ковой бы ни была истина,  Рамсей,  безусловно,  являлся  связующим  звеном
между Рэдклиффом и Ньютоном.
   Чарльз Рэдклифф умирает в 1746 г., но  семена,  посеянные  им  в  Европе,
продолжают приносить плоды. Действительно, в 1750 г. на сцену выходит  новый
посол франкмасонства - немец Карл Готлиб фон Хунд. Он  утверждает,  что  был
посвящен в 1742 г., за год до смерти Рамсея и  за  четыре  года  до  кончины
Рэдклифа;  и  что  во  время  посвящения  он  был  обучен   новому   способу
франкмасонства "неизвестными старшими". Эти  последние,  уточняет  он,  были
сторонниками якобитов, и его посвящение  происходило  под  председательством
Карла-Эдуарда Стюарта или  одного  из  его  приближенных,  вероятно,  самого
Чарльза Рэдклиффа.
   Система  франкмасонства,  на   которую   намекает   Хунд,   вышедшая   из
"Шотландского ритуала", будет позже названа обрядом  "Строгого  повиновения"
из-за клятвы, требующей беспрекословного послушания "неизвестным старшим"  и
запрещающей попытки узнать, кто они такие, ибо  основной  принцип  "Строгого
повиновения" - существование прямого происхождения от рыцарей Храма, горстка
которых выжила во время истребления 1307-1314 гг.
   Так как нам уже известно, что  папская  булла,  приказывающая  уничтожить
орден Храма, никогда не была ратифицирована в Шотландии, и что рыцари  нашли
там  надежное  убежище,  мы  сильно  склоняемся  к  тому,   чтобы   признать
утверждение Хунда справедливым и обоснованным. Впрочем, мы  сами  определили
место кладбища  тамплиеров,  которое,  по  всей  вероятности,  находилось  в
шотландском графстве Арджилл; самые старинные надгробия относятся к XIII в.,
а самые свежие - к XVIII в. На первых  видны  выгравированные  скульптуры  и
символы,  идентичные  символам,  встречающимся  в  некоторых   командорствах
Франции  и  Англии,   тогда   как   на   других   фигурируют   специфические
франкмасонские мотивы, свидетельствующие о некоторой степени  слияния  обоих
орденов. Следовательно, нет ничего удивительного в том, что орден Храма смог
выжить в этом пустынном районе Арджилла в Средние века,  сначала  скрываясь,
потом смешиваясь мало-помалу с  масонскими  гильдиями  и  древними  кланами,
чтобы возродиться в XVIII в. под прикрытием "строгих" ритуалов.
   К  несчастью,  Хунд  ничего  больше  не  говорит  об  этой  новой   форме
франкмасонства, в которую, как он утверждал, был посвящен, и  таким  образом
предоставляет своим современникам право считать его  шарлатаном  и  обвинять
его в том, что история его посвящения, "неизвестные старшие" и обязательство
распространять новый "строгий" ритуал - сплошной вымысел. На это Хунд ничего
не может ответить, если только его "старшие" не покинули его по необъяснимым
причинам, несмотря па их обещание снова войти с ним в контакт для дальнейших
инструкций, и до конца своей жизни он будет заявлять о  своей  невиновности,
утверждая, что его покровители действительно  существовали,  прежде  чем  им
окончательно исчезнуть.
   Невиновность,  на  которую   претендовал   Хунд,   кажется   нам   вполне
достоверной. В самом деле, он был несчастной жертвой даже не  предательства,
а стечения обстоятельств, не зависящих ни от чьей воли. В 1742 г., в год его
посвящения, якобиты действительно представляли собой на континенте некоторую
политическую силу. Но в 1746 г. умер Рэдклифф и многие из  его  сторонников,
другие же были либо в тюрьме, либо в изгнании, иногда так далеко, как далека
Северная Америка. Можно было сказать, что дело  якобитов  проиграно...  Если
"неизвестные  старшие"  Хунда  не  выполнили  своих  обязательств,  то   это
произошло не по доброй воле, а под давлением политических  событий,  которые
были сильнее их.
   Другое доказательство  подтверждает  не  только  заявления  Хунда,  но  и
"документы Общины". Речь идет  о  списке  великих  магистров  ордена  Храма,
которые он получил в собственные руки от своих анонимных собеседников  .  За
единственным исключением в орфографии одного  имени,  этот  список  во  всех
пунктах идентичен списку из "Секретных досье". А мы  уже  видели,  что  этот
последний   был   точен   настолько,   насколько   могла   позволить    лишь
конфиденциальная документация, использованная при его составлении, и которая
была недоступна несведущей публике. Хунд  завладел  этим  списком  в  эпоху,
когда какое-то количество  документов  -  грамот,  прокламаций  -  имеющихся
сегодня в нашем распоряжении, находилось под замком в Ватикане,  и  получить
их было невозможно. По нашему мнению, он  вовсе  не  придумал  вмешательство
"неизвестных старших", а те, несомненно, знали об ордене Храма много такого,
что официально было секретным.
   Несмотря  на  выдвинутые  против  него  обвинения,  Хунд  не  остался   в
совершенном  одиночестве.  После  провала  дела  якобитов  он  нашел  нового
покровителя и друга в лице германского императора Священной Римской  империи
Франциска,  герцога  Лотарингского.  Франциск,  женившийся  в  1735  г.   на
Марии-Терезии  Австрийской,  связав  таким   образом   дома   Габсбургов   и
Лотарингов, стал родоначальником новой великой династии. Не будем забывать в
связи с этим, что имя его брата  Карла  тоже  фигурирует  в  списке  великих
магистров Сиона и следует сразу же после Чарльза Рэдклиффа.
   Итак, Франциск  Лотарингский  был  первым  европейским  принцем,  ставшим
франкмасоном и не скрывавшим этого. Он был посвящен в Хаге, бывшим бастионом
эзотеризма  со  времен  Тридцатилетней  войны,  а   председательствовал   на
церемонии Жан Дезагюлье. Немного времени спустя,  новоиспеченный  франкмасон
надолго отправляется в Англию, где становится членом на вид вполне  невинной
организации "Джентльмене Клуб оф Спэлдинг",  которую  уже  посещали  Ньютон,
Рамсей, Рэдклифф и Александер Поуп...
   В последующие годы двор Франциска Лотарингского в  Вене  определился  как
столица европейского масонства и интенсивной эзотерической деятельности, сам
герцог занимался алхимией в  своей  лаборатории  в  императорском  дворце  в
Хофбурге. Наконец, когда умер последний Медичи,  он  стал  великим  герцогом
Тосканским,  и  перед  его   ловкостью   в   покровительстве   флорентийским
франкмасонам рухнули все усилия  Инквизиции.  Через  него  Чарльз  Рэдклифф,
основатель первой  масонской  ложи  на  континенте,  передал  долговременное
наследие.
   Сравнивая его с  известнейшими  политическими  и  культурными  деятелями,
хочется задать  вопрос:  с  какой  стати  Шарль  Нодье  был  избран  великим
магистром Сиона? Писатель довольно скромной значимости, хотя и  не  лишенный
известного шарма, не  слишком  красноречивый  эссеист,  не  слишком  упорный
любитель, он вписывается  в  традицию  Гофмана  или  Эдгара  По,  не  создав
по-настоящему своей школы. Но так как в свое время он считался  литературным
деятелем первого плана, мы увидим, что он войдет в описываемые нами события,
по крайней мере, очень неожиданными окольными путями.
   В  1824  г.  Нодье,  будучи  уже   знаменитым,   был   назначен   главным
библиотекарем Арсенала, где собраны все средневековые рукописи, особенно те,
которые имеют отношение к оккультным наукам, а  именно:  тексты,  написанные
алхимиком Никола Фламелем, одним  из  первых  великих  магистров  Сиона.  Но
библиотека Арсенала тоже ревниво охраняет среди своих сокровищ  и  коллекции
кардинала Ришелье, и многие  работы  по  магии  и  герметической  науке,  по
кабалистической мысли.
   Французская революция ограбила все библиотеки и монастыри,  какие  только
смогла. Книги и рукописи были собраны в Париже и  присоединены  к  тем,  что
Наполеон тысячами возвратил из  Ватикана  с  четкой  целью  создать  великую
библиотеку  -  мечта,  которую  он  долго  лелеял.  Для  этого  в  Риме   он
систематически занимался конфискацией  всех  документов,  касающихся  ордена
Храма, из которых затем только немногие возвратились в  папскую  резиденцию.
Именно этот огромный, прибывший из  центра  и  с  различных  окраин  Франции
материал был доверен Шарлю Нодье.
   В  его  работе  ему  ассистировали  двое  сотрудников  -  Элифас  Леви  и
Жан-Батист Питуа (литературный псевдоним - Поль Кристиан), которые вместе  с
ним захотят возобновить интерес публики  к  эзотеризму  и  принять  заметное
участие в возрождении оккультных наук, которым будет отмечен XIX  в.  Работа
Питуа "История и практика магии" становится Библией студентов,  привлеченных
этими вопросами.  Совсем  недавно  переизданная  в  Англии,  она  и  сегодня
остается основным трудом в этой области.
   Хотя Нодье и был очень занят на своем официальном посту в  Арсенале,  он,
тем не  менее,  продолжает  писать.  Одно  из  его  последних  произведений,
монументальная работа во многих томах,  богато  иллюстрированная,  посвящена
главным городам  Франции.  И  большое  место  отведено  эпохе  Меровингов  -
поразительный факт в век, когда этому мрачному периоду Истории уделяется так
мало интереса. Длинные параграфы отданы тамплиерам, а  Жизору  -  достаточно
большая статья, рассказывающая  подробно  о  рубке  вяза  .  Библиотекарь  и
писатель, Шарль Нодье в то же время  создает  в  Арсенале  блестящий  салон,
который быстро становится одним из  центров  парижской  литературной  жизни.
Ему, замечательному оратору, как старшему и более мудрому, все курят фимиам,
и он становится любимцем  целого  поколения  молодых  писателей.  Среди  них
находится и его ученик и  друг  Виктор  Гюго,  будущий  вожак  новой  школы,
призванный, согласно "документам Общины",  сменить  его  на  посту  великого
магистра Сиона. Но это  не  единственная  выдающаяся  личность  кружка.  Его
окружают и другие, и впоследствии они станут гораздо более знаменитыми,  чем
их мэтр; речь идет  о  Франсуа-Рене  де  Шатобриане,  который  отправился  в
паломничество в Рим на могилу Пуссена и  возведет  надгробный  памятник,  на
котором будет воспроизведена его картина "Пастухи Аркадии";  о  Бальзаке,  о
Делакруа, о Дюма-отце, о Ламартине, о Мюссе, о Теофиле Готье,  о  Жераре  де
Нервале и  Альфреде  де  Виньи  -  все  без  исключения,  подобно  поэтам  и
художникам Возрождения, увлеченные  эзотерической  мыслью  и,  в  частности,
герметической. И все они в равной степени введут в свои произведения мотивы,
темы, сноски или намеки на легенды Ренн-ле-Шато. Мимоходом  заметим,  что  в
"Путешествии в Ренн-ле-Бэн", вышедшем в 1832 г., мы  уже  найдем  историю  о
легендарном сокровище, связанном с Бланшфором и с Ренн-ле-Шато;  его  автор,
Огюст  де  Лабуисс-Рошфор,  опубликовал  и  другую  работу  -  "Любовники  -
посвящается Элеоноре", титульный лист которой без всяких объяснений  украшен
следующей надписью: "Et in Arcadia ego"...
   Короче говоря,  если  литературная  и  эзотерическая  деятельность  Нодье
должным образом вписывается в наше исследование, другой аспект его  личности
- его постоянная принадлежность к различным тайным обществам - поражает  еще
сильнее. Действительно, известно, что с 1790 г., в возрасте десяти  лет,  он
входит в группу филадельфийцев и что в 1793 г. он основывает другой  кружок,
может быть, связанный с предыдущим,  который  принимает  самых  непримиримых
врагов  Наполеона.  В  библиотеке  Безансона  находится  неизвестное   эссе,
написанное близким другом Нодье, которое было прочитано перед новым кружком,
носящим прежнее название филадельфийцев,  основанном  в  1797  г.  Это  эссе
называется "Пастух Аркадии, или Первые звуки сельской флейты" .
   Наконец,  в  1802  г.  в  Париже  Нодье  публично  признается   в   своей
принадлежности к тайному обществу,  которое  он  описал  как  "библейское  и
пифагорское", и в 1815 г.  публикует  анонимно  весьма  любопытную  "Историю
тайных  военных  обществ",  довольно  двусмысленную  где   неясны   границы,
разделяющие   действительность   и   фантастику.    Аллегории    современных
исторических  событий,  философия   и   практическая   деятельность   тайных
ассоциаций, быть  может,  ответственных  за  падение  Наполеона,  так  ловко
переплетены между собой, что невозможно отличить правду  от  вымысла.  В  то
время тайных обществ было множество, заявляет он там, в частности, добавляя,
что  одно  из  них  превосходило   все   остальное,   а   именно:   общество
филадельфийцев.  Связанный  клятвой,  он  "может  сообщить   их   социальное
наименование, но только тем, кому  это  исключительно  предназначено"  Здесь
явный намек на Сион,  особенно  в  нижеследующем  довольно  неясном  отрывке
предполагаемой   речи,   возможно,   произнесенной   во    время    собрания
филадельфийцев одним заговорщиком, заклятым врагом  Наполеона:  "Он  слишком
молод, чтобы связывать себя с вами клятвой Ганнибала; но  вспомните,  что  я
назвал его Элиасеном и что я завещаю ему охрану храма и алтаря, если я  умру
прежде,  чем  увижу,  как  падет  с  узурпированного  трона   последний   из
угнетателей Иерусалима... ".
   Итак, когда Нодье опубликовал эту "Историю тайных обществ",  отношение  к
нему  резко  изменилось.  Теперь  этим  слишком  многочисленным   подпольным
организациям вменялись в вину и вихрь революций, витавший тогда над Европой,
и атмосфера страха и смущения, распространившаяся по  всему  континенту.  Им
также приписывались малейшие проявления насилия или беспорядка, ничтожнейшие
необъяснимые  события,  наконец,  их  обвиняли  в  тайных  диверсиях  против
государственных  институтов,  верований  и  даже  основ   нации.   За   этим
последовала охота на ведьм и суровые кары, которые, будучи часто  неправыми,
в  свою  очередь  способствовали  умножению  подрывных  действий  и  скрытой
оппозиции. Часто происходящие из чистого  воображения,  они  поддерживали  у
публики  настоящий  психоз,  который,  таким  образом,  придавал  им   такое
значение, от которого они были так далеки в действительности.
   В реальности, достигшей размеров мифа, или в мифе, за которым  надо  было
видеть   могущественную   реальность,   тайные   общества    сыграли    свою
первостепенную роль в истории Франции XIX в. Во всяком случае, что  касается
Шарля Нодье, то он занимает в ней важнейшее место.
   Вновь возникший во многом благодаря  Шарлю  Нодье  интерес  к  эзотеризму
продержится до конца XIX в. и достигнет  своей  наивысшей  точки  в  течение
последних его лет в Париже. Когда в 1891 г. Беранже Соньер находит  в  своей
церкви в Ренн-ле-Шато таинственные свитки,  Клод  Дебюсси,  согласно  списку
"Секретных досье", сменил Виктора Гюго на посту великого магистра Сиона.
   Дебюсси, как нам кажется, познакомился с Виктором Гюго через  поэта  Поля
Верлена, многие стихи которого он позже положит на музыку. Он, конечно,  был
членом символистских кружков, неодинаковых по своему качеству, которые тогда
дополняли парижскую культурную жизнь,  и  когда  аббат  Соньер  приезжает  в
Сен-Сюльпис, чтобы  представить  найденные  им  пергаментные  свитки  своему
начальству, он встречается с Дебюсси через Эмиля Оффе и Эмму Кальве. В  этих
же кружках состоят также Стефан Малларме (его "Послеполуденный отдых  фавна"
будет положен на музыку Клодом Дебюсси), Морис Метерлинк, чья "меровингская"
драма "Пеллеас и Мелизанда" заботами музыканта станет знаменитой  оперой,  и
Виллье де Лиль-Адан,  автор  "Акселя",  "розенкрейцерского"  произведения  и
библии всего символистского движения. Дебюсси напишет либретто и  для  него,
но в 1918  г.  смерть  помешает  ему  его  закончить.  Наконец,  не  забудем
упомянуть знаменитые  "вторники"  Стефана  Малларме,  на  которых  регулярно
бывали среди прочих Оскар Уайльд, В. Б. Йеатс, Стефан Джордж,  Поль  Валери,
Молодой Андре Жид и Марсель Пруст.
   Но если все эти  кружки  имели  под  различными  названиями  определенный
эзотерический аспект, то со своей стороны, Клод Дебюсси посещает  и  другие,
где он сталкивается с величайшими личностями-деятелями оккультных наук.  Это
такие имена, как Станислас де Гуайта, близкий друг Эммы Кальве и  основатель
кабалистического ордена Розы и Креста, сатанист Жюль Буа, второй  друг  Эммы
Кальве, и Мазерс, который создал знаменитое в  то  время  английское  тайное
общество "Орден  Золотой  Зари",  и  известный  всем  доктор  Жерар  Анкосс,
написавший под псевдонимом "Папюс" работы о гадании  на  картах.  Папюс  сам
член многих тайных эзотерических обществ, он также друг  и  доверенное  лицо
Николая и Александры, царя и царицы России, и в числе его  приближенных  был
библиотекарь из Каркассона Жюль Дуанель. Оба они взяли на  себя  обязанности
епископов лангедокской Неокатарской Церкви, и Дуанель объявляет  себя  сверх
того гностическим епископом Мирпуа, который включает в себя приход Монсегюр,
и Але, включающего приход Ренн-ле-Шато.
   Как говорят, Церковь Дуанеля была освещена неким епископом Востока у жены
лорда  Джеймса  Синклера  в  Париже.  Являясь  одной  из  многочисленных   и
безобидных сект, известных в Париже в конце века, эта Церковь, тем не менее,
вызовет живое волнение в официальных  кругах,  провоцируя  даже  отправку  в
Ватикан  специального  досье  на  "возникновение  катарских  тенденций",  за
которым  последовал  недвусмысленный  приговор  Святого  Отца,   обличающего
учреждение Дуанеля как новое проявление древней альбигойской ереси.
   Не заботясь об  этом,  Дуанель  продолжает  свою  деятельность  в  округе
Соньера. Мы  приблизились  к  1890  г.,  когда  кюре  Ренн-ле-Шато  начинает
афишировать свое богатство. И вполне возможно, что оба  этих  человека  были
представлены друг другу либо в Париже Дебюсси и Эммой Кальве,  либо  аббатом
Анри Буде, другом Соньера и членом Общества Искусства и Науки Каркассона.
   В это же самое время из Святой Земли возвращается некий путешественник  и
присоединяется к группе своих  друзей  по  оккультным  наукам.  Это  Жозефен
Пеладан, ученик  Папюса  и  Клода  Дебюсси,  которым  он  объявляет  великую
новость: да, речь идет ни о чем ином, как о могиле Христа, которую он  нашел
совсем не  на  традиционном  месте  Гроба  Господня,  а  под  мечетью  Омар,
старинной   частью   чужой   территории,    отданной    ранее    тамплиерам.
Необыкновенное, величайшее открытие, восторгается его автор. В другое  время
"оно потрясло бы католический мир до самого основания" . Но как и  по  каким
критериям была идентифицирована могила Иисуса, и чем ее  существование  было
способно до такой степени поколебать католические догматы? Будет ли  связано
это  открытие  с  главным   разоблачением,   касающимся   дальнейшей   жизни
всемогущего  Ватикана?  Ни  путешественник,  ни  его  друзья  не  соизволили
объясниться по этому поводу, а Пеладан, являясь добрым католиком,  не  давая
никаких подробностей,  много  раз  обращает  внимание  своего  окружения  на
смертность Иисуса.
   Между тем, Пеладан основывает новый "католический орден  Розы  и  Креста,
Храма и Грааля", которому удается ускользнуть от запрета папы,  и  в  то  же
время он  обнаруживает  настоящую  страсть  к  искусству.  Артист,  заявляет
Пеладан, должен быть рыцарем в доспехах, целиком вовлеченным в символические
поиски Святого Грааля; и  он  самолично,  не  колеблясь,  пускается  в  этот
эстетический  крестовый  поход,  организуя  ежегодные  публичные   выставки,
которые будут названы "Салонами Розы и Креста". Их цель  -  разрушить  любую
реалистическую форму, чтобы дать расцвести латинскому вкусу, и создать школу
совершенного идеалистического искусства. В перспективе некоторые темы  будут
систематически   отстраняться,   например,    прозаическая,    историческая,
патриотическая и военная живопись, картины современной жизни и все  пейзажи,
"за исключением написанных в манере Пуссена"...
   От живописи Пеладан распространяет свои эстетические законы на  музыку  и
театр и ставит  оригинальные  спектакли  на  сюжеты  об  Орфее,  Аргонавтах,
путешествии за Золотым Руном, о "Тайне розенкрейцеров" и  "Тайне  Грааля"  -
все это под эгидой и покровительством Клода Дебюсси.
   Эту блестящую артистическую школу посещает также  Морис  Баррес.  Молодым
человеком он был уже чле