где лежишь, покуда
медленно  не  досчитаешь  до  ста.  Потом  можешь  встать  и   кому   угодно
рассказывать, как джинны сохранили тебе жизнь. Пошли, Медор.
     Как  только  ковер  возобновил  свой немного волнообразный полет, Медор
осторожно пролез вперед и похлопал Ши по ноге.
     -- Знай же, о владыка мой и покровитель, -- заметил он, --  что  деянье
сне достойно описанным быть божественнейшими стихами на серебряных скрижалях
буквами  золотыми?  Дано  это  поэтам,  во  имя  пророка,  благословенно имя
которого, знать все, что проистекает в мыслях людских, и имей  бы  я  только
лютню, сложил бы стихи я...
     --  Какая  жалость,  что ты не захватил лютню, -- отозвался Ши. -- Но в
настоящий момент я больше заинтересован в  вычислении  кратчайшего  курса  к
Каренскому замку.
     Бельфегора указала куда-то рукой.
     --  Сэр  Гарольд,  лежит он почти под звездою Льва, вон там. Взгляни на
триаду звезд этих ярких -- нижняя полюс тебе укажет. А за  помощь  Медору  в
поисках  оружья  моего  -- премногая благодарность моя. По-рыцарски поступил
ты, сопровождая его!
     Ши, глянув вниз на изломанную землю,  уже  сплошь  укутанную  глубокими
тенями,  предположил,  что  делают они где-то от двадцати до тридцати миль в
час. Когда раскинувшиеся внизу плоскогорья уступили место  массивным  горным
пикам,  пришлось  набрать высоту, чтоб не врезаться ненароком в какую-нибудь
скалу. Все трое начинали понемногу дрожать в  своих  легких  одеяниях,  а  у
Медора  даже  застучали  зубы.  Ши  позавидовал  упакованному в теплый ковер
Руджеру.
     Это навело его на мысль. Они, должно быть, уже достаточно удалились  от
лагеря  Аграманта,  так что его воинам понадобилось бы несколько дней, чтобы
настигнуть их среди этих каменистых отрогов. Тогда  почему  бы  не  провести
остаток ночи с несколько большим комфортом? Он перевел ковер в скольжение по
направлению   к   какой-то  невысокой  скругленной  горушке  и  приземлился,
пробормотав при этом заклинание (почти про себя, неслышно для Медора), чтобы
ковер оставался на месте.
     Когда задняя часть ковра соприкоснулась с камнем, сверток-Руджер  опять
что-то  буркнул.  Ши  пришло  в  голову,  что  нет абсолютно никакой видимой
причины, по  которой  здоровенный  мужик  должен  нежиться  в  тепле,  когда
Бельфебе-Бельфегоре  предстоит  всю ночь мерзнуть. Так что пленника выкатили
из ковра, после чего Ши пришел к мысли, что было бы  интересно  послушать  и
его комментарии, поэтому вытащил и кляп.
     У  безупречного  кавалера и впрямь было что сказать -- начал он с того,
что обозвал их отпрысками Мариджа и одноглазых  свиней,  потом  основательно
прошелся  по их родословным и пригрозил, что дядюшка обязательно упрячет всю
троицу в медные кувшины, запечатав печатью Соломона. С  чисто  академическим
интересом  Ши  следил,  как  быстро иссякает изливаемый на них поток ругани.
Медлительный мозг простака-здоровяка явно  поставило  в  тупик  противоречие
между обликом джиннов и голосами Ши и Медора.
     Поэт потянул Ши за рукав.
     --  О  брат, -- заметил он, -- не следует ли развязать нам его на ночь,
поскольку противоречит это закону пророка, когда человеку  даже  облегчиться
не позволяют! Как говорит в случаях таких Абу Новас...
     --  Как говорю в случаях таких я сам, перебьется! -- перебил его Ши. --
Я вовсе не желаю всю ночь тут прокуковать, охраняя этого громилу, а если  он
попадет  в  лапы  к  Брадаманте,  то  вообще и думать забудет про твой закон
пророка!
     Бельфегора с Медором отошли в сторонку и  присели  на  скалу,  негромко
беседуя  и  поглядывая  на  яркие,  казавшиеся  совсем  близкими  звезды. Ши
заметил, что рука Медора уже успела обвиться вокруг талии девушки, но  решил
не  вмешиваться, если тот не осмелится на какие-то более серьезные действия.
Отломив от росшего поблизости кустика  веточку,  он  прикусил  ее  зубами  и
представил,  что  это  трубка.  В  памяти его всплыла реклама какой-то марки
табака -- "Утешенье джентльмена".
     Утешенье! Вот чего ему было сейчас больше  всего  нужно.  Какой  вообще
толк  от  всей  этой  гонки  сквозь  парад  миров,  даже  не  существующих в
действительности, где результаты? Что ему и впрямь следовало бы сделать, так
это спокойно вернуться обратно в Гарейден, защитить докторскую, стать эдаким
светилом от психиатрии, консультировать состоятельных алкоголиков  и  делать
деньги.  С  деньгами  можно  заиметь  что  угодно -- даже привязанность. Ему
припомнилось,   что    согласно    накопленным    Гарейденским    институтом
статистическим   данным,  чуть  больше  шестидесяти  процентов  всех  женщин
способны быть счастливы  с  любым  мужчиной,  лишь  бы  он  являлся  хорошим
добытчиком.
     На  самом  деле,  конечно, все далеко не так просто. Эта присутствующая
здесь огневолосая ракета в девичьем образе являлась его женой, которая никак
не входила в эти самые  шестьдесят  процентов,  и  никакой  девушке,  просто
желающей хорошего добытчика, никогда не занять ее места. Как бы там ни было,
на  нем  лежит  определенная  ответственность.  Что  бы ни случилось у нее с
памятью, она ему жена, и он обещал беречь ее --  в  частности,  и  от  таких
типов,  как  этот  Медор.  В историях болезни такое встречалось ему довольно
часто: когда женщина  ее  деятельного  типа  вдруг  ни  с  того  ни  с  сего
влюбляется   в   подобного   смазливого  слюнтяя,  испытывая  к  нему  чисто
материнские чувства, и потом от этого страдает. Правда, в конце концов таких
возлюбленных обычно презирают.
     Что же делать-то? Убить Медора он не мог однозначно -- это уже явно  за
пределами  его  собственного  "этоса", да и вызвало бы у девушки эффект явно
противоположный тому, какой был ему нужен. Это  бы  навеки  зафиксировало  в
памяти  любимый образ, как нечто желанное и навсегда потерянное. Да и вообще
у него не было никакого  желания  физически  устранять  Медора.  Этот  малый
совершенно  искренне  и  открыто признает свою слабость в качестве воина или
вообще человека действия,  даже  не  пытается  притворяться.  Это  такая  же
пародия на сарацинского воина, как если бы кто-то из братьев Маркс попытался
сыграть Гамлета. С опытным режиссером...
     Вот   Чалмерсу   такая   проблема   была  бы  по  зубам.  Он-то  натура
целенаправленная, ему ничего не стоит развалить до  основания  чужую  жизнь,
чтобы обломками заделать дыры в своей собственной!
     Как  бы  там  ни  было,  неплохо  было бы чуток и поспать, Медор взялся
сторожить Руджера первую половину ночи. Ши очень надеялся,  что  этот  идиот
все  же  не  отмочит  какую-нибудь  глупость вроде освобождения безупречного
кавалера от пут, и утешал себя мыслью, что если Медор  и  поступит  подобным
образом,  Руджер  первым делом задаст перцу самому поэту и наделает при этом
достаточно шума, чтобы разбудить остальных.
     Где-то вдалеке разнесся  волчий  вой.  Все  вздрогнули.  Первому  волку
вторил другой. Завывальщики устроили дуэт, обмениваясь все более короткими и
частыми  воями,  потом  притихли.  В  этот  самый  момент  Медор тоже что-то
заунывно загундел, по-видимому, поэму собственного сочинения.
     Счастливчик, -- подумал Ши, имея в виду волка.

Глава 14.

     -- Куда же это мы, к чертовой бабушке, попали? -- злился Ши.
     Внизу,  за  краем  ковра,  по-прежнему  не  было  видно  ничего,  кроме
скалистых горных вершин, поросших соснами склонов и обрывистых ущелий, между
которыми то и дело металлически поблескивала поверхность воды.
     --  Летим  уже  несколько  часов,  а  все одно и то же. По-моему, нужно
остановиться у бензоколонки и спросить.
     Бельфеба-Бельфегора слегка нахмурилась.
     -- Как и прежде бывало, сэр Гарольд, опять не уразумела я как  следует,
что молвил ты.
     --  А  то  и  молвил:  мы  уже  битый  час летим в никуда, и лично я не
отказался бы что-нибудь съесть.
     Она посмотрела на него, а потом окинула быстрым  взглядом  проплывающую
внизу землю.
     --  Дивлюсь  я,  что так жаждешь ты завершить приключенье наше; но коли
так, то как раз пролегает под нами дорога, что, если не ошибаюсь, прямиком в
Карену нас выведет.
     -- У тебя чертовски острое зрение, детка. Где?
     Она показала  рукой.  То  была  обыкновенная  горная  тропа  вроде  тех
двух-трех, что уже промелькнули перед их взорами. Тропа круто спадала на дно
ущелья,   пересекала   по   цепочке   камней   ручей   и  снова  влезала  на
противоположный склон.
     Ши заложил вираж и по спирали направил  ковер  вниз  в  сторону  тропы.
Бельфегора   углядела   на  ней  четыре  каких-то  точки,  которые  по  мере
приближения превратились в человека,  ведущего  в  поводу  трех  навьюченных
ослов. Ши подрулил к нему и, оказавшись прямо у него над головой, крикнул:
     -- Эй, алле!
     Человек  поднял  взгляд,  и  лицо  его  до  неузнаваемости  исказилось.
Испустив вопль ужаса, он бросился бежать, не разбирая дороги. Ослы  неуклюже
поскакали за ним. Ковер просвистел мимо крутого поворота тропы и накренился,
когда Ши развернул его обратно, крикнув девушке:
     -- Лучше ты с ним поговори!
     -- Нет, отказаться нам лучше от этой затеи, -- отозвалась она. -- Столь
тяжко  напуган  он  обличьем  твоим,  что если приблизишься ты снова к нему,
скорее с утеса прыгнет, предпочтя смерть ужасу неизвестности.
     -- Давай-давай, с нами Аллах! -- оживился Медор, --  Нет  лучше  утехи,
чем поглядеть на кульбиты купца трусливого!
     ***
     -- Нет, она права, -- рассудил Ши, опять набирая высоту. -- Но проблема
все равно  остается.  Как  бы  это  с  нашими рожами подъехать к кому-нибудь
достаточно близко, чтобы задать парочку вопросов?
     -- А есть ли нужда в расспросах подобных? -- возразила  Бельфегора.  --
Уже дала я тебе основное направленье. Нужно лишь выждать ночи, поднять этого
скакуна  твоего  диковинного  повыше  и  парить,  высматривая кольцо пламени
вокруг замка.
     Ши глянул вниз, чтобы убедиться, что следует вдоль дороги.
     -- Дело не только в том, чтобы найти замок, -- пояснил он. --  Нужно  и
тактику  правильную выработать. Ведь где-то в округе герцог Астольф со своим
чертовым гиппогрифом, а эта наша тряпка летает  сравнительно  медленно.  Мне
очень  не  хотелось  бы,  чтобы нас колдовством загнали прямиком в это самое
пламя -- особенно с тобой на борту, детка.
     -- Тронута я заботою обо мне, милосердный сэр, -- заметила девушка,  --
но требую, чтоб на протяжении всего деянья нашего относился ты ко мне не как
к подруге амурной, но как к компаньону полноправному!
     Само  по  себе  это заявление было довольно резким, но не показалось ли
ему, что тон, которым она его произнесла,  резким  совсем  не  был?  Вынести
окончательное  заключение  он  не  успел, поскольку, перегнувшись через край
ковра, углядел в выветрившемся камне на склоне очередной  горы  нечто  вроде
пещеры, которая могла оказаться входом в рудник или шахту.
     --  Попробуем там приземлиться, -- объявил он остальным. -- Бельфеба...
то есть Бельфегора -- по-моему, лучше тебе пойти первой и успокоить тех, кто
там окажется.
     Ковер совершил мягкую  посадку  перед  шахтой,  которая  при  ближайшем
рассмотрении  оказалась  вовсе  не шахтой. Как только Ши поднялся, потягивая
застоявшиеся мышцы, из низкого входа  показался  какой-то  человек.  Был  он
стар,  был  он  волосат,  в грязной коричневой рубахе, подпоясанной обрывком
веревки.
     Мгновенье он изучал непрошеных  гостей  расширившимися  глазами,  после
чего  отступил  назад, покрепче утвердил ноги на земле и воздел вверх правую
руку, выставив два пальца.
     -- Во имя святого Антония и девы Марии, -- произнес он, возвысив голос,
-- сгинь, колдовство проклятое!
     Ши почувствовал, что его лицевые мышцы как-то  по-новому  разгладились.
Протянув  руку,  он  обнаружил, что клыки бесследно исчезли. Ши посмотрел на
Медора -- поэт тоже их лишился.
     -- Ничего не бойся, отец, -- сказал он старику. -- Сами-то  мы  никакие
не колдуны, просто нас кто-то заколдовал, и мы немного сбились с пути.
     Старик просиял.
     --  Воистину, воистину, сын мой! Есть множество великих и славных людей
породы твоей, что ближе тянутся к господу, хоть и диковинным порой  образом.
И  все они, заметить я должен, уваженье оказывают отшельнику, который ничего
не имеет, помимо бедности своей. Куда изволите направлять вы стопы свои?
     -- В Каренский замок, -- ответил Ши, в голове у  которого  промелькнула
мысль,  что  даже  если  перед ними самый святой отшельник во всей Гишпании,
своим торжественным заявлением относительно бедности он  явно  хватил  через
край.
     --   Тогда   дорога  перед  вами,  дети  мои.  За  следующим  перевалом
раскинулась долина По, а в ней деревенька с тем же  названием,  где  церковь
стоит  святой  Марии  Египетской,  викарий коей -- монах августинский. А еще
дальше -- развилка...
     -- Угу, -- кивнул Ши, поворачиваясь к Бельфегоре. --  Это,  видать,  та
самая долина, по которой направился на охоту за Руджером мой напарник -- как
раз  перед  тем,  как  я  повстречал  тебя  с  герцогом  Астольфом. Он снова
повернулся к отшельнику.
     -- В этих краях не показывались какие-нибудь христианские рыцари?
     Физиономия старика приняла встревоженное выражение.
     -- Нет, дети  мои,  --  ответствовал  он,  --  не  знаюсь  я  с  людьми
воинственными и далек от раздоров их. Тщета это и суета, равно как и золото.
     Медор потянул Ши за рукав.
     -- Воистину, -- зашептал он, -- нет правды в человеке этом, и наверняка
видал   он   больше,   чем   говорит.  Давай-ка  расспросим  его  с  большим
пристрастием!
     С этими словами Медор нежно огладил рукоять своего кинжала.
     Уголком глаза Ши заметил, что на лице Бельфегоры  при  этом  отразилось
отвращение.
     --  Не  стоит,  --  сказал  он.  --  Не  знаешь  ты  этих  христианских
отшельников, Медор. Чем больше на них давишь, тем упрямей они становятся,  а
потом,  это просто некрасиво. Во всяком случае, теперь мы избавились от этих
шайтанских масок и запросто можем выяснить все, что нам надо, в любом другом
месте. Счастливо оставаться!
     Он махнул рукой отшельнику, который опять воздел два пальца и молвил:
     -- Господь благословит тебя, сын мой!
     Троица заняла свои места на ковре, и Ши продекламировал:
     И основой, и утком Взмой над крышей с ветерком!  На  башню  и  на  гору
Взлети сию же пору.
     Ничего не произошло.
     Ши   повторил   четверостишье,   потом  попробовал  переставить  слова.
По-прежнему безрезультатно. Отшельник добро улыбнулся. Девушка сказала:
     -- Думается мне, что могу объясненье я дать, сэр Гарольд. Монах сей  не
только  благословил нас, но и экзорсизм произнес противу колдовства, так что
какой бы силою не обладал ковер благодаря чародейству твоему, сгинула теперь
она, и возврата не будет ей. Не первое это чудо, святыми людьми сотворенное,
и не последнее.
     -- Ты что, и вправду святой? -- спросил Ши. Отшельник  смиренно  сложил
руки.
     -- В скромности своей, сын мой, стараюсь вести я безгрешную жизнь.
     --  О  боже!  --  простонал  Ши.  -- По-моему, теперь придется тащиться
пешком!
     Отшельник заметил:
     -- Куда полезней для души твоей угнетать плоть,  тысячу  миль  прошагав
стопами окровавленными, нежели проехать в праздности даже милю.
     --  Не  сомневаюсь,  --  отозвался  Ши. -- Но в данный момент есть вещи
поважней моей души, и главная из них -- вызволить моего  хорошего  друга  из
одной передряги.
     Говорил  он  это  через  плечо,  развязывая Руджеру ноги и устраивая из
связанных чалм петлю, дабы использовать ее в качестве уздечки.
     В этот момент из пещеры донесся ужасающий рев. Ши навострил уши.
     -- А не найдется ли у тебя, отец, осла? Смирение старика уступило место
беспокойству.
     -- Не станешь ведь ты отбирать у меня  моего  верного  и  единственного
товарища?
     --  Да  нет.  Я уже сказал -- мы люди честные. Просто мне любопытно, не
заинтересован ли ты его продать?
     С удивительной для его возраста прытью отшельник юркнул в пещеру и  тут
же  появился вместе с ослом -- крупным, крепким на вид животным, что здорово
помогло бы им в предстоящем переходе. Ши  поинтересовался  ценой;  отшельник
ответил,  что  служение  господу  вряд  ли  совместимо  менее  чем  с  пятью
византинами -- суммой, от которой у Бельфегоры губы сложились в  виде  буквы
"О".
     Ши  полез было в пояс, но тут же вспомнил, что трактирщик, обчистил его
дочиста, и что он позабыл забрать деньги назад.
     -- Вот черт, -- буркнул он. -- Медор, у тебя есть какие-то деньги?
     Мавр развел руками.
     -- О повелитель мой и брат, имей я хоть ломаный грош, он был бы к твоим
услугам. Но увы -- признать следует, что деньги мои, без сомненья,  остались
в шкатулке, в лагере Предводителя Правоверных, благословенно имя которого!
     --  Хм,  --  задумался  Ши,  --  Ладно, тогда давай чего-нибудь из этих
побрякушек.
     С этими словами он показал на драгоценные браслеты Медора. Вид у Медора
стал довольно кислым.
     -- Нельзя умолчать о том, о друг  мой  Гарр,  что  камень  такой  стоит
дюжины  столь  паршивых,  костлявых зверей вроде того, что стоит перед нами.
Разве не заявил твой имам назарянский, что золото -- только лишь  суета  для
него?
     --  Это  его  проблемы,  --  откликнулся  Ши,  делая  из  ковра седло и
укладывая его на спину ослу.
     -- Посвящено оно будет росту  святости,  --  пообещал  в  свою  очередь
отшельник,  суетясь  вокруг  со  снятой  с  пояса  веревкой и по собственной
инициативе привязывая ее вместо подпруги.
     Ши повернулся к Руджеру, который пока не произнес ни слова:
     -- Порядок, балбес, прокатишься на славу!  Прямое  обращение,  судя  по
всему,  привело  в действие некую скрытую пружину внутри гнезда всевозможных
комплексов, служащего громиле в качестве мозга.
     -- Низкий мошенник! -- заорал он. -- Да покарает меня Аллах, если я  не
переломаю  тебе  все  твои  кости!  Но  хотя раз уж честь ты мне оказываешь,
предоставляя место удобнейшее, милосердие мое встречное выразится в том, что
умрешь ты последним!
     -- Очень мило с твоей стороны, -- отозвался Ши, связывая  ноги  Руджера
под  брюхом осла. -- Только ты не совсем уловил. Просто из этой позиции тебе
не так просто освободиться и напасть на нас.
     Они тронулись в путь.  Тропа  явно  не  предназначалась  для  колесного
транспорта.  Была она так узка, что два человека могли разойтись на ней лишь
с большим трудом, и передвигаться таким способом  было  куда  менее  удобно,
нежели  на  ковре-самолете. Ши двигался впереди, ведя под уздцы осла. Прошел
почти час, когда он поднял руку, чтобы остановить остальных,
     -- Впереди какие-то люди, -- объявил он.
     Бельфегора присоединилась к нему, держа наготове лук и  стрелы.  "Люди"
оказались тремя ослами, которые объедали молодые побеги кустарника на склоне
утеса,  и  крепким, потрепанным непогодой дядькой, пристроившимся на отдых в
тени. Человек при их приближении вскочил, схватившись  за  нож,  но  немного
расслабился, когда Ши произнес:
     -- Доброе утро, мистер. Как делишки?
     --  Мир и удача тебе, друг, -- отозвался человек. -- Не было дел у меня
никаких по сию пору, но рассчитываю, что к вечеру много их у меня  появится.
Чтоб  понятней было тебе -- спешу я в По, где послезавтра аутодафе свершится
над колдуном-нехристем, занятие это великую жажду  обыкновенно  вызывает,  и
есть у меня вино, дабы утолить ее.
     Он  махнул  в  сторону  ослов,  и  Ши  заметил,  что  все они навьючены
бурдюками, в которых побулькивает некая жидкость.
     Ши сразу пришли в  голову  Вотси  с  доктором  Чалмерсом,  и  сочетание
"колдун-нехристь"  ему  крайне  не  понравилось.  Но прежде, чем ему удалось
продолжить расспросы, Бельфегора взорвалась:
     -- Ни слова больше! Зри же, Медор, почему так люблю я  свободные  дикие
леса  --  потому что только люди способны делать такое друг с другом! Эй ты,
есть ли и другие у тебя известия?