-то  здесь было  не
так...
     А он продолжал, то и дело захлебываясь кашлем и звеня наручниками:
     -- Да, мне осталась месть. Ух, как я  истомился в  зоне! Но зато сегодня
утешусь  досыта.  А  ловко я  все устроил, а,  гипнотизер? Последнюю копейку
пустил  в  дело  и не  прогадал. Ты  здесь,  на Лесной  Даче...  Тепленький,
смирный... Ха-ха! Ну,  пробуй свое  хваленое биополе,  пробуй! Хрен  тебе  в
глотку!  Я специально велел  приковать себя к  стене, чтобы не  поддаться на
твои чары, когда ты  пустишь их  в ход. Я знаю, что надолго тебя не  хватит.
Знаю! Я увижу, как ты мучаешься, а мне этого очень хочется, приятель! Да, ты
хитер  и изворотлив, но на этот  раз тебе  не выкрутиться.  Впрочем, рискни,
вдруг получится. -- Он опять надрывно рассмеялся.
     Ответить я не успел.
     Раздалось отвратительное визжание, заставившее меня насторожиться.
     Я приподнял, насколько мог, затылок,  упершись подбородком  в грудь,  и
увидел кошмарное зрелище.
     В  пространстве между моими  щиколотками  бешено вращалась  циркулярная
пила. Я же был накрепко привязан к некоему верстаку, медленно наезжавшему на
чудовищный диск с зубьями. Линия разреза должна была пройти от моего паха до
темечка.
     --  Понял?! --  в  экстазе  заорал  Китель.  --  Дошло?!  Ха-ха!  Я  велел
отрегулировать  ее  на  самый малый ход! Хочу, чтобы ты помучился  подольше,
гнусный гипнотизер!
     -- Постой,  Константин Петрович!  -- взмолился я,  изо  всех  сил пытаясь
сохранить самообладание. -- Раз  уж я в твоей  власти, то куда спешить? Давай
поговорим по-мужски. Вдруг выяснится, что не я главный виновник твоих бед?
     -- Ты! Ты! --  исступленно заорал он. -- Ты заслужил более лютую казнь, да
есть  опаска,  что выскользнешь. Сделаем  просто, но  надежно. Я сам развезу
твои останки по разным местам. Уж тогда сам дьявол тебя не воскресит.
     Зубья,  сливавшиеся  в  светлую полоску,  приближались,  достигнув  уже
уровня моих колен.
     Китель приплясывал как каннибал, готовившийся освежевать жертву.
     Но самое страшное заключалось в  том, что  я отчетливо понимал:  на сей
раз  биополе  меня  не  выручит. Китель  и впрямь  все  предусмотрел,  вновь
использовав  оправдавший  себя  вариант  с  "железным"  человеком.   Станком
управлял кто-то находящийся наверху, вне подвала и  зоны моего влияния.  Кто
же это может быть?
     В приступе отчаяния я послал наверх мысленную команду. Никакой реакции.
Пила  приближалась. Мне оставалось  одно:  переключиться на  Кителя, который
находился рядом.
     Тот  тотчас  прекратил  свой  ритуальный  танец  и  плачуще  заголосил,
порываясь к выходу:
     -- Инночка! Алексей! Хватит! Довольно! Остановите пилу! Я не могу на это
смотреть!
     Пила наползала -- острозубый хищник.
     Крики  Кителя остались  без  ответа.  Это  и  понятно. Он,  несомненно,
предупредил, чтобы на них не обращали внимания.
     --  О, я подлец! О, негодяй! -- выл Китель. Крупные слезы стекали по  его
бугристым щекам.  -- Друг мой! -- Он подался ко  мне,  насколько это позволяли
оковы. -- Как мне спасти вас?! Как избавить от жестокой смерти?!
     А пила  приближалась. Из положения лежа трудно было судить, сколь велик
зазор между ней и моей плотью. Но, несомненно, счет уже шел на миллиметры.
     Что  мне оставалось?  Лишь обратить свое биополе на собственные нервные
клетки, чтобы, по крайней мере, не страдать от боли.
     Едва я сделал это, как Китель вновь злобно завопил:
     -- Месть! Месть! Ты подохнешь, как вонючий шакал!
     Да, он увидит мою смерть...
     Но зачем эти неприличные вопли?
     Я закрыл глаза.
     И тут что-то произошло.
     Сверху  послышался  шум,  кто-то  ураганом ворвался  в  затхлый подвал.
Короткий звук, похожий на резкий удар, и -- тишина.
     Я открыл глаза.
     В подвале воцарился мрак, пила умолкла.
     Затем  по  моему лицу скользнул  луч фонарика, и  такой знакомый  голос
ласково выговорил:
     -- Федорыч, ну что же ты?
     -- Саныч?!
     -- Я... -- Он принялся ловко разрезать ремни лезвием топора.
     Наконец я смог подняться.
     -- Почему темно?
     -- Пришлось перерубить кабель топором. Не то опоздал бы.
     -- А топор откуда?
     -- Прихватил на всякий пожарный.
     -- Запасливый ты человек, Саныч.
     -- Стараюсь.
     -- Я этого не забуду.
     -- Так ведь долг платежом красен.
     Вдруг от стены донесся вкрадчивый голос Кителя:
     -- Саныч? Никак это ты?
     -- Я, Константин Петрович, -- сдержанно ответил он, продолжая освобождать
от пут мои ноги.
     -- Постой, Саныч! -- воскликнул Китель. -- Не развязывай его, не надо. Это
тот самый прохвост, из-за которого мы погорели. Лучше помоги прикончить его,
а  после  закрутим новое  дело. Помнишь, как  хорошо  мы жили? У  меня  есть
отличная идея... -- Его одолел приступ надсадного кашля.
     --  Лечиться тебе  надо, Константин  Петрович,  --  хмуро ответил  Саныч,
разрезая последнюю петлю. -- Все в порядке, хозяин? Не поранился?
     -- Ты называешь его хозяином? -- опешил Китель. -- Иуда! Забыл, чем обязан
мне?
     -- Я тоже немало поработал  на  тебя, -- спокойно ответил Саныч.  -- И все
свои долги погасил. Какие претензии, Константин Петрович? Уймись! Твой поезд
ушел.
     -- Э, нет... -- прохрипел Китель. -- Рано ты меня списываешь. Я еще наведу
шороху в этом городишке!
     -- Не бахвалься, Константин  Петрович, -- вздохнул  Саныч и, протянув мне
что-то мягкое, шепнул: -- Надень маску, Федорыч. Сейчас приведем остальных.
     С этими словами он выбежал наверх.
     Хоть в подвале царил жуткий мрак, я решил внять совету Саныча и напялил
черную маску, закрывавшую все лицо, кроме глаз.
     Но вот в дверном проеме  появился тусклый свет. Вошел Саныч с факелом в
высоко поднятой  руке, за  ним странная процессия из  пятерых фигур, две  из
которых поигрывали автоматами.
     Трое остальных были пленниками: стройная девушка  с короткой стрижкой и
два молодых парня. Их поставили  к стене рядом с  Кителем. Колышащееся пламя
факела освещало их напряженные лица.
     Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.
     Затем Саныч приступил к допросу:
     -- Кто такой? -- подошел он к более высокому парню.
     --  Родственник... Родственник Константина... Петровича... --  пролепетал
бедняга. -- Но я ничего не знаю! Я был за баранкой!
     -- Ты? -- Саныч подошел ко второму.
     --  Тоже  родственник...  -- ответил  тот,  стуча  зубами  от  страха.  --
Дальний... Очень дальний...
     -- Ты? -- Настал черед девушки.
     -- Пошел  вон,  болван! --  звонко отчеканила она  и вполоборота вскинула
голову.
     Ну да, именно этот голос просил  меня накануне разменять несуществующую
банкноту. Теперь я узнал и одного  из парней, игравшего  роль влюбленного. А
третий, очевидно, был водителем того самого такси.
     --  Саныч...  --  заискивающе  пролепетал  Китель.  --  Ведь  это Инночка!
Доченька моя... Ты ведь  не  забыл,  как нянчился с нею,  как она тянулась к
тебе своими ручонками?
     -- Смотри,  как выросла! -- удивился Саныч. -- Ей-Богу,  не узнал! Богатой
будет.
     -- Ей  уже  двадцать,  Саныч, --  вкрадчиво  продолжал  Китель.  -- Совсем
взрослой  стала.   Красавица!  И  такая  умница!  А  я-то  ее  помню  только
восьмилетней девчушкой... Инночка! -- ласково  обратился он к дочери. -- Ты не
узнала Саныча? А помнишь, как мы его называли? Наш верный Саныч...
     Никто  не проронил ни слова. Лишь факел  трещал в  тишине подземелья да
ветер завывал наверху.
     Китель снова  дернулся в своих  оковах, затем  повернулся ко мне лицом,
искаженным жалкой гримасой:
     -- Послушайте-ка! Да-да, вы,  которого он  назвал  хозяином! Я обращаюсь
именно к  вам!  Видите ли,  уважаемый, это моя  дочь.  Младшенькая.  Она  не
испытывает к вам ненависти. Я всего лишь попросил  ее помочь... Сглупил... --
Тон Кителя стал унизительно-жалостливым, и это не было  рисовкой. -- Она ни в
чем  не провинилась  перед вами.  Отпустите  ее.  Прошу.  Она уедет  далеко,
исчезнет,  растворится... Ну будьте  же  мужчиной, пощадите  ее!  А  я, если
хотите, буду служить вам верой и правдой.  Мне уже все равно. Руки ваши буду
целовать... Ноги...  Умоляю... -- Превозмогая очередной приступ кашля, он пал
на колени и пополз ко мне, насколько позволяла, длина, его оков.
     Размагниченные примером  главаря, оба  других  незадачливых  похитителя
тоже  рухнули на колени, моля о  пощаде  и в один голос проклиная тот день и
час, когда согласились на эту авантюру.
     -- Папа, встань! Не унижайся перед всякой мразью! -- прозвучал все тот же
звонкий голос.
     Я не уловил в нем даже нотки страха.
     Хм! Ишь, какая смелая!
     Взяв  из рук  Саныча  факел, я  подошел к  ней  ближе.  Изящная девичья
фигурка, тонкие черты лица,  не  имеющие  ни  малейшего  сходства с топорной
рожей Кителя. В сравнении с раболепными позами мужчин облик девушки  излучал
одухотворенность.
     Недовольная настойчивым вниманием  с моей стороны, она опустила голову,
но ее дух не был сломлен.
     Я  не  понимал,  что  случилось.  В  моей   душе  вспыхнул  праздничный
фейерверк. Ленивая кровь, которую, казалось, уже ничто не разгонит, пришла в
вихревое  движение.  Опять, как в  студенческие  годы,  захотелось  чудить и
куролесить, но лишь затем, чтобы эта гордячка хоть мельком взглянула на меня
с благосклонным интересом.
     -- Хозяин...  --  Саныч потянул меня за рукав и заговорщицки прошептал: --
Выйдем на минуту...
     Мы поднялись наверх и прошли на середину двора.
     Да, это была она, Лесная Дача.
     У заметно обветшавшего барака стояло то самое такси, что  обогнало меня
на бульваре.  Сквозь  тучи светила луна, черная масса  леса  шумела о чем-то
своем.
     Сколько же лет я здесь не был?
     Эх, лучше и не считать...
     -- Саныч,  а  ты  оказался  плохим пророком, -- усмехнулся я. --  Помнишь,
твердил как попугай: Китель не опасен, Китель не опасен... Ну и?
     -- Да ведь и на старуху бывает проруха, -- виновато вздохнул он.
     -- Как ты оказался здесь?
     -- Бог надоумил, -- серьезно ответил он.  -- Все же я решил присмотреть за
Кителем  в  первые дни  по  возвращении. Приставил  толкового  парнишку.  Он
передал,  что  ночью  Китель рванул  куда-то  по  Восточному  шоссе. Я сразу
вспомнил о  Лесной  Даче.  Какого рожна ему  там  делать?  На  сердце  стало
неспокойно.  А тут еще тебя нет и нет с похорон... Мало ли чего? Вот и решил
проверить.
     -- На всякий пожарный?
     --  Именно!  Эх,  Федорыч!  Видать, в  рубашке  ты родился.  Еще бы  две
секунды...
     Когда он произнес "в рубашке родился", я почему-то подумал про девушку,
которая  стоит сейчас у  стены под дулами  автоматов, а  факел  освещает  ее
гордый профиль.
     -- Надо что-то делать, -- продолжал между тем Саныч.
     -- Ты о чем?
     Он кивнул в сторону подвала.
     -- Что предлагаешь?
     -- Поставить крест, -- тихо,  но  внятно  заключил он, -- а после  завалим
буреломом и камнями. Никто вовек не сыщет.
     --  И  это  ты говоришь о  своем бывшем боссе?  О  его родственниках?  --
изумился я, думая только о девушке.
     -- Но как же быть?! -- В голосе  Саныча прорвались мучительные нотки. -- Я
не хотел  их  трогать.  Сами  напросились.  Я вообще не понимаю,  как  же он
осмелился? Но  раз так --  надо действовать жестко. Отпустить --  значит самим
жить  с  оглядкой и каждую  минуту  ждать  пули из-за  угла. Надо  решаться,
хозяин. Сейчас. Другого такого случая не  будет. Да ты  не переживай! Мы все
сделаем сами. Там на  дороге стоят  две наши тачки. Садись в мой "Москвич" и
поезжай домой. А мы тут все зачистим.
     Эта жестокость, выраженная в мягкой, почти  деликатной форме,  ужаснула
меня.
     -- Послушай,  Саныч...  --  заговорил я,  вглядываясь в его  зрачки,  где
отражался бледный свет луны. --  А если  бы,  скажем, ты опоздал? Если бы они
сделали свое дело? Переметнулся бы к Кителю? Завалил бы буреломом меня?
     Саныч резко отпрянул:
     -- Федорыч! Зачем обижаешь?
     -- Ты не ответил.
     --  Хорошо, отвечу! --  воскликнул  он с  таким  видом, словно  собирался
исповедоваться. -- Я рассказывал  тебе, Федорыч,  кое-что  о своем детстве. О
вечно пьяном папашке, о моей безответной маме, о нашей  убогой и бесприютной
жизни. Еще тогда у меня  появилась мечта... Уютный домик с зеленой лужайкой,
где я чувствовал бы себя хозяином, машина, красивые и удобные вещи... Верная
и любящая  жена...  И чтобы не думать  о завтрашнем дне,  чтобы моим детям и
внукам хватило того, что я оставлю, чтобы  не пришлось им мучиться  так, как
довелось мне. Чтобы в моем кругу меня  уважали  и слово мое ценили. Только и
всего. Разве я  желал невозможного?  -- Он проникновенно посмотрел на меня. --
Федорыч, благодаря  тебе моя мечта сбылась. С тобой я добился  всего,  о чем
мечтал. Спроси  меня сейчас  Господь: "Балашов,  раб  мой, проси у меня чего
хочешь, все исполню за твои прежние страдания", я отвечу: "Спасибо, Господь,
дай мне немного здоровья,  чтобы увидеть  своих внуков. А там можно и в твои
сады". Признаться, я не подозревал в Саныче такой набожности.
     --  Значит,  на  Господни  сады  рассчитываешь?  А  не боишься,  что  Он
предназначил тебе раскаленную сковородку?
     -- За что? Разве я мало настрадался душой?
     -- А грехи?
     -- Какие?
     -- Не ты ли собираешься казнить этих несчастных? Саныч вздохнул:
     -- Кто  не грешен, Федорыч?  Не  для себя  стараюсь. Не для себя  иду на
новую муку. Ради близких своих, ради тебя...
     Я не смог сдержать ироничной усмешки:
     -- Однако же забавная логика... Нет, Саныч, я не хочу, чтобы  ты  грешил
ради меня. Думаю, вполне можно обойтись без жертв.
     Тонкая фигурка девушки все время стояла перед моими глазами.
     Нежданно Саныч цепко схватил меня за руку:
     -- Хозяин! Нельзя их отпускать!
     -- Почему, черт побери?! Они полностью деморализованы.
     --   Пойдем   на  это  --  быть  беде,  --   продолжал  он  с  непривычной
напористостью.
     -- Какие у тебя основания так думать?
     -- Я предчувствую.
     --  Знаешь, Саныч... -- Я начал сердиться. -- У тебя уже были предчувствия
по поводу Кителя.  Диаметрально противоположные.  Все!  Довольно  ходить  по
кругу.  Сделаешь в точности так, как  я скажу.  Пошли! --  И, повернувшись, я
направился к подвалу.
     Сзади семенил Саныч. До меня донеслось его тихое бормотание:
     -- Мне конец... Эта чертовка уничтожит меня...
     За  время нашего отсутствия  ситуация  в подвале внешне  не изменилась.
Трещал  факел, пленники кучкой сбились у стены, парни Саныча  держали их  на
мушке.  Но  что-то  подсказывало,  что   какой-то  разговор  тут  состоялся.
Возможно, Китель хотел  подкупить "бойцов" или  пытался  их застращать,  но,
очевидно,  получил резкий, даже насмешливый  отпор. Сейчас он выглядел  тем,
кем  и  был  на  самом деле,  --  старой  развалиной.  Звериная тоска, полная
покорность судьбе читались в его оловянных зрачках.
     Когда мы вошли, он даже не посмотрел в нашу сторону, уверенный, видимо,
что приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
     Девушка тоже  не  изменила позы. Распрямив плечи  и вскинув голову, она
смотрела в темноту потолка. Ни дать ни взять, пламенная революционерка перед
казнью.
     Лишь  два  молодых  придурка,  так  и  не  поднявшиеся  с колен,  вновь
принялись слезно молить о пощаде.
     -- Заткнитесь! -- цыкнул на  них  Саныч,  и  они враз испуганно  умолкли,
словно захлебнувшись собственной слюной.
     Встав в позу грозного судии, я принялся вершить свой суд:
     -- Вина  ваша  велика.  Вы  заслужили  самое  суровое  наказание.  И это
справедливо.
     Казалось, даже факел перестал трещать.
     -- Но... Я  не мстителен. Я  милую вас, хотя и ставлю при этом несколько
обязательных  условий.  Вы  оба, -- я поочередно указал на  молодых  людей, --
подробно  напишете  о  своем участии в  этой подлой вылазке. Ваши  показания
будут  храниться в  надежном месте.  Затем  вы должны  навсегда исчезнуть из
этого города. Навсегда! И попробуйте только сделать вид,  что  плохо поняли!
Кара будет суровой! Запомните раз и навсегда.
     Оба, не осмеливаясь поверить  в свое спасение, поползли ко мне, пытаясь
целовать мою обувь.
     --  Уведите  их  отсюда!  --  приказал  я  спутникам Саныча.  --  Они  так
отвратительны, что я могу передумать.
     Саныч тихо продублировал мою команду.
     В  подвале мы остались вчетвером: с одной стороны я и Саныч, с другой --
Китель и его дочь. Я подошел к Кителю:
     -- Слушай, старик! Ты -- главный виновник. Ты -- организатор этой глупой и
бессмысленной затеи. Но я освобождаю тебя прямо сейчас. Однако же, поскольку
веры тебе нет, я должен убедиться, что моя мягкость пошла тебе на пользу...
     С этими словами я перешел к девушке:
     --  Вам,  Инна,  некоторое  время  придется  пожить  в другом  месте.  В
качестве, скажем  так, почетной  заложницы. Не волнуйтесь. Никто не  посмеет
вас обидеть. Вы  даже сможете переговариваться с отцом по телефону, а иногда
и видеться. И если ваше раскаяние будет искренним, я отпущу вас. Согласны на
такой вариант?
     -- Да!  --  твердо  ответила  она.  --  Если вы не причините вреда папе, я
согласна.
     -- Вот и чудесно. А ты, старик, что скажешь?
     Китель смотрел  умоляюще.  Не  было  никаких  сомнений,  что  его  воля
сломлена окончательно. Добита и раздавлена. И этот-то  тип какие-то  полчаса
назад пытался восторжествовать надо мной?!
     --  Молодой господин!  --  залепетал  он.  --  Давайте  сделаем  наоборот.
Возьмите  заложником меня, а Инночку отпустите. Ну что вам стоит? Неужели вы
ее опасаетесь? Ее, совсем еще девчонку, которая и мухи не обидит?
     --  Нет! -- резко оборвал я.  -- С тобой, старик,  мне  все ясно, а  вот с
твоей дочкой я еще должен разобраться.
     Мои слова он истолковал по-своему и снова принялся ныть:
     --  Разве  у  вас  мало  женщин,  молодой  господин? Бог накажет вас  за
Инночку...
     -- Хватит!  -- в сердцах воскликнул я. -- Ты меня с кем-то путаешь. Я ведь
дал слово, что не будет никакого насилия над ее волей. А я свое слово держу,
ты знаешь. Просто  я должен убедиться, что впредь вы  не  пуститесь на новую
авантюру. Дошло?
     -- Пусть так... -- прохрипел он.
     --  Значит,  решено! -- Я повернулся к Санычу: --  Отвяжи старика! Он  уже
забодал меня звоном своих браслетов.
     Китель и вправду едва держался на  ногах. Его освобожденная рука плетью
повисла вдоль туловища.
     Я подозвал Саныча к себе и тихо отдал последние распоряжения:
     -- Я поеду с  девушкой в твоем "Москвиче" впереди, ты с  парнями следом,
но позднее. Заодно прихватишь этих подонков.
     Наконец-то мы снова на свежем воздухе!
     Во дворе я еще раз осмотрелся.
     Территория, несомненно, по-прежнему числилась на балансе торговой базы,
но   пришла  в   полное  запустение.  Проклятое  место!  Неужели  оно  будет
преследовать меня до конца моих дней?!
     --  Саныч!  -- Я  отвел  его  в  сторонку.  -- Хорошо бы взорвать все  это
хозяйство  к  чертовой матери! Чтобы осталась  одна огромная груда  щебня. И
чтобы в этот подвал не осталось лазейки даже для мыши. Ты понял?
     -- Все сделаем, Федорыч!
     -- Но чтобы лес не пострадал.
     -- Не волнуйся. Сработаем ювелирно.
     -- Проследи,  чтобы  парни уехали сегодня же.  Если надо, купи им билеты
куда-нибудь до Магадана и дай на дорогу денег.
     -- Ладно, -- вздохнул он.
     -- Кителя отвези в его берлогу. Позже скажешь мне адрес.
     -- Считай, что он уже у тебя в кармане.
     -- Ну, действуй!
     Я подошел к девушке:
     -- Пойдемте!
     Она молча повиновалась.
     "Москвич" Саныча  стоял у ворот. Я усадил  ее на  переднее сиденье, сам
сел за руль и включил зажигание.
     Машина помчалась к городу.
     Инна смотрела прямо перед собой,  ее губы были упрямо  сжаты. Девушка с
характером!
     Я надеялся, что Инна начнет задавать мне вопросы или оправдыватьс