лота... Так много? Дом  станет
нищим! Серебряная Снежинка вела  хозяйственные  записи,  как  должна  делать
старшая жена. Она ахнула и покраснела. Отец продолжал, как будто  ничего  не
заметил:
   - ., подготовлены для представления Мао Йеншу,  когда  приедешь.  У  тебя
будут платья и драгоценности твоей матери, а также моей старшей жены. И  еще
вот это. - Чао Куан с трудом встал. Повинуясь его желанию  -  он  не  хотел,
чтобы дочь видела его слабость, -  Серебряная  Снежинка  смотрела  в  другую
сторону, пока  по  стуку  посоха  не  поняла,  что  он  подошел  ко  второму
таинственному сундуку, который она заметила.
   По его знаку девушка встала и подошла. Крышка  сундука  открыта,  и  свет
лампы сверкает  на  великолепных  нефритовых  плитах  и  золотой  проволоке.
Доспехи,  включая  капюшон  для  головы  и   сапоги.   Серебряная   Снежинка
наклонилась, разглядывая  нефрит.  Цвета  самых  драгоценных  камней,  какие
привозят  в  сердце  земли  Хань  из  земли  Огня  через  Нефритовые  Врата.
Погребальный наряд, достойный самого Сына Неба!
   - Внизу, под слоем шелка и золота, второй такой же, - сказал отец. -  Они
изготовлены давно, когда наши предки были  принцами  здесь,  и  должны  были
служить погребальными саванами. Увы, с  тех  пор  мы  низко  пали;  и  самое
глубокое и низкое падение - мое. Возможно, Сын Неба слышал, что мы  обладаем
таким сокровищем, а может, и не слышал. Но если тебе повезет  завоевать  его
внимание, приказываю тебе подарить эти  нефритовые  доспехи  ему.  Он  может
захотеть сберечь один для себя, другой - для тебя; а может выбросить  их  на
свалку; мне все равно.
   На самом деле ему не все равно, подумала Серебряная Снежинка.  Нефритовые
доспехи - последнее великое сокровище его рода, и он передает  его  ей,  как
полководец вручает знамя младшему из своих  воинов,  чтобы  испытать  его  в
битве.
   - Может быть, когда ты вручишь  ему  этот  подарок,  он  вспомнит  своего
самого ничтожного, недостойного и покорного слугу, - сказал Чао Куан. У него
перехватило горло, и он отвернулся.
   И отец и дочь долго молчали. Серебряная Снежинка слышала со двора  голоса
и звон посуды. Должно быть, продолжается пир,  который  отец  дает  в  честь
чиновника, привезшего указ. Он оставил пир, чтобы поговорить с нею, хотя она
всего лишь его дочь. Она наклонила голову, прислушиваясь, и отец кивнул.
   - Действительно, мне пора вернуться к гостям, но на сердце у меня тяжело.
Ибо, дочь, это наше прощание. Завтра на рассвете чиновник уезжает; ты должна
будешь  ехать  с  ним.  Заберешь  с  собой  дары  и  служанку;  тебя   будет
сопровождать охрана. Иди с  моим  благословением...  -  Серебряная  Снежинка
опустилась на колени.
   - Не думаю, чтобы жизнь обошлась с тобой слишком жестоко, -  сказал  отец
и, хромая, вернулся на свои подушки.  -  Разве  не  сказано  в  "Аналектах":
любовь к учению -  это  почти  мудрость?  Я  знаю:  ты  любишь  учиться;  во
внутреннем дворе у тебя появится возможность научиться многому; здесь  такой
возможности нет.
   По щекам Серебряной Снежинки потекли слезы,  оставляя  круглые  пятна  на
шелке платья.
   - Но я не смогу учиться у тебя, досточтимый отец, - прошептала она.
   К ее изумлению, он, как и  при  первой  встрече,  протянул  к  ней  руки.
Мелкими торопливыми шажками она подбежала к нему; он обнял дочь и привлек  к
себе.
   - Пусть предки улыбаются тебе, дочь моя, - сказал он. - Может, ты  родишь
сына, который сможет им  поклоняться,  и  тогда  наш  род  не  закончится  в
бесчестье.
   Он еще мгновение прижимал ее к себе,  и  она  ощутила  запах  камфары,  в
которой хранятся соболя.
   - А теперь я действительно должен вернуться к  гостям,  -  сказал  он.  -
Поздравляю тебя с успехом сегодняшней охоты. Особенно хорошо  для  последней
охоты. - Как подобает последователю Конфуция,  он  говорил  ровным  голосом,
пытаясь вернуть им обоим душевное спокойствие, которое так ценит Учитель.
   Серебряная Снежинка высвободилась из  объятий  отца,  сердито  мигнула  и
приказала своим губам не дрожать.
   - Увидимся утром во время твоего отъезда, - сказал отец. -  Но  настоящее
наше прощание сейчас. Если будет время и возможность, приказываю тебе писать
мне.
   Она низко поклонилась, вслушиваясь в неровные шаги отца. Тяжело  опираясь
на посох, он  спустился  по  ступенькам  и  вышел  во  двор,  направляясь  к
пиршественному залу. Там пируют чиновник и его офицеры; завтра они увезут ее
от единственной жизни, которая ей знакома.
   Воздух в комнате проникнут ароматами сосны,  миндаля  и  артемизии;  ярко
светит лампа. Девушка свернулась на  подушках,  на  которых  сидел  отец,  и
заплакала.  Она  понимала,  что  впереди  ее  могут  ждать   великолепие   и
необыкновенная жизнь, но плакала так, словно  всему  миру  не  выплакать  ее
слезы.

Глава 3

   Как дочь обесчещенного вельможи. Серебряная Снежинка никогда особенно  не
задумывалась, каким будет ее брак. Она знала, что отец не сможет  выдать  ее
за равного. Поэтому она не может жаловаться, что уезжает из дома  отца,  что
на ней не алое платье невесты, а дорожные меха поверх самого теплого платья,
что ее усаживают в неудобную тесную двухколесную повозку, а  не  в  носилки,
увешанные колокольчиками и пестрыми лентами. Ее приданое - шелка  и  золото,
окончательно обеднившие и так нищее имение отца, - уже погружены на телеги и
на вьючных лошадей, чтобы  начать  далекое  путешествие  на  юг,  в  столицу
Шаньань.
   Упакованы и платья, которые они с  Ивой  сшили  сами  или  переделали  из
платьев матери и старшей жены отца. Среди шелков и величайшее  сокровище,  с
помощью которого Чао Куан надеется смягчить сердце Сына Неба, - погребальные
нефритовые доспехи, достойные только императора и его супруги.
   Свадебную процессию должны  сопровождать  гобои,  трубы  и  барабаны.  Ее
отъезд сопровождает  только  звон  колокольчиков,  которыми  увешана  упряжь
кареты чиновника, привезшего указ Сына Неба.
   Конечно,  свет  ламп  и  факелов,  какой  может  сопровождать   свадебную
процессию, и  сейчас  разливается  вокруг,  мерцая  и  раскачиваясь,  бросая
строгий отблеск на топоры и копья солдат, сопровождающих  карету  чиновника.
Пар от дыхания солдат поднимается вверх.  Чиновник,  до  глаз  закутанный  в
лисьи меха (у Ивы, увидевшей это, дернулся  рот),  занял  почетное  место  в
своем роскошном экипаже.
   Отец, окутанный игрой света  и  теней,  казался  таким  же  истощенным  и
слабым, как после своего бегства от шунг-ню. Из-за занавесок  своей  повозки
Серебряная Снежинка отчаянно всматривалась в него, стараясь в эти  последние
мгновения запомнить каждую черточку лица. Она  знала:  будет  ли  ее  судьба
доброй или злой, отца она видит в последний раз. И для нее бесценно, что  он
оказал ей честь: поднялся так рано, оделся и вышел ее проводить. В последние
годы он обычно просыпается по утрам с кашлем.  Но  сегодня  он  не  кашляет,
может, благодаря снадобью, которое они с Ивой приготовили вчера.  Серебряная
Снежинка осмелилась отвести  занавеску  и,  когда  отец  посмотрел  на  нее,
поклонилась, как подобает при прощании.
   Конечно, ее не  сопровождают  ни  конюх,  ни  родственники.  Только  Ива,
сидящая в запряженной быками телеге опустив глаза, и нянька. И еще  домашняя
охрана на старых лошадях и в потрепанной разномастной одежде. Эта охрана так
жалко выглядит на фоне солдат в  новых  одинаковых  мундирах,  на  блестящих
сытых лошадях. Лошади гордо изгибают шеи, от их дыхания на  утреннем  морозе
идет пар.
   Тем не менее обычаям нужно следовать, насколько  это  возможно.  Если  не
считать Ивы и няньки. Серебряная Снежинка -  единственная  женщина  во  всей
процессии. Единственная, кого можно назвать госпожой. У  нее  нет  свиты  из
женщин, нет посредниц и свах, чтобы сопровождать в поездке ко двору и  учить
его обычаям. Через неделю после отъезда из Шаньаня госпожа  Сирень,  которая
должна была занять пост наставницы, заболела и осталась в поместье по  пути.
Чиновник едва не снизошел до извинений перед отцом  Серебряной  Снежинки  за
это нарушение приличий; любой вельможа счел бы это за оскорбление. Но  отец,
конечно, не мог позволить себе такое. Серебряная Снежинка, хоть и сожалела о
пренебрежении к отцу и его роду, тем не менее испытывала облегчение. В  пути
и так будет много необычного; она еще успеет привыкнуть к роли придворной.
   Так как Серебряная Снежинка поедет не в носилках,  а  в  повозке,  ее  не
могут закрыть от посторонних взоров. Тем не менее отец  торжественно  вручил
охране ключ, как символ того, что девушку  следует  довезти  в  сохранности,
потом поклонился в последний раз. Чиновник сделал знак возчику, и Серебряная
Снежинка, выглядывая из-за занавески, увидела,  как  ее  собственный  возчик
принялся погонять быков.
   Она глубоко, с дрожью вздохнула. Оставить свой дом, свою землю, все,  что
ей знакомо. Может быть, она заслужит прощение для рода  Чао.  А  может,  всю
жизнь проведет в закрытых женских  помещениях.  Как  страшно!  Свет  факелов
отразился радугой, и девушка быстро замигала. Ива успокоительно  сжала  руку
хозяйки.
   Быки двинулись вперед; повозка, качаясь,  покатила  по  знакомому  холму,
который она  больше  никогда  не  увидит.  Началось  далекое  путешествие  в
Шаньань. Рассветный ветер бросил  в  лицо  снег  и  донес  последние  слова,
которые произнес лишившийся дочери отец, входя в дом:

   Поворот холма, изгиб дороги, и тебя уже не видно,
   Остался лишь след на снегу от копыт твоей лошади.

   После  нескольких  ночлегов  в  дороге  караван  и  солдаты,  перевозящие
Серебряную Снежинку в Шаньань, остановились в небольшом  городе,  где  можно
было удобнее переночевать в доме  магистрата.  Сам  глава  города  ожидал  у
городских ворот. Он низко поклонился и стал извиняться, что трижды почтенный
чиновник из Шаньаня найдет его жалкую лачугу (так он выразился) и усилия его
старшей жены достойными презрения.
   Нянька Серебряной Снежинки в  пути  заболела  и  часто  теряла  сознание;
девушка с облегчением вздохнула, когда старуху перенесли в  дом.  Здесь  она
будет отдыхать, лечиться и поджидать, пока кто-нибудь не отвезет ее назад, в
дом отца Серебряной Снежинки. Молодая хозяйка  посмотрела  на  Иву,  которая
кивнула и плотнее натянула на голову капюшон. Как необычно выглядит Ива!  Во
время последней остановки она усиленно натирала волосы ламповой сажей, чтобы
непривычный рыжий цвет не вызвал замечаний женщин в доме магистрата.
   - Не нужно, - сказала Серебряная Снежинка, но Ива упрямо продолжала  свое
дело. Даже старая нянька из своего гнезда в шкурах и мехах высказала  (между
стонами и чиханием) несколько одобрительных слов.
   Теперь ее ждут,  судя  по  смешкам  и  шепоту,  которые  доносятся  из-за
освещенного кружка земли. Так далеко от столицы женщины тоже должны  скучать
без новостей; им, конечно, хочется поскорее  увидеть  ту,  которая  однажды,
возможно, станет самой почитаемой в мире. Расправив  как  можно  лучше  свои
меха,  Серебряная  Снежинка  вышла  из  повозки,  лишь  на  мгновение  легко
прикоснувшись к руке стражника. Потом быстро прошла  к  приглашающему  кругу
света и тепла - в новый мир.
   Она  ожидала   увидеть   дворик,   очень   похожий   на   свой,   старый,
полуразвалившийся и почти пустой - и без мебели, и без людей.  Но  здесь  ее
окружили  свет,  цвета,  запахи;  девушка  ошеломленно  замигала,  глядя  на
искусные дорогие занавеси и настоящую  армию  роскошно  одетых  высокородных
женщин. Все они недоверчиво, с  поджатыми  губами,  разглядывали  Серебряную
Снежинку широко раскрытыми глазами с подкрашенными бровями. Все, начиная  от
старшей жены и кончая самой  младшей  наложницей,  были  одеты  в  роскошные
шелка, их широкие рукава касаются чисто  выметенного  пола.  Платья  у  всех
расшиты цветами; и каждая пахнет ароматом того цветка, который вышит  у  нее
на одежде. Они поклонились - каждая, как соответствует ее рангу,  -  и  игра
цвета и запахов напомнила цветущий сад.
   Ошеломленная  роскошью  цвета  и  запахов,  а  также  непривычным  теплом
дворика.  Серебряная  Снежинка  шагнула  назад  -  и  пропустила  церемонное
приветствие старшей жены. Она почти сразу пришла в себя и низко поклонилась,
чтобы загладить свой промах; но поняла с замирающим сердцем,  что  уже  было
поздно. Начало сплетням уже положено; зашелестел шелк, чья-то рука  украдкой
ухватила другую; одна накрашенная щека  прижалась  к  другой;  сочувственный
шепот по адресу старшей жены; и прежде всего осуждающие  толки,  похожие  на
шум унылого ветра.
   - Видели, она просто вошла в дом, как будто перешла из одного  дворика  в
другой. Не заплакала и не потеряла сознание. Как грубо! Как неприлично!
   - Ну, по крайней мере пришлось заносить эту каргу,  ее  старуху.  Я  сама
после такого путешествия лежала бы без сил...
   - Какое необычное появление: ни свах, ни служанок, только  эта  уродливая
девчонка...
   - Уберите от меня ее тень! - закричала одна из наложниц. - Я жду ребенка!
Не хочу, чтобы сын господина родился хромым!
   Глупости, хотелось крикнуть Серебряной Снежинке. Ива сжалась за хозяйкой.
   - Смотри, как эта уродливая девка смотрит на тебя! Думаешь, она  слышала?
- Слабый смешок, и наложница вместе с подругой убежали.
   - Не думаю, чтобы император даже взглянул на нее, - сказала старшей  жене
одна из младших жен. - Деревенщина, грубая  и  отвратительно  здоровая.  Кто
знает, подлинная ли она ханька? Говорят, у ее отца была жена из шунг-ню...
   - Это объяснило бы ее отвратительное здоровье. Если она полукровка...
   - Тише! - приказала старшая жена  и  подошла  к  Серебряной  Снежинке  со
сверкающей улыбкой, в которой девушка не видела ничего приветливого.
   Ванна, более роскошная, чем дома, не освежила и не согрела ее. Девушка не
получала удовольствия от шелковых одежд, в которые ее  одели  -  со  многими
замечаниями относительно обветренной кожи, загоревшего  лица  и  мозолей  на
руках от тетивы лука и меча. Зеркало Ивы говорит,  что  она  красива,  когда
сидит одна дома; здесь, однако, она увидела себя в  истинном  свете:  ей  не
хватает безжизненной красоты, которая делает одну женщину похожей на другую,
как два соседних цветка сливы на одной ветке. Они семенят  и  спотыкаются  -
она ходит; они всплескивают ресницами и рукавами - она  действует  быстро  и
решительно; ее брови,  хотя  и  красивые  и  естественно  выгнутые,  слишком
широки, а рот слишком велик. И все равно, думала девушка,  вызывающе  задрав
подбородок, она не уродлива: просто другая, она женщина с северной границы.
   Она сидела с другими  женщинами  и  ела  густой  суп,  сдобренный  такими
приправами, о которых на ее кухне могли только мечтать; и вдруг  ее  охватил
неожиданный страх; суп показался безвкусным. Ведь это,  как  сказал  хозяин,
всего лишь провинциальный дом. Если это отсталая провинция, то каков  должен
быть императорский двор?
   И примут ли ее там лучше?
   Неважно. Она сделала единственный возможный для  себя  выбор  -  и  будет
повиноваться с открытым сердцем.

***

   На следующее утро, когда снова  начались  пересуды,  Серебряная  Снежинка
узнала, что, несмотря на мольбы местного  магистрата,  посыльный  Сына  Неба
решил не  задерживаться  еще  на  день,  а  двигаться  дальше.  Она  лишь  с
облегчением вздохнула.
   Но от старшей жены магистрата она еще не отделалась.
   - Сестра, - сказала эта госпожа, обращаясь к девушке как к  равной  себе:
кто  знает?  может,  когда-нибудь  она  действительно  станет   возлюбленной
императора, - тысячу извинений, но я  должна  поговорить  с  тобой  о  твоей
служанке.
   От гладких волос старшей жены пахло сиренью; и на роскошном  платье  тоже
была вышита сирень. Хотя говорила хозяйка о скромности и покорности,  ничего
этого Серебряная Снежинка не видела ни в ее одежде, ни в походке, ни в речи.
Девушка вежливо ждала, изображая внимание и готовность выслушать.
   - Эта девушка уродлива, -  продолжала  старшая  жена.  -  Прошу  простить
ничтожной ее невоспитанную речь, но  твоя  служанка  некрасива  и  хрома.  В
столице она не принесет тебе добра.
   Серебряная Снежинка опустила глаза и ответила, что Ива давно ей служит.
   - Может, на севере и нельзя выбрать лучшую. - Старшая жена дернула пышным
плечом: на этом варварском севере все возможно. -  Ты  молода  и  далека  от
дома, младшая сестра. Позволь мне дать тебе совет, как твоей свахе.., у тебя
ведь нет с собой свахи или посредницы?
   - Она заболела. - Серебряная Снежинка почему-то  начала  защищаться;  она
извинялась за женщину, которую не знает и которая позволила болезни помешать
ей исполнять свои обязанности.
   - Ну, хорошо. Я знаю, она посоветовала бы тебе принять мое предложение. Я
дам тебе трех прекрасных служанок, и они будут сопровождать тебя в  Шаньань.
А эта может здесь подождать выздоровления старой няньки и вернется на  север
или... - Она снова пожала роскошным плечом, показывая, что  будущее  Ивы  не
имеет никакого значения.
   - Благодарю тебя, старшая сестра, - Серебряная Снежинка поклонилась, -  и
прошу меня простить; но я сама испытала  трудности  путешествия  и  не  могу
подвергнуть им твоих женщин; они все так благородно воспитаны и не перенесут
пути. Ива сильна и верна мне, она вполне подходит.
   - Действительно, - ледяным голосом ответила старшая  жена  и  поклонилась
так небрежно, как только позволяли приличия. А Серебряная Снежинка ушла.
   Ветер трепал занавески повозки, но Серебряная Снежинка готова была обнять
его, как брата. Путешествие - это не только освобождение из слишком  тесных,
жарких и полных предательств  женских  помещений;  нет,  оно  само  по  себе
интересно. Серебряная Снежинка не поверила бы, что так легко  приспособиться
и с таким интересом будет  встречать  каждый  новый  день.  Ей  все  труднее
становилось скрывать свой интерес и радость от сопровождающих, которые  были
озабочены тем, чтобы трудности пути не повредили ее хрупкое женское  тело  и
дух.
   День  за  днем  местность  становилась  все  более  незнакомой;   девушка
всматривалась в щель занавесей своей повозки, вслушивалась в гортанные, едва
понятные голоса крестьян, высокомерные требования и замечания  чиновника,  а
иногда и сборщиков налогов, также путешествовавших  согласно  императорскому
указу. Это сборщики казались чумой местности. Единственное, о  чем  сожалела
Серебряная Снежинка, это что она не может ездить с ними верхом, как привыкла
(хоть это и не соответствует приличиям) делать дома.
   Дело не в том, что она с трудом выносила многолюдные  города  и  общество
хозяек  с  их  постоянными  сплетнями  и  разговорами  о  дочерях,   слугах,
наложницах и кухне. Не все были  настроены  так  враждебно,  как  ее  первая
хозяйка. Некоторые были по-настоящему добры. Другие ее жалели; и  все  равно
повсюду ее сопровождало перешептывание, гудение и всплескивание рукавами.
   - Бедное дитя, какая у нее обветренная кожа.
   - Она всего лишь одна из пяти сотен. У нее нет богатства, у  нее  смуглая
кожа. Разве ее заметят? Я ей об этом сказала, а она ответила,  что  едет  ко
двору по воле отца.
   - На севере с этим строго; там дочери послушны. Но какая  у  нее  мужская
походка!
   - Пусть возвращается домой. Никто о ней  и  не  вспомнит.  Думаю,  что  в
Шаньане ее вообще никто не заметит. Когда я увидела этот город...
   - Да ты видела его в десятилетнем возрасте...
   - Когда я увидела Шаньань, позволь сказать тебе, младшая сестра...
   Серебряная Снежинка научилась искусно притворяться, что ничего не слышит.
Никогда раньше она не думала, что слова могут быть  острыми,  как  ножи  или
клыки. Слова женщин, которых  она  встречала,  и  добрых,  и  недружелюбных,
ранили ее глубоко.
   Когда теснота и затхлость женских помещений слишком утомляли  или  ранили
ее, она напоминала себе о долге перед домом  и  о  гордости  тем,  что  она,
женщина, может послужить возрождению чести и богатства рода.
   Она понимала, что в Ш