а Беттельгейма. Да  и  Фрейд  тоже  пусть  себе  requisat  in
pace(16). Этой бутылки нам только-только  хватит  на  четверых,  comme  il
faut(17), никто нам тут больше не нужен. Рассказывай, Алиса.
    - Позже... - задумалась Алиса Лидделл. - Позже я случайно натолкнулась
на лакея. Но когда присмотрелась получше, оказалось, что это не  лакей,  а
большая лягушка, выряженная в лакейскую ливрею.
    - Ага! - обрадовался Мартовский Заяц. -  Вот  и  лягушка!  Земноводное
влажное  и  склизкое,  кое,  будучи   раздражено,   раздувается,   растет,
увеличивается в размерах! Так чего это символ, как вам кажется? Пениса же!
Вот чего!
    - Ну конечно, - кивнул я. - А чего же еще-то? У тебя все ассоциируется
с пенисом и задницей. Арчи.
    - Вы чокнутые, - сказала Алиса. - И вульгарные.
    - Конечно, - подтвердил Дормаус, поднимая голову и сонно глядя на нас.
- Каждому известно. Ох, а она все еще здесь? За ней еще не пришли?
    Болванщик, явно обеспокоенный, оглянулся на лес,  из  глубин  которого
долетали какие-то потрескивания и хруст. Я, будучи котом, слышал эти звуки
уже давно, еще прежде, чем они приблизились. Это не были Les  Coeurs,  это
была ватага блуждальниц, разыскивающих в траве чего бы поесть.
    - Да, да, Арчи. - Я и не думал успокаивать Зайца, который тоже  слышал
хруст и испуганно наставил уши. - Тебе надобно поспешить с  психоанализом,
иначе Мэб докончит его за тебя.
    - Так, может, ты докончишь? - пошевелил усами Мартовский  Заяц.  -  Ты
как существо высшего  порядка  знаешь  назубок  механизмы  происходящих  в
психике процессов. Несомненно, знаешь, как получилось, что умирающая дочка
декана  колледжа  Крайст-Черч,  вместо  того  чтобы  отойти  в  мире,   не
пробуждаясь от тяжкого сна, блуждает по Стране?
    - Крайст-Черч? - Я сдержал удивление. - Оксфорд? Который год?
    - Тысяча восемьсот  шестьдесят  второй,  -  буркнул  Арчи.  -  Ночь  с
седьмого на восьмое июля. Это важно?
    - Не важно. Подытожь свой вывод. Ведь он у тебя уже готов?
    - Конечно.
    - Сгораю от любопытства.
    Болванщик налил.  Арчи  отхлебнул,  еще  раз  глянул  на  меня  гордо,
откашлялся, потер лапы.
    - Здесь мы имеем дело, - начал он  торжественно  и  высокомерно,  -  с
типичным казусом конфликта ид, эго  и  суперэго.  Как  известно  уважаемым
коллегам,  в  человеческой  психике  ид  связан   с   тем,   что   опасно,
инстинктивно, грозно и непонятно, что увязано  с  невозможностью  сдержать
тенденцию к бездумному удовлетворению стремления к  приятному.  Упомянутое
бездумное подчинение инстинктивному данная особа пытается - как мы  только
что наблюдали - бездумно оправдать воображаемыми инструкциями типа  "выпей
меня" или "съешь меня", что - разумеется, ложно, -  должно  бы  изображать
подчинение ид  контролю  рационального  эго.  Эго  же  данной  особы  есть
привитый   ей   викторианский   принцип   реальности,    действительности,
необходимости подчиняться наказам  и  запретам.  Реальность  есть  суровое
домашнее воспитание, суровая,  хоть  внешне  цветистая  реальность  "Young
Misses Magazine"(18), единственного чтива этого ребенка.
    - Неправда! - крикнула  Алиса  Лидделл.  -  Я  еще  читала  "Робинзона
Крузо". И сэра Вальтера Скотта.
    - Назло всем этим,  -  Заяц  не  обратил  внимание  на  ее  выкрик,  -
безрезультатно пробует возвыситься неразвитое суперэго вышеназванной  и  -
sit  licentia  verbo(19) - наличествующей  здесь  особы. Меж тем суперэго,
даже зародышевое, является решающим в вопросе способности к фантазированию.
Поэтому-то оно  пытается  перевести  происходящие  процессы  в  картины  и
образы. Vivera cesse, imaginare necesses est(20), если  уважаемые  коллеги
позволят мне воспользоваться парафразой...
    - Уважаемые коллеги, -  сказал  я,  -  скорее  позволят  себе  сделать
замечание, что вывод, хоть в принципе теоретически правильный,  ничего  не
объясняет, а посему представляет собою классический  случай  академической
болтологии.
    - Не обижайся, Арчи, -  неожиданно  поддержал  меня  Болванщик.  -  Но
Честер прав. Мы по-прежнему не знаем, каким образом Алиса оказалась здесь.
    - Потому как тупые вы оба! - замахал лапами Заяц. - Я  же  говорю:  ее
занесла сюда переполненная эротизмом  фантазия!  Ее  страхи!  Возбужденные
каким-то наркотиком скрытые метания...
    Он осекся, уставившись на что-то у меня за спиной. Теперь и я  услышал
шум перьев. Услышал бы раньше, если б не его болтовня.
    На столе, точнехонько между бутылкой с  виски  и  чайником,  опустился
Эдгар. Эдгар - ворон здешних мест. Эдгар  много  летает  и  мало  болтает.
Поэтому в Стране он всем служит в основном в качестве курьера. На этот раз
было так же, Эдгар держал в клюве большой конверт, украшенный разделенными
короной инициалами "MR"(21).
    - Чертова банда, - шепнул болванщик. - Чертова банда показушников.
    -  Это  мне?  -  удивилась  Алиса.  Эдгар  кивнул  головой,  клювом  и
конвертом.
    Алиса взяла было конверт, но Арчи бесцеремонно вырвал его у нее из рук
и сломал печать.
    - Ее королевское величество Мэб и  т.д.  и  т.п.,  -  прочитал  он,  -
приглашает тебя принять участие в  партии  крокета,  которая  будет  иметь
место быть...
    Он взглянул на нас.
    - ...сегодня... - Он пошевелил  усами.  -  Итак,  они  узнали.  Чертов
нетопырь разболтал, и они узнали.
    - Чудесно! - Алиса Лидделл захлопала в ладоши. - Партия  в  крокет!  С
королевой! Можно идти? Было бы невежливо опоздать.
    Болванщик громко кашлянул.  Арчи  повертел  письмо  в  лапах.  Дормайс
захрапел. Эдгар молчал, распушив черные перья.
    - Задержите ее здесь, сколько удастся, - неожиданно решил я и встал. -
Я скоро вернусь.
    - Не дури, Честер, - буркнул Арчи. - Ты ничего не сделаешь, даже  если
доберешься до места, в чем я весьма сомневаюсь.  Мэб  о  ней  знает  и  не
позволит ей уйти. Ты ее не спасешь. Возможности, прямо сказать, нулевые.
    - А может, поспорим?
    Ветер времени и пространства все еще шумел у  меня  в  ушах  и  ерошил
шерсть, а земля, на которой  я  стоял,  ни  за  что  на  свете  не  желала
перестать трястись. Однако  равновесие  и  жестокая  реальность  быстро  и
эффективно  вытеснили  horror  vacui(22), сопровождавшую  меня   несколько
последних минут. Тошнота, правда, неохотно, но отступала, глаза  понемногу
привыкали к Евклидовой геометрии.
    Я осмотрелся.
    Сад, в который я попал, был истинно английским,  то  есть  заросшим  и
запущенным сверх всякой возможности. Откуда-то слева отдавало  болотцем  и
то и дело слышалось короткое кряканье, из чего я сделал  вывод,  что  есть
здесь и прудик. В глубине сада  поблескивал  огнями  увитый  плющом  фасад
небольшого двухэтажного дома.
    В принципе я  был  уверен  в  своем,  то  есть  в  том,  что  попал  в
соответствующее   место   в   соответствующее   время.   Но    предпочитал
удостовериться.
    - Есть тут кто-нибудь, черт побери? - нетерпеливо спросил я.
    Ждать пришлось недолго. Из тьмы возник рыжий в полоску тип. На хозяина
сада он не походил, хотя усиленно старался походить. Глупцом  он  не  был.
Совершенно явно ему еще в котеночном  возрасте  привили  немного  манер  и
savoi-vivre(23). Увидев  меня,  он вежливо  поздоровался, присел и охватил
лапы хвостом.  Да,  хотел  бы я увидеть  кого-либо из  вас, людей, так  же
спокойно   реагирующих   на  появление  существа  из  вашей  мифологии.  И
демонологии.
    - С кем имею удовольствие? - спросил я кратко и бесцеремонно.
    - Рассет Фиц-Рурк Третий, ваша милость.
    - Это, - движением уха я показал,  что  имею  в  виду,  -  разумеется,
Англия.
    - Разумеется.
    - Оксфорд?
    - Действительно.
    Стало быть, я попал. Утка, которую я слышал, вероятно,  плавала  не  в
пруду, а по Темзе либо Червеллу. А башня, которую видел во время  посадки,
была Carlax Tower(24). Проблема, однако, в том, что Carlax Tower выглядела
точно так же во время моего предыдущего визита в Оксфорд,  а  было  это  в
1645 году, незадолго до битвы под Несби(25). Тогда, помнится, я  советовал
королю Карлу бросить все к чертовой матери и бежать во Францию.
    - Кто в данный момент правит Британией?
    - В Англии - Мерлин из Гластонбери. В Шотландии...
    - Я не о котах спрашиваю, глупец.
    - Простите, ваша милость. Королева Виктория.
    Повезло. Хотя, с другой стороны, баба правила шестьдесят четыре  года,
с 1837-го по 1901-й, так что не исключено было, что я  малость  перескочил
либо недоскочил. Конечно, можно было напрямую спросить рыжика о  дате,  но
это не для меня, сами понимаете. Готов признать, что  я  не  всеведущ.  Но
престиж, как говорится, liber alles(26).
    - Кому принадлежит дом?
    - Венере Уайтблэк... - начал он, но  тут  же  поправился:  -  То  есть
человеческий хозяин дома - декан Генри Джордж Лидделл.
    - Дети есть? Я спрашиваю не о Венере Уайтблэк, а о декане Лидделле.
    - Три дочери.
    - Которую зовут Алиса?
    - Среднюю.
    Я украдкой перевел дыхание. Рыжик  тоже.  Он  был  уверен,  что  я  не
расспрашиваю, а экзаменую.
    - Весьма обязан, сэр Рассет. Удачной охоты.
    - Благодарю, ваша милость.
    Он не ответил пожеланием удачной охоты.  Знал  легенды.  Знал,  какого
рода охоту может означать мое появление в его мире.
    Я проходил сквозь ограды, сквозь стены, оклеенные кричащими  обоями  в
цветочек, сквозь штукатурку, сквозь  мебель.  Я  проходил  сквозь  голоса,
шепоты, вздохи и стенания. Я прошел  через  освещенную  living room(27), в
которой декан  и  деканша  Лидделлы  беседовали  с  худощавым  сутуловатым
брюнетом с буйной шевелюрой.  Я  отыскал  лестницу,  миновал  две  детские
спальни,  дышавшие  молодым,  здоровым  сном.  А  около  третьей   спальни
наткнулся на Стражницу.
    - Я пришел с миром, - быстро сказал я, отступая перед предостерегающим
шипением, клыками, когтями и яростью. - С миром!
    Лежащая  на  пороге  Венера  Уайтблэк  прижала  уши,  наградила   меня
очередной волной ненависти и тут же приняла классическую боевую позу.
    - Осторожней, киска!
    - Apage!(28) - прошипела она, не меняя стойки. - Прочь! Ни  один демон
не переступит порога, на котором я лежу!
    - Даже такой, - нетерпеливо бросил я, - который  назовет  тебя  Диной?
    Она вздрогнула.
    - Уйди с дороги, - повторил я, - Дина, кошка Алисы Лидделл.
    - Ваша милость? - неуверенно взглянула она на меня. - Здесь?
    - Я хочу войти. Сдвинься с порога. Нет-нет, не уходи. Войди вместе  со
мной.
    В комнатке, в соответствии с обычаями эпохи,  стояло  столько  мебели,
сколько удалось втиснуть. Стены и здесь были оклеены обоями  с  чудовищным
цветочным  мотивом.  Над  комодиком  висела  не  очень  удачная   графика,
изображающая, если верить подписи, некую мистрис Уэст в роли Дездемоны.  А
на кроватке лежала Алиса Лидделл  без  сознания,  в  поту  и  бледная  как
призрак. Она бредила так сильно, что в воздухе над ней я чуть ли не  видел
глазами воображения красные черепицы домика Зайца и слышал "Greensleeves".
    - Они катались на лодке по Темзе, она, ее сестры и сэр  Чарлз  Лютвидж
Доджсон. - Венера Уайтблэк упредила мой вопрос.  -  Алиса  упала  в  воду,
озябла, и у нее поднялась  температура.  Приходил  врач,  прописал  разные
лекарства, давали ей и из  домашней  аптечки.  По  невнимательности  между
лекарствами оказалась бутылочка лауданума(29). И она ее выпила. С тех  пор
и лежит в таком вот состоянии.
    Я задумался.
    - А безответственный Чарлз, это тот мужчина с шевелюрой пианиста,  что
беседует  с  деканом  Лидделлом?  Проходя  через  гостиную,  я   воспринял
излучаемые им мысли. Чувство вины.
    - Да, это  именно  он.  Друг  дома.  Преподаватель  математики,  но  в
остальном вполне приличный тип. И я не назвала бы его безответственным. Он
не виноват в том, что произошло в лодке.  Случай,  от  которого  никто  не
застрахован.
    - Он часто бывает рядом с Алисой?
    - Часто. Она его любит. Он ее любит. Когда смотрит на  нее,  мурлычет.
Придумывает и рассказывает малышке всяческие необыкновенные  истории.  Она
это обожает.
    - Ага, - пошевелил я  ухом.  -  Необыкновенные  истории.  Фантазии.  И
лауданум. Ну, так мы на месте. Теперь понятно, откуда они растут. Впрочем,
хватит об этом. Подумаем о девочке. Я желаю,  чтобы  она  выздоровела.  Да
поскорее.
    Кошка прищурила зеленые глаза и  ощетинила  усы,  что  у  нас,  котов,
означает безбрежное изумление. Однако она быстро  взяла  себя  в  лапы.  И
смолчала. Она знала, что спрашивать  о  причинах  моего  желания  было  бы
крупной бестактностью. Знала также, что я не ответил бы на  такой  вопрос.
Ни один кот не отвечает на такие вопросы. Мы всегда делаем что хотим и  не
привыкли объясняться.
    - Я желаю, - настойчиво повторил я,  -  чтобы  болезнь  покинула  мисс
Алису Лидделл.
    Венера присела, поморгала, пошевелила ухом.
    - Это ваше право, князь, - мягко сказала она. -  Я...  я  могу  только
поблагодарить... за честь. Я люблю этого ребенка.
    - Это не была честь. Так что не благодари, а берись за работу.
    - Я? - Она чуть не подскочила от изумления. - Я Должна ее  лечить?  Но
это  же  обыкновенным  кошкам  запрещено!  Я  думала,  что  ваша   милость
соблаговолите сами... К тому же я не сумела бы...
    - Во-первых, в мире нет обыкновенных кошек. Во-вторых, я могу нарушать
любые запреты. Настоящим - нарушаю. Берись за дело.
    - Но... - Венера не спускала с меня глаз,  в  которых  вдруг  появился
испуг. - Но ведь... Если я вымурлыкаю из нее болезнь, тогда я...
    - Да, - сказал я пренебрежительно. - Ты умрешь вместо нее.
    "Ты, кажется, любишь эту девочку, -  подумал  я.  -  Так  докажи  свою
любовь. Может быть, ты считала, что достаточно лежать у  нее  на  коленях,
мурлыкать и позволять себя гладить? Укрепляя тем  самым  всеобщее  мнение,
что кошки  -  лживые  создания,  что  они  привязываются  не  к  людям,  а
исключительно к месту?"
    Конечно, говорить такие банальности Венере Уайтблэк  было  ниже  моего
достоинства. И совершенно излишне. За мной стояло  могущество  авторитета.
Единственного авторитета, который принимает  кот.  Венера  тихо  мяукнула,
запрыгнула Алисе на грудь, принялась сильно перебирать лапками.  Я  слышал
тихое потрескивание коготков,  цепляющихся  за  дамасковую  ткань  одеяла.
Отыскав нужное место, кошка улеглась и начала громко  мурлыкать.  Несмотря
на  явное  отсутствие  опыта,  она  делала  это  идеально.  Я   прямо-таки
чувствовал, как с каждым  мурлыком  она  вытягивает  из  больной  то,  что
следовало вытянуть.
    Разумеется, я ей не мешал. Следил за тем, чтобы не мешал никто другой.
Оказалось, правильно делал.
    Дверь тихо раскрылась, и в комнату вошел бледный брюнет, Чарлз Лютвидж
или Лютвидж Чарлз, я запамятовал. Вошел, опустив голову, полный  раскаяния
и переполненный жалостью и виной. Тут же увидел лежащую на груди  у  Алисы
Венеру Уайтблэк и сразу же решил, что есть на ком отыграться.
    - Эй, ккк... кошка, - заикаясь, начал он. - Брысь!  Слезай  с  кровати
ннн... немедленно!
    Он сделал два шага, глянул на кресло, на котором  лежал  я.  И  увидел
меня - а может, не столько меня, сколько мою улыбку, висящую в воздухе. Не
знаю, каким чудом, но увидел. И побледнел. Тряхнул головой. Протер  глаза.
Облизнул губы. А потом протянул ко мне руку.
    - А-ну, тронь, - сказал я  как  можно  слаще.  -  Только  тронь  меня,
грубиян, и всю оставшуюся жизнь ты будешь вытирать нос протезом.
    - Кккто ты тааакккой, - заикаясь, начал он. - Кккттто?
    - Имя мне -  легион,  -  равнодушно  ответил  я.  -  Для  друзей  я  -
Бредотиус, princeps potestatis aeris(30). Я - один из тех, которые кружат,
присматриваясь, quaerens quern devored(31). На ваше счастье, охотимся мы в
основном на мышей. Но на твоем месте я б не стал делать из этого поспешных
и слишком далеко идущих выводов.
    - Это н-н-н. - Он заикнулся, на этот раз так сильно, что у  него  чуть
было глаза не вылезли из орбит. - Это нннеее...
    - Возможно, возможно, - заверил я,  по-прежнему  улыбаясь  белозубо  и
остроклыко. - Стой там, где стоишь, сведи  активность  до  минимума,  и  я
одарю  тебя  здоровьем.  Parole  d'honneur(32). Ты понял,  что  я  сказал,
двуногий? Единственное, чем тебе разрешается шевелить, это веки и  глазные
яблоки. Позволяю также продолжать осторожно вдыхать и выдыхать.
    - Нннооо...
    - Болтать не позволяю. Замри и молчи, словно  от  этого  зависит  твоя
жизнь. А она, кстати говоря, зависит.
    Он понял. Стоял, потел в тишине, глядел на меня и  интенсивно  мыслил.
Мысли у него были жутко путаные. Не ожидал я таких мыслей у  преподавателя
математики.  В  это  время  Венера  Уайтблэк  делала  свое,  а  воздух  аж
вибрировал от магии ее мурлыканья. Алиса  пошевелилась,  застонала.  Кошка
успокоила ее, положив легко лапку на  лицо.  Чарлз  Лютвидж  Доджсон  -  я
вспомнил, как его зовут, - вздрогнул, увидев это.
    - Спокойно, - сказал я  сверх  ожидания  мягко.  -  Здесь  лечат.  Это
терапия. Наберись терпения.
    Он несколько секунд присматривался ко мне.
    - Ты ммм... ммоя собственная  фантазия,  -  проворчал  он  наконец.  -
Бессмысленно с ттт... тобой разговаривать.
    - Ну прямо-таки мои слова.
    - Это, - он легким движением руки указал на кровать, - и это... ттт...
терапия? Кошачья терапия?
    - Угадал.
    - "Though this be madness, - проговорил он, о чудо, не заикнувшись,  -
yet there is method in't"(33).
    - И это тоже прямо-таки мои слова!
    Мы ждали. Наконец Венера Уайтблэк перестала мурлыкать, легла  на  бок,
зевнула и несколько раз прошлась по шкурке розовым язычком.
    - Пожалуй, конец, - неуверенно проговорила она. - Я вытянула все.  Яд,
болезнь и жар. Было еще что-то в  костном  мозге,  не  знаю  что.  Но  для
верности я и это тоже вытянула.
    - Браво.
    - Ваша милость?
    - Слушаю.
    - Я все еще жива.
    - Не думаешь же ты, - высокомерно улыбнулся я, - что  я  позволю  тебе
умереть?
    Кошка зажмурилась в немой благодарности. Чарлз  Лютвидж  Доджсон,  уже
долгое время беспокойно следивший за нашими действиями, неожиданно  громко
кашлянул.
    - Говори, - благосклонно разрешил я, подняв на него глаза. - Только не
заикайся, пожалуйста.
    - Не знаю, что за ритуал здесь осуществляется, - начал он тихо,  -  но
есть вещи на земле и небе...
    - Переходи к этим вещам.
    - Алиса все еще без сознания.
    Ха! Он был прав. Походило на  то,  что  операция  удалась.  Но  только
лекарям. Medice, cura te ipsum(34), подумал я. Я  не  торопился  говорить,
чувствуя  на  себе  вопросительный  взгляд  кошки  и  неспокойный   взгляд
преподавателя математики. Я просчитывал различные  возможности.  Одной  из
них была: пожать плечами и удалиться. Но я уже слишком крепко  ввязался  в
эту историю и теперь отступать не мог. Бутылка, на которую  я  поспорил  с
Зайцем, конечно, одно дело, но престиж...
    Я усиленно размышлял. Мне помешали.
    Чарлз Лютвидж вдруг подпрыгнул,  а  Венера  Уайтблэк  напружинилась  и
резко подняла голову. На выкрутасах викторианских обоев заплясала быстрая,
юркая тень.
    - Хааа-хааа! - запищала тень, кружась вокруг жирандоля. - А нет  ли  у
котов аппетита на летучих мышей?
    Венера прижала уши, зашипела, выгнула спину, яростно фыркнула. Радэцки
предусмотрительно повис на абажуре.
    - Честер! - закричал он с высоты, расправив одно крыло. -  Арчи  велел
передать, чтобы ты поспешил! Дело скверно!  Les  Coeurs  забрали  девочку!
Поспеши, Честер!
    Я выругался очень грубо, но по-египетски,  так  что  никто  не  понял.
Кинул взгляд на Алису. Она дышала спокойно, на ее  лице  появилось  что-то
вроде румянца. Но, черт побери, она так и не приходила в себя!
    - Она все еще видит сон, - открыл Америку Чарлз Лютвидж Доджсон.  -  И
боюсь, это не ее сон.
    - Я тоже боюсь, -  глянул  я  ему  в  глаза.  -  Но  сейчас  не  время
теоретизировать. Необходимо вырвать ее из горячки прежде, чем дело  примет
необратимый характер. Радэцки! Где с