онимал значения этих слов: ?казнить, казнят, казнь?. Но само их звучание настораживало и несло в себе что-то холодное и колючее на ощупь.
     - Насчет себя я не уверен, а вот насчет тебя, громила, извини... Местный властитель никогда не забывает тех, кто критикует его в Сенате, редко прощает тех, кто посмел оскорбить его, а уж о тех, кто посмел... ну, в общем, то, что сделал вчера ты! Это, знаешь ли...
     - А что я такого сделал?
     - А это, сын мой, тебе объяснят на Небесах. - Мы и не заметили, как в камеру вошел монах в сопровождении пятерых стражников. - Или в преисподней. Впрочем, как посмотрит на тебя начальство.
     - Вы имеете в виду Бога? - влез Дож - Дырявый Мешок.
     - Да, гном, именно его я и имел в виду. Кстати, так как мы не нашли гномьего священника, тебе придется исповедоваться мне, - благодушно промолвил монах.
     - Надо же, какая честь! - пробурчал Дож.
     - А что делать, - блаженно пособолезновал священник, - наш правитель, храни его Господи, трепетно относится к вопросам религии и вероисповедания своих граждан, кем бы они ни являлись. Впрочем, к вопросам морали, нравственности и этики он относится не менее трепетно, - скосил он взгляд в мою сторону.
     - Нет, господа люди! Я могу понять все, кроме этого! - взвился гном. - Меня-то, меня-то за что?! Мой проступок не столь тяжек, чтобы за него ложиться на плаху.
     - Сын мой... - начал было монах.
     - Я не ваш сын, ПАПА!!! Я сын своего народа! Слышишь, ты, переросток в сутане!!! - взорвался гном.
     - Это уже мелочи, - сдержанно проговорил священник, - все мы дети Господа нашего, ибо созданы Им по воле Его.
     - Ты еще скажи по образу и подобию Его! - хлопнул себя по брюху гном. - По воле родителей моих, идиот! Или уж на худой конец по воле богов Небесной Горы! То есть наших богов. И раз уж ваш губернатор-маразматик так трясется над религией, так пусть предоставит мне счастье говорить с нашим священником.
     - Я полностью согласен с тобой, малыш, - священник соболезнующее улыбнулся, - но обстоятельства таковы, что у нас, то есть у Владыки, просто нет времени на поиски.
     Я стоял как истукан, медленно, но верно переваривая их перепалку. Начну с того, что я тупо не понимал, чего так бесится гном по поводу священнослужителя ?из своих?. Насколько я помню, у гномов просто не было обряда исповеди или отпущения грехов. Жрецы у них, конечно, есть, кто об этом спорит. Но, как мне объясняли, со своим народом они как-то напрямую и не общались, а тихо и мирно молились за своих мертвых и живых оптом, так как проследить за всей этой кочующей по свету огромной толпой просто невозможно, тем более определить, кто еще жив, а кто уже нет. И уж не все ли равно самому гному, казнят его с отпущенными грехами или с ними в нагрузку, ведь у них там нет ни гномьего рая, ни ада, а просто одна большая пещера, где пиво рекой, а столы ломятся от обилия еды. И уж там точно всем все равно, насколько тяжки были при жизни твои грехи. Главное - сколько раз ты успел нагрешить и чтобы рассказ об этом был интересен собутыльникам.
     Скорей всего, гном просто тянул время. Хотя и непонятно зачем... Как мне думалось, виной всему было то, что славилось как ?гномья упрямость?.
     В этот мир меня вернул рык гнома:
     - Так в чем же я виноват - объясните мне!
     Судя по ухмыляющимся, еле сдерживающим смех рожам стражников, я пропустил массу интересного. Прав был старина Вили, говоря, что ?если тролль задумался, то добром это не кончится?.
     - Понимаешь ли, гном, ты прав в том, что твой проступок не столь велик, чтобы за него умереть. Просто, дружок, - священник опять соболезнующее улыбнулся, - ты оказался не в том месте и не в то время. Если хочешь, я даже принесу тебе извинения... Надеюсь... - он сделал паузу, - тебе будет легче?
     Дож - Дырявый Мешок закатил глаза и завернул по-эльфийски что-то насчет вороньих глаз и невыплаченных долгов. Стражник, приставив к его затылку самострел, потянул гнома наружу.
     - Пусти меня, ты, жертва случайной неосторожности! Потомок Великого Кроила может идти и без твоей помощи. Пусти, говорю, по-хорошему! Сам дойду!
     - Ну, а когда мы наконец-то избавились от этого недомерка, сын мой, - как-то нехорошо улыбнулся монах, я бы сказал, даже хищно улыбнулся, - настала твоя очередь.
     - Что, - встрепенулся я, - куда-то надо идти?
     - О нет. Пока еще нет, - монах доверительно взял меня под руку, - сначала тебе надо исповедоваться.
     - Думаете, стоит?
     - Уверен, сын мой! Абсолютно уверен. - Монах махнул рукой остаткам стражи, и та вышмыгнула за дверь. - Итак, каешься ли ты в грехах своих?
     - А в каких именно?..
     - Неужели их так много, сын мой?
     - Ну, смотря что называть этим словом...
     По-моему, преподобный Хари (так звали священника) начал косеть, когда я закончил рассказывать о том, как накануне Праздника Зимнего Равноденствия спер у мамули пирожки с начинкой из крольчатины с брусникой. Не торопясь, как подобает настоящему троллю, со всеми подробностями я каялся второй или, может быть, даже третий час.
     К этому времени монах, облюбовав кучу соломы, на которой я провел ночь, страдальчески подвел глаза к небу и, судя по усердно шевелящимся губам, воздавал Небесам молитву за мои проступки, прося их простить меня. Я прекрасно его понимаю, ведь то, что вытворялось мною в детстве, ни в какие рамки не лезло в образ приличного тролля, каким себя я, собственно говоря, считал и по сей день считаю.
     Только спустя еще один час, когда лицо священника из ярко-пунцового стало совсем уж багрового оттенка, я неожиданно для себя приметил, что моя... нижняя часть спины разлеглась прямо на копытах церковника. Наверное, это случилось, когда ему стало нехорошо после моего наиподробнейшего рассказа о невинной забаве нашей детворы (ну, когда я еще входил в число этой самой детворы) на Празднике Весны.
     Видимо, когда преподобный Хари уселся на ту самую кучу, крестясь и поминая всех святых через слово, я решил, что стоять, в самом деле, не стоит, и уселся рядом. К сожалению, не приметив при этом, что прижал к полу пару чужих конечностей.
     Извиняясь и чистосердечно прижимая руки к груди, я вскочил, давая священнослужителю отдышаться.
     Сначала он лег на живот... затем стал на четвереньки... затем, даже как-то неприлично, издавая нечленораздельные звуки, попытался встать... затем, отмахиваясь от кого-то или от чего-то головой, начал уж совсем непристойно пыхтеть и шипеть.
     Полный сострадания к ближнему, я как можно осторожнее приблизился к нему:
     - Мож, надо чего?
     В ответ - утвердительный кивок.
     - А чего надо-то?
     - С-с-с-сс...
     - Ой, я даже и не знаю... - почесал я репу. - Нет, мне в принципе не зазорно. ?Интересно, я правильно употребил данное слово??. Но вы ведь не дитя малое, чтобы справлять нужду со сторонней помощью. Но уж если вы так хотите... - Я пододвинулся к нему.
     Из последних сил преподобный сиганул от меня, как гном от дракона.
     - Уб-б-бери руки, м-м-му...
     Видимо, у него совсем помутилось в голове, потому как дальше он просто зарылся носом в солому.
     - Что, что-то не так? Ну, а чего тогда надо? В ответ тишина, перемешанная с шуршанием высохшей травы.
     - Мож, позвать кого, а?
     Преподобный яростно закивал, не обращая внимания на то, что его башка находилась в опасной близости от каменного пола.
     - А кого?
     - С-с-с-сс...
     - Ну вот, опять! Нет, ну вы можете нормально говорить или нет?!
     - С-с-с-стрр-р-рррр...
     - Послушайте, уважаемый, если вы желаете говорить по-звериному, то есть по-лесному, надо быть или эльфом, или зверем. И если первым вам не суждено быть от рождения, то вторым надо становиться постепенно, глоток за глотком, кружка за кружкой. Я так понимаю, что надо сбегать за вином? Вы, собственно говоря, какое предпочитаете? Или, как говорил один знатный лорд, ?все равно какое, лишь бы много??
     - С-с-тр-а-а-жу по-зо-вии... ид-д-д-иот!..
     - А, стражу! - Наконец до меня дошло его шепелявое бормотание. - Да за-ради бога. Щас!
     Раз Хари-преподобный так просит, почему бы и нет. Дверь камеры не заперта (и как я раньше не заметил!), стражу так стражу...
     Следующий шаг был для меня последним в этой жизни... спокойной, тихой жизни... Начиналась новая, полная забот, тревог и волнений. И больших удивлений... Все началось с того, что я увидел.
     Там, в коридоре, прямо на голом полу, сидел гном по имени Дож - Дырявый Мешок. Чем он занимался? Рубился со стражниками в карты. И, по-моему, очень успешно, так как у парней остались только исподние рубахи, а кольчуги, оружие, не говоря уже о такой мелочи, как кошельки с деньгами, скромно лежали рядом с гномом.
     - А, Лукка, друг мой! - радостно отвлекся гном от игры. - Не желаешь присоединиться? Тут парни так классно играют! Присоединяйся, дружище, тебе понравится!
     - Да нет... - Я немного растерялся. - Я тут по другому делу... Там, это, стражу зовут...
     - Давно? - ехидно уточнил Дож.
     - Минут пять... Стражники переглянулись:
     - Это, как его, это... ну, в общем, гном, дело такое - служба, понимаешь...
     - Чего-чего? - не понял Дож.
     - Служба, говорю тебе, гном... Идти надо... Карлик аж подлетел:
     - Нет, парни, я что-то не понял!!! - С губ карлика слетала пена праведного гнева. - Нет! Боги, вы послушайте, что шепчут эти досточтимые гархэз  своего рода!
     Служивые выстроились в шеренгу и, вытянувшись, едва дыша, внимали каждому слову гнома.
     - Я трачу последние дыхания своей ни за что загубленной жизни на этих, этих... - Гном еле дышал, его глаза пылали багровым. - На вас еще куча тряпья, а вы хотите улизнуть при первом же ничтожном поводе!!! Пусть я прожил недостаточно праведно и на моей душе грехов больше, чем самоцветов в Голубой Горе, но, Отродье  вас всех побери, я хочу уйти из этой жизни красиво и так, чтобы меня запомнили надолго. И поверьте, ваши голые задницы рядом со мной, гордо идущим на смерть, запомнят надолго!..
     Во время всего этого выступления Дож - Дырявый Мешок прыгал, как та собака, мучимая тучей взбесившихся блох. Наверно, все то, что хотел сказать гном, просто никак не выговаривалось словами. Надо было видеть, как он размахивал руками, выражая то, что не смог выговорить! Глядя на это беснование, служивые бледнели, краснели и готовились к худшему, кажется совсем потеряв голову от происходящего. К жизни нас вернул клочок бумаги, бабочкой выпорхнувший у всех на глазах из рукава гнома. Дож замкнул пасть и вместе с остальными проводил взглядом карту до пола. Говорят, что такая тишина бывает только в могиле. Не знаю, не бывал... Но по лицам стражников понял, сейчас буду... в качестве свидетеля.
     - Нет, парни, раз надо, так надо. - Карлик сделал шаг назад. - Что я - не человек, что ли?
     Я удивленно вытаращился на Дожа. Он продолжал пятиться.
     - Я все понимаю: надо - значит, надо. Служба - она ведь не ждет, она, так сказать, зовет, вот... Ну а если вас зовут, тем более такой человек, как преподобный Хари, вы, мужики, поспешите. А то всякое бывает, мож, ему плохо совсем там, помощь какая нужна. Вы себе идите, а я здесь постою, посторожу мою... - Старшина потянулся за проигранным копьем. - Я хотел сказать, нашу... - Стража дружно сделала шаг вперед. - ВАШУ!!! одежду...
     Всю дорогу к площади гном отчаянно отплевывался кровью и, прихрамывая, тихо ругался.
     - Дож, а за что тебя схватили? - почему-то захотелось спросить.
     Дырявый Мешок пальцем попробовал шатающийся зуб и, снова сплюнув красным, нехотя процедил:
     - За жестикуляцию...
     Я уважительно взглянул на карлика:
     - Это очень тяжко?
     - В смысле? - повернул голову Дож.
     - Ну, если честно, то ни я и, больше чем уверен, никто из наших о таком проступке даже и не слышал.
     Опасный преступник, невнятно помянув всех святых и не очень, удостоил начинающего урку поучающим ответом:
     - Смотря сколько на кону и...
     - И?.. - начал постигать я секреты совершенного преступления.
     - ...И какая карта у тебя на руках, - с глубокой печалью вздохнул гном.
     Оставшуюся часть пути мы шагали молча, каждый думая о своем.
     Рыночная площадь встретила нас радостным гулом, огромным помостом, увенчанным двумя виселицами, и разношерстной толпой. Кого здесь только не было! Людей я не считаю, они здесь составляли общую массу, на фоне которой особо ярко выделялись пяток-другой соплеменников Дожа - Дырявого Мешка; парочка вечно подозрительных орков, нервно сжимающих рукоятки мечей за поясом; десятка два мелких гоблинов, шарящих радостными взорами по нам, обреченным, заодно не забывая проверять и карманы высокорослых разинь. Был там и разный другой народец, о котором я знал только по картинкам. Больше всего мое внимание привлекла одна парочка - здоровенный, с хорошего лося, седой кентавр и восточный эльф. Как я уже сказал, кентавр был просто огромным экземпляром, да к тому же совершенно седым. Хотя, как подсказывала мне интуиция, копыта человеколошади могли пронести свою тушу много миль без всякой остановки на отдых, а мускулистые руки в рукопашной могли бы оставить немало отметин на память о незабываемой встрече. Про эльфа можно было сказать только одно: эльф он и в пустыне эльф. Высокий, волосы длинные и белые. Не седые, а именно белые, что и отличает восточных эльфов от остальных собратьев. Уши заостренные, смазливое такое лицо. Недаром по земле начало шастать новое, пока немногочисленное племя полукровок. Кое-кто в больших городах даже стал поговаривать о всемирном эльфийском заговоре, упирая на найденные скрижали мудрецов горы Син. По моему разумению, все это чушь, хотя бы потому, что прочитать то, что там нацарапано, не смогли, а саму эту глину никто и в глаза не видел. Я так думаю, что просто млеют девки при виде высоких и светлых, а у них самих, у эльфов то есть, нутро не из камня.
     Осмотр окрестностей и ход размышлений прервал хороший пинок в бок. Как видно, гном уже потерял всякое терпение в надежде добиться моего внимания и перешел к более радикальным методам, а именно начал лупить меня своими кулачками в бочину.
     - Лукка, отца твоего за ногу! Ты меня слышишь или ты уже переправился в другой мир?!
     - А, что?.. Прости, Дож, задумался.
     - О боги, он все-таки иногда думает! Парень, признайся, ты наконец задумался о побеге! Скажи, что это так, пролей бальзам.
     - У меня с собой ничего нет... Гном покраснел и, похоже, даже задымился, но все же тихо и кротко произнес:
     - Лукка, друг мой, конечно, прости меня, старого, великодушно, но не смог бы ты мне, ничтожному, - Дырявый Мешок вдруг сорвался на крик, - разъяснить, что сейчас здесь будет происходить, тупая твоя башка!!!
     Я удивленно посмотрел на гнома.
     - Честно говоря, не знаю. Но мне кажется, что весь этот народ собрался просто посмотреть на нас. Так сказать, полюбоваться нами... И я их за это не осуждаю, - гордо выпятил я грудь, - здесь есть на что посмотреть.
     - Ты так думаешь?
     - Ну, я не совсем в этом уверен. Папаша говорил мне, что обитатели больших городов имеют довольно, странные, порой просто необъяснимые повадки, в смысле привычки. И не дело порядочному троллю обсуждать, а тем более осуждать их.
     - Хорошо, - фыркнул гном, - даже если это и так, как ты говоришь, то неужели тебе не претит, что весь этот разношерстный сброд будет смотреть на тебя как в зоопарке. А они будут так делать, поверь мне! Они будут смаковать каждое движение, наслаждаться твоей агонией...
     - А что такое ?зоопарк??
     - ...в деталях рассматривать твое... ЧТО?! Что ты спросил?!
     - Я спросил, что такое ?зоопарк?, и хотел бы узнать, что такое ?агония?. И по поводу ?всякого сброда? хотел бы заметить, что вон там стоят несколько твоих соплеменников, которые, как ты сам сказал, ?будут стоять и наслаждаться? происходящим.
     - Роковое совпадение, - пробурчал гном, взглядом отыскивая своих. - О, эти будут! Поверь мне, Лукка, эти будут. И еще как!
     Совершенно неучтиво наш разговор прервал рев труб.
     Посреди площади находился помост с двумя балками-виселицами. А на другом конце площади, украшенная цветочками и гирляндами, прямо из стены торчала штука, как потом мне сказали, именуемая балконом.
     Меня с гномом в сопровождении той самой стражи вывели на дощатый помост и оставили на попечение двух по пояс голых крепких мужиков в красных колпаках с дырками для глаз. Без особой суеты они связали нам руки за спиной, чем вызвали очередную вспышку ярости гнома, отозвавшегося вслух новым для меня ругательством ?палачи?. Что до меня, так в этот знаменательный, полный событий день их действия не произвели на меня совершенно никакого впечатления. Все происходящее я воспринимал как обязательное условие представления, вроде того, что дают бродячие артисты, заглянувшие в нашу деревню в Вечной Долине. Не говоря уже о том, что те ниточки, которыми они связали мои лапы, я мог разорвать, если бы захотел, за один вздох.
     На балконе появился старичок, который навещал нас в тюрьме. Все так же разодет, как праздничное дерево, весь в бантиках и кружевах. Его сопровождали двое перезрелых парней в черном и выдра с голыми плечами и в белом.
     Почему выдра? Потому что мамуля называет таких девах выдрами.
     Сама длинная, волосы белые, крашеные, гладко зализанные назад, не худая, но и не толстая - в теле девка. Я никогда не претендовал на роль впередсмотрящего, тем более что до цели было не более двадцати локтей, но скажу одно - это, как его... лицо той дамы... я даже и описать-то не могу! Короче - либо она рассолу опилась, либо, как прошипел гном, ?презрение, презрение, брезгливость, и еще раз все по кругу?. Извините, но по-другому сказать о данном предмете не могу.
     - Это кто, его дочь?
     Гном, низко наклонив голову, ответил, еле шевеля губами:
     - Жена.
     - Нет, что, правда?!
     - Что здесь такого, он может себе это позволить.
     - Молодец, парень! У нас в деревне на молодой вдовице Кряж женился. И что ты думаешь, баба уже вторым брюхата, а ведь деду уже под сотню годков будет! А у этого, как его там, ну у... гупернатора ребятишки есть? Сколько?
     Не знаю, что я такого сказал, но эти двое в капюшонах тихо заржали. Потом один из них шепотом окликнул нас:
     - Ребят, вы там потише, а то точно повесят.
     - Что, есть шанс? - встрепенулся Дож.
     - Ну, случаи разные бывают.
     - Интересно, с чего бы такая лояльность?
     - Гном, что до вас обоих, то вы нам оба по барабану - нам уже заплатили.
     Снова заревели трубы, и к нам на помост легко выскочил плотный, широкий книзу мужичок лет сорока пяти - пятидесяти.
     - А это кто? - толкнул я гнома.
     - Массовик-затейник, - процедил тот. - Прокурор, адвокат и судья в одной роже, в смысле лице.
     - Судья Джошуа к вашим услугам, друзья мои, - повернулся этот тип к нам, широко улыбаясь.
     - Отродье и все боги! - сплюнул гном. - Ушастый Джо собственной персоной. Ну, все, великан, можешь молиться, ибо теперь нам точно...
     Улыбка Джошуа стала еще шире:
     - Как спалось-ночевалось? Крепок ли был сон? Придумали ли последнее желание? Как прошла исповедь? Не отвечайте, ребята, уже наслышан. Во всех подробностях, хе-хе... А тебя, гном, я помню, помню. Как бишь тебя зовут? Имя такое дурацкое, его не помню, а вот прозвище запомнил, запомнил - Вшивые Лохмотья, по-моему, так, да?
     - Дож - Дырявый Мешок, кретин! - рявкнул гном.
     - О, как тебя жизнь скрутила! - Ушастый сделал невозможное - улыбнулся еще шире.
     - Теперь твое прозвище стало еще длиннее, к нему надо добавлять еще и титул. А вот скажи: ?кретин? - это что-то вроде графа или маркиза, да? Хе-хе-хе... Ну и ладушки! Извините, ребята, - работа, хе-хе!
     - Встречались как-то, лет пять назад, - ответил на мой молчаливый вопрос гном, - растет жакхе, а ведь простым стукачом был.
     Палачи, уже никого не стесняясь, ржали во все горло.
     Ушастый, отвесив низкий поклон в сторону балкона, начал свою речь:
     - Приветствую вас, господа и дамы! А также и вас, народ малый - лесной, ст