лета. Полотенце и ведро были сродни  китайской
пытке водой: не капли, падающие  на  лоб,  что  оказывало  психологическое
действие, а медленное удушение  влажной  тканью,  обернутой  вокруг  лица.
Бамбуковые побеги и раскаленные докрасна вилки также были в ходу.
     Когда Мао распустил в шестидесятых годах Красную Гвардию,  Ки  провел
некоторое время в своей собственной тюрьме.
     - За что? - спросил Цинк.
     - За свое "буржуазное прошлое".
     - Что это означает?
     Эрик пожал плечами.
     - Партийный термин.
     - Кто его освободил?
     - Ден Сяопин. Другой друг дней юности,  ставший  жертвой  "культурной
революции". Когда Мао в 76-м умер, Ден взял верх.  Звезда  Ки  взошла  еще
раз. Он прошел  весь  путь  к  Управляющей  группе  по  делам  политики  и
законности при Центральном Комитете. Он не только  контролирует  тюрьмы  и
полицию, но и является третьим человеком в Политбюро.  Это  крепкий  сукин
сын.
     Мужчина, который, хромая, вошел  в  иностранный  отдел,  не  выглядел
крепким. Он выглядел как человек, которому осталось жить не больше недели.
Его иссохшее тело было согнуто и опиралось на трость.  Рот  был  перекошен
после инсульта. Пожелтевшее от болезни  печени  лицо  кривилось  от  боли.
Сегодня он сменил свой маоистский мундир на плохо сидящий костюм -  верный
признак того, что Красный Китаец чего-то хочет  от  Запада.  Он  похож  на
бумажного тигра, подумал Чандлер.
     Так же, как и его хозяин, кабинет Ки был опустошенным. Там,  где  еще
вчера висели фотографии Никсона, Тэтчер и Мао, виднелись желтые  пятна  на
выцветшей  на  солнце  стене.  Свидетельства  его  партийной  жизни   были
упакованы в ящики; пустой стол и пара стульев - вот все, что осталось.
     - Рак печени,  -  сказал  Ки,  закрывая  за  собой  дверь.  -  Завтра
приезжает мой приемник, а я отправляюсь на покой.
     Чандлер промолчал.
     Что тут было говорить?
     Пропасть между ними была слишком широкой.
     Он удивился, где это Ки выучил английский с таким сильным  британским
акцентом.
     - Я разговаривал сегодня утром с инспектором Чаном.  Состояние  моего
здоровья заставляло  откладывать  нашу  беседу  до  сегодняшнего  дня.  Мы
говорили  о  ваших  убийствах  и  Виндиго-Маунтин.  Меня  радует,  что  вы
разделяете мой интерес к Квану Кок-су.
     Ки вытащил из ящика стола какие-то фотографии. Когда они с  Чандлером
сели,  свет,  отразившийся  от  крыш  Запретного  города,   упал   на   их
поверхность.
     - В то, что я должен рассказать, вы, возможно, не поверите. Если бы я
не пережил этого, я бы и сам не поверил. Только рассказав  вам  правду,  я
достигну своей цели. Искореню владельцев "Фанквань Чжу".
     Ки протянул ему одно фото из пачки.  На  нем  был  изображен  молодой
азиат, подающий с задней линии, Королевский колледж и Математический  мост
на заднем плане.
     - Узнаете?
     - Оксфорд? - сказал Цинк.
     - Кембридж. 1933 год. Год моего окончания университета.
     Следующую фотографию Цинк уже видел раньше - в "Тайме" или  "Ньюсуик"
- каком-то из этих журналов. Босоногие крестьяне шагают вслед за серпом  и
молотом, возглавляемые Мао Цзедуном и двумя отрядами.
     - Я, - сказал Ки, - один из тех, кто обут.
     - Какой это год?
     - 1935. Во время Длинного Марша.
     На третьей был домик в классическом китайском стиле, со склонившимися
ивами и украшенными  орнаментом  балконами.  Перед  ним  стоял  мужчина  с
суровым взглядом.
     - Мой отец, -  сказал  Ки.  -  Наш  дом  в  Шанхае.  Он  был  богатым
землевладельцем с большими планами в отношении меня. Он знал, что западное
образование обеспечило бы быструю карьеру во времена гоминдана. Вы знакомы
с историей Китая?
     - Только в общих чертах, - сказал Цинк. - С множеством пробелов.
     - Император был свергнут с трона в 1911 году. Китай стал  республикой
под  управлением  Сунь   Ят-сена.   Его   правительство   -   гоминдан   -
контролировало юг страны, а императорские помещики удерживали ее остальную
часть. Вплоть до смерти Сунь Ят-сена в 1925 году от рака  Коммунистическая
партия  поддерживала  гоминдан.  После  его   смерти   произошел   раскол.
Коммунисты  стремились   к   социальным   переменам   в   соответствии   с
марксистско-ленинской линией, а Чан Кай-ши настаивал на  капиталистическом
развитии.  Он  хотел  этого,   понукаемый   привилегированной   элитой   и
поддерживаемый  своей  армией,  поскольку  ненавидел  коммунистов  так  же
сильно, как и помещиков.
     - Кван Кок-су был помещиком?
     - Нет, его отец.
     - Где жила их семья?
     - Вблизи Шеннонгайских гор, южнее Синьсяня.
     - Занимаясь медициной?
     - Да, и отыскивая новые лекарства.  Чан  и  мой  отец  были  близкими
друзьями. Оба они были против любых реформ,  угрожающих  их  положению.  В
1926 году Чан повел свою армию на север, чтобы расправиться с  помещиками.
Кваны были захвачены поблизости  от  Сианя.  Вы  знаете,  какое  положение
занимала их семья при императорском дворе?
     - Они были алхимиками, служившими императору. Тот,  который  построил
Великую Стену...
     - Цинь Шихуанди.
     - ...пожелал, чтобы они нашли  эликсир  бессмертия.  В  течение  двух
тысяч лет они были аптекарями в Запретном Городе.
     - Отец Квана заключил сделку с Чан Кай-ши. В обмен на  лекарство  для
долголетия  Кванам   была   предоставлена   возможность   беспрепятственно
добраться до Синьсяня. Синьсянь - это западная провинция, между  Гималаями
и Тянь-Шанем. Чан тем временем осадил Шанхай.
     Мужчина в форме постучал в  дверь  и  вошел,  занося  китайский  чай.
Разлив жасминовый напиток по чашечкам без ручек, он вышел.
     - Был ли подавлен Шанхайский переворот 1927 года?
     Чандлер покачал рукой.
     - Напомните мне.
     -  Люди  Чжоу  Энь-лая  подстрекали  рабочих  на  беспорядки,   чтобы
подорвать  власть  помещиков  Шанхая.  Промышленники,  вроде  моего  отца,
боялись того, какой урон это может нанести их  делам,  поэтому  когда  Чан
пришел, чтобы расправиться с помещиками, его армия  вместо  них  повернула
свои  винтовки  против  коммунистов.  Пять  тысяч  человек  было  медленно
удушены, когда вспыхнула гражданская война.
     - Вы были свидетелем резни?
     - За месяц до этого я уехал в Британию.
     - Сколько вам было тогда?
     - Двадцать один год.
     Ки протянул Цинку две фотографии. На одной из  них  его  отец  и  Чан
Кай-ши позировали на фоне фабрики, извергающей черный дым.
     - Она была бы моей после получения образования.
     Вторая была сделана на спортивной площадке.
     - Филби, Бэрджесс, Блант, Маклин и я.  Маркс  и  Энгельс  витали  над
Кембриджем в том году.
     Ки на мгновение сделал паузу, чтобы перевести дыхание. Цинк  молился,
чтобы он не умер, пока они были наедине.
     - Дети на этой фабрике работали, словно рабы, ночью засыпая  у  своих
машин. Женщины были  вынуждены  продавать  себя  ради  еды,  а  забастовки
подавлялись путем обезглавливания бастующих. В  сельских  поместьях  моего
отца налоги собирались в  течение  шестидесяти  лет  во  все  возрастающих
размерах, принося  прибыль,  которая  исчислялась  семьюстами  процентами.
Должники избегали тюрьмы, посылая своих жен и  детей  на  работу  на  этой
фабрике. Это должно было стать моим будущим.
     Чан  был  охвачен  навязчивой  идеей  уничтожения  коммунистов.   Мао
скрывался в горах на юге. Он обращал  на  свою  сторону  крестьян,  вербуя
добровольцев в партизанские отряды  Красной  Армии.  "Враг  побеждает,  мы
отступаем. Враг разбивает лагерь, мы начинаем ему досаждать. Враг  устает,
мы атакуем. Враг отступает, мы преследуем".
     Я вернулся в Китай, когда  истребление  людей,  проводившееся  Чаном,
достигло своего пика. Коммунисты предлагали братство и  надежду.  Гоминдан
предлагал фабрики рабов. Мог  ли  я  выбрать  капитализм  и  дорогу  своих
предков?  Или  же  я  должен  был  сменить  имя,  забыть  свое  прошлое  и
присоединиться к революции?
     Если бы вы оказались на моем месте, инспектор, что бы сделали вы?
     Казалось, мы обречены были сражаться всегда, сказал Ки Цинку.  Сперва
против болезней и усталости во время Длинного Марша, когда только один  из
пяти выжил после шести тысяч миль пути к Шанхаю. Затем против гоминдана  в
нескончаемой гражданской войне. Затем против японцев в  1937  году.  Затем
против гоминдана в Битве за Чинхо...
     - Когда это было? - спросил Цинк.
     - В 1945-м. Битва в Тянь-Шаньских горах Синьцзяна.
     - Там, куда отправились Кваны после своей сделки с Чаном?
     Министр кивнул.
     Синьцзян - это область, объяснил  Ки,  по  площади  равная  Британии,
Германии, Франции и Италии вместе взятым. Две  долины  -  когда-то  бывшие
огромными  озерами  -  сглаживают  эту  изрезанную  пустынную  территорию;
Джунгария на севере, Тарим на юге, с Тянь-Шанем,  лежащим  между  ними.  У
подножия вечно заснеженных вершин высотой 23.000 футов  дорога  из  Или  в
Урумчи проходит через Чинхо. Там у гоминдана было 15.000 штыков.
     - Наш стратегический  план  заключался  в  том,  чтобы  захватить  их
врасплох, - сказал Ки. - Мой батальон должен был совершить  обходной  марш
на север по дуге в 280 миль, чтобы отрезать дорогу  к  отступлению,  затем
наши основные силы должны были  атаковать  со  стороны  Или.  Сразу  после
перехода через Тянь-Шань мы должны были пересечь  Джунгарскую  пустыню  по
тропе монголов, за Чинхо повернув на юг.
     Мы наткнулись на место резни  случайно.  Чтобы  пройти  по  горам  мы
разбились на группы по десять  человек,  надеясь  избежать  обнаружения  с
воздуха. Нашей целью в тот день было добраться до покинутого  ламаистского
монастыря, тропа к которому проходила по скалистому плато. Обходя зубчатую
стену, мы наткнулись на трупы. Тридцать тел, гниющих в куче. Череп каждого
был вскрыт и из него был изъят мозг.
     Старик  сделал  паузу,  восстанавливая  дыхание.  Цинк  вынужден  был
сосредоточиться из-за последствий инсульта министра. Только  одна  сторона
рта Ки двигалась, когда он говорил.
     - От головы до пальцев ног тела были покрыты  красноватыми  волосами.
Все, кроме лиц, ладоней и ступней. Лица, хотя  и  похожие  на  наши,  были
более примитивными. Плоские лбы, выступающие надбровные  дуги,  выпирающие
челюсти. Колени были  полусогнутыми,  как  у  обезьян.  Ступни  развернуты
внутрь, с выступающими большими пальцами.  Девять  из  них  были  самцами.
Остальные - самки и дети. У всех самок были длинные отвисающие груди.
     - Йети? - спросил Цинк, удивленно подняв брови.
     - Слишком маленькие и похожие на обезьян, - ответил Ки.
     - Вы сделали фотографии?
     - К несчастью, нет. Идя налегке для лазанья по  горам,  мы  не  имели
фотоаппарата.
     - Когда я был мальчиком, - сказал Цинк, -  в  каждом  цирке  было  по
несколько уродцев. "Волосатый человек" был самым обычным аттракционом.
     - Здесь у нас тоже бывали "волосатые люди". Но они не похожи на тела,
виденные мной.
     - Что случилось с останками?
     - Пошли на корм птицам.  Мы  ведь  совершали  форсированный  марш  по
двадцать часов в день.
     - Их убили Кваны?
     - Так мне сказали. Гоминдан проиграл битву  за  Чинхо.  Я  допрашивал
пленных. Каждому из них был предоставлен выбор между казнью и очищением  и
искуплением. Вот каким образом я узнал о причастности Кванов к резне.  Они
зарезали элм, как мне сказали, ради янь, якобы содержавшегося в их  мозгу.
Вот почему черепа, которые я видел, были вскрыты.
     - Элм? - спросил Цинк.
     - Волосатые существа. Кваны  считали,  что  они  являются  переходным
звеном между нами и Большим Волосатым Существом.
     - "Существо" - это йети?
     Министр кивнул.
     Чандлер подавил в себе желание цинично улыбнуться. Это дело день  ото
дня становилось все более грязным.
     - В Чинхо я впервые столкнулся с этой семьей. Те, кого я  допрашивал,
сказали,  что  поиск  Большого  Волосатого  Существа  был  завещан  им  их
предками. Кваны владели чиа-ку-вэн -  костью-оракулом  -  которая  обещала
вечную жизнь тому, кто съест мозг  Большого  Волосатого  Существа.  Именно
из-за этой кости император Кин принял их при своем дворе.
     Чандлер вспомнил чиа-ку-вэн, которую они обсуждали с Лотос.
     - Где, предположительно, они достали эту кость?
     - От Фанквань Чжу.  Сыновей  Отраженного  Света.  Это  доисторическая
мифическая  раса.  Так  же,  как  христиане,   каждая   даосийская   секта
утверждает,  что  она  придерживается  единственно  верного  Пути.   Кваны
приспособили миф для собственного благоденствия.
     - Шеннонгайя? - сказал Цинк, вспоминая, что сказал Джозеф,  когда  он
звонил, чтобы передать свой рапорт. - Это место,  где  по  слухам  обитают
йети?
     - Синьцзян был  древней  столицей  императоров  Циня.  Это  там  были
найдены терракотовые солдаты.  Трудясь  для  императорского  двора,  Кваны
обыскали  всю  территорию  юга  Шеннонгайи.  В  течение  трех  тысячелетий
крестьяне там утверждали, что видели признаки Существа.
     Шеннонгайские горы очень изрезанные и  удаленные.  Высотой  в  десять
тысяч футов они занимают площадь более  тысячи  квадратных  миль.  Даже  в
разгар жаркого июля там преобладает зимний  климат.  Вершины,  изобилующие
легендами, благоприятствуют редким видам вроде белого медведя,  голубиного
дерева, стреловидного бамбука. Шеннонг, наш первый  ботаник,  собирал  там
лекарственные растения. Из-за ступенчатости склонов ему пришлось построить
помосты, чтобы добираться до растений. Мы называем такую лестницу джиа.
     У  Цинка  промелькнуло  воспоминание  об  одном  из  старых  текстов,
имевшихся в экспозиции Кванов. "Лечащая материя" Шеннонга, сказала Лотос.
     - Семья проводила свои исследования в двух регионах, - сказал  Ки.  -
Шеннонгайя являлся первым, где  были  найдены  "зубы  дракона".  И  еще  в
Тянь-Шаньских горах Синьцзяна. В Синьцзяне их приверженцы охотились на элм
янь, которых скармливали императору, в качестве замены Существа. Без этого
лекарства они никогда бы не пережили наших бурных прошлых лет.
     - А после падения императора?
     - Они продавали их элите  гоминдана.  Теперь  они  продают  их  самым
богатым  людям  Гонконга.  Волосатые  произошли  от  Существ.  Элмы   Янь,
следовательно, продлевают жизнь. Эффект этого более слабый, так как они не
столь дикие.
     - Дикость столь важна?
     - Дикость является проявлением янь.  Чем  более  дико  животное,  тем
сильнее получаемое от него лекарство.
     - Тяньшаньская резня была устроена для того, чтобы пополнить запасы?
     - Кваны стали не на ту сторону  во  время  гражданской  войны.  Когда
схватка началась и в Синьцзяне, им пришлось  бежать.  Мозг  был  стартовым
капиталом,  чтобы  основать  дело   в   Гонконге.   Даосийские   лекарства
применялись и там тоже.
     - Зачем было охотиться за элмами? Почему было не вывести домашних  их
заместителей?
     - Потому что Кван сам верил в янь, а проницательные гурманы узнали бы
правду. Дикость слабеет в неволе. На улице Кьянмен, здесь, в Пекине,  есть
Тонгрентанг.  Начиная  с  семнадцатого  столетия  его  аптекари  продавали
"летний  рог"  для   повышения   детородных   способностей.   Летний   рог
заготавливают в июне, когда рога карибу покрываются бархатистым  чехлом  и
наполняются кровью. Одна пластинка скажет аптекарю,  является  ли  образец
настоящим или же он  получен  от  домашнего  оленя,  так  сказать,  кузена
карибу. Он точно такой же, но без какого-либо янь.
     - Мозг элмов доступен в ресторанах Кванов?
     - Вероятно. За соответствующую плату. Их доставляют "змеиные головы".
     - Змеиные головы?
     - Контрабандисты. Торговцы плотью.  У  Кванов  имеются  сторонники  в
Синьцзяне. И лекарство и охотники по-прежнему в их распоряжении.
     - Они пересылают мозги?
     - Пересылают элмов. Чем свежее янь, тем сильнее лекарство.
     Цинк покачал головой.
     - Просто трудно поверить. Если вы говорите правду, то  их  клиенты  -
каннибалы.
     - Я знаю, что это правда, - сказал Ки, - из-за болезни куру.
     - Что это такое?
     - Болезнь, вызывающая неудержимый хохот. Вирус,  подтачивающий  мозг.
Он  передается  только  при  поедании  человечины.  Инкубационный   период
составляет тридцать лет. Врач, открывший его, получил Нобелевскую  премию.
"Куру" - это слово жителей Новой Гвинеи, означающее дрожание  или  тряску.
Когда начинается ее приступ, жертва теряет контроль над нервной  системой.
Националисты, евшие янь, хохотали вплоть до смерти.
     - Элмы вызывали последний смех, да? - сказал Чандлер.



                             ТЫСЯЧА РАЗРЕЗОВ

          Роузтаун, Саскачеван. Вторник, 24 марта, 7:45 пополудни

     - Если ты умрешь, - сказал Глава,  -  кто  будет  твоим  наследником?
Первый родившийся сын является Главой. За  ним  следует  его  первый  сын.
Чтобы защитить порядок наследования, мы должны сохранить твое семя.
     Каждый понедельник на тринадцатом году его жизни приходила обнаженная
женщина, чтобы собрать его сперму.
     - Ну-ка, - поддразнивала она его, теребя  его  пенис.  -  Сколько  ты
прольешь для своего дедушки сегодня?
     Ощущение стыда от  происходящего  сердило  его.  Такие  бесцеремонные
руки. Она улыбалась ему, пока он спускал в чашку.
     Головорез выдерживал это только благодаря  холодному  участку  в  его
мозгу...


     - Чем мельче разрезы ты будешь на нем делать, тем  дольше  это  будет
продолжаться.
     Глава вручил ему нож-янь.
     Раздетый донага и кричащий человек висел на мясных крюках,  вонзенных
ему в кисти рук. Не доставая ногами дюйма  до  пола,  он  дергался,  чтобы
уклониться от безжалостного лезвия.
     Каждый квадратный дюйм его тела был рассечен по  меньшей  мере  одним
разрезом.
     Головорезу было девять лет, когда он узнал о Тысяче Разрезов.
     Он выдержал это благодаря холодному участку в своем мозгу...


     Несколько раньше он остановился рядом с заснеженными деревьями.
     Скрытый деревьями, он выполнил тай-чи, представляя себе воду, текущую
по гладким валунам, словно "получая подарок".
     Во время ритуала он отыскал в своем мозгу холодный участок...


     Снег, насколько хватало взора, ничего, кроме снега.
     Он притаился за сугробом в футе от дороги, оглядывая ферму  в  прибор
ночного видения. Фосфоресцирующе-зеленая в бинокулярах,  двускатная  крыша
имела громоотвод и заржавевший флюгер. Закрытые ставнями  окна,  увешанные
декоративными шнурками, окружали крыльцо, а с ив свисали сосульки, похожие
на бороду Санта-Клауса. Стекла по сторонам от передней  двери  отсвечивали
огнем, пылающим в камине.
     Головорез был закутан во все белое  вместо  своего  обычного  черного
одеяния. Белая парка с белым капюшоном, с белыми прорезями для глаз маска.
Полная луна и звездное небо сияли над головой.
     Холодная земля.
     Холодный разум.
     Безжалостное сердце.
     Он расстегнул сумку и вынул винтовку.


     Ее артрит разгулялся сегодня,  поэтому  она  сидела,  покачиваясь,  у
камина. Опухшие пальцы перелистывали альбом, лежащий у нее на коленях. Чай
в  ее  чашке  совсем  остыл,  так  она  была  поглощена   этим   занятием.
Воспоминания, запечатленные в книге, согревали ее.
     Вот Цинк, когда ему было  пять  лет,  зовущий  свою  маму,  его  язык
примерз к железным поручням заледеневшей ограды. Дважды  он  получил  этот
урок той зимой. Такой упрямый мальчишка.
     На  следующей  фотографии  ее  сыновья  разливают   кленовый   сироп,
настоящие маленькие канадцы, а ее отец расчищает  участок  в  саду,  чтобы
залить каток. Кленовый сахар и  имбирь:  то,  что  любил  Цинк.  Ваниль  и
корица: это предпочитал Том.
     Она усмехнулась, увидев моментальную фотографию снеговика  во  дворе,
переведя взгляд  на  того,  которого  вылепил  Цинк,  когда  был  здесь  в
последний раз.
     Из-за ослабевшего зрения она могла только представить шапку из старой
каминной трубы и изъеденный молью шарф, угольки вместо глаз и морковку  и