   Тут же, на поляне, стояли  на  тонких  ножках  жестяные  поддоны  с
тлеющим угольем - там жарилось мясо на вертелах.
   Несколько молодых людей  в  сторонке  плясали,  когда  застигло  их
внезапное оцепенение, отчего выглядели теперь нелепо и даже смешно.
   Жихарь ходил от  стола  к  столу,  разглядывал  диковинную  посуду,
любовался неведомой едой. Только трогать ничего не трогал, потому  что
чувствовал - нельзя. Козленочком станешь...
   Да, есть в мире вещи и подиковиннее кукушечьего  гнезда.  Например,
пруд с голубой водой - и дно его, и края были  выложены  полированными
каменными плитками. Почти голый парень в какой-то пестрой повязочке на
бедрах даже нырнул в этот пруд с разбегу - да так и застыл по  пояс  в
воде, и воздушные пузыри вокруг его тела тоже застыли...
   Все эти люди были гости, а вот и хозяева  -  за  длинным  столом  у
самого крыльца. Главный тут, конечно, вот этот седой, носатый, в белой
рубашке, перехваченной у горла лентою в  горошек,  завязанной  в  виде
бабочки. В руке у седого бокал - видно, предлагал за что-либо  выпить,
пока его не сковало... Лицо гордое, царское - таких принято слушать  и
повиноваться.
   Хозяйка тоже ему под стать  -  в  блескучем  платье,  при  алмазном
ожерелье и таких же серьгах. Лет ей, конечно,  немало,  а  глядит  как
молодая - небось сама-то хозяйство  не  вела,  горя  не  знала...  Тут
Жихарь вздрогнул.
   Между хозяином и хозяйкой стояла княжна  Карина.  Конечно,  это  не
могла быть  княжна,  но  сходство,  сходство...  Это,  надо  полагать,
хозяйская дочка. Принцесса. Совсем молоденькая.  Перед  принцессой  на
обширном блюде стоял праздничный пирог,  а  в  пироге  торчали  тонкие
свечки - и зачем свечи среди бела дня?
   "День рожденья у нее, - догадался Жихарь, вспомнив рассказы Принца.
- Да, точно. И думать  нечего.  Эх,  бедолаги...  Всех  пригласили,  а
кого-то  забыли...  Он  же,  поганец,   обидчив   оказался,   заявился
самовольно да и произнес такое крепкое заклятье, что  Медленное  Слово
по сравнению с ним звук пустой..."
   Богатырь почувствовал, что мысли в голове стали ходить  медленно  и
тяжело, и сам он движется  плавно-плавно,  как  под  водой  у  Мутилы.
"Мироед это был, - лениво размышлял Жихарь, с трудом отрывая  ноги  от
земли. - Больше некому. Не выбраться мне отсюда..."
   И это его нисколько не встревожило. Хотелось отдохнуть как следует,
а уж потом... Он еле-еле подошел к принцессе и посмотрел ей в глаза.
   Глаза были синие и живые, и столько  ужаса  в  них  держалось,  что
всякое оцепенение разом слетело с богатыря.
   - Блин поминальный, да что же это делается! - сказал он. -  Они  же
тут все живые, все чувствуют и понимают, только двинуться не могут!  Я
бы даже Невзору пустоглазому такого не пожелал! Может, вы  тут  все  в
чем и виноваты, но так-то нельзя!
   Принцесса  глядела  жалобно,  хотя  продолжала  улыбаться.   Жихарь
подошел к ней вплотную, взял русую  голову  в  ладони,  зажмурился  на
всякий случай и поцеловал.
   Алые пухлые губы внезапно обмякли, зубы Жихаря стукнулись  о  зубы,
он раскрыл глаза и чуть не опозорился,  поняв,  что  обнимает  скелет.
Череп с остатками волос рассыпался у него в руках.  Богатырь  закричал
что-то непонятное и отчаянное, чтобы не спятить.
   С гостей опадали нарядные одежды, опадала плоть,  крошились  желтые
остовы, подламывались ножки  столов,  шла  трещинами  посуда,  мутнели
бокалы. Давешний  ныряльщик  с  шумом  обрушился  в  высохший  пруд  и
распался там на мелкие кусочки. Затрещал, зашатался  дом,  словно  сто
лет его портили  древоточцы,  разлетелись  стекла,  внутрь  обрушились
стены. Уцелела только одна,  сложенная  из  дикого  камня  -  в  стене
когда-то был очаг.
   - Конец гулянке!  -  закричал  Жихарь  и  вдруг  захохотал,  но  не
по-своему, а чужим каким-то визгливым смехом. - Всякой  гулянке  конец
приходит!


                             Часть вторая


                             Глава первая

                                 Эй, Дюрандаль, моя сабля,  освященная
                              и прекрасная! В золоченой твоей  рукояти
                              довольно много реликвий...

                                                     "Песнь о Роланде"

   Про ваджру говорят многое, только в основном брешут.
   Одни утверждают, что это вовсе не Золотая  Ложка,  но  дубинка  или
палица, которой вооружен индийский бог Индра. Иногда, впрочем,  ваджре
случалось попадать и в чужие руки -  например,  к  Рудре  (тут  Жихарь
вспомнил, что пресловутая  сестра  Яр-Тура  именно  этим  именем  его,
Жихаря, и величала).
   Ваджру изготовил, по одним сведениям, прекраснорукий  бог  Тваштар,
который ухитрился смастерить вообще все, что только есть на свете.  По
другим же сведениям, создателем ваджры был певец Ушана. Ну  да!  Певцы
же все косорукие, а инструменты для них изготовляют умудренные в  этом
деле мастера.
   Ваджра в сказаниях представала то медной, то золотой, то  железной,
то каменной. Утверждали даже, что сделана она из  скелета  мудреца  по
имени Дадхичи. Но какой мудрый он ни будь, а  кости  -  вещь  хрупкая.
Иногда у нее было четыре угла, иногда - целая тысяча зубцов. Ясно, что
вранье: кому-то надо считать до тысячи! Или круглая,  словно  тарелка,
или крестообразная. А есть и такое  мнение,  что  ваджра  представляет
собой бычье хозяйство. Это богатыря особенно оскорбляло.
   Ну ладно, потерял он ее, обронил, не смог  удержать  -  бейте  его,
люди добрые, кляните и обзывайте. Да как же было ее не потерять, когда
шкура у Мирового Змея гладкая, мокрая и скользкая, а сам Змей ходит  в
море ходуном, причем  с  одной  стороны  змеиного  туловища  в  пучине
барахтается ухнувший туда Яр-Тур, а с другой хладнокровно устремляется
в морские бездны Лю Седьмой, выкрикивая  при  этом,  что  благородному
мужу  неприлично  уметь  плавать  и  даже  учиться  такому  низменному
ремеслу, поскольку он не лягушка какая-нибудь там. Но, как  ни  дорога
ложка, а человеческая жизнь подороже будет. Тем более две жизни.
   Жихарь сумел вытащить обратно на хребтину Змея обоих побратимов,  а
вот ваджру не уберег. Весь поход она никак не могла потеряться, всегда
возвращалась к хозяину. Бывало даже, прилипала к телу, когда обе  руки
были заняты подвигами. Значит, - утешал себя богатырь, - настал ей час
покинуть очередного владельца. Хорошего помаленьку.
   Все эти россказни про ваджру богатырь услышал  много  позже,  когда
они шли в обратный путь как раз через Индию. Жихарю в этих краях  было
жарко и влажно, донимали всякие насекомые и змеи.  Одна  была  дума  -
скорей бы эта страна кончилась и началась совсем другая,  с  березками
да елками. Правда, в Индии  запомнил  он  большое  количество  местных
пословиц, присловий и поговорок, странных и малопонятных:

   "Не виноват Шива, коли башка вшива";
   "Каков сам, таков и лингам";
   "Узнали арийские гады, сколько весят "Упанишады";
   "Обожди, подлюга, скоро кончится Калиюга";
   "Как увижу Брахму, так поленом трахну";
   "Настоящий архат не бывает богат";
   "Даже бочкотара - чья-то аватара";
   "Не про Панкрата да Кондрата сложена "Махабхара