единственном
вашем посещении моего дома?
     Я многое  узнал  о  вас.  Никакой  вы не  агент,  а рисунки  --  простое
совпадение. Но главное: я понял, что вы именно тот человек, которого я давно
ищу.
     Вы  вправе спросить: коли так,  то почему же впоследствии я вел себя по
отношению к вам заносчиво до неприличия?
     Да  все  по  той  же  причине:  чтобы в  случае  катастрофы  старикашка
Мамалыгин не связывал  мое имя  с вами. А она, катастрофа, не заставила себя
ждать.
     * * *
     Началась новая глава моей жизни.
     Первым делом  я дал расчет  чете Пономарцов,  а  на их  место пригласил
Вику. Она с благодарностью согласилась.
     Рана зарубцевалась удивительно быстро и совершенно меня  не беспокоила,
что я приписывал действию таблетки, переданной мне Мамалыгиным.
     В Союзе  писателей  ко мне отнеслись  сочувственно, наш секретарь  даже
затеял сбор средств в мою пользу. Я поблагодарил, но просил не делать этого.
Я не нуждаюсь, в отличие от основной массы пишущей братии.
     Нежданный  сюрприз  преподнесло мне издательство,  предложив  выпустить
очередную книжку.
     Я  с  энтузиазмом взялся  за подготовку  рукописи.  Хотел было  собрать
сборник рассказов, но все  написанное  прежде показалось мне  легковесным. Я
пережил   серьезную  драму,   У   меня  появилось  более  глубокое   видение
человеческих характеров и судеб, и это  должно  было найти отражение  в моем
творчестве.  Самой  перспективной  вещью   выглядел  роман   "Паутина",  но,
перечитав готовые куски, я убедился, что работы здесь -- непочатый край и как
долго она продлится, неизвестно.
     А  рукопись издательство требовало в течение ближайших трех  месяцев. Я
так  давно  не  печатался, что упускать  предоставившуюся  возможность  было
грешно.
     Здраво все взвесив, я решил подготовить опять-таки  новую книгу очерков
о науке,  благо материала хватало. Не одними только взятками, да рэкетом, да
проституцией жил наш славный городок.
     Пресловутая лаборатория порошковой металлургии на паях с "Вторчерметом"
создала   весьма   перспективное   безотходное   производство,  в   политехе
разработали  уникальные  гелиоаккумуляторы,  в Институте  энергетики  велись
интересные  исследования по явлению сверхпроводимости,  да и по  космической
тематике мне было что сказать...
     Едва в  небе проглядывали звезды, как я поднимался  в башенку и садился
за  письменный стол. Работалось  споро. Я  писал,  не отрываясь, до тех пор,
пока перед глазами  не  начинали расплываться  разноцветные  круги. Тогда  я
ложился  здесь  же на диван и погружался в короткий  сон -- минут  на сорок --
пятьдесят. Затем поднимался и упоенно продолжал рукопись. К утру обычно было
готово десять -- пятнадцать страниц текста.
     Вот что любопытно: за все это время Инна ни разу не явилась мне в снах,
хотя я даже желал этого. Почему она не приходила? Алина когда-то не забывала
напомнить о себе.
     Я смог  всецело посвятить себя  рукописи  во многом  благодаря  заботам
Вики,  которая взяла  на себя ведение хозяйства. В  комнатах царила чистота,
нигде ни пылинки, костюмы  и рубашки всегда были отглажены, а еда подавалась
в точно назначенный час.
     Потрясение,  вызванное гибелью  мужа, как  это  ни кощунственно звучит,
благотворно  отразилось  на  внешности Вики.  В  ее  организме  сгорел некий
избыточный вес, и, оставаясь пухленькой, она приобрела весьма притягательную
грацию.  Ее  румяные щечки  побледнели  и  втянулись,  лицо  сделалось  чуть
скуластым, придав ее  выразительным карим  глазам пикантную удлиненность,  --
словом, славная  толстушечка  превратилась  в  броскую  элегантную  даму, не
утратив при этом мягкости характера.
     Через несколько месяцев,  когда она  несколько пришла в себя, я  мог бы
спокойно сблизиться с ней. Кстати, как мне кажется, и она была не против. Но
я не  сделал ни малейшего движения навстречу. Не по  каким-то  там моральным
соображениям.  Суть  в  том,  что я утратил всякий интерес к женщинам.  Меня
более не возбуждал их звонкий смех, кокетство  и  игривость  вызывали глухое
раздражение, а когда нежданный порыв ветра вздувал подол платья какой-нибудь
красотки,  обнажая  стройные ножки, я  спешил отвернуться,  как если бы  мне
продемонстрировали  нечто отталкивающее. Женская  красота утратила  для меня
всякую  привлекательность.  Боюсь  даже, что я стал  женоненавистником, хотя
всячески скрывал это даже от самого себя.
     К  Вике  я обращался исключительно  на "вы",  говорил вежливым,  ровным
тоном,  а  дабы  она  не  строила  на  мой счет  иллюзий,  предложил однажды
познакомить ее  с серьезным коллегой-литератором, потерявшим  несколько  лет
назад жену. Вика отказалась,  но, кажется, поняла меня правильно, чему я был
несказанно рад.
     В  этот период я переменил  многие свои привычки. Бросил курить,  резко
ограничил  потребление спиртного.  Все,  что я  себе иногда позволял, --  это
бокал  хорошего сухого  вина либо  бутылка темного пива. Раньше  я мнил себя
гурманом  и любил  вкусно поесть. Сейчас я  довольствовался по утрам овсяной
кашей, в обед -- бульоном с яйцом, по вечерам -- овощным  салатом. Возможно, я
потерял вкусовые  ощущения и питался  лишь  потому,  что  организм  требовал
калорийю. Правда, деликатесы в доме не переводились, и редких своих гостей я
по-прежнему умел принять с должным размахом.
     Единственное, в чем я не  знал  удержу, -- это кофе.  Я  поглощал его  в
неимоверных количествах и  заваривал так крепко, что сердце стучало  не хуже
парового молота.
     * * *
     Это случилось Три дня назад.
     Был довольно  зябкий  июньский день. Вероятно, огромные массы холодного
арктического  воздуха,  как  сказали   бы  синоптики,  прорвались  к  нашему
благословенному климатическому  поясу. Впрочем, кроме ненастной погоды, день
не предвещал никаких других несчастий.
     Я сидел в гостиной и читал только что полученное письмо. От племянника.
Анатолий  писал,  что  на  днях сдает  последний  экзамен,  затем  состоится
выпускной бал, сразу же  после которого он  намеревается приехать ко мне для
поступления в институт.
     Летит время, подумал я. Давно ли Толик ходил пешком под стол? А нынче --
без пяти минут студент.
     Внезапно в коридоре раздался страшенный шум.
     В комнату ворвалась Вика -- растрепанная, с безумными глазами, рыдающая,
на грани истерики. Я никогда не видел  ее такой, даже в те первые дни  после
гибели Саныча.
     Недоброе предчувствие  похолодило  мое сердце, но прежде,  чем задавать
вопросы, я усадил Вику в кресло, принес ей воды и предложил успокоиться.
     Ее била крупная нервная дрожь, грозящая перейти в судороги.
     Оставался единственный -- испытанный -- метод: отвесить ей чувствительную
оплеуху. Что я и сделал.
     Вика охнула и закатила глаза. Зато теперь с ней можно было говорить.
     Через  минуту  она  сбивчиво  рассказала, что позвонил какой-то тип. Он
сообщил,  что Антон похищен  и будет возвращен целым и невредимым лишь в том
случае,  если  Вика  привезет  в  условленное место  золото, оставленное  ей
Санычем. Сроку ей дается два дня. Отказ не принимается.  Затяжка тоже. Иначе
получит  аккуратную  посылку  с головой своего пацана. И  пусть  не вздумает
обращаться в милицию. Не то одной отрезанной головой будет больше.
     --  Вадим Федорович! Вадик!  -- Она с силой  вцепилась в  мою  руку. -- Вы
единственный, к  кому я могу обратиться за помощью! Что делать?! Подскажите!
Откуда  у меня золото?! Кроме двух колечек да цепочки с кулоном, ничего нет.
Даже если продать дом, столько мне не собрать! -- Она вновь зарыдала.
     -- Не смей  выть! -- прикрикнул я, переходя  на "ты". --  Слезами  горю не
поможешь. Куда надо привезти золото?
     -- Он не сказал. Обещал позвонить через час.
     -- Значит, айда к тебе. Этот звонок нельзя пропустить.
     -- Они сумасшедшие! -- Ее глаза наполнились ужасом. -- Они убьют его!
     -- Вика, не накручивай себя! Постарайся понять: чтобы помочь Антошке, ты
должна  сохранять  самообладание.  И помни,  что  я  с  тобой.  Мы  вызволим
мальчишку. Но возьми себя в руки. Очень прощу.
     Моя уверенность передалась ей. Она затихла.
     -- Я сделаю все, как вы скажете, Вадим Федорович.
     -- Вот и хорошо. Вытри глаза. Пошли!
     Она решительно кивнула.
     По дороге я размышлял, кто  же  мог  пуститься  на эту  авантюру. Вывод
напрашивался сам собой: кто-то из  бывших мальчиков Саныча. Только они знали
о золоте. Но почему  взялись за дело именно  сейчас --  полтора  года  спустя
после гибели своего "кормчего"? Чего выжидали? Загадка...
     Я припомнил список, переданный мне  Санычем  во время нашего последнего
застолья.  Четыре  адреса. Два  -- далеко  в глубинке, два -- здесь, в городе.
Причем  все  они  знали,  что  Саныч  работает не  на  себя,  а  на  некоего
таинственного  хозяина,  с  которым  весьма  рискованно  связываться.  Но  --
решились.  Почему? Не означает  ли это,  что шантаж  Вики  -- лишь уловка,  с
помощью  которой они  (или  кто-то из них) собираются выйти на  меня? В этом
случае  дело  принимает  совершенно  иной  оборот.  Тут уж  надо подумать  о
собственной безопасности. Но преимущество пока на моей стороне: к счастью, я
запомнил адреса.
     Пока мы дошли до Викиного дома, у меня уже сложился план действий.
     -- Слушай  внимательно,  Вика, -- сказал я ей,  когда мы  расположились в
гостиной  возле тумбочки  с телефоном. -- Мы выручим Антона.  Не сомневайся в
этом. Тебя просто берут  на испуг.  Они не посмеют причинить  ему вреда. Это
блеф.
     -- Но почему они говорят  о каком-то золоте?! Почему?! У нас никогда его
не было! Мы жили на его зарплату, вы же знаете.
     -- Да, знаю, и  хватит об этом. Доверься мне. У вас есть второй аппарат?
В  спальне? Прекрасно! Как только  позвонят, трубку снимаем одновременно. Ты
будешь говорить,  я -- слушать. Не нервничай. Говори спокойно. И не перебивай
того,  кто  позвонит.  Пусть  выговорится. Сделай  вид,  что  принимаешь  их
условия.  Спроси, куда привезти выкуп. Потребуй, чтобы  с Антоном обращались
хорошо.
     Обретя  надежду  спасти  сына,   Вика  превратилась  в  решительную   и
самоотверженную женщину.
     -- Не сомневайтесь, Вадим Федорович, я не подведу. Заварить вам кофе?
     -- Будь добра.
     Наконец раздался  долгожданный  звонок. К этому  времени я  находился в
Викиной спальне, куда еще при жизни Саныча был проведен второй аппарат.
     -- Вика? Это  ваш недавний собеседник.  --  Незнакомый  голос  безусловно
принадлежал  мужчине  зрелых  лет.  (Так  что  же?  "Мальчики" вполне  могли
обзавестись старшими товарищами.) -- Что вы решили?
     -- Вы  не оставили мне  выбора. Я  вынуждена согласиться. Жизнь сына для
меня дороже всех богатств. -- Вика держалась молодцом.
     -- Мы знали, что вы умная женщина и любящая мать.
     -- Но если с его головы упадет хоть один волосок -- берегитесь!
     -- Ого! Мы тут все уже трясемся от страха.
     -- Я не шучу!
     --  Ладно,  Вика,  не  комплексуйте. Получите  своего отпрыска  целым  и
невредимым.
     -- Когда и где?
     -- Вы собрали то, о чем мы просили?
     -- Но вы же сами дали мне два дня сроку.
     -- Значит, до послезавтра. Ждите звонка  в десять вечера. И помните, что
молчание -- то же самое золото...
     Трубку повесили.
     Я вернулся в гостиную.
     Вика подняла на меня огромные глаза:
     -- Вадим Федорович, я все сделала правильно?
     -- Абсолютно. Ты просто умница. -- Я по-отечески поцеловал ее в лоб.
     Но на душе у меня кошки скребли.
     Чутье подсказывало, что  "мальчики"  если  и участвуют  в этом деле, то
косвенно,  как  носители  информации.  Другие,  более  могущественные   силы
пытаются добраться до меня  через Вику. Меня они еще не вычислили. Но теперь
это вопрос времени...
     -- Вика, вечером нам  придется нанести один визит.  Возможно, два.  Будь
готова.
     -- Хоть на край света!
     * * *
     Так далеко, однако, нам не требовалось.
     Оба "мальчика" жили  в микрорайоне,  именуемом  "Мелкое Озеро", который
вырос на живописной городской окраине в последние пять лет. Квартиры здесь в
основном  предназначались  для  продажи, и  я подумал,  что  подручных Саныч
выбирал  из числа серьезных людей -- они не пропили  свою долю, не промотали,
не истратили на девиц, а разумно вложили в недвижимость.
     Когда  мы с Викой  -- на ее  "Жигулях" --  подъехали  к  "Мелкому Озеру",
сумерки сгустились.
     Микрорайон  представлял собой несколько длиннющих девятиэтажек, елочкой
выстроившихся по обоим берегам озера.
     Окна  первой  из интересующих меня квартир были темны,  зато  во второй
горел  свет. Здесь, если верить  сведениям Саныча,  жил  Сергей  Волоткин  --
парень,  помогавший  ему потрошить  чужие  тайники.  Жаль,  что раньше я  не
удосужился хоть издали посмотреть на него. Ну да ладно.
     Я остановил автомобиль в укромной аллее.
     -- Вика, сейчас мы  с тобой зайдем в гости к одному парнишке.  Ничему не
удивляйся. Ты позвонишь, я буду  стоять в сторонке. Если  он не один, вызови
его на  площадку.  Если один, войдешь в комнату вместе с ним. Как только  он
сядет -- на  стул или  на  диван, --  ты  выйдешь, вернешься в машину и будешь
ждать меня. Поняла? Ничего не перепутаешь?
     -- А если он меня не пустит?
     -- Пустит.
     -- Значит, сделаю.
     * * *
     Серега был дома один.
     Едва за дверью послышались его шаги, я включил биополе.
     Теперь Серега делал только то, что я мысленно ему приказывал.
     Они с Викой направились в комнату, а я тихонько проскользнул на кухню.
     Через  несколько секунд  Вика покинула квартиру, и  я  -- через стенку --
начал допрос. (Блокиратор-то так и не нашелся.)
     -- Парень, что интересного приключилось с тобой за последнее время?
     -- Со мной-то ничего особенного, а вот Юрка, похоже, влип по-черному.
     (Юрка был тем вторым "мальчиком", которого нынче не оказалось дома.)
     -- Говори как на духу!
     -- Ладно... Только вы уж ни-ни.  Он рассказал мне под  большим секретом.
Вот сижу и думаю: не дать ли деру, пока не поздно.
     -- Не тяни!
     -- Я  и  не тяну. Пару дней назад  его  втолкнули  в машину и привезли к
какому-то крутому мужику. Сильно крутому. Тот начал спрашивать  про Саныча и
про все  наши бывшие дела.  Юрка  поначалу прикинулся лохом,  мол, я  не я и
лошадь  не  моя. Да только оказалось, что тому  мужику уже кто-то  настучал.
Приперли они  Юрку  пожестче, он и  раскололся. Все,  гад,  выложил. Правда,
божится, что меня не назвал. Но я не очень-то верю.
     -- И правильно делаешь. Что конкретно рассказал мужику Юрка?
     -- В основном, валил на Саныча.  Тот, мол, забирал почти все. Но главный
куш  шел хозяину, которого никто, кроме Саныча, в глаза не видел. Хозяин тот
и давал наводку.
     -- А что за крутой мужик? Как выглядит?
     -- Знать бы! Юрка говорит, он сидел в темном углу и шляпу до самого носа
надвинул.  Но  по разговору выходит так, что один из тех, кого мы почистили.
Юрке  поставили условие:  вернуть  должок. Сейчас  занимает,  где  может,  а
квартиру уже отдал. Он  и  меня-то не выдал потому,  что  рассчитывал на мою
помощь.  А  чем  я помогу:  квартиру  купил, тачку,  гараж, видик, шмотки...
Считай, все разошлось...
     -- Плюнь на барахло, Серега. Жизнь дороже. Посиди еще смирно пару минут,
пока я выйду, а после собери маленький чемоданчик и дуй без оглядки из этого
города.
     -- Придется... -- горестно вздохнул он. -- Только зажил по-человечески и --
снова в бега. Вот паскудство!
     -- Бывай!
     Я вышел  из  квартиры, так  и  не  посмотрев,  каков  же  из  себя  мой
собеседник. Утеря блокиратора научила осторожности.
     * * *
     На  улице я остановил прохожего  с  сигаретой  и  попросил  закурить  --
впервые  за  последние  полтора  года.  И еще  --  мне  захотелось  напиться.
Немедленно. Вдрызг.
     Скверные дела!
     Когда мы с Санычем  "добывали" золотишко, это казалось волнующей игрой,
мне и в голову не  приходило, что наши похождения в будущем как-то аукнутся.
В ту пору подпольные мышки и заикнуться бы не посмели о пропаже.
     Но времена круто переменились.
     Те  мышки  давно  выросли  в  жирных  и  агрессивных  пацюков,  которые
беззастенчиво резвятся  у всех на  виду. Они заняли ключевые посты в городе,
держат  лапы  на  штурвале и без  утайки гребут  к  себе  уже  не лопатой, а
экскаватором.  Но,  несмотря  на  новые  приобретения, им страшно  интересно
узнать, кто же осмелился когда-то поднять руку на их накопления, сделанные с
громадным риском для карьеры и общественного положения. Тут дело принципа.
     И вот кому-то  из них удалось  ухватиться за  кончик ниточки.  Началась
раскрутка. Ее уже так просто не остановишь.
     Но кто же подсунул этот кончик?
     Инна, вдруг с ослепительной ясностью понял я.
     Видимо, у нее вновь появились какие-то деловые интересы в  нашем городе
и  она решила  расчистить площадку. Однако  закладывать  меня напрямую  было
опасно  --  все-таки бывший муж, и она придумала изящную комбинацию:  вывести
разгневанные массы "новых русских" на след Саныча, подтолкнув тем самым меня
к бегству из города. Не стану же я один воевать против всех!
     Так-так...
     Посмотрим, чем грозит мне этот коварный бумеранг.
     Надо полагать, у моих потенциальных врагов  есть свои люди и в милиции.
Им ничего  не  стоит поднять  старые дела,  связанные  с Санычем.  При более
внимательном изучении неизбежно выплывут любопытные детали: выяснится, что я
давно знал  убитого  и  поддерживал с ним тесные  отношения. Не  нужно  быть
крупным аналитиком, чтобы,  имея подозрение, прийти к однозначным выводам. А
при пересмотре дела меня вполне  могут обвинить в  убийстве Саныча: дескать,
не   поделили   награбленное.  Если   еще   дело   дойдет   до  официального
расследования.  А  то   ведь  могут  опять  упечь   в  какой-нибудь  подвал.
Собственно, вывести меня на чистую воду проще пареной репы.
     Итак, кольцо сжимается, и на сей раз выход проблематичен.
     Что же делать?
     Упасть в ноги Мамалыгину?
     Да пошел он к черту!
     А остается мне  вот  что: вызволить  из  беды  Антона и отправить его с
матерью в какое-нибудь тихое место, например к моей сестре.
     Приняв такое решение, я вернулся к "Жигулям", где меня ждала Вика.
     * * *
     Звонок раздался ровно в десять вечера.
     -- Вы готовы? -- спросил у Вики тот же голос.
     -- Да! -- бесстрашно ответила она.
     --  Выезжайте из города  по Восточному  шоссе. На тринадцатом  километре
свернете в лес. На первой поляне вас будут ждать. Не задерживайтесь!
     Едва  прозвучало упоминание о тринадцатом километре,  как по моим жилам
будто  пробежал электрический разряд. Господи, неужели снова придется  ехать
на Лесную Дачу?! Я-то полагал, что никогда более не услышу о ней, но судьба,
как бы  в насмешку,  именно там выбрала сценическую площадку  для финального
акта драмы, которая, впрочем, оборачивалась дурным фарсом.
     Что ж, я сыграю ее до конца...
     * * *
     Из Жердяевки мы с  Викой выехали на двух  автомобилях. Восточное шоссе,
как  вы  знаете,  начинается  от  городской   автостанции,  расположенной  у
кольцевой  дороги. Здесь, на платной  стоянке,  я  оставил  свой "мустанг" и
перебрался за руль Викиных "Жигулей".
     Автомобиль нырнул под  путепровод. На заднем сиденье находилась "кукла"
-- баул, набитый кирпичами.
     Вика сидела  рядом со мной. Последние двое суток  она, как мне кажется,
совершенно  не спала и  не съела ни крошки.  Она похудела еще заметнее, щеки
ввалились,  руки,  особенно  у  запястий,  стали  прозрачными,   движения  --
замедленными,  словно жизненная энергия покидала  организм, и  только темные
глаза наливались грозной, пугающей меня решимостью.
     -- Знаешь, куда мы едем? -- спросил я.
     -- Спасать Антона, -- механически ответила она.
     -- Это понятно. Я имею  в виду  место его  заточения. Кажется,  мерзавцы