, Иаков пообещал присмотреть  за
таинственным всадником, буде он появится  в  становище,  и,  в  случае
чего, направить преследователя по ложному пути.
   Несмотря на мрачные вещания  пророка,  вдвоем  идти  было  все-таки
веселее, тем  более  что  и  дорога  под  ногами  обнаружилась  вместо
надоевшего песка и мороки, несмотря на жару, более  не  привязывались:
должно быть, Возопиил отпугивал их своими черными словами.
   Возопиил был еще не стар, обошел все окрестные города, перепробовал
всякие ремесла, из которых самым  непыльным  признал  прорицательство.
Успел он, по его словам, даже послужить в халдейском войске. Во всяком
случае устав этого войска он знал наизусть:
   - ...Статья десятая.  Истинно  говорю  вам:  ежели  салага  обманет
дедушку, да снидет  он  в  сортир  зловонный  с  единою  разве  щеткой
зубовной и там, во мраке и тьме кромешной, сугубо  и  трегубо  оплачет
юность свою окаянную!
   Статья одиннадцатая. Истинно  говорю  вам:  ежели  салага,  мучимый
гладом, пожрет дедушкину долю пальмового масла,  да  отдаст  он  потом
триста шестьдесят пять долей своих в течение года!
   Статья  двенадцатая.  Паки  и  паки  говорю  вам,  племя  жалкое  и
презренное, салажней  зовомое:  скорее  тигр  подружится  с  ягненком,
нежели дедушка наречет салагу равным себе.
   Статья тринадцатая. Ежели салага получит в каптерке новые  ременные
сандалии, да принесет он их дедушке и с поклоном пожертвует...
   Жихарь слушал с вниманием и пониманием: во  всех  дружинах,  что  в
снегах, что в пустыне, одни порядки.
   - А далеко ли до Вавилона? - спросил он наконец, хотя  вопрос  этот
следовало бы задать еще вчера.
   - Есть две дороги, начальник, - сказал пророк. - Одна длинная, зато
почти безопасная - ну, разве что разбойники какие нападут, но мы же не
купцы, взять с нас нечего. Другая - много короче, и проходит  она  как
раз промежду Содомом и Гоморррю, городами-побратимами...
   Жихарь кивнул. Он снова вспомнил  рассказ  царя  Соломона  про  эти
нехорошие города, вспомнил и причину их нехорошести...
   - Слыхал о таких, - сказал он. - Им за безобразное поведение  скоро
воспоследует наказание. Но мы тихо-тихо проскользнем ночью, чтобы шума
и драки не устраивать...
   - Ночью? - презрительно уставился на него Возопиил. - Да ночью  там
самое опасное время и есть!
   - Чего ж опасного? - удивился Жихарь. - Обыкновенные  похабники,  а
такие в бою не опасны...
   - Ха! - сказал пророк. - Смотрите на него, люди добрые! Там, видишь
ли, не только нравы - там и законы все превратные.
   Жихарь поежился. С некоторых пор он стал побаиваться законов.
   - И что за законы такие?
   - Да похуже, чем у царя Хаммурапи, начальник, -  сказал  пророк.  -
Гордыня и порочность обитателей этих городов происходят  от  изобилия.
Собрались тамошние жители однажды и решили:  хлеб  идет  из  Содома  с
Гоморрою, отсюда же вывозятся золото,  серебро,  драгоценные  камни  и
жемчуг. Для чего  же,  говорят,  с  какой  радости  нам  пускать  сюда
странников, от которых один только убыток?  Воспретим  же  посторонним
вступать в пределы городов наших! И воспретили. И предрекаю, в будущем
тоже возникнут  такие  города,  и  прозовут  их  в  народе  "закрытыми
ящиками"...
   А законы  там  таковы,  например:  кто  имеет  вола,  обязан  пасти
общинное стадо один день, а кто никакого скота не имеет - два дня.
   - Ну, бедняка везде обижают, - сказал богатырь. - Но не  по  закону
же...
   - Нашелся умный парень и на  этот  закон,  -  продолжал  пророк.  -
Послали его пасти стадо. Так он взял нож  и  весь  скот  переколол,  а
потом заявляет судьям: "Тот, у кого была одна скотина, получает  шкуру
одного животного, а тот, кто скотины не имеет, получает  две.  Это  по
вашим же законам следует". Ну, им возразить было нечего, только с  той
поры чужакам они совсем не доверяют.
   Есть там и такой закон: кто переходит реку  по  мосту,  тот  платит
четыре монеты, а тот, кто вброд, - целых восемь...
   - С меня, положим, и четырех не получишь, - сказал Жихарь. -  Да  и
какие у вас реки? У нас бы они ручейками считались. И те,  гляжу,  все
пересохли...
   - На ночлег там оставаться тоже не следует, - сказал Возопиил. - Ну
да ты не маленький, сам понимаешь. Если  не  надругаются,  то  обманут
непременно. Вот один мой знакомый купец туда  заехал.  Всего  добра  у
него было осел да ковер. Ковер, правда, дорогой, впору хотя бы и царю.
Купец все деньги, считай, в него вложил. Вассанский ковер, загляденье,
золотым шнуром перевязан.
   И остановился-то бедолага вроде  у  знакомого  человека.  Погостил,
собрался дальше в путь. "Где ковер?" - спрашивает  у  хозяина.  А  тот
ему: "Ковер? Какой ковер? А, тебе, наверное, приснился ковер...  Яркий
был ковер, говоришь, вассанский? И  шнур  золотой  тебе  снился?  Это,
милый человек, сон хороший, к добру: шнур означает долгую и счастливую
жизнь, а многоцветье  ковра  -  цветущий  сад,  хозяином  которого  ты
вскорости станешь. Вот какой счастливый сон приснился  тебе  под  моим
кровом".
   Ну, купец и потащил  его  к  здешнему  судье.  Судья  выслушал  обе
стороны и постановляет:
   "Тот, кто оказал тебе столь радушный прием, издавна известен у  нас
как превосходный толкователь снов,  и  за  толкование,  да  еще  такое
благоприятное, ты должен ему уплатить  четыре  серебреника  -  это  не
считая съеденного-выпитого".
   Купец видит, что правды не добиться, решил побыстрей  унести  ноги.
Глядит - у осла ухо  отрезано.  Он  опять  к  судье  -  надеется  хоть
сколько-то получить за ущерб. Ну судья и присудил хозяину-гостеприимцу
держать осла у себя до тех пор, пока новое ухо не вырастет...
   - Н-да, - сказал Жихарь. - Но нам-то терять нечего - ни  ослов,  ни
ковров...
   - А хуже всего, - вздохнул пророк, - там  приходится  нищим.  Хлеба
такому никто не  подаст,  зато  подают  монеты,  и  на  каждой  монете
подающий выцарапывает свое имя.  Когда  нищий  помрет  с  голоду,  они
подойдут и деньги свои назад разберут...
   - Решено, - сказал Жихарь. - Идем короткой дорогой. Что-то давно  я
за справедливость не ратовал, негодяев не лупцевал...
   - Да что мы против двух городов,  начальник?  -  спросил  пророк  и
посмотрел на Жихаря печально-печально.
   ...Мерзостные городки располагались на двух полукруглых  холмах,  и
дорога пролегала как раз между ними. Чуть в стороне от дороги  курился
дымок.
   - Это под ними уголь горит, - объяснил пророк.  -  Угольный  пласт.
Они его и подожгли, чтобы даже зимой было тепло...
   - Так у вас и зимы бывают? - не поверил богатырь.
   - Бедному везде зима, начальник, - сказал Возопиил.
   Несмотря на злые нравы, караульная служба здесь была поставлена как
надо. Путников уже ждали. Сразу перед городскими воротами.
   - Говорил я тебе, - заныл пророк. -  Не  отбиться  нам,  схватят  и
опозорят так, что лучше потом совсем не жить...
   Жихарь поглядел на местное ополчение  и  решил,  что  да,  пожалуй,
погорячился. Хоть и сил вроде бы хватает, и Симулякр под рукой, но  он
- вещь своенравная, чем-то прикинется?
   Ополченцы  содомские  оделись  в  тяжелые   латы.   Из-под   шлемов
поблескивали  нетерпеливые  глазки,  оттененные  для  красоты   сажей,
румяные щечки, неприличные воину, были гладко выбриты...
   - К нам, к нам, противные! - послышались голоса.
   Жихарь остановился и достал Симулякр. Тотчас рука его согнулась под
неожиданной тяжестью: Умный Меч превратился в толстую трубу  с  шестью
дырками на торце. Сквозь трубу бежала стальная лента, снаряженная  как
бы толстыми медными костылями.
   - Хорошая дубина... - с сомнением сказал пророк. И закричал: - Горе
вам, племя гордое и жестоковыйное! Горе вам, стоящим под стрелой,  ибо
обрушится стрела, и тот, кто стоял под ней, падет, а кто  не  стоял  -
пребудет в целости! Горе  вам,  неосторожно  обращающимся  с  газовыми
баллонами, ибо настанет день, когда разорвутся они и  вас  разорвут  с
собою!  Горе  вам,  пренебрегающим  резиновой   обувью   при   высоком
напряжении, ибо в руке его свыше тысячи вольт!
   Покуда Возопиил выкрикивал свои  предупреждения,  Жихарь  торопливо
пробовал разобраться с невиданным оружием. Потом все-таки нашел крючок
наподобие арбалетного...
   И еле удержал трубу в руках - она с огромной  силой  задергалась  и
замоталась в разные стороны. Уши сразу заложило от грохота.  Ополчение
содомское разбежалось кто куда,  теряя  оружие,  а  городские  ворота,
окованные медью, разнесло в щепки.
   - Вот так-то, - сказал Жихарь. - Отдаю тебе, храбрый Возопиил,  эти
города на три дня на поток и разграбление - за то,  что  не  убежал  в
опасный час.
   Пророк прочищал уши пальцами,  надеясь  выковырять  застрявший  там
грохот.
   - Тут, начальник, - сказал он, - и  десятерых  праведников  на  два
города не найдешь. Но один надежный мужик все-таки есть - старый  Лот.
Дочки у него ах! Один  цимес!  Тоскуют  девки  -  женихов  же  тут  не
водится...
   Жихарь, правда, на этот счет не больно голодал - ночью его в  шатре
навещали две-три служанки Иаковлевы, - во все-таки не удержался.
   Да и Симулякр снова стал деревянным детским мечом в знак того,  что
опасность миновала.
   - Добро, веди к своему Лоту, - сказал он.

   ...Утром  Жихарь  наполнил  свежей  озерной  водой  давно  высохший
бассейн во дворе у старого Лота, и  теперь  они  с  пророком  блаженно
отмокали от дорожной пыли, покуда Лотовы дочки терли им пятки пемзой.
   Сам Лот сидел на краю бассейна с обнаженным мечом  -  то  ли  покой
гостей охранял, то ли дочек запоздало стерег...
   - Я послал жену по соседям, - сказал старик. - Думаю, вы вчера  так
и легли спать голодными...
   - Да нет, благодарствую, - вежливо сказал Жихарь.
   - Не опомнились бы здешние от страху, - заметил пророк и  поднырнул
под одну из дочерей Лотовых.
   - Нет, - сказал старик. - Они принимают вас за  ангелов,  да  и  я,
признаться, принимаю вас за ангелов. Теперь у  меня  будут  внуки  или
внучки...
   - Не без этого, - согласился Жихарь. - А то у вас тут  детей  вовсе
не видно...
   - На соседней крыше сволочь какая-то лежит - подглядывает, - сказал
пророк.
   В ворота кто-то негромко постучал - лучше сказать, поскребся.
   - Это судья, - усмехнулся Лот. - Извиняться пришел. Судья Шакрурай.
   - Пусть извиняется, - разрешил Жихарь.
   Судья Шакрурай оказался неожиданно тощим, а румяные щеки делали его
похожим на больного горячкой.
   - Смилуйтесь, посланники Неба, -  сказал  судья.  -  Мы  вели  себя
неразумно...  Наши  законы   несовершенны...   Наши   нравы   достойны
сожаления... Но у нас уже много лет не было доброго примера, вот вас и
послали нам на вразумление...
   Говорить он говорил, а сам бочком-бочком подбирался  к  старику,  у
ног которого лежала одежда героев.
   - Эй, эй! - заорал Жихарь.
   Но было уже поздно: тощий подлец схватил  платок  княжны  Карины  и
устремился к выходу. Ясно: подглядел его водоносные свойства, а дороже
воды здесь ведь ничего нету...
   Жихарь, как был, выскочил из воды. Одна кожаная ладанка с оберегами
и дорожной мелочью болталась на шее.
   - Возьми одежду, -  крикнул  он  пророку,  не  оборачиваясь.  -  Да
деревяшку эту береги пуще глаза...
   И голяком побежал по улицам  содомским.  Жители  выглядывали  из-за
глинобитных стен с большим интересом. Вор-судья несся длинными, не  по
возрасту, прыжками.
   - Стой, скотина! - кричал Жихарь. - Сильно  бить  не  буду,  только
отдай платок!
   Судья добежал до ямы, откуда струился дым, и заметался на ее краю.
   - Берегись, начальник! - донесся вопль Возопиила.
   Содомляне все-таки  опомнились,  решились  подняться  на  голого  и
безоружного потихоньку стали вылезать из домов,  размахивать  копьями,
потрясать мечами.
   Судья Шакрурай, видя поддержку,  глумливо  заплясал  на  краю  ямы,
помахивая платком. Жихарь не знал, что и  делать  -  то  ли  доставать
проклятого судью, то ли дожидаться пророка  с  мечом-разумником.  Вот,
блин поминальный, изменил княжне - и враз ее подарка лишился...
   Тут в воздухе раздался какой-то очень знакомый свист. Стрела попала
судье Шакрураю в правый глаз, он коротко вякнул, зашатался и рухнул  в
дымящуюся яму.
   - Что за дела? - оглянулся Жихарь. Сзади никого, кроме пророка,  не
было содомляне снова попрятались по домам, да и  не  стреляют  здешние
луки так далеко и сильно...
   - Бежим, начальник! - кричал пророк. - Бежим,  а  то  сейчас  такое
начнется!
   Жихарь тут сообразил, что обычно  бывает  от  столкновения  воды  с
огнем, но убежать уже никуда не успел.
   Земля под  ним  вздыбилась,  заревела,  ударили  тысячи  громов,  и
раскаленная могучая  ладонь  подняла  богатыря  высоко  над  землей  и
понесла куда-то...


                             Глава седьмая

                             Бог - человек мудрый.
                             Он нас судит и пасет,
                             Из-за него мы пачкаемся в грязном аду,
                             В этой зловонной яме, откуда нельзя уйти.

                                                "Коронование Людовика"

   Честно говоря, начали  строить  Большой  Зиккурат  в  Вавилоне  уже
довольно давно. Еще при царе Ур-Нин-Нгирсу. Потом его сменяли на троне
государи    Набу-мукин-апли,     Набу-мукин-зери,     Набу-надин-зери,
Набу-шум-ишкун, двое Набу-шум-укинов, Набу-шуму-либур...
   Конечно, запомнить такие имена простому вавилонскому человеку  было
не  под  силу,  и  всех  своих  правителей  вавилоняне  для  краткости
именовали Вавилами:  Вавила  Воинственный,  Вавила  Красное  Солнышко,
Вавила  Большое  Гнездо,  Вавила  Гордый,   Вавила   Темнила,   Вавила
Бессмысленный, Вавила Грозный,  Вавила  Давила,  Вавила  Родного  Отца
Убила...
   Прозвища Вавил менялись, а жизнь оставалась прежней, и башня  росла
да росла себе потихоньку на радость жрецам и  в  досаду  людям  -  им,
непонятливым, как всегда,  казалось,  что  деньги,  дерево,  камень  и
кирпич можно было бы потратить с большею пользой.
   Но народ в Вавилоне, как и везде, не понимал своего счастья.
   Нынешнего царя звали без выкрутасов - Нимрод, но и ему было  дадено
прозвище - Вавила Охотник, потому что пуще всяких государственных  дел
царь любил поехать в поле да пострелять немножечко  львов  или  других
каких животных.
   Не сказать, чтобы Вавила Охотник был  удачлив;  не  сказать  также,
чтобы был он особенно храбр.
   Просто однажды, унаследовав трон, он, как  и  его  предшественники,
полез в царские кладовые поглядеть, не осталось ли там чего  хорошего.
Но  в  вавилонской  казне,  несмотря  на  исключительно  строгий  сбор
налогов, золото и драгоценности не задерживались.
   Жрецы  многочисленных   вавилонских   богов   терпеливо   объясняли
очередному молодому государю, что храмы нуждаются в ремонте, что богов
надобно чтить все новыми и новыми изображениями, что Большой  Зиккурат
должен расти и расти, а вот когда он достигнет хотя бы  Первого  Неба,
одного из Семи, тогда можно будет  и  пошабашить,  поскольку  с  небес
тотчас же прольются всяческие блага, люди же станут приравнены к богам
и снабжены соответствующими глиняными табличками, удостоверяющими  это
равенство.
   В одном из самых дряхлых сундуков (даже ключ от замка  не  пришлось
искать,  сундук  сам  рассыпался)  молодой  Нимрод  отыскал  старинный
охотничий наряд из человеческой кожи.
   Кожа эта, по слухам, принадлежала самому первому человеку на свете.
Конечно, у далекого племени адамычей насчет первого человека были свои
мнения, но к ним, за дальностью, в Вавилоне никто не прислушивался.
   Первый же человек, как известно, жил в мире со  всеми  животными  -
сам их не боялся, и они его не боялись. Поэтому второй человек  -  тот
самый, что убил ни за что родного брата и получил  за  это  клеймо  во
весь лоб, - дождался папашиной смерти, ободрал покойника и пошил  себе
этот самый охотничий наряд.
   Охотника в таком наряде  звери  и  птицы  продолжали  принимать  за
своего, смело подходили к нему и даже ластились. Их можно было  теперь
свободно колоть, резать и даже душить голыми руками.
   Одежды эти считались утерянными во время потопа, который  был  хуже
двух пожаров и даже одного переезда. Только Нимроду и  посчастливилось
их найти.
   Молодой царь немедленно и с удовольствием забросил  государственные
дела (что пришлось жрецам весьма по нраву) и стал целые дни  и  недели
проводить на охоте в обществе таких же молодых бездельников.
   Настоящие охотники, жившие этим ремеслом и покрытые многочисленными
шрамами от зубов, рогов и когтей, ворчали и негодовали. Говорили,  что
никакая это не охота, а самая настоящая скотобойня, что у зверя должны
быть равные права с добытчиком. Вавила Охотник их, конечно, не  слушал
и  всех  прогнал  с  очей   своих,   чтобы   не   портили   настроения
бессмысленными причитаниями.
   Львов царь считал дюжинами, диких быков  -  дюжинами  дюжин,  а  на
всяких там серн,  косуль  и  птиц  даже  чисел  не  хватало  -  это  в
грамотном-то Вавилоне!
   А ежели никакой добычи не попадалось, царь не брезговал и  домашней
скотиной, и горе было тому пастуху, который  подвернулся  венценосному
промыслителю. С десяти шагов Нимрод промахивался нечасто.
   Вот и в этот день Вавила  Охотник  выехал  в  поле,  сопровождаемый
десятком боевых колесниц. Царю доложили,  что  в  окрестностях  города
появился лев, а львы его стараниями стали уже редкостью.
   Нимрод властным движением руки отослал спутников подальше от себя и
остался один поджидать, пока доверчивый хищник подойдет поближе.
   В это время далеко  за  холмами  что-то  грохнуло  так,  что  земля
затряслась и загудела. Лев испуганно поджал хвост и помчался в сторону
ближайших гор, покрытых лесом. Вавила Охотник  в  гневе  оглянулся  на
спутников, словно подозревал, что кто-то из них  подстроил  ему  такую
каверзу. Но царские егеря и  доезжачие  вовсе  не  глядели  на  своего
владыку, а преступно пялились куда-то в небо.
   Подманить и подстрелить хотя бы дикого гуся - все-таки  лучше,  чем
ничего, поэтому Нимрод тоже уставился в небо, запрокинув  голову  так,
что охотничья шапка свалилась.
   По небу летел голый  человек.  Было  понятно,  что  это  не  демон,
поскольку даже вавилонские демоны  без  крыльев  летать  не  могут.  В
полете человек выкрикивал незнакомые, но,  несомненно,  оскорбительные
слова.
   Сколько ни лети без крыльев, а  где-то  придется  рано  или  поздно
упасть. Обнаженный летун упал ни рано ни поздно, а в самый раз - прямо
на Вавилу Охотника. Тот,  разинув  царский  рот,  даже  не  удосужился
посторониться.
   Когда  государева   охота   наконец   догадалась   приблизиться   к
поверженному владыке, то увидела, что бедный Нимрод по колени вбился в
землю. Летун валялся рядом, все еще делая судорожные движения руками.
   Царя быстро откопали, невежливо удивляясь вслух, что он остался жив
после  такого  удара.  Придворный  лекарь  ощупал  тело  властелина  и
объявил, что все кости, как ни странно, целы и даже  шея  не  сломана.
Все хором вознесли хвалу богам, поскольку следующий царь мог оказаться
вовсе не расположенным к такому благородному занятию, как охота.
   Вавилу Охотника ласково побили по щекам, приводя в чувство.  Нимрод
открыл мутные глаза и громко замычал. Потом вскочил, сорвал с себя всю
одежду, встал на четвереньки и начал ходить  по  лугу,  хватая  зубами
траву.
   Преступному летуну, конечно, отрубили бы тут же голову, да заметили
на груди его священную татуировку: боги Мардук и Нергал  глядели  друг
на друга  в  безмолвном  поединке.  Летуна,  не  приводя  в  сознание,
скрутили ремнями. Потом, поколебавшись, скрутили и царя. И,  сетуя  на
странную волю богов, повезли в Вавилон - одного во дворец,  другого  в
темницу.

   - ...Обратите внимание, дорогой сэр  Лю,  на  грудь  нашего  нового
товарища по несчастью. Не кажется ли вам этот рисунок знакомым?
   - Кажется, уважаемый. Именно таким был  украшен  наш  отсутствующий
побратим Ни Зо, когда я встретил  вас