ейчас девочка?
    - На лужайке Страны Чудес! - проскрипел Радэцки. - На крокетном  поле.
С Мэб и Les Coeurs!
    - Летим!
    - Летите! - Венера Уайтблэк выпустила когти.  -  А  я  буду  здесь  ее
сторожить.
    - Минутку. - Чарлз Лютвидж потер лоб. - Я не все понимаю...  Не  знаю,
куда и зачем  вы  собираетесь  лететь,  но...  Пожалуй,  без  меня  вы  не
обойдетесь... Именно я должен придумать окончание этой  истории.  А  чтобы
это сделать... By Jove!(35) Я должен пойти с вами.
    - Да ты шутишь, - фыркнул я. - Сам не знаешь, что говоришь.
    - Знаю! Это моя собственная фантазия.
    - Уже нет.
    На обратном пути horror vacui был еще паршивее. Потому что  я  спешил.
Бывает, при таких перемещениях спешка оказывается  губительной.  Небольшая
ошибка в расчетах - и ты попадешь  во  Флоренцию  в  1348  году  во  время
эпидемии Черной Смерти. Или в Париж, в  ночь  с  23  на  24  августа  1572
года(36).
    Но мне повезло. Я попал туда, куда следовало.
    Болванщик не ошибался и не преувеличивал,  назвав  всю  эту  паскудную
червонную банду показушниками. Они все делали с эффектом и  ради  эффекта.
Всегда. Так было и на сей раз.
    Расположившийся между акациями газон неудачно  прикидывался  крокетным
полем. Эффекта ради на нем  установили  полукруглые  воротца,  которые  на
крокетном жаргоне именовались arches. Les Coeurs в количестве около десяти
держали в руках реквизит: молотки,  или  mallets,  а  на  травке  валялось
что-то,  долженствовавшее  изображать  шары,  но  выглядевшее   прямо-таки
свернувшимися  в  клубок  ежами.  Тон  в   шайке   задавала,   разумеется,
огненноволосая Мэб, выряженная в карминовый атлас и  крикливую  бижутерию.
Повышенным голосом и властными жестами она  указывала  Les  Coeurs  места,
которые те должны занять. При этом одну руку она держала  на  плече  Алисы
Лидделл. Девочка посматривала на королеву и  подготовку  к  игре  с  живым
интересом и пылающими щеками. Совершенно определенно она не понимала,  что
готовится не игра, а экзекуция. Причем не простая, а показушно-эффектная.
    Мое неожиданное появление вызвало - как обычно - легкое замешательство
и шумок среди Les Coeurs, которое, однако, Мэб быстро пресекла.
    - Сожалею, Честер, - сказала она холодно, сминая  унизанными  перстями
пальцами оборки на плече Алисы. - Весьма сожалею,  но  у  нас  уже  полный
комплект  игроков.  Между  прочим,  именно  поэтому  тебе  и  не   выслали
приглашения.
    - Не беда, - зевнул я, демонстрируя резцы, клыки, премоляры и  моляры,
в общей сложности всю кучу  дентина  и  зубной  эмали,  -  не  беда,  ваше
величество, я в любом случае вынужден был бы отклонить приглашение.  Я  не
охотник до крокета, предпочитаю другие игры  и  забавы.  Что  же  касается
комплекта игроков, то, думаю, есть у вас и запасные?
    - А тебе какое дело до того, - прищурилась Мэб, - что у  нас  есть,  а
чего нету?
    - Я, видите ли, вынужден забрать у  вас  мисс  Лидделл.  Надеюсь,  тем
самым не испорчу вам забавы?
    - Ага. - Мэб, слабо имитируя улыбку, ответила мне демонстрацией  части
набора зубов. - Ага. Понимаю. Но поясни ты мне, почему наши извечные споры
касательно гегемонии должны состоять во взаимном изъятии игрушек? Мы  что,
дети? Разве нельзя, предварительно условившись о времени и  месте,  решить
то, что решить следует? Ты можешь мне это объяснить. Честер?
    - Мэб, - ответил я. - Если у тебя возникло желание  Дискутировать,  то
назови время и место. Заблаговременно, конечно. Сегодня я не в  настроении
учинять диспуты. К тому же игроки томятся. Поэтому я забираю мисс  Лидделл
и исчезаю. Не буду навязываться.
    - Какого хрена, - Мэб, когда нервничала, всегда начинала  говорить  на
каком-то чудовищном арго, - и на кой фиг тебе этот  ребенок,  чертов  кот?
Почему он тебе так сильно нужен? А может, дело  вовсе  не  в  ребенке?  А?
Ну-ка, ответь мне?
    - Во-первых, я не терплю вопроса "почему". А  во-вторых,  у  меня  нет
желания дискутировать. Это относится также к ответу на  твой  вопрос.  Иди
сюда, Алиса.
    - И не думай пошевелиться, пигалица. -  Мэб  стиснула  пальцами  плечо
Алисы, и лицо девочки сморщилось и побледнело от  боли.  По  выражению  ее
темных глаз я сделал вывод, что она, пожалуй,  начала  понимать,  в  какие
игры здесь играют.
    - Ваше величество, - я осмотрелся и увидел, что  Les  Coeurs  начинают
понемногу окружать меня, - соблаговолите снять прелестную  ручку  с  плеча
этого  ребенка.  Незамедлительно.  Соизвольте,  ваше   величество,   также
проинструктировать своих  холуев,  чтобы  они  отошли  на  предусмотренное
протоколом расстояние.
    - Серьезно? - Мэб продемонстрировала оставшуюся часть зубного  набора.
- А ежели не соизволю, то что, можно спросить?
    -  Спросить  можно.  Тогда,  рыжая  шельма,  я  тоже  поведу  себя  не
протокольно. Повыпускаю внутренности у всей вашей... закаканной банды.
    На этом и закончился треп. Les Coeurs  просто-напросто  накинулись  на
меня, не ожидая, пока прозвучит приказ Мэб, а ее унизанная перстнями  рука
закончит властный жест. Кинулись на меня все, сколько их было. Кучей.
    Но я был к этому готов. Полетели клочья  с  их  украшенных  карточными
символами курточек. Полетели клочья с них самих.  И  с  меня  тоже,  но  в
значительно меньшем количестве. Я  перевалился  на  спину.  Это  несколько
снизило мою маневренность, но зато теперь я мог  кроить  из  них  лапшу  и
задними  лапами  тоже...  Усилия  понемногу  начали  давать  результат   -
несколько Les Coeurs, крепко помеченных моими когтями и клыками,  кинулись
в постыдное бегство, отмахнувшись от  воплей  Мэб,  которая  незатейливыми
словами приказывала им, что именно и из какого  места  им  должно  у  меня
вырвать.
    - Да кто вообще с вами считается? - неожиданно разоралась Алиса, внося
в суматоху совершенно новые нотки. - Вы -  колода  карт!  Всего-то-навсего
колода карт!
    - Да-а-а??? - взвыла. Мэб, бурно тормоша ее. - Да что ты говоришь?!
    Один из ее команды, кудрявый паренек со знаком треф на  груди,  обеими
руками ухватил меня за хвост. Терпеть не могу такой фамильярности, поэтому
незамедлительно оторвал ему голову. Но другие уже сидели на мне и работали
кулаками, каблуками и крокетными молотками, при этом усиленно  дыша.  Злые
они были как хрен с перцем. Но и я тоже был зол. Через минуту вокруг  меня
стало несколько просторней,  и  я  мог  перейти  от  войны  позиционной  к
маневренной. Травка уже была здорово червонной и чертовски скользкой.
    Алиса изо всей силы пнула Мэб  в  голень.  Ее  королевское  величество
изысканно матюгнулась и с размаху  ударила  девочку  по  лицу.  Та  упала,
свалившись на одного из Les Coeurs, который в этот момент как раз  пытался
встать. Прежде чем он скинул с себя Алису, я выцарапал ему один глаз. А  у
того, который пытался помешать мне, выцарапал два.  Двое  оставшихся  дали
деру, и я смог встать.
    - Ну, милая Queen of Hearts(37)? Может быть, достаточно  на сегодня? -
выговорил я, слизывая кровь с носа и усов. - Может, докончим в другой раз,
предварительно условившись о месте и времени?
    Мэб наградила меня таким "букетиком", в котором определение "полосатый
курвин сын" было самым мягким, хоть и наиболее  часто  повторявшимся.  Она
совершенно явно не намерена  была  откладывать  конфликт  на  другой  раз.
Несколько Les Coeurs уже остыли от первоначального  шока  и  готовились  к
новому нападению. А я был очень утомлен, и у меня,  вне  всяких  сомнений,
было сломано ребро. Я заслонил собою Алису.
    Мэб триумфально  взвизгнула.  Кусты  акаций  неожиданно  расступились,
словно воды Красного моря. И  оттуда,  распаленный  ором  и  галдежом  Les
Coeurs, трусцой выбежал Брандашмыг, точнее,  солидно  подросший  экземпляр
Брандашмыга. Злопастного Брандашмыга.
    - Шляпу прикажу из  тебя  сшить,  Честер,  -  рявкнула  Мэб,  указывая
Бармаглоту, на кого тому  следует  кинуться.  -  Если  от  тебя  останется
достаточно меха на шляпу!
    Я - кот. У меня девять жизней. Однако не знаю, говорил ли я  вам,  что
восемь я уже использовал?
    - Беги, Алиса! - прошипел я. - Беги!
    Но Алиса Лидделл даже не пошевелилась, парализованная  страхом.  Я  не
очень удивился.
    Брандашмыг рванул когтями траву,  словно  собирался  выкопать  станцию
метрополитена или туннель под Монбланом. Вздыбил черно-рыжую шерсть, из-за
чего сделался почти в два раза больше, хотя  и  без  того  был  достаточно
велик. Мускулы у него под шкурой налились  и  заиграли  Девятую  Симфонию,
глазищи загорелись адским пламенем. Пасть он раскрыл так, что  я  невольно
возгордился. И бросился на меня.
    Я яростно защищался. Выдал из себя все, что мог. Но он был  крупнее  и
чертовски силен.  Прежде  чем  я  наконец  сумел  скинуть  его  с  себя  и
отбросить, он крепенько поработал надо мной.
    Я едва держался на лапах. Кровь заливала глаза и застывала на боках, а
острый конец одного из сломанных ребер усиленно  пытался  найти  что-то  в
моем правом легком. Алиса кричала так, что в ушах звенело. А Брандашмыг  с
размаху вытер яйца о траву,  пошевелил  остатками  ушей,  глянул  на  меня
из-под разорванных век и поверх кровоточащего носо-клюва.  Снова  раззявил
пасть и тут же совершенно неожиданно захлопнул ее. Вместо того чтобы опять
кинуться на меня и добить, он словно зачарованный  стал  вдруг  тихим.  Не
хуже бычьей задницы.
    Я инстинктивно обернулся, и, говорю вам, последний раз я  видел  нечто
подобное в "Рождении нации" Гриффита(38). Из-за деревьев ко мне шла помощь.
Но это не была US Cavalery39 или ку-клукс-клан. А был  это  мой  знакомый,
некто Чарлз Лютвидж  Доджсон.  Выглядел  он,  поверьте,  не  хуже  святого
Георгия на картине Карпаччо, а вооружен был мечом ворпальным,  рассыпающим
ослепительные мигблистальные зайчики.
    Хливые шорьки (пырялись по наве) и хрюкотали  зелюки  (как  мюмзики  в
мове).
    Вы не поверите, но Брандашмыг сбежал первым. Следом  за  его  поджатым
хвостом кинулись в бегство те из Les Coeurs, которые еще владели ногами. А
последней покинула поле боя королева Мэб, орошая слезами атласное  платье.
Я же все видел как  сквозь  наполненный  свекольным  отваром  аквариум.  А
минутой позже...
    Поклянитесь, что не станете смеяться. Минутой позже  я  увидел  белого
кролика с розовыми глазами, глядящего на циферблат часов, которые он вынул
из жилетного кармана. А потом я свалился в черную бездонную нору.
    Падение длилось долго.
    Я - кот. Я всегда падаю на четыре лапы. Даже если этого и не помню.
    - Ax, - неожиданно сказал Чарлз Лютвидж Доджсон,  опершись  локтем  об
ивовую корзинку с пирожками. - Знакомо ли тебе. Чеширский  Кот,  роскошное
ощущение сонливости, сопутствующее пробуждению в летнее утро, когда воздух
наполнен пением птиц, живительный ветерок веет в  раскрытое  окно,  а  ты,
лежа с полуприкрытыми глазами, видишь,  словно  все  еще  во  сне,  лениво
покачивающиеся зеленые веточки, поверхность воды, покрытую золотой  рябью?
Ах, поверь мне, Котик,  это  блаженство,  граничащее  с  глубокой  тоской,
блаженство, наполняющее  глаза  слезами,  словно  прекрасная  картина  или
стихотворение.
    Вы не поверите. Он не  заикнулся  ни  разу.  Пикник  развивался  своим
чередом.  Алиса  Лидделл  и  ее  сестры  шумно  играли  на  берегу  Темзы,
поочередно входя на причаленную лодку и поочередно соскакивая с нее.  Если
при этом одной из них случалось шлепнуться  в  мелководье  у  берега,  она
заразительно пищала и высоко поднимала платьице. Тогда  сидящий  рядом  со
мной Чарлз Лютвидж Доджсон слегка оживал и слегка румянился.
    - Так долго я любил тебя... - замурлыкал я в усы,  приходя  к  выводу,
что в словах Мартовского Зайца было много правды.
    - Не понял?
    - "Зеленые рукава". Но не будем об этом. Знаешь  что,  дорогой  Чарлз?
Опиши-ка все это. Сказка, как видно на прилагаемой иллюстрации, постепенно
здорово разрослась  и  полна  весьма  курьезных  фигур.  Самое  время  это
описать. Тем более что начало-то уже положено.
    Он молчал. И не отрывал  глаз  от  радостно  пищавшей  Алисы  Лидделл,
поднимавшей подол платьица так, что можно было увидеть трусики.
    - Полжизни нас разделяют, - вдруг сказал он тихо. - Дитя с безоблачным
челом и удивленным взглядом. Пусть изменилось все кругом и мы с  тобой  не
рядом... Тебя я вижу лишь во сне, не слышен смех твой милый, ты выросла  и
обо мне, наверное, забыла.
    - Я б рекомендовал лучше писать прозой, -  не  выдержал  я.  -  Поэзия
плохо идет на рынке.
    - Да-да, конечно, - согласился он. - Я думаю, она уже не вспомнит  обо
мне в годы грядущей юности.
    Я взглянул на него и слегка поморщился, а он сказал:
    - Ты не мог бы... хм-м-м... побольше материализоваться? Твоя  усмешка,
висящая в пустоте, нервирует, знаешь ли.
    - Сегодня, дорогой Чарлз, я не могу ни в чем тебе отказать. Я  слишком
многим тебе обязан.
    - Не надо об этом, - смущенно сказал он, отводя глаза. - Любой на моем
месте...  Не  мог  же  я  допустить,  чтобы  ее...  и  тебя...  убила  моя
собственная фантазия.
    - Благодарю, что не допустил. Ну а так, между нами, откуда, о гордость
кавалерии и пехоты, ты взял меч суропадный и зайчиков миглотарных?
    - Откуда взял... что?
    - Пустяки, Чарльз. Мы отклонились от темы.
    - Книжка, описывающая все это?  -  Он  снова  задумался.  -  Не  знаю.
Поверь, не знаю, смогу ли...
    - Ты б смог. У твоей фантазии сила, способная ребра крушить.
    - Хм-м-м. - Он сделал такое движение, словно собирался меня погладить,
но вовремя раздумал. - Хм-м-м, как  знать?  Может,  ей...  понравилась  бы
такая книжка? Кроме того, колледж платит скудно, парочка фунтов на стороне
не помешала бы... Конечно,  издавать  пришлось  бы  под  псевдонимом.  Мое
положение преподавателя...
    - Тебе необходим приличный nom de plume(40), Чарлз, - зевнул я. - И не
только из-за колледжских властей.  Твоя  родовая  фамилия  не  годится  на
обложку. Она звучит так, словно кто-то, умирающий от пневмоторакса легких,
диктует завещание.
    - Невероятно.  -  Он  изобразил  возмущение.  -  Может,  У  тебя  есть
какое-нибудь предложение? Что-нибудь такое, что звучит лучше?
    - Есть. Уильям Блэйк.
    - Смеешься.
    - Тогда Эмилия Бронте.
    На этот раз он умолк и долго не  говорил  ни  слова.  Девочки  Лидделл
отыскали на берегу ракушки беззубок. Радостным восклицаниям не было конца.
    - Ты спишь. Чеширский Кот?
    - Стараюсь уснуть.
    - Ну, спи, спи, ночной тигр. Не стану мешать.
    - Я лежу на  рукаве  твоего  сюртука.  Что  будет,  если  ты  захочешь
подняться?
    - Отрежу рукав, - улыбнулся он. Мы долго молчали, глядя на  Темзу,  на
которой плавали утки и чомги.
    - Литература... - неожиданно проговорил Чарлз Лютвидж, у которого  был
такой вид, словно его неожиданно разбудили ранним утром.  -  Литература  -
искусство мертвое. Грядет век двадцатый, а он будет веком изображения.
    - Ты имеешь в виду забаву, придуманную Луи Жаком Манде Дагером?
    - Да, - подтвердил он. - Именно фотографику я имею в виду.  Литература
- фантазия, а стало быть, ложь. Писатель обманывает читателя, влача его по
бездорожьям  собственного  воображения.  Обманывает   двусмысленностью   и
многосмысленностью.
    - Фотографика, значит, не двусмысленна? Даже такая, которая изображает
двенадцатилетнюю  девочку  в  достаточно  двусмысленном,   далеко   идущем
дезабилье? Лежащую на шезлонге в достаточно двусмысленной позе?
    Он покраснел.
    - Стыдиться нечего, - снова пошевелил я  хвостом.  -  Все  мы  обожаем
прекрасное. Меня тоже, дорогой Чарлз  Лютвидж,  привлекают  юные  кошечки.
Если б я увлекался фотографикой, как ты, я б тоже не  стал  искать  других
моделей. А на правила хорошего тона плюнь!
    -  Я  никогда  никому  не  ппп...  показывал  этих  фотографий.  -  Он
неожиданно опять начал заикаться. -  И  никогда  не  ппп...  покажу.  Хотя
следует  тебе  знать,  был  такой  ммм...  момент,  когда  я  возлагал  на
фотографику определенные надежды... Финансового характера.
    Я усмехнулся. Могу поспорить, что он не понял моей улыбки. Не знал,  о
чем я подумал... Не знал, что я видел, когда летел вниз  по  черной  шахте
кроличьей норы. А видел я и знал, в частности, что через сто тридцать лет,
в  июле  1966  года,   четыре   его   фотографии,   изображающие   девочек
одиннадцати-тринадцати  лет  в  романтичном  и  возбуждающем   воображение
викторианском белье и двусмысленных,  но  эротически  убедительных  позах,
пойдут с молотка в Сотби и будут проданы за  сорок  восемь  тысяч  пятьсот
фунтов  стерлингов.  Недурная  сумма   за   четыре   клочка   обработанной
колотипической техникой бумаги.
    Но говорить об этом было бессмысленно.
    Я услышал шум крыльев. На  ближней  вербе  уселся  Эдгар.  И  призывно
закаркал. Напрасно. Я и сам знал, что уже пора.
    - Пора кончать пикник, - встал я. - Прощай, Чарлз. Он не удивился.
    - Ты можешь идти? Твои раны...
    - Я - кот.
    - Совсем было запамятовал.  Ты  же  Чеширский  Кот.  Когда-нибудь  еще
встретимся? Как думаешь? Я не ответил.
    - Встретимся когда-нибудь? - повторил он.
    - Никогда, - ответил за меня Эдгар.
    Вот в принципе, дорогие мои, и конец. Так что надо закругляться.
    Когда я вернулся в Страну, полдень золотился вовсю: ведь время  у  нас
течет несколько по-иному, нежели у вас. Однако к Зайцу и Болванщику  я  не
пошел, чтобы распить вместе выигранную  на  спор  бутылку  и  похвастаться
очередным - после упрямого Шекспира - успехом в направлении судеб  мировой
литературы. Не пошел и к  Мэб,  чтобы  попробовать  уладить  конфликт  при
помощи банальной, но нашпигованной комплиментами беседы. А пошел я в  лес,
чтобы полежать на ветке, зализать раны и отогреть на солнце шубку.
    Табличку с надписью "ОСТОРОЖНО: БАРМАГЛОТ" кто-то сломал и  закинул  в
кусты. Скорее всего  сделал  это  сам  Бармаглот,  который  поступает  так
довольно часто, ибо обожает застигать посетителей врасплох, а  табличка  с
предостережением сводит на нет эффект неожиданности.
    Но ветка была там, где я ее и  оставил.  Я  забрался  на  нее.  Изящно
свесил хвост. Улегся, предварительно проверив, не крутится  ли  где-нибудь
поблизости Радэцки.
    Пригревало солнышко. В глущобе туктумов весело перепыривались  хливкие
шорьки, хлокотали пелицапли, мюмзики и зелюки смумело  выблучивали  что-то
на дальней гажайке, но что именно, я не  разглядел.  Слишком  велико  было
расстояние.
    Стоял золотой полдень.
    Было прекрусно и чуточку меланхочально. Как всегда у нас.
    Впрочем, вы прочитаете об этом сами. В  оригинале.  Либо  в  одном  из
переводов.
    Ведь их так много.
    1 Перевод Д.Г. Орловской.
    2 безделье (ит.).
    3 "De revolutinibus orbium..." - название труда Коперника.
    4 Едят ли кошки мышек? (англ.)
    5 Сердца (фр.), то есть Черви (по форме символов на червонных картах).
    6 Здравствуй, девочка (фр.).
    7 Где моя кошка? (фр.)
    8 Ей-богу! (фр.)
    9 Конец столетия (фр.).
    10 Маленькая Мисс Мафет. Строчка  из  популярного  детского  стишка  о
       Девочке Мафет, которая сидела на холмике и ела сыр,  а  тут  пришел
       паук, уселся рядом и ужасно напугал ее.
    11 джин с тоником (англ.).
    12 Известная американская певица (1943-1970) стиля "Rhythm and Blues".
       Умерла, приняв большую дозу наркотиков.
    13 "Зеленые рукава", песня, популярная в средние века.
                          Увы, любимая моя,
                          Обижен горько я тобой
                          Так долго я любил тебя,
                          Так восхищался я тобой.
                                                 Перевод Григория Кружкова
    14 Английский традиционный "чай в пять часов" плюс "виски"
    15 Бубастис в Древнем Египте - центр культа богини Бастет, или Баст, -
       доисторической  богини  плодородия, изображаемой  в виде кошки либо
       женщины с головой кошки
    16 почиет в мире (англ )
    17 Здесь впо