т, ты  стал  друидом  и  принес
обет чистоты? А может...
    - Перестань токовать. Я устал. Ты не заметил,  что  впервые
за две недели у нас есть крыша над головой и  матрац?  Тебя  не
радует мысль, что под утро нам не накапает на носы?
    - Для меня, - размечтался Лютик, - матрац без девочки -  не
матрац. Он - неполное счастье, а что есть неполное счастье?
    Геральт  глухо  застонал,  как  всегда,  когда  на   Лютика
находила ночная болтливость.
    -  Неполное  счастье,  -  продолжал  Лютик,  вслушиваясь  в
собственный голос, - это как...  как  прерванный  поцелуй.  Что
скрипишь зубами, позволь спросить?
    - До чего  ж  ты  нуден,  Лютик.  Ничего,  только  матрацы,
девочки,  попки,  сиськи,  неполное  счастье   и   поцелуйчики,
прерванные  собаками,  которых  науськивают  на  тебя  родители
невест. Что ж,  видно,  иначе  ты  не  можешь.  Видимо,  только
фривольность - чтобы не сказать неразборчивый блуд -  позволяет
вам слагать баллады, писать стихи и петь. Видимо, это - запиши!
- темная сторона таланта.
    Он сказал слишком много и  недостаточно  холодно.  И  Лютик
запросто и безошибочно раскусил его.
    - Так, - сказал он  спокойно.  -  Эсси  Давен  по  прозвищу
Глазок. Прелестный глазок  Глазка  остановился  на  ведьмаке  и
вызвал  в  душе  ведьмака  смятение.  Ведьмак  повел  себя   по
отношению к Глазку, как жак перед  принцессой.  И  вместо  того
чтобы винить себя, винит ее и ищет в ней темные стороны.
    - Глупости, Лютик.
    - Нет, дорогой мой. Эсси произвела на тебя впечатление,  не
скрывай. Впрочем, не  вижу  ничего  безнравственного.  Но  будь
осторожен, не ошибись. Она не такая, как ты думаешь. Если у  ее
таланта и есть темные стороны, то наверняка не такие, какие  ты
себе вообразил.
    - Догадываюсь, - сказал ведьмак, совладав с голосом,  -  ты
знаешь ее очень хорошо.
    - Достаточно хорошо. Но не так, как думаешь ты. Не так.
    - Довольно оригинально для тебя, согласись.
    - Глупый ты.  -  Бард  потянулся,  подложил  обе  руки  под
голову. - Я знаю Куколку почти с детства. Она для меня... ну...
как младшая сестра. Повторяю,  не  ошибись,  не  сглупи...  Тем
самым ты доставишь ей огромную неприятность  потому  что  и  ты
произвел на нее впечатление. Признайся ты хочешь ее?
    - Даже если и так,  то,  в  противоположность  тебе,  я  не
привык это обсуждать, - отрезал Геральт. - И сочинять  об  этом
песенки. Благодарю за то, что ты  о  ней  сказал.  Быть  может,
действительно  спас  меня  от  глупой  ошибки.  И  конец.  Тема
исчерпана.
    Лютик некоторое время лежал неподвижно и молчал, но Геральт
знал его слишком хорошо.
    - Знаю, - сказал поэт.
    - Ни хрена ты не знаешь, Лютик.
    - Знаешь, в чем проблема, Геральт? Тебе кажется,  будто  ты
иной. Ты носишься со своей "инностью", с тем, что принимаешь за
ненормальность.   Ты   со   своей    "ненормальностью"    нагло
навязываешься всем, не  понимая,  что  для  большинства  трезво
мыслящих людей ты самый нормальнейший в мире человек,  и  дайте
боги, чтобы все были такими нормальными. У тебя  более  быстрая
реакция, вертикальные зрачки? Ты видишь в темноте,  как  кошка?
Разбираешься в чарах? Тоже мне, великое дело! Я,  дорогой  мой,
когда-то знал трактирщика, который ухитрялся в  течение  десяти
минут непрерывно пускать ветры, да так, что они складывались  в
мелодию псалма: "О прииди, прииди, утренняя заря".  И  все  же,
несмотря на необычный, как там ни  говори,  талант,  трактирщик
был самым нормальным среди нормальных, была у него жена, дети и
бабки, разбитая параличом...
    - Что тут общего с Эсси Давен? Ты можешь объяснить?
    - Само собой. Тебе безо всяких оснований почудилось,  якобы
Глазок  заинтересовалась  тобой   из   нездорового,   прямотаки
извращенного  любопытства,  что  она  глядит  на  тебя  как  на
диковинку, двухголового теленка либо саламандру в  зверинце.  И
ты тут же надулся, как индюк,  дал  ей  при  первой  же  оказии
неприличный, незаслуженный реприманд, хотя, видят  боги,  я  не
знаю,  что  это  означает,  возвратил  удар,  которого  она  не
нанесла. Я был тому свидетелем. Как дальше развивались события,
я  уже  не  видел,  но  заметил  ваше  бегство  из  залы  и  ее
порозовевшие ланиты, когда ты вернулся. Да, Геральт. Я  пытаюсь
предостеречь тебя от ошибки, а ты ее  уже  совершил.  Ты  хотел
отыграться  на  ней   за   нездоровое,   по   твоим   понятиям,
любопытство. Решил этим любопытством воспользоваться.
    - Повторяю, ты несешь чепуху.
    - Решил попробовать, - невозмутимо продолжал бард, -  а  не
удастся ли уволочь  ее  на  сенник,  узнать,  не  будет  ли  ей
интересно заняться любовью с чудаком, перевертышем-ведьмаком. К
счастью, Эсси оказалась умнее и благородно  смилостивилась  над
твоей глупостью, поняв ее  причину.  Я  делаю  такой  вывод  на
основании того, что  ты  вернулся  с  террасы  не  с  распухшей
физиономией.
    - Ты кончил?
    - Кончил.
    - Ну тогда спокойной ночи.
    - Знаю, отчего ты злишься и скрипишь зубами.
    - Еще бы. Ты ведь знаешь все.
    - Знаю, кто тебя так переиначил, кому ты обязан тем, что не
можешь понять нормальной женщины. Ну и влезла же тебе в печенку
твоя Йеннифэр, провалиться мне на этом месте, если  я  понимаю,
что ты в ней нашел.
    - Прекрати, Лютик.
    - А в натуре-то, ты предпочитаешь нормальную девушку, такую
как Эсси. Что ты нашел в чародейке такого,  чего  нет  у  Эсси?
Разве что возраст? Глазок, может, не самая юная, но ей  столько
лет,  на  сколько  она  выглядит.  А  знаешь,  в  чем  когда-то
призналась мне Йеннифэр после нескольких бокалов? Ха-ха...  Она
сказала, что впервые делала это с мужчиной тика  в  тику  через
год после того, как изобрели двухлемешный плуг.
    - Лжешь, Йеннифэр не переносит тебя, как  моровую  язву,  и
никогда бы не раскрылась.
    - Ладно, соврал я, признаюсь.
    - Незачем. Я тебя знаю.
    - Тебе только кажется, будто знаешь. Не забывай - я  натура
сложная.
    - Лютик, - вздохнул ведьмак,  действительно  чувствуя,  как
слипаются глаза. - Ты циник, свинтус, бабник и лжец. И  ничего,
поверь, ничего сложного в тебе нет. Спокойной ночи.
    - Спокойной.

     5

    - А ты рано встаешь, Эсси.
    Поэтесса улыбнулась,  придерживая  развевающиеся  на  ветру
волосы. Осторожно вошла на мол, обходя дыры и прогнившие доски.
    - Я не  могла  упустить  возможность  увидеть  ведьмака  за
работой. Снова будешь утверждать, якобы я слишком любопытна? Ну
что ж, не скрываю, и верно, очень любопытна. Как дела?
    - Какие дела?
    - Ах, Геральт.  Ты  недооцениваешь  моей  любознательности,
моего таланта улавливать и интерпретировать услышанное.  Я  уже
все знаю о несчастье с ловцами жемчуга, знаю подробности твоего
уговора с Агловалем, знаю, что ищешь моряка, который согласится
поплыть туда, к Драконьим Клыкам. Ну и как, нашел?
    Геральт некоторое время внимательно глядел  на  нее,  потом
вдруг решился.
    - Нет. Не нашел. Ни одного.
    - Боятся?
    - Боятся.
    - Как же ты думаешь заняться разведкой, не  выйдя  в  море?
Как, не имея возможности  отплыть,  хочешь  схватить  за  шкуру
чудовище, которое убило ловцов?
    Он взял ее за руку и свел с помоста. Они  шли  медленно  по
берегу моря, по каменистому пляжу, вдоль выволоченных на  берег
баркасов,  меж  рядов  сетей,  развешенных   на   шестах,   меж
покачивающихся на ветру занавесей  из  вялящихся  рыб.  Геральт
неожиданно  обнаружил,  что  общество  поэтессы  ему  вовсе  не
мешает, что она не утомительна и не нахальна.  Кроме  того,  он
надеялся, что спокойная и  деловая  беседа  сотрет  последствия
того глупого поцелуя на террасе. Тот факт, что Эсси  пришла  на
мол, позволял надеяться, что она на него не  в  обиде.  Он  был
этому рад.
    - Схватить за шкуру чудовище, - проворчал он,  повторяя  ее
слова. - Если б еще ведать как. Я очень  мало  знаю  о  морских
страховидлах.
    - Интересно. Насколько мне известно, в море чудовищ гораздо
больше, чем на суше. Как по количеству, так и по  разнообразию.
Казалось бы, море должно быть неплохим полем  деятельности  для
ведьмака.
    - Однако - нет.
    - Почему?
    - Наступление людей на море, - он отвернулся, откашлялся, -
началось недавно. Ведьмаки  были  нужны  раньше,  на  суше,  на
первом этапе колонизации. Мы не годимся для войны с существами,
обитающими в море,  хотя,  верно,  в  нем  полным-полно  всякой
агрессивной   нечисти.   Но   наших   ведьмачьих   способностей
недостаточно в борьбе против морских чудищ.  Эти  существа  для
нас либо чересчур велики, слишком хорошо защищены броней,  либо
очень уж уверенно  чувствуют  себя  в  своей  стихии.  А  то  и
одновременно все, вместе взятое.
    - А чудовище, которое убило ловцов? Не  догадываешься,  что
это было?
    - Может, кракен?
    - Нет. Кракен разбил бы лодку, а лодка осталась  целой.  И,
говорят, полна крови. - Глазок сглотнула и заметно  побледнела.
- Не думай, что я умничаю. Я выросла у моря, кое-что видела.
    - Так что  это  могло  быть?  Гигантский  кальмар?  Он  мог
стащить людей с палубы...
    - Тогда не было бы крови. Это не кальмар,  не  касатка,  не
дракопаха. Ведь они не разбили, не перевернули лодку. Это вошло
на палубу и там учинило резню. Возможно, ты ошибаешься,  ища  в
море?
    Ведьмак задумался.
    - Ты начинаешь меня удивлять, Эсси, - сказал  он.  Поэтесса
покраснела. -  Не  исключено:  это  могло  напасть  с  воздуха.
Какие-нибудь   дракоптица,   гриф,   выворотень,   летюга   или
вилохвост. Может, даже рух...
    - Прости, - прервала его Эсси. - Гляди, кто идет?
    По берегу приближался Агловаль,  один,  в  сильно  намокшей
одежде. Он был  заметно  зол,  а  увидев  их,  стал  прямо-таки
пунцовым от ярости.
    Эсси сделала книксен,  Геральт  наклонил  голову,  приложил
руку к груди.
    - Я торчу на камнях три часа кряду,  почти  с  рассвета,  -
сплюнул Агловаль. - А она даже не показалась. Три  часа,  дурак
дураком, на камнях, которые заливают волны. В мокрых штанах.
    - Сожалею, - буркнул ведьмак.
    - Ты сожалеешь? - взорвался князь. -  Сожалеешь!  Это  твоя
вина. Ты провалил все. Все испоганил!
    - Что именно? Я был всего лишь переводчиком...
    - К черту, - живо прервал Агловаль,  поворачиваясь  к  нему
боком. Профиль у него был воистину королевский, хоть на монетах
чекань.  -  Зачем   только   я   тебя   нанимал!   Это   звучит
парадоксально, но, пока не было переводчика, мы лучше  понимали
друг друга, я и Шъееназ, если ты знаешь, о чем я.  А  теперь...
Слышал, что болтают в городе? Шушукаются по углам:  мол,  ловцы
погибли потому, что я разозлил сирену. Дескать, это ее месть.
    - Ерунда, - холодно бросил ведьмак.
    - А если не ерунда? - проворчал князь. - Откуда мне  знать,
что ты ей тогда  наплел?  И  на  что  она  способна?  С  какими
чудищами якшается там, в глубине? Докажи, что все  это  ерунда.
Принеси мне голову чудовища, которое убило  ловцов.  Берись  за
работу, вместо того чтобы флиртовать на пляже.
    - За работу? - поинтересовался ведьмак. - Как? Выйти в море
верхом  на  бочке?  Твой  Зелест  угрожал  матросам  пытками  и
шибеницей, и все равно никто  не  хочет.  Сам  Зелест  тоже  не
намерен. Тогда как...
    - Какое мне дело как? - прервал Агловаль.  -  Твоя  забота!
Для чего нужны ведьмаки, если не  для  того,  чтобы  порядочные
люди не ломали себе голову, решая, как освободиться от чудовищ?
Я нанял тебя и требую, чтобы ты свою работу  выполнил.  А  нет,
так выматывайся, иначе погоню  кнутами  до  самых  границ  моих
владений!
    -  Успокойтесь,  высокородный  князь,  -  тихо  проговорила
Глазок, но ее бледность и дрожь в руках выдавали возбуждение. -
И не надо угрожать Геральту, убедительно прошу.  К  счастью,  у
нас с Лютиком есть друзья. К примеру, король Этайн из  Цидариса
очень любит нас и наши баллады.  Король  Этайн  -  просвещенный
монарх и всегда говорит, что наши баллады - не просто бравурная
мелодия и рифмы, но и способ передачи сведений  и  знаний,  что
это хроника человечества. Вам очень хочется, благородный князь,
попасть в хронику человечества? Могу помочь.
    Агловаль  несколько  секунд   глядел   на   нее   холодным,
пренебрежительным взглядом.
    - У погибших ловцов были жены и дети, - сказал  он  наконец
гораздо тише и спокойней. - Оставшиеся  в  живых,  когда  голод
заглянет им  в  горшки,  быстро  выйдут  в  море  снова.  Ловцы
жемчуга, губок,  устриц  и  омаров,  рыбаки.  Все.  Сейчас  они
боятся, но голод победит страх. Они выйдут в море. Но  вернутся
ли? Как считаешь, Геральт? Мазель Давен? Интересно б  послушать
вашу балладу, которую вы об этом сложите. Балладу  о  ведьмаке,
бездеятельно стоящем на берегу  и  взирающем  на  окровавленные
палубы лодок, на плачущих детей.
    Эсси побледнела  еще  больше,  но  гордо  вскинула  голову,
дунула на прядь и уже собиралась ответить,  но  Геральт  быстро
схватил ее за  руку  и  сжал,  предупреждая  готовые  вырваться
слова.
    - Довольно, - сказал он. - Во всем этом  потопе  слов  было
только одно, по-настоящему стоящее. Ты нанял меня, Агловаль.  Я
согласился и выполню задание, если оно вообще выполнимо.
    - Рассчитываю  на  это,  -  коротко  ответил  князь.  -  До
встречи. Мой поклон, мазель Давен.
    Эсси не присела, только кивнула. Агловаль  подтянул  мокрые
брюки и пошел к порту, покачиваясь  на  камнях.  Только  теперь
Геральт заметил, что все еще держит поэтессу за руку, а та и не
пытается  вырвать  ее.  Он  разжал  пальцы.   Эсси,   понемногу
успокаиваясь, повернулась к нему лицом. Румянец возбуждения уже
сошел.
    -  Тебя  легко  заставить.  Достаточно  нескольких  слов  о
женщинах и детях. А сколько говорят, какие  бесчувственные  вы,
ведьмаки.  Послушай,  Агловалю  наплевать  на  женщин,   детей,
стариков. Он хочет, чтобы возобновили ловлю жемчуга, потому что
каждый день, когда его не приносят, он терпят убытки.  Он  тебя
дурачит голодными детьми, а ты готов тут же рисковать жизнью...
    - Эсси, - прервал ведьмак. - Я - ведьмак. Моя  профессия  -
рисковать жизнью. Дети тут совершенно ни при чем.
    - Меня не обманешь.
    - Откуда ты взяла, что собираюсь?
    -  А  оттуда,  что   если   б   ты   был   таким   холодным
профессионалом, каким хочешь казаться, то попытался  бы  набить
цену. А ты словом не обмолвился о плате. Ну хорошо, довольно об
этом. Возвращаемся?
    - Пройдемся еще.
    - С удовольствием. Геральт?
    - Слушаю.
    - Я ведь говорила,  что  выросла  у  моря.  Умею  управлять
лодкой и...
    - Выкинь из головы.
    - Почему?
    - Выкинь, и все тут, - повторил он резко.
    - Ты мог бы... сформулировать это повежливее.
    - Мог бы. Но ты бы решила... черт знает, что бы ты  решила.
А я - бесчувственный ведьмак и холодный профессионал. Я  рискую
собственной жизнью. Чужой - нет.
    Эсси замолчала.  Он  видел,  как  она  стиснула  губы,  как
мотнула головой. Порыв ветра  снова  растрепал  ей  волосы,  на
мгновение прикрыл лицо путаницей золотых нитей.
    - Я просто хотела тебе помочь, - сказала она.
    - Знаю. Благодарю.
    - Геральт?
    - Слушаю.
    - А если в слухах,  о  которых  упоминал  Агловаль,  что-то
есть? Ты  же  знаешь,  сирены  не  везде  и  не  всегда  бывают
доброжелательными. Известны случаи...
    - Не верю.
    - Водороски, - задумавшись, продолжала Глазок,  -  нереиды,
тритоны, морские нимфы. Кто  знает,  на  что  они  способны.  А
Шъееназ... У нее есть причины...
    - Не верю, - прервал он.
    - Не веришь или не желаешь поверить?
    Он не ответил.
    - И ты хочешь, чтобы тебя считали холодным  профессионалом?
- спросила она, странно  улыбнувшись.  -  Тем,  кто  думает  не
головой, а острием меча? Если  хочешь,  я  скажу,  каков  ты  в
действительности.
    - Я знаю, какой я в действительности.
    - Ты впечатлительный, чуткий,  -  сказала  она  тихо.  -  В
глубине души  ты  полон  тревоги.  Меня  не  обманешь  каменной
физиономией и холодным голосом. Ты - впечатлительный, и  именно
впечатлительность заставляет  тебя  бояться,  а  вдруг  да  то,
против чего ты собираешься выступить с мечом в  руке,  окажется
правым, получит моральный перевес...
    - Нет, Эсси, - медленно проговорил он. - Не ищи во мне  тем
для трогательных баллад  о  ведьмаке,  разрываемом  внутренними
противоречиями. Возможно, я и хотел  бы,  чтобы  было  так,  но
этого нет. Мои моральные дилеммы разрешают  за  меня  кодекс  и
воспитание.
    - Не говори так! - воскликнула она. - Я не понимаю,  почему
ты стараешься...
    -  Эсси,  -  снова  прервал  он.  -  Попробуй  понять  меня
правильно. Я не странствующий рыцарь.
    - Но и не холодный, бездумный убийца.
    -  Верно,  -  спокойно  согласился  он.  -  Не  холодный  и
бездумный,   хотя   многие   считают   иначе.   Но    не    моя
впечатлительность  и  свойства  характера  возвышают  меня,   а
надменная и грубая гордость специалиста,  убежденного  в  своей
значимости. Профессионала, в которого вколотили, что законы его
профессии и холодная рутина важнее эмоций, что они предохраняют
его от ошибок, которые можно  совершить,  ежели  заплутаться  в
дилеммах Добра и Зла, Порядка и Хаоса. Не я эмоционален, а  ты.
Впрочем,  того  требует  твоя   профессия,   правда?   Это   ты
забеспокоилась, подумав,  что  симпатичная  на  первый  взгляд,
отвергнутая  сирена  напала  на  ловцов  жемчуга   в   приступе
отчаянной  мести.  Ты  сразу  начинаешь   искать   для   сирены
оправдания, смягчающие обстоятельства, вздрагиваешь при  мысли,
что ведьмак,  которому  заплатил  князь,  прикончит  прелестную
сирену только за то, что та  осмелилась  поддаться  эмоциям.  А
ведьмак, Эсси, свободен от таких дилемм. И от эмоций. Даже если
окажется, что виновата сирена, ведьмак нс убьет ее, потому  что
это запрещает кодекс. Кодекс решает дилемму за ведьмака.
    Глазок взглянула на него, быстро подняв голову.
    - Любую дилемму?
    "Она знает про Йеннифэр, - подумал он. - Знает. Эх,  Лютик,
Лютик, стервозный ты сплетник..."
    Они глядели друг на друга.
    "Что скрывается в твоих синих  глазах,  Эсси?  Любопытство?
Увлеченность  моим  отличием?  Каковы  темные  стороны   твоего
таланта, Глазок?"
    - Прости, -  сказала  она.  -  Глупый  вопрос.  И  наивный.
Говорящий о том, что я вроде бы поверила тому, что  ты  сказал.
Возвращаемся.  Ветер  пронизывает  до   костей.   Смотри,   как
колышется море.
    - Вижу. Знаешь, Эсси, это интересно...
    - Что - интересно?
    - Голову дам на отсечение, что камень, на котором  Агловаль
встречается с сиреной, был ближе к берегу и крупнее.  А  сейчас
его не видно.
    - Прилив, - коротко сказала Эсси. - Скоро вода  дойдет  вон
туда, под обрыв.
    - Даже туда?
    - Да. Вода здесь поднимается и опускается сильнее локтей на
десять, потому что тут, в теснине и устье реки,  возникает  так
называемое приливное эхо, или как там его именуют моряки.
    Геральт глядел на мыс, на Драконьи  Клыки,  вгрызающиеся  в
гудящий, вспененный прибой.
    - Эсси, а когда отлив начнется?
    - Что?
    - Как далеко отступит море?
    - А что? Ах, поняла. Да, ты прав.  Оно  отступит  до  линии
шельфа.
    - Линии чего?
    - Ну как бы полки,  образующей  дно,  плоского  мелководья,
резко обрывающегося на границе глубины.
    - А Драконьи Клыки?
    - Они точно на краю.
    - И до них можно будет дойти посуху? Сколько времени  будет
в моем распоряжения?
    -  Не  знаю,  -  поморщилась  Глазок.  -  Надо  расспросить
местных. Но не думаю, Геральт, что это удачная мысль. Посмотри,
между сушей и Клыками камки, весь берег изрезан  заливчиками  и
небольшими  фиордами.  Когда  начнется  отлив,  там  образуются
ущелья, котлы, заполненные водой. Не знаю...
    Со стороны моря, от едва видимых  скал,  донесся  плеск.  И
громкий певучий окрик.
    - Белоголовый! - кричала сирена, грациозно  перескакивая  с
гребня одной волны на другую и молотя по воде быстрыми изящными
ударами хвоста.
    - Шъееназ!