хотели быть запертыми на площади в шестнадцать квадратных миль. Конечно
нет, раз раньше у вас были тысячи миль прерий для кочевья. Но, парень, эт'
та цена, которую вы платите за выступление в Рьеле  против  правительства.
Вы не можете остановить поселенцев.
     Этот Так-Сказать-Мужчина, этот Всемогущий  Голос,  он  был  обоссаным
лидером, чтобы следовать за ним в вашем предприятии. Что вы, трое  молодых
кри, себе думали? Чт' он прогонит белых с вашей  земли?  Теперь  это  наша
земля, парень. Урок, который вы должны запомнить.
     Железное Дитя вздрогнул, кости его  сломанной  ноги  задели  одна  за
другую. Боль, холод и потеря крови обессилили  его.  Слушая  бессмысленные
слова, срывающиеся с языка шотландца, он был загипнотизирован  громыханием
гэльской речи.
     - Я не говорю, что сержант Колбрук был лучшим из офицеров. Его личное
дело  небезупречно,  ему  случалось  нарушать  дисциплину.  Но  когда   он
наткнулся на Всемогущий Голос, когда тот разбил лагерь,  Колбрук  не  стал
палить в него из своего револьвера. Саскачеван  -  это  не  Томбстион  или
Додж-Сити, парень, и конные - это не варвары-янки. Так скажи  мне,  почему
т'ой приятель-язычник пристрелил Колбрука выстрелом в горло из двустволки?
     Вопрос повис в воздухе, в то  время  как  Блейк  ковырял  струпья  на
виске. Стволом револьвера он почесал бровь.
     - Эй, да ведь это мелодия славы, парень. Как здорово Мунро играет.
     Без всякого предупреждения он сорвал  рогатую  шапку  с  головы  кри.
Запачкав ладонь в крови, он облизал ее. В глазах у него все расплылось.
     - Верно, публика давила на нас, как вы и рассчитывали.  Но  настоящее
давление, оказывается, изнутри. Совсем другое дело, кри, когда краснокожий
- или белый, неважно, - убивает одного из наших.
     Его язык слизнул последнюю каплю крови с усов.
     - Не такой уж большой трофей твоя башка. То  ли  дело,  если  б  тебе
достался мой скальп. Небось тебе был б'  почет  среди  ваших,  принеси  ты
седоволосый скальп?
     Размахнувшись  своим  "Энфилдом",  Блейк  ударил  кри  по  губам.   С
приглушенным хрустом зубы его сломались. Крик юноши  от  нестерпимой  боли
разнесся над долиной. Схватив за волосы, Блейк рванул его голову с  земли,
чтобы заглянуть в глаза.
     - Твоей ошибкой было не убийство Колбрука, как и не убийство  других.
Твоей бедой стало, что Херчмер поручил мне сесть тебе на хвост.  Некоторые
говорят, что я неистовый, но это вовсе не пятно для  моего  личного  дела.
Дело в том, парень, что конная полиция нуждается во мне больше,  чем  я  в
ней. Когда имеетс' работенка по выслеживанию кого-т',  они  обращаются  ко
мне. Я тот, кто достанет для  них  именно  того,  кто  им  нужен.  Легенда
рождается, когда человек сражается с превратностями жизни. Так  что,  кри,
достояние этих Сил будет и моим достоянием!
     Отпустив его волосы, Блейк швырнул индейца обратно на землю. Железное
Дитя услышал клацанье, когда "Энфилд" был взведен.  Стоя  над  ним,  белый
опускал револьвер, пока его дуло не  уставилось  в  лицо  пленнику.  Вдоль
ствола танцевали солнечные блики.
     - Живой или мертвый, - сказал шотландец. -  Им  эт'  все  равно.  Но,
говорю тебе, парень, эт' не все равно для меня.
     Блейк выстрелил Железному Дитяте между глаз.
     После  того  как  выстрел  "Энфилда"  породил  салют  величественному
рассвету, конный  поднес  дуло  к  ноздрям,  чтобы  понюхать  запах  дыма.
Призрачная волынка продолжала играть.


     Блейк отвернулся от тела и потащился к  распряженной  упряжке,  чтобы
достать еды. Порывшись в своих истощившихся припасах,  он  нашел  пакет  с
едой, затем развел костер, набрал в котелок снега и вскипятил немного чая.
Пока он поедал сухари и пеммикан, собаки ели  вяленную  лосятину.  Закурив
трубку, он ожидал, что гудение волынки у него в голове прекратится.
     В течение многих лет волынка терзала его, когда он один был на  охоте
- но только если его дичью были не белые. Стоило ею оказаться  белым  -  и
павшие Парни покоились с миром, но как только дело касалось  цветных,  они
тут же вылезали из земли. Это была страшная месть погибших в  колониальных
войнах и напоминание о том, что полковая "коллекция трофеев"  должна  быть
пополнена. Снова и снова будет играть волынка, до тех пор, пока язычник не
окажется мертв; затем, призванные к высшему  служению,  Парни  вернутся  в
землю.
     Железное Дитя был мертв.
     Так почему же волынка продолжает играть?
     Закрыв лицо рукой, Блейк стиснул голову ладонью другой. Вцепившись  в
виски, он сдирал кожу с костей. Пронзительный вой волынки проникал  в  его
разум, словно пика, вонзающаяся в мозг. Мелодия  не  прекращалась.  Что-то
было не так.
     Охваченный мгновенным безумием,  он  пинком  разбросал  костер.  Угли
разлетелись по подтаявшему снегу. Свист заставил псов броситься к упряжке,
прыгая друг на дружку, играя. Пока он запрягал их в постромки,  одевал  на
них спинные ремни и застегивал ошейники, Сервола и  Спанкер  подрались  за
то, кому бежать впереди.
     Покидая место своей стоянки, Блейк подъехал к телу. Пуля  разбрызгала
красное пятно вокруг головы кри. Схватив его за косички на  голове,  Блейк
затащил тело в сани, привязав его к волокуше  поперечными  ремнями.  Затем
вскочил на правый полоз  и  хлестнул  собак  кнутом.  Рванувшись,  упряжка
двинулась с места.


     Уже несколько часов бежали псы,  таща  тяжелый  груз,  хватая  пастью
снег, чтобы утолить жажду. Сквозь завывание ветра среди  вздымающихся  над
головой вершин, под хруст ледяного наста, ломающегося под  весом  упряжки,
Блейк слышал волынку, зовущую его.
     Изредка боковым зрением он замечал какие-то неподвижные  объекты,  но
когда  он  поворачивался  к  ним  лицом,  оставалась  только   реальность.
Изогнутые сосны не подстерегали его; у  расщелин  не  было  зубов;  откосы
обрывов не следили за ним безжалостными глазами.
     В полдень толстый слой  облаков  затянул  горы.  Когда  позже,  после
полудня, туман начал испаряться, он обнаружил,  что  находится  у  отрогов
Скалистых гор.
     Это было оно. Он достиг его. "Моста Мира" индейцев. Того рубежа,  где
Великий Раздел отгораживал тысячи миль прерий.
     Натянув постромки упряжки, он остановил сани.
     За гребнем туман рассеялся, открывая взору такое обширное  и  сияющее
пространство,  что  все  холмы  и  низины,  казалось,  сливались  в   одну
нескончаемую равнину.  Поблескивая  там  и  сям  в  бесконечных  просторах
снегов, голубоватые озерца тянулись до самого горизонта.
     Длинным пологим склоном упряжка спускалась с горы. Везде, куда бы  он
ни посмотрел, он не видел ничего, кроме снега.
     Снег был на подножиях холмов и отрогах  гор.  Снег  был  на  вершинах
позади него. Снег на деревьях вокруг и на равнинах, раскинувшихся впереди.
Затем  он  услышал  шипение  мехов,  нагнетающих  воздух,  вслед  за   чем
послышалась мелодия "Поразительная грация". Один за  другим  Павшие  Парни
поднимались из снега.
     - Чт' там у нас, Блейк? - раздался голос Макгрегора.
     - Один из цветных язычников? - проскрипел Кэмпбелл.
     - Не  наметил  ли  ты  приберечь  его  только  для  себя,  лишая  нас
небольшого развлечения?
     Блейк почесал висок.
     Он покачал головой.
     - Эй, - сказал он, останавливая собак.
     Они  казались   замороженными   зомби,   поднимающимися   из   земли,
прокапывающими себе путь из снега пальцами, такими же белыми,  как  кости.
Они проламывались  сквозь  ледяной  наст  в  своих  истлевших  одеждах  из
шотландки, глядя на Блейка застывшими,  словно  кристаллы  льда,  глазами.
Сосульки, похожие  на  клинки  кинжалов,  свисали  с  их  волос  и  бород;
единственным, что выделялось на них своим цветом, были их  кроваво-красные
раны.
     - Покружи его, Вилф, - сказал Стюарт. - Словно человека-юлу.
     - Как ветряк, - сказал Макнахтен. - Подвесь его к дереву.
     - Эй, ну-ка послушаем эту языческую музыку, - засмеялся Грант.
     В последний раз Блейк  пускал  волчком  цветного  во  время  войны  с
ашанти, в тот день, когда они нашли Рощу Смерти ашанти. Когда  он  вытащил
кинжал из-за голенища своего сапога и  провел  им  вдоль  трупа  Железного
Дитяти, он вспомнил восхитительный  скрип  стали,  погружающейся  в  чужую
плоть. Они ободрал африканское отродье до самой задницы,  привязав  ивовые
лопасти к его спине. Пока Мунро играл на волынке,  они  отплясывали  танец
горцев вокруг костей,  свисающих  с  дерева  на  полоске  материи.  Хребет
африканца вертелся, словно китайская ветряная вертушка.
     Эй, подумал Блейк. Парням полюбилось это развлечение.
     Стащив тело с саней, он вывалил его на  снег.  Кинжалом  он  разрезал
штаны и гамаши, чтобы раздеть труп, затем сорвал один мокасин и  отшвырнул
его в сторону. Когда он снимал второй,  что-то  упало  на  землю:  кусочек
свернутой кожи. Отряхнув снег, он развернул его  и  обнаружил  три  черных
символа, нарисованные на шкуре.
     Как только он увидел пиктограмму, его память ударила, словно  колокол
башенных часов.
     "Журнал Паркера" попал к нему из палатки Белой Совы.
     Каким-то образом он упустил Желтый Череп и "Путевые заметки" Паркера.
     Скво Белой Совы была беременна ребенком равнинного кри.
     Может, они отец и сын: Белая Сова и Железное Дитя?
     Может, сын унаследовал Желтый Череп?  Череп,  нарисованный  на  куске
шкуры, зажатой в его руке, и в книге, хранящейся у него в сундуке?  Может,
поэтому парень во время этой долгой погони  привел  его  на  Запад?  Чтобы
доставить череп в горы, где, как говорили кри, жил Виндиго?
     Являлся ли череп идолом? Амулетом? Фетишем?
     Может, поэтому он и волосатая бестия были нарисованы на шкуре?
     А что означала гора?
     Может, шкура являлась картой?
     Ночью,  накануне  того,  как  ущелье  было  перекрыто,  чтобы   убить
Всемогущий Голос, кри из резервации вождя Одна Стрела лазили по окружающим
холмам. Матери бунтовщиков пели песни смерти,  призывая  сыновей  поскорее
подняться против "красных курток". Одна из них умоляла своего сына  спасти
отцовские  "лекарские  принадлежности",  не  допустить,  чтобы  они  стали
трофеями белых. Конный не имел ни малейшего представления о том, о чем она
просила.
     Череп, подумал Блейк. Ты упустил  его  снова.  Железное  Дитя  пришел
откуда-то дальше  с  Запада.  Ты  даже  не  осмотрел  место  его  стоянки,
человече. Ты должен вернуться.
     Пока Блейк облегчал свои сани, Парни озирались кругом.
     - Ты поломал Золотой Стул ниггеров, - сказал М'Престон.
     - Ты уничтожил Бога Обезьян китаезов, - сказал Стюарт.
     - А теперь сокруши Виндиго краснокожих, - скандировали Павшие  Парни.
- Это как раз экспонат для "Коллекции". Найди Желтый Череп.


                Пятница, 10 декабря 1897 г. 4:10 пополудни

     Во второй половине следующего дня Блейк  добрался  до  озера  Медсин.
Поскольку за прошедшее с момента нападения  кри  время  снег  не  шел,  он
проследил путь индейца до места ночлега.  Здесь,  рядом  с  зарослями,  из
которых выбрался юноша, в дупле одного из деревьев он нашел Желтый Череп.
     Держа череп в руке, Блейк присвистнул, потому что там, на  западе,  в
нескольких десятках  миль  от  гребня  Великого  Раздела,  солнечные  лучи
отражались от покрытого ледяной  шапкой  пика,  обрывки  перистых  облаков
окружали пирамиду его вершины, в глаза бросалось явное сходство  с  горой,
нарисованной на шкуре.
     Волынка Мунро снова начала завывать, когда он двинулся к пику.




                            ЧАСТЬ ВТОРАЯ. МОЗГ


                                     Вера в сверхъестественную природу зла
                                  вовсе не обязательна. Человек и  сам  по
                                  себе способен на любое злодейство.
                                                                    Конрад



                            ГЛАВА КОРПОРАЦИИ

         Коулун, Гонконг. Четверг 18 марта 1987 г. 11:50 пополудни

     Гонконг  -  словно  фурункул  на  крестце   Китая,   словно   гнойный
колониальный памятник, воздвигнутый в честь алчности.
     Став обитаемым благодаря торговле опиумом в  1841  году,  остров  был
отнят у Китая капитаном Чарльзом Эллиотом в качестве компенсации за тысячу
ящиков британской "иноземной глины", конфискованных в Кантоне. Лондон  был
так раздосадован, получив этот "голый остров без единого дома на нем", что
Эллиот закончил свою карьеру в качестве генерального консула в Техасе.
     Начиная с того незавидного зарождения и вплоть  до  сегодняшних  дней
колония существовала исключительно ради извлечения прибыли.
     Гонконг  -  это  джунгли,  в  которых   коммерция   превалирует   над
человечностью, решив  обеспечить  всем,  чем  угодно.  Движение  опиума  в
Бенгалию  положило  начало  первому  гону  [гонг  -  фактория  в  Китае  и
Индокитае] и задало не считающийся ни с  чем  тон  в  его  деловой  этике.
Пираты,  эксплуататоры,  контрабандисты,   преступники   и   разложившиеся
элементы без труда вжились в капитализм. Непрерывная  погоня  за  деньгами
превратила эту "голую скалу" в то, чем она является сегодня,  причем  лязг
абордажных сабель, дым мушкетов и флибустьерское чванство остались. Пираты
старых времен превратились в салонных головорезов.
     Гонконг - это колония без избранного правительства. Звание  академика
здесь  пустой  звук,  не  более.  Здесь  богатство,  а  не  родословная  и
воспитание, создает  человека.  "Сколько  у  тебя  денег?"  -  вот  мерило
достоинств человека. Гордость, скупость, высокомерие,  алчность,  зависть,
роскошь и ненасытность образуют его  "лицо".  Недостатки  в  любом  другом
месте здесь являются достоинствами.
     Игра заключается не в том, чтобы сравняться с Чанусом и  Лисом,  а  в
том, чтобы переплюнуть их в безвкусной кичливости богатством. В  гордости,
в подчеркнутом высокомерии никому не  сравниться  с  колониальной  элитой.
Шоферы в розовой форме возят на розовых лимузинах женщин в розовых норках.
Его-ее роллс-ройсы, вкрадчиво  мурлыча,  взбираются  на  Пик,  где  статус
определяется тем, что ты живешь выше кого бы  то  ни  было.  Представители
Кристи и Сотби приезжают сюда на аукционы  бесценных  предметов  античного
искусства, опасаясь, что гонконгцы, которые  захотят  чего-либо,  пожелают
это, не считаясь с ценой, лишь бы перехватить это у кого-то  другого,  кто
также жаждет этого.
     Еще не так давно нувориши были портными, нищими, птичниками и другими
неудачниками. Сегодня каждый уличный торговец мечтает о дне, когда  станет
носить сорочки с монограммами из Италии и шелковые галстуки из Франции.
     Колония существует в беспокойное время в беспокойном месте.
     Пока  стрелки  часов  приближаются  к  1997  году,  растет  понимание
ситуации.
     Отчаянное хватай-пока-можешь вызвало такую панику, что все, и богатые
и нищие, стараются сэкономить каждый цент на любых второстепенных нуждах.
     В то время как беженцы приезжают,  богачи  эмигрируют,  помещая  свои
деньги за морем, чтобы купить зарубежные земли.
     Срединное Царство вступило в пору своего заката.
     Появились Новые Колониалисты.


     Поднявшие Боксерское восстание  намеревались  повернуть  ход  истории
вспять. После Опиумных Войн в 1840-1850 гг. иностранцы в Китае делали все,
что  им  вздумается.  В  конце  девятнадцатого  столетия  засуха,   голод,
наводнения  и  войны  разом  навалились  на  Срединное  Царство.   Боксеры
сформировались в  провинции  Шандонг,  как  движение  крестьян-поденщиков,
восставших против императорской власти. Перед началом битвы они  принимали
"боксерскую  стойку",  типичную  для  боевых  искусств.  На  китайском  их
название означало "Кулак во имя справедливости и согласия".
     Лозунгом  боксеров  было  "Свергнуть  власть  императора;  уничтожить
иностранцев". Чужаков обвиняли в том, что они сердят духов и гневят богов.
В октябре 1899  года  боксеры  потерпели  поражение  от  правительственных
войск.  Император  видел  в  восставших  средство  вышвырнуть   из   Китая
иностранцев, и поэтому в последние дни столетия  боксеры  и  правительство
образовали союз, в котором каждый из союзников ненавидел другого.
     Сжигая церкви и разрушая железные дороги, боксеры казнили миссионеров
и  других  иностранцев.  В  1900  году   они   начали   осаду   зарубежных
дипломатических миссий, сконцентрированных  в  Бейине,  в  то  время,  как
император объявил войну Германии, Франции, Соединенным  Штатам,  Японии  и
Италии.  Колониальные  силы  были  усилены  посылкой  новых  войск,  и,  в
очередной раз униженный, Китай потерпел поражение.
     Одним из миссионеров, убитых во время восстания,  был  американец  по
имени Гидеон Пратт. В то время как его вместе с  женой  подвергли  "тысяче
разрезам", их церковь - баптистов Теннесси - была  сожжена  до  основания.
Среди вещей Пратта боксеры нашли  записную  книжку,  хранящуюся  вместе  с
предметами, оставшимися у него от военной службы.  Награбленное  в  миссии
было перевезено в Бейин  для  нужд  императорской  пропаганды.  Вот  таким
образом "Полевые заметки" Паркера, касающиеся  Желтого  Черепа,  попали  в
руки Главы "Фанквань Чжу".
     Теперь эти "Заметки" лежали на столе в "Зале Предков" Кванов.
     Зал был частью Внутреннего  Святилища,  окруженного  фармацевтическим
комплексом вблизи Воллд-Сити, в Коулуне. Здесь, в фарфоровых  сосудах  для
духов, Кваны хранили бренные останки  своих  предков.  Сосуды  выстроились
вдоль  стены  позади  жертвенного  алтаря,  по  сторонам  которого  висели
ритуальные  ножи  и  мечи  для  обезглавливания  предыдущих   глав   рода.
Украшенный цветной глиной, клуазоне, лаковой росписью и  слоновой  костью,
алтарь был исписан китайскими символами  долголетия.  Здесь  были  Летучая
мышь и Персик. Три плода. Журавль и Олень.  По  полу  ползала  черепаха  -
символ долголетия. На изразцах перед алтарем лежали две подушки. На  одной
из них на коленях  стоял  теперешний  Глава  "Фанквань  Чжу".  На  второй,
коленопреклоненный, стоял его внук,  Становящийся  Головорезом.  Четырежды
они простирались ниц из уважения к своей семье,  трижды  касаясь  головами
пола при каждом поклоне. Глава корпорации и рода, приказав принести  сосуд
для жертвенных возлияний, брызнул вином на алтарь вокруг нескольких голов.
Поднявшись и  повернувшись  лицом  на  восток,  они  зашлись  в  горестных
стенаниях, затем Глава прочел заупокойную молитву.
     - Сыновья выражают свое почтение отцам, братья - вам, старшие братья,
наследники - наследственной чести ваших предков.
     Когда Головорез поджег фимиам и раскроил один из черепов, Глава  сжег
поминальную молитву. По одну сторону от матово отсвечивающего мозга  лежал
ритуальный нож. По другую - серебряные столовые палочки.
     Глава ел.
     Напротив алтаря, в центре комнаты стоял стол с  "Путевыми  заметками"
Паркера. Рядом с заметками лежали другие предметы, выложенные для осмотра:
кость-оракул, предсказавшая Янь, карта Замтсарано, указывающая, где должны
быть элмы, и "Журнал Паркера", похищенный из дома де Клерка.
     - Экспедиция готова? - спросил Глава.
     - Будет готова через несколько дней.
     - Можно прочесть записки этой белой обезьяны?
     - Это трудно. У него очень плохой почерк.
     - Тогда ты знаешь, что нужно делать. Осуши источник.
     - Да, Глава. Когда я вернусь.
     Неожиданно,  без  всякой  причины,  старик  расхохотался.   Дрожащий,
неуместный смешок доставил удовольствие Головорезу. Желанное  освобождение
было только вопросом времени. Скоро "Фанквань Чжу" будет принадлежать ему.
     - Человек в Яме? Какой вред он нанес?
     - Мы думаем, что он послал де Клерку карту Гон-Эн-Джу. Судя по всему,
он сын министра.
     Глава нахмурился.
     - Ки осквернил Внутреннее Святилище?
     - Женщина, которая, как вы посчитали, была его любовницей. Вот  каким
образом он украл карту из Зала Предков. Она взяла ее, когда вы ее позвали,
чтобы осеменить.
     - Ки явл