Вижу, - резко прервала она. - Но  не  понимаю.  Зачем  ты
приехал? Ведь не ради же дракона? В этом-то, думаю,  ничего  не
изменилось?
    - Нет. Ничего.
    - Так зачем же, спрашиваю, ты присоединился к нам?
    - Если я скажу, что из-за тебя, поверишь?
    Она молча глядела на него, к в  ее  блестящих  глазах  было
что-то, что никак не могло понравиться.
    - Поверю, почему бы нет, - сказала она наконец.  -  Мужчины
любят  встречаться  с  бывшими  любовницами,   любят   освежать
воспоминания. Любят думать, будто давние любовные игры дают  км
что-то вроде пожизненного права собственности на партнершу. Это
хорошо влияет на их самочувствие. Ты не исключение. Несмотря ни
на что.
    - Несмотря  ни  на  что,  -  усмехнулся  он,  -  ты  права,
Йеннифэр. Твоя внешность прекрасно влияет на мое  самочувствие.
Иначе говоря, я рад, что вижу тебя.
    - И это все? Ну допустим, я тоже рада. Нарадовавшись, желаю
спокойной   ночи.   Видишь,   я   отправляюсь   на   отдых.   А
предварительно намерена смыть с себя пыль и грязь. Но при  этом
привыкла раздеваться. Посему удались и с присущим  тебе  тактом
обеспечь мне минимум удобств.
    - Йен, - протянул он к ней руки.
    - Не называй меня так! - яростно прошипела она, отскакивая,
а из пальцев, протянутых в его сторону,  посыпались  голубые  и
красные искры. - Если коснешься, выжгу глаза, прохвост.
    Ведьмак попятился. Чародейка, немного остыв, снова откинула
волосы со лба, встала перед ним, упершись руками в бока.
    - Ты что думаешь? Что мы весело поболтаем, вспомним  давние
времена? А может, в завершение всего пойдем  вместе  на  воз  и
подзаймемся любовью на  овчинах,  так  просто,  чтобы  освежить
воспоминания? Да?
    Геральт, не зная, читает ли чародейка его мысли или  удачно
угадывает, молчал, криво улыбаясь.
    - Эти четыре года сделали свое, Геральт. У меня все прошло,
и только исключительно поэтому я не наплевала тебе в глаза  при
сегодняшней  встрече.  Но  пусть   тебя   не   обманывает   моя
сдержанность.
    - Йеннифэр...
    - Молчи! Я дала  тебе  больше,  чем  кому-либо  из  мужчин,
паршивец. Сама не знаю, почему именно  тебе.  А  ты...  О  нет,
дорогой мой. Я не девка  и  не  случайно  прихваченная  в  лесу
эльфка, которую можно в одно прекрасное утро бросить,  оставить
на столе букетик фиалок и  уйти,  не  разбудив.  Которую  можно
выставить на посмешище. Осторожней! Если сейчас ты скажешь хоть
слово, пожалеешь!
    Геральт не произнес ни слова, безошибочно чувствуя бурлящую
в Йеннифэр злобу. Чародейка снова смахнула со  лба  непослушные
локоны, взглянула ему в глаза.
    - Что ж, мы встретились, - тихо  сказала  она.  -  Не  надо
выставлять  себя  на  посмешище.  Сохраним   лицо.   Прикинемся
хорошими знакомыми. Но не ошибись, Геральт. Между нами уже  нет
ничего. Ничего, понимаешь? И радуйся, ибо это означает,  что  я
уже  отказалась  от  некоторых  проектов,  еще  совсем  недавно
касавшихся тебя. Однако отсюда вовсе не следует, что  простила.
Я тебя никогда не прощу, ведьмак. Никогда.
    Она резко повернулась, схватила ушат, расплескивая воду,  и
ушла за воз.
    Геральт отогнал бренчавшего  над  ухом  комара  и  медленно
пошел к костру, у  которого  в  этот  момент  редкими  хлопками
награждали выступление Лютика. Он посмотрел на темно-синее небо
по-над черной пилой вершин. Хотелось смеяться. Неведомо чему.

     6

    -  Эй,  там,  осторожней!  Следите!  -   крикнул   Богольт,
оборачиваясь на козлах назад,  к  колонне.  -  Ближе  к  скале!
Следите!
    Возы катились, подскакивая  на  камнях.  Возницы  ругались,
хлестали лошадей  кнутами,  наклонившись,  беспокойно  следили,
достаточно ли далеко колеса проходят  от  края  каньона,  вдоль
которого бежала узкая, неровная дорога. Внизу, на дне пропасти,
белой пеной среди валунов бурлила река Браа.
    Геральт  придержал  коня,  прижимаясь  к  каменной   стене,
покрытой редким коричневым мхом и белым  налетом,  напоминающим
лишайник. Он дал  фургону  рубайл  опередить  себя.  От  головы
приплелся Живодер, ведущий колонну совместно с разведчиками  из
Голополья.
    -  Добро!  -  крикнул  он.  -  Двигайтесь  скорее.   Дальше
просторней!
    Король Недамир и Гилленстерн, оба верхом,  в  сопровождении
нескольких конных лучников, поравнялись с Геральтом. Следом  за
ними громыхали по камням телеги королевского обоза. Еще  дальше
катился воз краснолюдов, которым, без передыху ругаясь,  правил
Ярпен Зигрин.
    Недамир, худощавый и веснушчатый подросток в белом кожушке,
миновал  ведьмака,  окинув  его  величественным,  хоть  и  явно
утомленным взглядом. Гилленстерн распрямился, придержал коня.
    - Позвольте вас, господин ведьмак, - произнес он властно.
    - Слушаю.  -  Геральт  прижал  лошадь  каблуками,  медленно
двинулся рядом с канцлером за обозом.  Его  удивляло,  что  при
своем  солидном  животе  Гилленстерн  предпочитал  седло  более
удобной телеге.
    - Вчера, - Гилленстерн, слегка натянув поводья,  украшенные
золотыми шишечками, откинул с плеча бирюзовый плащ, - вчера  вы
сказали, будто вас дракон не  интересует.  А  что  же  в  таком
случае интересует, господин ведьмак? Зачем вы едете с нами?
    - Мы в свободной стране, милсдарь канцлер.
    - Пока что. Но в нашем кортеже  каждый,  господин  Геральт,
должен знать свое место. И роль, кою будет исполнять,  выполняя
волю короля Недамира. Вам понятно?
    - В чем дело, милсдарь Гилленстерн?
    - Скажу.  Говорят,  последнее  время  с  вами,  ведьмаками,
трудно договориться. Вроде бы, если ведьмаку  укажут  чудовище,
подлежащее убиению, он, вместо того чтобы хватать меч и рубить,
начинает рассуждать, следует ли это делать, не выходили это  за
пределы возможного, не противоречит ли кодексу и  действительно
ли данное чудовище - чудовище, словно этого не видно с  первого
же взгляда. Похоже, вам просто стало здорово везти. В мое время
ведьмаки не брезговали деньгами. Не рассуждали, рубили, что  им
скажут, им было все  едино,  что  оборотень,  что  дракон,  что
сборщик податей. Важно  было  как  следует  рубануть.  Ну  как,
Геральт?
    - У вас есть для меня какое-то задание, Гилленстерн? - сухо
спросил ведьмак. - Так говорите. Подумаем. А ежели нет, то чего
ради впустую языком молоть, не правда ль?
    - Задание? - вздохнул канцлер. - Нет. Речь идет о  драконе,
а это явно превышает пределы твоих  возможностей,  ведьмак.  Уж
предпочитаю  рубайл.  Тебя  же  я  хотел   лишь   предупредить.
Предостеречь. Ведьмачьи причуды, в основе которых лежит деление
чудовищ на добрых и злых, я и король Недамир можем терпеть,  но
не желаем о них слышать, а тем более видеть, как их  претворяют
в жизнь. Не лезьте в королевские дела, ведьмак. И не  якшайтесь
с Доррегараем.
    - Я не привык, как вы  выразились,  якшаться  с  чародеями.
Откуда такие мысли?
    - Доррегарай, - сказал  Гилленстерн,  -  переплюнет  своими
причудами даже ведьмаков. Не ограничивается делением чудовищ на
хороших и плохих. Считает, что все они хорошие.
    - Немного преувеличивает.
    -  Несомненно.  Но  отстаивает  свои  взгляды  с   яростным
упорством. Я, честно говоря, не удивлюсь, если с ним что-нибудь
приключится. А то,  что  он  присоединился  к  нам  в  странном
обществе...
    - Я не спутник Доррегарая. И он не мой спутник.
    -  Не  прерывай.  Общество  довольно   странное.   Ведьмак,
напичканный принципами, словно  лисья  шуба  блохами.  Чародей,
повторяющий друидские бредни о равновесии в природе. Молчаливый
рыцарь Борх Три Галки и его эскорт из  Зеррикании,  в  которой,
как известно, складывают жертвы к лапам статуи дракона.  И  все
они ни с того ни с сего присоединяются к охоте. Странно, верно?
    - Пусть будет странно.
    - Так знай, - сказал канцлер,  -  что  у  самых  загадочных
проблем бывают, как говорит практика, самые простейшие решения.
Не заставляй меня, ведьмак, прибегать к ним.
    - Не понял?
    - Понял, понял. Благодарю за беседу, Геральт.
    Геральт остановился. Гилленстерн послал коня вперед, догнал
обоз и присоединился к королю. Мимо проехал Эйк  из  Денесле  в
стеганом кафтане из светлой кожи и с вмятинами от  снятых  лат,
ведя за собой  вьючного  коня,  нагруженного  оружием,  цельным
серебряным щитом и огромной пикой.  Геральт  приветливо  поднял
руку, но странствующий рыцарь отвернулся, сжав тонкие  губы,  и
пришпорил коня.
    -  Не  очень-то  он  тебя  любит,  -   сказал   Доррегарай,
подъезжая. - А, Геральт?
    - Оно и видно.
    - Конкурент? Оба вы работаете в одной области, так сказать,
только Эйк - идеалист,  а  ты  -  профессионал.  Почти  никакой
разницы, особенно для тех, кого убиваете.
    - Не надо сравнивать меня с Эйком, Доррегарай.  Неизвестно,
кого ты обижаешь таким сравнением, его или меня, но  сравнивать
не надо.
    - Как хочешь. По  мне,  честно  говоря,  оба  вы  одинаково
отвратны.
    - Благодарю.
    - Не за что. - Чародей похлопал по  шее  коня,  напуганного
воплями Ярпена и его краснолюдов.  -  Я  считаю,  что  называть
убийство призванием  отвратительно,  низко  и  глупо.  Наш  мир
пребывает  в  равновесии.  Уничтожение,   избиение   каких-либо
существ, заселяющих этот мир, нарушает  равновесие.  А  это,  в
свою очередь, приближает гибель, гибель  и  конец  того  света,
который мы знаем.
    - Друидская теория, - отметил Геральт.  -  Знаком.  Однажды
мне ее изложил один старый гиерофант, еще в Ривии.  Спустя  два
дня после беседы его разорвали на  куски  крысолаки.  Нарушения
равновесия не наблюдалось.
    - Мир, повторяю, - Доррегарай равнодушно посмотрел на него,
- пребывает в равновесии. Природном. У каждого вида  есть  свои
естественные враги, и каждый является естественным  врагом  для
других  видов.  К  людям  это   тоже   относится.   Уничтожение
естественных врагов человека, чему ты посвятил свою жизнь и что
уже становится заметно, грозит вырождением расы.
    - Знаешь что, колдун,  -  занервничал  Геральт,  -  подойди
как-нибудь к матери, у которой василиск сожрал ребенка, и скажи
ей, что она  должна  радоваться,  потому  как  благодаря  этому
человеческая раса избежала вырождения. Посмотришь, что она тебе
ответит.
    -  Прекрасный  аргумент,  ведьмак,  -   сказала   Йеннифэр,
подъехав к ним сзади на своем  вороном.  -  А  ты,  Доррегарай,
следи за словами.
    - Я не привык скрывать свои взгляды.
    Йеннифэр въехала между ними. Ведьмак заметил,  что  золотую
сеточку на волосах она сменила на ленту из  скрученного  белого
платочка.
    - Так поскорее начни скрывать, Доррегарай, - сказала она. -
Особенно перед Недамиром и рубайлами, которые подозревают,  что
ты  намерен  помешать  им  прикончить  дракона.  Пока  ты  лишь
болтаешь, они смотрят на тебя как на неопасного маньяка. Но как
только попытаешься что-либо предпринять, они свернут тебе  шею,
ты и охнуть не успеешь.
    Чародей пренебрежительно усмехнулся.
    - Кроме того, - продолжала  Йеннифэр,  -  проповедуя  такие
взгляды, ты подрываешь основы нашей профессии и призвания.
    - Это чем же?
    - Свои теории ты  можешь  прилагать  к  любым  существам  и
червям, Доррегарай, но только не  к  драконам.  Ибо  драконы  -
естественные наисквернейшие враги человека. И речь  идет  не  о
деградации человеческой расы, а о самом ее существовании. Чтобы
выжить, надо расправиться с врагами, с теми, кто  может  свести
на нет самое возможность выживания.
    - Драконы - не враги человека, - вставил Геральт. Чародейка
взглянула на него и улыбнулась. Одними губами.
    - Об этом, - сказала она, - предоставь судить  нам,  людям.
Ты, ведьмак, создан не для оценок. Ты создан для работы.
    - Как заводная, безвольная игрушка?
    - Это твои слова, не мои, - холодно ответила Йеннифэр. - Но
сравнение точное.
    - Йеннифэр, - сказал Доррегарай,  -  для  женщины  с  твоим
образованием и твоего возраста  ты  высказываешь  поразительные
глупости. Почему именно драконов ты считаешь основными  врагами
людей? Почему не других, во сто крат более страшных существ, на
совести которых гораздо больше жертв, чем у драконов? Почему не
хирикки, вилохвосты, мантихоры, амфисбены или грифы? Почему  не
волки?
    - Скажу почему. Преимущество человека перед другими  расами
и видами в том, что  его  борьба  за  соответствующее  место  в
природе, за жизненное пространство  может  быть  выиграна  лишь
тогда, когда он окончательно исключит  кочевой  образ  жизни  -
переходы с места на место  в  поисках  пищи,  следуя  календарю
природы.  Иначе  он  не  достигнет  нужного   темпа   прироста,
человеческое дитя слишком долго не обретает  самостоятельности.
Только  находящаяся  в  безопасности  за  стенами  города   или
крепости женщина может рожать в нужном темпе, то есть ежегодно.
Плодовитость, Доррегарай, - это прогресс, условие  выживания  и
доминирования. И тут мы подходим к драконам. Ни одно  чудовище,
кроме дракона, не может  угрожать  городу  или  крепости.  Если
драконов  не  уничтожить,   люди   ради   безопасности   станут
распыляться,  вместо  того  чтобы  объединяться,   потому   как
драконье пламя в густозастроенном поселке  -  это  кошмар,  это
сотни жертв, это ужасающая гибель. Поэтому драконы должны  быть
выбиты до последнего, Доррегарай.
    Доррегарай взглянул на нее, странно улыбнулся.
    - Знаешь, Йеннифэр, не хотел бы  я  дожить  до  того  часа,
когда осуществится твоя идея о  царстве  человека,  когда  тебе
подобные займут надлежащее им место в природе.  К  счастью,  до
этого дело никогда не дойдет.  Уж  скорее  вы  все  друг  другу
глотки перегрызете, перетравите, передохнете от дурмана и тифа,
ибо грязь и вши,  а  не  драконы  угрожают  вашим  изумительным
городам, в которых женщины  рожают  ежегодно,  но  только  один
новорожденный из десяти  доживает  до  одиннадцатого  дня!  Да,
Йеннифэр, плодовитость, плодовитость и  еще  раз  плодовитость.
Займись, дорогая моя, деторождением, это более естественное для
тебя занятие. Оно  займет  у  тебя  время,  которое  сейчас  ты
бесплодно тратишь на придумывание глупостей. Прощай.
    Пришпорив  коня,  чародей  направился  к  голове   колонны.
Геральт, кинув взгляд на  бледное  и  искаженное  яростью  лицо
Йеннифэр, заранее посочувствовал колдуну. Он знал, в чем  дело.
Йеннифэр, как и большинство чародеек, была стерильна.  Но,  как
многие чародейки, страдала от этого факта и на упоминание о нем
реагировала совершенно  дико.  Доррегарай,  вероятно,  знал  об
этом. Однако,  скорее  всего,  не  предполагал,  насколько  она
мстительна.
    - Накличет он себе хлопот на голову, - прошипела  Йеннифэр.
- Ох, накличет. Будь осторожнее, Геральт. Не думай, что,  ежели
в случае чего ты не проявишь  рассудительности,  я  стану  тебя
защищать.
    - Не волнуйся, - усмехнулся он. - Мы, то  есть  ведьмаки  и
безвольные игрушки, всегда действуем  рассудительно.  Поскольку
однозначно и четко  помечены  границы  возможного,  в  пределах
которых мы можем действовать.
    - Ну, ну, смотри. - Йеннифэр, все еще бледная, взглянула на
него. - Ты обиделся, как девочка,  которую  обвинили  в  утрате
невинности. Ты - ведьмак,  и  этого  ничем  не  изменить.  Твое
призвание...
    - Прекрати, Йен, меня начинает мутить.
    - Не говори со мной так, ведьмак. А твои тошноты меня  мало
интересуют. Как и прочие реакции из  ограниченного  ведьмачьего
ассортимента.
    - Тем не менее некоторые из них тебе придется увидеть, если
ты  не  перестанешь  потчевать  меня  байками   о   возвышенных
предназначениях и борьбе во благо людей. И о драконах,  ужасных
врагах племени человеческого, я знаю больше.
    - Да? - прищурилась чародейка. - И что же ты такое  знаешь,
ведьмак?
    - А хотя бы то, - Геральт не обратил  внимания  на  резкое,
предостерегающее дрожание медальона на шее,  -  что  если  б  у
драконов не было сокровищ, то никакая собака, не  говоря  уж  о
чародеях, не заинтересовалась бы ими.  Даже  странно,  что  при
каждой  охоте  на  дракона  неподалеку   обязательно   крутится
какой-нибудь чародей, крепко  связанный  с  гильдией  ювелиров.
Например, ты. И позже,  хотя  на  рынок  должны,  казалось  бы,
посыпаться камни и камушки, они почему-то туда не попадают и их
цена не падает. Не  рассказывай  мне  сказочки  о  призвании  и
борьбе за выживание расы. Я слишком хорошо и слишком долго тебя
знаю.
    - Слишком долго, - повторила она, зловеще скривив  губы,  -
это уж точно. Но не думай, что слишком хорошо. Ты,  сукин  сын.
Черт, до чего ж я была глупа. А, иди к дьяволу! Видеть тебя  не
могу!
    Она хлестнула вороного, помчалась  вдоль  колонны.  Ведьмак
сдержал   коня,   пропустил   телегу   краснолюдов,    рычащих,
ругающихся, высвистывающих что-то на костяных  свирелях.  Между
ними, развалившись на мешках с овсом  и  побрякивая  на  лютне,
возлежал Лютик.
    - Эгей! - орал Ярпен Зигрин, сидевший на  козлах,  указывая
на Йеннифэр. - Чтой-то там чернеет на дороге?  Интересно,  что?
Похоже на кобылу.
    - Несомненно! -  ответствовал  Лютик,  сдвигая  на  затылок
сливового  цвета  шапочку.  -   Кобыла!   Верхом   на   мерине!
Невероятно!
    Ярпеновы парни затрясли бородами в хохоте. Йеннифэр сделала
вид, будто не слышит.
    Геральт остановил коня,  пропустил  лучников  Недамира.  За
ними, на некотором удалении, ехал Борх, а следом -  зерриканки,
образуя арьергард колонны. Геральт дождался, пока они подъедут,
повел свою кобылу бок о бок с лошадью Борха. Ехали молча.
    - Ведьмак, -  вдруг  проговорил  Три  Галки.  -  Хочу  тебя
спросить.
    - Спрашивай.
    - Почему ты не завернешь?
    Ведьмак какое-то время глядел на него.
    - Ты действительно хочешь знать?
    - Хочу, - сказал Три Галки, поворачиваясь к нему лицом.
    - Я еду с ними, потому что я безвольная игрушка. Потому что
я - пучок пакли, гонимый ветром вдоль дорог. Куда, скажи мне, я
должен ехать? И зачем? Здесь, по крайней мере, собрались те,  с
кем есть о чем  поговорить.  Те,  кто  не  замолкают,  когда  я
подхожу. Те, кто, даже не любя меня, говорят мне  это  прямо  в
глаза, не кидают камни из-за заборов. Я еду с ними  по  той  же
причине, по какой поехал с тобой в трактир  плотогонов.  Потому
что мне все равно. У меня нет места, куда я мог бы  стремиться.
У меня нет цели, которая должна быть в конце пути.
    Три Галки откашлялся.
    - Цель есть в конце любого пути. Она есть у каждого. Даже у
тебя, хоть тебе и кажется, будто ты не такой, как все.
    - Теперь я тебя спрошу.
    - Спрашивай.
    - А в конце твоего пути есть цель?
    - Есть.
    - Счастливец.
    - Дело не в счастье, Геральт. Дело в том, во что ты  веришь
и чему отдаешь себя. В чем твое призвание. Никто не может знать
об этом лучше, чем... Чем ведьмак.
    - Я сегодня  то  и  дело  слышу  о  призвании,  -  вздохнул
Геральт. - Призвание Недамира - захватить  Маллеору.  Призвание
Эйка из  Денесле  -  защищать  людей  от  драконов.  Доррегарай
чувствует призвание к совершенно обратному, Йеннифэр,  учитывая
определенные изменения в организме, не может  исполнить  своего
призвания и мечется из стороны в сторону. Черт  побери,  только
рубайлы да краснолюды не чувствуют никакого призвания, а просто
хотят нахапать как можно больше. Может, поэтому меня к ним  так
тянет?
    - Не к ним тебя тянет, Геральт из Ривии. Я  не  слеп  и  не
глух. Не при звуке их имен ты схватился тогда  за  мешочек.  Но
кажется мне...
    - Напрасно кажется, - беззлобно сказал ведьмак.
    - Прости.
    - Напрасно извиняешься.
    Они сдержали лошадей в самое время, чтобы  не  налететь  на
резко остановившуюся колонну лучников из Каингорна.
    - Что случилось? - поднялся на стременах Геральт. -  Почему
остановились?
    - Не знаю,  -  повернул  голову  Борх.  Вэя  с  удивительно
сосредоточенным лицом быстро произнесла несколько слов.
    - Поскачу в голову, - сказал ведьмак. - Узнаю.
    - Останься.
    - Почему?
    Три Галки минуту помолчал, глядя в землю.
    - Почему? - повторил Геральт.
    - Поезжай, - броси