Саныч,  "железный
человек" Кителя, фантом-невидимка,  мой  давний враг, залегший на дно  и для
чего-то явившийся в мой дом. Единственный, чью память  о неприятных для меня
событиях я не стер.
     --  Что вам угодно? -- холодно спросил я, готовый в любой момент обрушить
на нежданного гостя мощную волну биополя.
     Саныч прижал руку к сердцу:
     --  Вадим Федорович!  Я пришел как друг. Умоляю, пожертвуйте  мне десять
минут! Выслушайте!  Не  спешите с выводами!  Если  мои слова  вас не убедят,
поступайте как сочтете нужным. Отдаю  себя  в полное ваше  распоряжение. -- В
его глазах светился недюжинный ум, но ум  изощренный, созданный для плетения
интриг.
     Несмотря на смиренный  тон, я не  спешил доверять  ему. На миг мне даже
показалось,  что  мое  горло  перехватывает  стальной  обруч  с прорезью,  а
источник сигнала на взрыв по-прежнему находится в руках Саныча. Понадобилось
усилие воли, чтобы избавиться от наваждения.
     -- Проходите, -- кивнул я,  пропуская его и контролируя каждый его шаг. --
Десять минут для вас я найду. Но не более того. Я очень тороплюсь.
     Надо немедленно взять блокиратор. Облучу его так же основательно, как в
свое время Макса. Саныч должен забыть о моем существовании раз и навсегда.
     -- Поэтому-то я здесь... -- пробормотал он и принялся развязывать шнурки.
     Я бросил ему тапочки и,  пока он переобувался, быстро прошел в кабинет.
Блокиратора  на привычном  месте не оказалось. Странно... Неужели я  оставил
его в Жердяевке? На сердце стало тревожно.
     Саныч покорно ждал меня в прихожей.
     --  Прошу.  -- Я  провел его в кабинет и  показал на диван, а сам  сел  в
кресло напротив, собравшись внутренне в пружину.
     Саныч раскрыл на своих острых коленках "дипломат", повернув его ко мне.
     Я увидел пачки денег в банковской упаковке.
     -- Вы пришли купить что-нибудь?
     -- Прежде всего, Вадим Федорович, разрешите  мне вернуть ваши  деньги, --
проговорил он  с видом кающегося грешника. -- Было страшной  глупостью с моей
стороны пойти на  эту  неумную авантюру. Я редко ошибаюсь, но это была такая
ошибка, которой я до сих пор  не могу себе простить. А простите ли вы меня --
не знаю.
     Хм! А  я уже  и забыл  про тот  выкуп. Однако  же какая демонстративная
покорность! Если только этот плут не задумал новую хитрость.
     -- Неужели те самые? -- хмыкнул я, кивая на содержимое "дипломата".
     -- "Дипломат" тот самый,  а деньги, конечно, нет, -- смущенно ответил он.
Но по поводу общей суммы не сомневайтесь. Все точно. Как в аптеке.
     -- Как  в аптеке... А вам не кажется,  любезный, что я  вправе требовать
проценты?  Все  же семь лет  прошло. Да  и  за моральный ущерб с вас кое-что
причитается.
     Он подался ко мне всем своим субтильным телом:
     -- Вы совершенно правы!
     Меня охватила злость. Я заорал на него:
     --  Вы с вашей мерзкой бандой испортили мне  полжизни!  Из-за  вас все у
меня  пошло  наперекосяк!  Понимаете или нет? А  сейчас вы  хотите, чтобы за
ворох этих вонючих бумажек я простил вас?! А покой вы мне можете вернуть?!
     Он стойко выдержал мой напор.
     -- Может, и смогу...
     Несколько успокоившись, я поинтересовался:
     -- Кстати, кто забрал деньги в ту ночь?
     -- Сторож. Он наблюдал за вами из  окна сторожки и, как только вы  ушли,
взял "дипломат".
     -- Он тоже был в вашей банде?
     --  Нет.  Мы  просто  объяснили  ему,  что  ночью  привезут  товар, надо
позаботиться. За три бутылки водки он согласился.
     -- Ладно... Деньги оставьте на диване. Вместе с "дипломатом".
     --  Как  прикажете.  --  Саныч  защелкнул замки,  подвинул  "дипломат"  к
боковому валику, а сам проникновенно посмотрел на меня.
     Почему же он пришел, этот прожженный тип со смышлеными глазами?
     -- Что вы еще имеете сообщить?
     -- Очень многое!  --  горячо воскликнул он. -- Но прежде, уважаемый  Вадим
Федорович,  разрешите   сказать  вам,  что  я  искренне   восхищаюсь  вашими
талантами.  С  той самой минуты, когда я впервые осознал  ваш  замечательный
дар, я понял, что вы -- великий человек, служить которому -- огромное счастье.
     -- Знаете, Саныч,  или как вас  там... -- не выдержал я, взбешенный  этой
смесью показной  учтивости, завуалированной  наглости и откровенной лести. --
Врите, да не  завирайтесь! Я имел  возможность наблюдать  ваше  восхищение в
действии. Вы попросту  промахнулись. Если  бы  тогда, на Лесной  Даче,  пуля
прошла чуть правее, меня отвезли бы в морг вместе с беднягой Нечитайло и вам
не пришлось бы сейчас  расточать дешевые комплименты.  Только не лгите,  что
опять хотели меня испытать. Тогда, на море, -- да, тогда  вы меня испытывали.
Вы и эта скотина Макс. Но на Лесной Даче вы метили мне прямо в голову. Точно
метили. Меня спасло  ведро  с  водой.  Так  что  ступайте  с вашим искренним
восхищением в задницу!
     Его подвижная физиономия исказилась страдальческой гримасой:
     --  Вадим Федорович,  я  знаю,  что не заслужил вашего доверия. И все же
попробуйте понять...  Клянусь, я не  хотел  вашей смерти! К  тому моменту  я
осознал, что  совершил дикую глупость и что ее надо немедленно исправлять. У
меня сложился новый план. Я собирался идти к вам с повинной, но вы опередили
меня,  чего я никак не  предполагал.  Я был уверен, что на Лесной Даче  мы в
полной  безопасности  и  время  еще  терпит. А когда  вернулся  из города  и
неожиданно увидел во дворе чужую машину, то страшно перепугался.
     -- Чего вы там мелете?! -- поморщился я. -- Какая,  к черту, чужая машина?
Не станете же вы утверждать, что не узнали Нечитайлу? Того самого Нечитайлу,
с которым вы не раз ездили по своим грязным делишкам.
     --  Хлебом  клянусь!  --  экспрессивно  воскликнул он, глядя мне прямо  в
глаза.  --  Я  неглупый  человек,  уверяю  вас,  Вадим  Федорович,  но  страх
совершенно парализует мой рассудок. Я видел -- чужая машина, чужие люди, надо
спасаться,  и действовал  как  в бреду.  Это не я стрелял, Вадим  Федорович.
Стрелял  мой  страх. Я  не  сумел  совладать  с  ним.  И  поэтому  не  устаю
благодарить судьбу за промах.
     Страх...  Мне  тоже   знакома  его  парализующая  сила.  Первые  минуты
пребывания в плену у Кителя, торжествующий Макс  с окровавленным куском уха,
взрывающийся на горле обруч до сих пор являются мне в ночных кошмарах.
     -- Ну  и где  же вас носило семь лет?  Почему объявились именно сегодня?
Тянули срок?
     --  Бог миловал!  --  Он  мгновенно  вытянул руку  и постучал  костяшками
пальцев по деревянной столешнице. -- В разное время неприятностей  с милицией
у меня хватало,  но осужден не  был ни  разу.  Перед  законом  я чист, Вадим
Федорович. Имейте это в виду.
     -- На кой черт мне это нужно!
     --  Как знать... -- опять загадкой  ответил он и продолжал: --  После того
случая мне пришлось  бежать. Обосновался в другом городе. Залег  на дно. Вот
тут-то, извините, ваши  денежки и пригодились. Окольными путями узнавал, как
идет следствие по известному вам делу. Я был счастлив, когда выяснилось, что
вы  не только  не пострадали,  но и  даже  в  свидетелях не числитесь. Я был
восхищен  той ловкостью, с  какой вы избежали ненужной огласки. -- (А умел он
льстить, мерзавец.)  --  Именно тогда  я  до  конца  осознал  всю мощь вашего
таланта, достойного преклонения.  Но  вернуться в город я не  мог, ведь меня
искали. Макс и Харитон рассказали все. Я проходил  как соучастник  убийства.
Но затем  у следствия возникла  другая версия,  и обвинение было предъявлено
только тем двоим. Я остался в стороне.
     -- Вы ловкий пройдоха, Саныч!
     -- В тот раз мне просто повезло.
     -- А сколько получили они?
     -- Макс -- десять, Харитоша -- восемь.
     -- Хм! Меньше Кителя?
     -- Да, ведь Китель совершил преступление против государства.
     -- Однако! -- Послушала бы его моя  матушка! Прищурившись, я посмотрел на
Саныча:
     -- А  вам  не жалко своих  приятелей? Все  же они угодили за  решетку по
вашей вине.
     --  Они  получили  свое! --  В его мягкой интонации промелькнули  жесткие
нотки. -- За ними много  чего есть  другого, особенно за Максом.  Если  между
нами, он свободно тянет на вышку.
     -- Убийство?
     -- Много  чего, --  потупясь, отвечал Саныч.  --  Я тысячу  раз говорил: в
делах нужны деликатность и культура, тонкий подход. Тупая жестокость к добру
не  приведет.  За   нее  рано  или  поздно  придется   платить.  Вот  они  и
расплачиваются. Это справедливо.
     --  Вы,  Саныч,  прямо-таки  невинная  овечка.  А  Нечитайло-то на вашей
совести.
     --  Нечитайлу жалко, --  горестно  вздохнул Саныч.  --  Положительный  был
человек.   Хозяйственный.  Семьянин.  И  механик  хороший.  Не  чета  разной
шантрапе. Я очень его  уважал. И  не желал ему  зла.  Да,  видать, такая ему
выпала судьбина.
     -- Должно быть, сейчас он переворачивается в гробу. От умиления.
     Саныч, потупясь, проглотил шпильку.
     -- Ваши десять минут истекли, -- напомнил я.
     -- Заканчиваю, -- встрепенулся он. -- К тому  времени, когда все улеглось,
мои  траты сравнялись  с моей наличностью. Я мечтал  засвидетельствовать вам
свое  глубочайшее  уважение,  но являться с  пустыми  руками  было стыдно...
Прошло  несколько лет, прежде чем я собрал необходимую  сумму. Но идти к вам
только с деньгами?  Только со  словами восхищения,  которые вы,  конечно же,
посчитаете ложными? -- Он поморщился,  как от  зубной боли.  --  Я понял,  что
обязан оказать вам услугу, такую важную, чтобы  вы безоговорочно оценили мою
преданность. Находясь  в  тени,  но поблизости  от  вас, я ждал  подходящего
случая  и наконец  дождался.  Сегодня  я с  лихвой  уплачу проценты  на весь
капитал, которым временно попользовался.
     -- Вы ошиблись, милейший, я не ростовщик. -- Мой тон был холоден как лед.
-- Пожалуй, и я сделал ошибку, пустив вас  в дом. Ничего принципиально нового
вы мне  не сообщили.  Извольте выйти вон! И благодарите  Бога, что мне  лень
звонить в милицию.
     -- Еще полминуты! --  взмолился Саныч, заламывая свои тонкие  пальцы. -- У
французов есть  меткая поговорка:  "Ищите женщину".  Мне не  раз  доводилось
убеждаться в  ее  мудрости.  Решив оказать  вам достойную  вас услугу, но не
зная, как приступить  к делу, я обратил внимание на женщину, которая все эти
годы  была рядом с вами. Я  сразу же  понял, что она, к сожалению,  не ценит
вас. Зная немного о ее прошлом, я предположил, что она может стать серьезным
источником опасности для вас и нанести удар в спину. Увы, я не ошибся.
     Лучше  бы он не говорил этого!  Значит, он следил еще и за Алиной? Этот
чертов  соглядатай  посмел  сунуть  свой длинный  и  тонкий,  будто навсегда
сдавленный невидимой прищепкой, нос в мою личную жизнь?!
     Ну и что он собирается мне выложить? Что у нее есть  любовники, которых
она  принимает  в уютном  гнездышке,  приобретенном на  мои деньги? Что  она
ласкает этих подонков жарче, чем меня? И он взялся открыть мне глаза на это?
Ду-урак!
     Ах, будь со мной блокиратор!
     Но тут  Саныч,  выдержав  мой раздосадованный  взгляд,  произнес четыре
слова:
     -- Женщина знает вашу тайну.
     -- Что-о? -- Я невольно вздрогнул.
     -- Она знает вашу тайну, -- твердо повторил он.
     -- Не пойму, о какой тайне вы толкуете?
     -- Она знает о некоем удивительном фонарике.
     У меня невольно  перехватило дыхание. Алине известно про блокиратор? Да
не  может  быть! Каких  только  мер  предосторожности  я  не принимал, чтобы
уберечь его  от чужого глаза!. Я хранил его среди своих рукописей, к которым
Алина испытывала полнейшее равнодушие.  Это-то  и казалось надежной защитой.
Но с другой стороны, ее неискоренимая привычка тайком шарить по углам...
     Однако откровенничать с Санычем я не собирался.
     -- Ваши слова для меня -- загадка.
     --  Вам  виднее,  -- понятливо отозвался  он.  -- Лично я не желаю  знать,
какими способами вы  вершите свои чудеса. Я  дошел до границы дозволенного и
почтительно остановился у нее. Дальше -- запретная зона. Это не мое дело, и я
уже забыл о своих  словах. Но женщина знает. Она решилась переступить черту:
завладеть  вашим  имуществом,  а  вас убить. Это  должно  случиться  сегодня
вечером. Вот почему я осмелился побеспокоить вас.
     Я закурил, глубоко затянувшись, затем встал, молча прошелся по комнате,
постоял у окна, вернулся к креслу и вновь сел.
     -- Почему я должен верить этому бреду? Сам я уже поверил. Безоговорочно.
     -- Судите сами... -- Саныч запустил руку в карман пиджака и извлек оттуда
кассету в полиэтиленовом пакетике.  -- Для экономии  времени я переписал сюда
лишь несколько фраз  из  длинного разговора.  У  вас  ведь есть  магнитофон?
Поставьте и послушайте.
     Оставалось внять его совету.
     Послышалось шипение, затем голос Алины:
     -- Миленький,  это  верняк.  -- ("Миленький"  она  произнесла  с  тем  же
придыханием, что и в наши лучшие времена.) --  Надо только решиться,  пока он
ничего  не заподозрил. Он ушлый -- может догадаться. Тебе  и делать-то ничего
не надо. Порошок я насыплю сама, вот он, я уже достала. Я ты зароешь ночью.
     -- Не так-то это  просто,  --  отвечал  мужской  голос,  заставивший меня
обомлеть.  Федор? Федор!!! -- Не в саду же зарывать. Будут искать, он человек
известный...
     Федор...
     --  Не  переживай,  я все продумала, уже  и  место  присмотрела. Ни одна
собака не догадается. Засунем в багажник  и  отвезем в лес. Я пущу слух, что
он  надолго уехал,  а там -- ищи-свищи. Зато у нас  с тобой все будет хорошо.
Заживем открыто, как муж с женой. Надоело прятаться, слушать его крики! Меня
тошнит от него, больше не могу!
     -- Не мешало бы еще разок все основательно взвесить.
     -- Чего тянуть, миленький? Вот послушай. Завтра  мы идем с  ним в театр.
Про  то, кроме нас, не знает ни одна душа. В половине седьмого он заедет  за
мной.  Я  предложу выпить по рюмке  коньяка. Он не откажется.  Вот  и  пусть
выпьет в последний  раз в жизни.  Порошок действует хорошо.  Я проверила  на
соседской кошке. А  тебе надо заранее спрятаться в дальней спаленке.  Или  в
гараже.
     -- Ах, Алина, в страшное дело ты меня втягиваешь...
     -- Уже испугался?
     -- Суть не в испуге. Раз идея родилась, ее надо реализовать. Мне  самому
противен  этот надутый  индюк,  воображающий,  что он все  может купить.  Но
иногда мне кажется, что он умеет читать чужие мысли...
     -- Ха-ха!  -- весело воскликнула она.  -- Он  хитрый, но  и  я  не дура. Я
открыла его  тайну. У  него есть фонарик,  которым он просвечивает мозги.  И
люди делают все, что он захочет.
     -- Алина, что за сказки.
     --  Никакие не сказки!  Вот  этот фонарик, смотри! Пусть поищет... А без
него  он --  никто. А еще  я узнала  шифр его  сейфа. Он набирает  год  моего
рождения. Вот растяпа! Вчера я,  не будь дурой, послала его за шампанским, а
сама заглянула  в этот сейф.  Денежек больше, чем  в  Сбербанке. Нам с тобой
хватит до конца жизни. Лишь бы ты любил меня всегда...
     -- Я обожаю тебя, моя крошка... А зарывать его не надо.
     -- А как же?
     -- Очень просто. На что, по-твоему, существует химия?
     Послышалось ее  характерное мурлыканье, видимо,  она полезла к  нему  с
ласками.
     Шипение. Запись кончилась. Саныч сидел, деликатно уставясь в пол.
     Так вот куда запропастился блокиратор! Эх, Алина... Была ты дурой, ею и
осталась.
     Откровения  Алины  не   очень-то  подействовали  на  меня.  Но  двойное
предательство лучшего друга потрясло меня. То есть я мог бы  закрыть  глаза,
узнав, что он раз-другой переспал с Алиной. Кто  же добровольно откажется от
лакомого кусочка? Но он посмел влюбить ее в себя, а теперь собирается отнять
ее у меня навсегда. Вместе с моей жизнью.
     Кровь моя словно бы превратилась в ядовитую желчь, в ушах шумело, будто
я стремительно мчался сквозь бесконечный тоннель.
     Однако же Саныч не должен видеть моего смятения.
     -- Эту сценку, милейший, по силам разыграть двум плохоньким актеришкам.
     Саныч посмотрел на меня с укоризной:
     -- Вы ведь узнали голоса.
     -- В нашей городской филармонии нет недостатка в имитаторах. За скромную
плату они прокукарекают за кого угодно.
     Саныч умоляюще сложил ладони перед собой:
     --  Вы мне все  еще не  доверяете, Вадим Федорович,  а  ведь  я пришел с
открытым  сердцем. Какой  мне  смысл подделывать  пленку? Тем более я принес
только крошечный кусочек записи, а вообще-то накопилась целая гора кассет. Я
передам их вам по первому вашему требованию. Или сожгу. Как пожелаете.
     -- Ты и мои разговоры записывал, мерзавец?! -- сорвался я на грубость.
     -- Понимаю ваше внутреннее состояние, Вадим Федорович, -- ответил он, как
бы извиняя мою вспышку. -- Но не волнуйтесь, ни одного вашего слова  нигде не
зафиксировано.
     -- Где и когда ты поставил жучки?
     -- Жучков нет.
     -- А как же?
     -- Специальный прибор. Записывает с улицы разговор в доме  по колебаниям
оконного стекла.
     -- Где ты достал такую штуковину?
     -- Достать можно все, если поставить цель.
     -- Кто работал вместе с тобой?
     -- Я  один,  клянусь! --  Он выразительно  посмотрел  на  часы:  --  Вадим
Федорович, времени остается все меньше. Вам надо  решить, что делать с этими
двумя.
     -- Давай-ка для начала послушаем твой вариант. Ты ведь уже все продумал,
верно? А, змей-искуситель? Он не стал открещиваться.
     -- На  вашем месте, Вадим Федорович, я  поехал бы к  Алине в условленное
время, прикидываясь  простаком. Делал бы  все,  что она пожелает, но скрытно
следил бы за ней. А когда она подсыплет яд, схватил бы ее за руку.
     -- Прекрасно! План хоть куда! Но что делать дальше? Так и стоять, сжимая
ее кисть?
     Он не отводил от меня своих быстрых глаз.
     -- Вы ведь не заинтересованы в огласке?
     -- Допустим...
     -- Тогда позвольте мне быть рядом. После того как  вы вынесете приговор,
я выполню всю черную работу. Такое прощать нельзя.
     Я окинул взором его тщедушную фигурку:
     -- А что ты можешь?
     -- Все! Только прикажите. А главное -- я умею молчать.
     -- Саныч,  -- сказал я  после долгой  паузы. --  Ты  просил у меня  десять
минут, а сам мозолишь мне глаза целых полчаса. Ты мне  надоел. Проваливай, и
немедленно!
     Он поднялся, послушный, как примерный школьник.
     -- Весь вечер --  до закрытия -- я  буду в "Волне", чтобы  терпеливо ждать
ваших указаний. Вадим Федорович,  умоляю, проявите  твердость!  Сегодня  это
необходимо.
     Выпроводив "железного человека", я принялся одеваться к театру. Во  мне
копился тяжелый заряд. Взрыв, если он грянет, разнесет все в клочья! Так  ты
открыла мою тайну, милая? Как бы тебе не ошибиться!
     Я набрал номер ее телефона.
     -- Добрый вечер, дорогая!
     -- Это ты, котик? -- Голосок у нее был встревоженный. -- Куда задевался? Я
уже вся изошлась, не случилось ли чего.
     Каково, а?
     -- Все в порядке. Через десять минут выезжаю.
     -- Давай,  я уже готова. Только закончу макияж. Ну, была не была. Дам ей
все-таки шанс одуматься, спасти свою пропащую душу.
     -- Послушай, Алина... Мне показалось, что ты  без особого  желания идешь
на спектакль.  Зачем  такая жертва? Хочешь --  оставайся дома.  А  я схожу  с
кем-нибудь из приятелей.
     -- Да  ты  что,  зайка! Как  же  можно не  идти, если я  давно собираюсь
показаться в новом платье, -- мгновенно нашлась она.
     -- Будь по-твоему, -- ответил я и повесил трубку.
     * * *
     Еще перед нашей свадьбой Алина заговорила о желании иметь домик на свое
имя. Ей, видите ли, недоставало моей просторной квартиры и дачи в Жердяевке.
Вернее, она  всегда мечтала  о  собственном домике, где чувствовала бы  себя
полновластной  хозяйкой.  "Миленький,  ну  сделай мне приятное, ну  что тебе
стоит, ты же можешь..."  Плюс сияющие глазки, плюс нежные ласки. Разумеется,
я не устоял.
     В  центральной  части  города,  между  двумя  шумными  проспектами,  но
несколько в глу