.
     - Кое-что я о нем слышал, - осторожно ответил Грейдон.
     - Кое-что слышал! Ну, и что же ты о нем думаешь?
     - Ничего такого, - ответил Грейдон аймарской  поговоркой  со  скрытым
непристойным смыслом, - отчего бы я захотел сидеть с ним  щека  к  щеке  и
разбить с ним яйца.
     - Хо! Хо! -  взревел  гигант,  в  опасной  близости  взмахивая  своей
палицей. - Хорошо! Я расскажу об этом Хуону...
     - Кроме того, - сказал Грейдон, - разве он не  враг...  ее?  -  И  он
поднял свой браслет.
     Хохот Черного Регора прервался; гигант отдал приказ охране.
     - Иди рядом со мной,  -  сказал  он  Грейдону.  Оглянувшись,  Грейдон
увидел, что один из приведших его индейцев осторожно поднял  ружье  и  они
оба пошли за ним, ведя ослика. С трудом поспевая  за  Регором,  Грейдон  с
беспокойством пытался вспомнить, поставил ли он ружье  на  предохранитель;
решил, что поставил.
     В нем возникали сомнения. Он надеялся на то, что Хуон, кем бы  он  ни
был, является злейшим врагом Лантлу и  потому  примет  его  помощь  и  сам
поможет ему в обмен. Поэтому он решил рассказать Хуону о своей  встрече  с
Суаррой и обо  всем,  что  последовало  за  этим.  Но  теперь  такой  план
показался ему наивным. Ситуация не так проста. В конце концов что он знает
об  этом  народе  с  его  зловещим  искусством,  с   его   людьми-пауками,
людьми-ящерами и бог знает еще какими чудовищами?
     И что он в сущности знает об этом невероятном существе - Матери-Змее?
     На мгновение Грейдон почувствовал отчаяние.  Он  решительно  отбросил
его. Придется пересмотреть план, только и всего. И для этого у него  всего
несколько минут. Лучше вообще ничего не планировать, пока он не встретится
с Хуоном и оценит свои шансы.
     Резкий  окрик  оторвал  его  от  размышлений.  Коридор  впереди   был
прегражден огромной черной металлической дверью. Ее  охранял  двойной  ряд
одетых в желтые килты солдат, первый ряд - копейщики, второй -  лучники  с
металлическими  луками.  Их  возглавлял  плотный  приземистый  индеец,   у
которого при виде Грейдона чуть не выпал из рук двойной топор.
     Регор зашептался с ним. Офицер кивнул и топнул. Створки большой двери
разошлись, за ними сквозь похожий  на  толстую  паутину  занавес  блеснуло
янтарное солнце.
     - Пойду расскажу о тебе Хуону, - прогремел Регор. - Жди терпеливо.  -
Он исчез за занавесом. Двери молча закрылись за ним.
     Грейдон молча ждал; стража в желтых килтах молча  смотрела  на  него;
проходили долгие минуты. Прозвенел колокол; большие двери разошлись. Из-за
занавеса донеслись голоса. Офицер поманил двоих индейцев. Вместе с осликом
они  прошли  в  двери.  Еще  долгое  ожидание,  затем  опять   колокол   и
открывающиеся  двери.  Офицер  сделал  знак,  Грейдон  прошел  вперед,  за
занавес.
     Глаза его ослепили яркие лучи, по-видимому, солнца, струившиеся через
янтарные стекла. Зрение прояснилось. У Грейдона было  смутное  впечатление
стен, покрытых многоцветными шпалерами. Он мигнул и понял, что потолок  из
того же полированного камня, что и коридоры, на не  черного,  а  янтарного
цвета, а яркий свет на  самом  деле  исходит  от  сверкающих  спиралей  из
частиц.
     Засмеялась женщина. Грейдон посмотрел в сторону  звука  -  и  прыгнул
вперед с именем Суарры на устах. Кто-то схватил его за руку и удержал...
     И тут же он понял, что смеющаяся женщина не Суарра.
     Она лежала, вытянувшись на низком диване, положив голову  на  длинную
белую руку. Лицо у нее старше, но в то же время в своей  изысканности  она
двойник Суарры, и те же, что у Суарры, облачные полуночные волосы. Но  тут
сходство кончалось. Прекрасное лицо этой женщины  насмешливое  и  злое,  в
отличие от лица девушки. Совершенные губы несли в себе оттенок жестокости,
что-то нечеловечески далекое в ясных темных глазах -  ничего  от  нежности
Суарры; что-то от того выражения, которое Грейдон видел  на  лице  Лантлу,
когда  свора  динозавров  выследила  алого  ткача.  Стройная  белая   нога
свесилась с дивана, на пальце небрежно повисла шелковая сандалия.
     -  Похоже,  наш  неожиданный  гость  весьма  импульсивен,  Дорина,  -
послышался мужской голос. Фраза на аймарском.  -  Если  это  простая  дань
твоей красоте, я аплодирую. Но кажется мне, что есть  в  этом  какое-то...
узнавание.
     Говорящий поднялся со стула в голове дивана. Лицо у него было так  же
поразительно прекрасно; похоже, что  это  общее  наследие  странной  расы.
Глаза темно-синие, обычно это предвещает дружелюбие, но ничего подобного в
этих глазах не было. Как и у Регора,  волосы  на  голове  мужчины  забраны
золотым  браслетом.  Под  белым,  похожим   на   тогу   одеянием   Грейдон
почувствовал тело атлета.
     - Ты знаешь, Хуон, я не создательница снов, - протянула женщина. -  Я
реалист. А где, кроме как во сне, я могла встретиться с ним? Хотя...  если
не во сне, то почему бы и не...
     В голосе еле заметная вялость, но во взгляде, который она бросила  на
Грейдона, злобная насмешка. Хуон вспыхнул, глаза его  стали  мрачными;  он
произнес резкий приказ. Мгновенно грудь Грейдона сжало как тисками,  ребра
его затрещали, он задыхался. Он попытался  разорвать  зажим,  и  руки  его
сомкнулись вокруг тонкой волокнистой руки, как будто состоявшей сплошь  из
кожи. Он повернул голову. В двух футах над ним виднелось  получеловеческое
лицо без подбородка. Длинные красные локоны падали на покатый  лоб.  Глаза
круглые и золотые, полные меланхолии и разума.
     Человек-паук!
     Другая волокнистая рука, покрытая алой шерстью, схватила Грейдона  за
горло. Третья ухватила за ноги под коленями. Грейдон оказался в воздухе.
     Он услышал протестующий крик Регора. Слепо попытался  ударить  в  это
нечеловеческое лицо, при этом обнажился пурпурный  камень  на  браслете  и
сверкнул, как полоска огня. Грейдон  услышал  восклицание  человека-паука,
резкий окрик Хуона.
     Он почувствовал, что падает, падает  все  быстрее  сквозь  тьму  -  и
больше ничего не слышал.



                         10. ОТВЕРЖЕННЫЕ Ю-АТЛАНЧИ

     Грейдон пришел в себя; над ним слышался гневный бас.
     -  На  нем  древний  символ  Матери.  Он  благополучно   миновал   ее
стражников. Он обратил в бегство зловонных урдов, которые служат  Темному,
плевать на его имя! Любой из этих причин достаточно, чтобы выслушать  его!
Говорю тебе снова, Хуон:  этого  человека  должно  принимать  вежливо;  он
кое-что хочет рассказать, и рассказ его касается не только тебя, но  всего
Товарищества. А ты, не выслушав, бросаешь его Кону! А что, когда  об  этом
узнает Адана? Клянусь драгоценной чешуей ее колец, мы так жаждем ее помощи
и никогда не могли пробить ее равнодушие. Этот человек мог помочь нам!
     - Довольно, Регор, довольно! - голос Хуона звучал угнетенно.
     - Не довольно! - бушевал гигант.  -  Не  Темный  ли  подговорил  тебя
поступить  так?  Клянусь  Властителем  Властителей,  Товарищество   должно
заняться тобой!
     - Ты,  конечно,  прав,  Регор.  Твое  право  и  обязанность  созывать
Товарищество, если ты считаешь это нужным.  Мне  жаль,  я  стыжусь  своего
поступка. Когда незнакомец придет в себя  от  обморока  -  я  уверен,  что
ничего плохого с ним не  случилось,  -  я  извинюсь  перед  ним.  И  пусть
Товарищество, а не я, решает, как поступить с ним.
     - Все это мне  вовсе  не  льстит,  -  это  Дорина;  вежливо,  слишком
вежливо. - Ты намекаешь, Регор, что я орудие Темного, потому что именно  я
дала импульс гневу Хуона?
     - Я ни на что не намекаю... - начал гигант и был прерван Хуоном.
     - Дорина, я отвечу на это. И должен тебе заметить, что  это  сомнение
мне знакомо. Постарайся, чтобы сомнение  не  перешло  в  уверенность.  Ибо
тогда я убью тебя, Дорина, и ни в Ю-Атланчи, ни выше, ни ниже ее ничто  не
спасет тебя.
     Сказано спокойно, но с холодной непреклонностью.
     - Ты смеешь, Хуон...
     Грейдон знал, что уши, которые считаются  неслышащими,  часто  слышат
правду. Поэтому он лежал спокойно, слушая и проверяя свое состояние. Ссора
между этими тремя ему не поможет. Он застонал, открыл глаза  и  тем  самым
заставил женщину замолчать. Она не сказала того, что  собиралась  сказать.
Грейдон взглянул в лицо Хуона, в котором была только забота; посмотрел  на
Дорину: ее черные глаза  сверкали,  руки  она  прижала  к  груди,  пытаясь
подавить гнев.
     Потом его взгляд упал на алую фигуру за Хуоном и  Дориной.  Это  Кон,
человек-паук. Грейдон забыл об опасности, рассматривая его.
     Такая  фигура  могла  родиться  на  полотнах   Дюрера,   изображающих
дьявольский шабаш; она прокралась с картины  в  реальность,  пройдя  через
алую ванну. Но не было в ней ничего дьявольского, ничего от  Черного  Зла.
Даже заметно было какое-то гротескное очарование, как  будто  ее  создавал
мастер, настолько любящий жизнь, что даже создавая  чудовище,  он  не  мог
забыть об этом.
     Голова человека-паука на три фута  возвышалась  над  Грейдоном.  Тело
круглое, чуть больше, чем у подростка. Четыре стройные, похожие на  ходули
ноги; от  центра  тела  отходят  еще  две  конечности,  они  заканчиваются
ладонями, на которых пальцы, тонкие, острые, как иглы, в фут длиной.
     Шеи нет. Там, где голова соединяется с телом,  две  маленькие  ручки,
заканчивающиеся ладонями, как у ребенка. А над  этими  ручками  лицо,  без
подбородка  и  ушей,  обрамленное  спутанными   красными   локонами.   Рот
человеческий,  нос  -  тонкий  клюв.  Кроме  лица,  ладоней   и   ступней,
синевато-серых, все остальное тело покрыто ярко-алой шерстью.
     Но глаза, огромные,  без  век  и  ресниц,  блестящие  золотые  глаза,
абсолютно человеческие по выражению, печальные, удивленные,  извиняющиеся,
- как будто в них  отражалось  теперешнее  настроение  Хуона.  Таков  Кон,
верховный представитель своего  племени  в  Ю-Атланчи,  которого  Грейдону
предстояло так хорошо узнать.
     Грейдон с трудом встал, Регор  его  поддержал.  Грейдон  взглянул  на
женщину.
     Я подумал... - прошептал он, - я подумал... что ты... Суарра.
     Гнев оставил Дорину; на  лице  ее  появилось  выражение,  похожее  на
страх; Регор издал резкий звук.
     - Суарра, - выдохнула женщина и разжала стиснутые руки.
     Если имя Суарры вызвало у женщины страх - и Грейдон  мимолетно  этому
удивился, - то на Регора оно не произвело такого действия.
     - Я тебе говорил, Хуон, что  это  не  обычное  дело,  -  торжествующе
воскликнул он, - и вот еще одно доказательство. Мать любит  Суарру,  а  он
друг Суарры! Да,  в  этом  есть  какая-то  цель,  перед  нами  открываются
возможности...
     - Ты слишком торопишься, -  быстро,  но  со  сдержанным  возбуждением
прервал Хуон. Он обратился к Грейдону:
     - Мне жаль, что так получилось. Даже если ты враг, все равно жаль. Мы
никогда не относимся к незнакомцам слишком сердечно, но  этого  не  должно
было случиться. Больше мне нечего сказать.
     - И не нужно, - мрачновато ответил Грейдон. - Если и не сердечный, то
достаточно теплый прием. Забудем.
     - Хорошо! - В глазах Хуона мелькнуло одобрение.
     - Кто бы ни был ты, - продолжал он, - мы преследуемые люди.  Те,  кто
хотел бы уничтожить  нас,  сильны  и  коварны,  и  нам  всегда  приходится
опасаться их ловушек. Если ты пришел от  них,  сказать  тебе  об  этом  не
опасно: ты и так это знаешь. Но если ты  ищешь  Мать-Змею  и...  Суарру  и
встретился с нами случайно, тебе следует знать, что хоть мы и  отверженные
Ю-Атланчи, мы не враги тех двух. Докажи свою честность и уйдешь от нас без
вреда, куда  захочешь;  если  же  просишь  нашей  помощи,  помни,  что  мы
отверженные; мы поможем тебе, насколько это в  наших  силах.  Но  если  не
докажешь, умрешь, как умирали все посланные как приманка  для  ловушки.  И
смерть твоя будет не приятной; мы не наслаждаемся страданием, но  мудрость
требует, чтобы другие поняли, что не следует идти за тобой.
     - Справедливо, - сказал Грейдон.
     - Ты не нашей  расы,  -  продолжал  Хуон.  -  Возможно,  ты  пленник,
посланный, чтобы предать нас; в награду  тебе  обещали  жизнь  и  свободу.
Браслет, который ты  носишь,  мог  быть  дан  тебе,  чтобы  ввести  нас  в
заблуждение. Мы не знаем, миновал ли ты  на  самом  деле  вестников.  Тебя
могли провести через логова урдов и вывести  туда,  где  ты  встретился  с
нашими людьми. То, что ты убил нескольких урдов, ничего не доказывает.  Их
много, и жизни их ничего не значат для Лантлу и Темного, чьими рабами  они
являются. Говорю тебе все это, - добавил он извиняющимся тоном, - чтобы ты
знал, какие сомнения ты должен развеять, чтобы остаться жить.
     - И это  справедливо,  -  снова  сказал  Грейдон.  Хуон  обернулся  к
женщине, которая напряженно смотрела на Грейдона с того  момента,  как  он
назвал Суарру.
     - Ты останешься с нами и поможешь принять решение? - спросил он.
     - Как будто у меня, Хуон, есть  хоть  малейшее  стремление  поступить
иначе, - сказала Дорина, вытягиваясь на диване.
     Хуон  заговорил  с  человеком-пауком;  красная  рука   вытянулась   и
поставила рядом с Грейдоном стул. Регор опустил свое  громоздкое  тело  на
другой; Хуон сел в свое кресло. Под  взглядами  этого  странного  квартета
Грейдон начал свой рассказ.
     О мире, из которого он пришел, и о своем месте в нем он сказал совсем
немного; как можно короче о своем путешествии до Запретной земли вместе  с
тремя авантюристами; о своей встрече с  Суаррой.  Он  увидел  одобрение  в
глазах Регора, когда рассказывал о своей схватке со Старретом, увидел, как
смягчились глаза Хуона. Он рассказал о  возвращении  Суарры  на  следующее
утро. Рассказывая о Властителе Глупости, он почувствовал, что  ему  верят;
это чувство усилилось, когда он рассказывал  о  Лантлу  с  его  охотящейся
сворой. Но он удивился ужасу, появившемуся на их лицах, когда он дошел  до
пещеры с большими каменным Ликом.
     Когда он описывал выражение крайнего зла в этом лице  и  преображение
троих людей в капли золотого пота, Дорина закрыла лицо  дрожащими  руками,
кровь отхлынула от лица  Хуона,  Регор  что-то  пробормотал;  только  Кон,
человек-паук, стоял неподвижно, глядя  на  него  печальными,  сверкающими,
золотыми глазами.
     Это могло означать только одно: никто из них никогда не видел Лик;  и
следовательно, в Ю-Атланчи есть тайны, скрытые  от  ее  жителей.  Какое-то
тайное побуждение заставило его быть осторожным. Он  ничего  не  сказал  о
видении  храма,  просто  рассказал  о  своем  пробуждении,   о   появлении
индейца-проводника и своем возвращении. И показал шрам от раны - наказание
за эту попытку.
     - Что призвало меня обратно, - сказал он, - я не могу вам сказать. По
крайней мере сейчас. Я не мог ослушаться этого призыва,  -  и  это  верно,
подумал он: лицо Суарры возникло в  его  памяти,  в  сердце  прозвучал  ее
призыв.
     - Вот и все, что я могу сказать. И все это правда. Как дошел  ко  мне
призыв, не имеет значения, но благодаря  ему  я  здесь.  Погодите...  есть
кое-что еще...
     Он достал из кармана сверток с  пером  caraquenque,  данный  Суаррой,
раскрыл его и показал.
     - Это Суарры, - выдохнула Дорина, а Хуон кивнул.
     Теперь не было сомнения в том, что они ему верили. Не  мешало  бы  их
поторопить.
     - И еще одно, - медленно сказал он. - Регор говорил о какой-то  цели.
Об этой цели я знаю не больше вас. Но вот что случилось...
     И он рассказал о звуках рога, которые провели  его  через  равнину  с
монолитами, и о щели в горе. Хуон  глубоко  вздохнул  и  встал,  лицо  его
осветилось надеждой, Регор вскочил  на  ноги,  широким  кругом  размахивая
своей рукой-палицей.
     Хуон сжал плечо Грейдона.
     - Верю! - сказал он дрожащим голосом; потом повернулся к Дорине: -  А
ты?
     - Конечно, это правда, Хуон! -  ответила  она;  на  какой-то  быстрый
расчет сузил ее зрачки и затуманил лицо, и Грейдону  показалось,  что  она
взглянула на него угрожающе.
     - Ты наш гость, - сказал Хуон. - Утром ты встретишься с Товариществом
и повторишь то, что рассказал нам. И потом решишь,  просишь  ли  ты  нашей
помощи или будешь действовать в одиночку. Все наше  к  твоим  услугам.  И,
Грейдон... - он помолчал и неожиданно тоскливо добавил: - Клянусь Матерью,
надеюсь,  ты  пойдешь  с  нами.  Регор,  проследи,  чтобы  позаботились  о
животном. Возьми это, Грейдон, - он наклонился и поднял  ружье.  -  Завтра
покажешь нам, что это такое. Я отведу тебя в твое помещение. Подожди меня,
Дорина.
     Он взял Грейдона за руку и повел к стене, противоположной той,  через
которую Грейдон вошел. Хуон раздвинул занавес.
     - Иди за мной.
     Проходя, Грейдон оглянулся. Дорина стояла, глядя на них все с тем  же
задумчивым и злым выражением лица.
     Грейдон вслед за Хуоном вышел в  другой  ярко  сверкающий  коридор  с
черными стенами.



                            11. ПЛЕМЯ БЕССМЕРТНЫХ

     - Вставай, парень, мойся и завтракай. Скоро соберется Товарищество, и
я отведу тебя.
     Грейдон, не понимая, смотрел на  разбудившего  его  человека.  У  ног
кровати стоял Регор, с широкой  улыбкой  на  лице;  шрамы  превратили  его
улыбку  в  благожелательную  гримасу  горгульи.  Он  сменил  кольчугу   на
облегающую одежду, по-видимому, принятую среди мужчин  Ю-Атланчи.  Впрочем
он остался Черным Регором, и одежда его была черной, и плащ,  свисавший  с
широченных плеч, тоже черный.
     Грейдон осмотрелся в комнате, куда привел его  Хуон,  увидел  толстый
ковер,  как  будто  сплетенный  из  серебряных  нитей,  стены,   увешанные
шпалерами со странными изображениями; у одной  стены  занавес  отдернут  и
открывает  альков  со  сверкающим  бассейном.  Грейдон  вспомнил   события
вчерашнего дня.
     Два молчаливых смуглых  человека  вчера  вечером  выкупали  Грейдона,
сделали массаж тела, снимая усталость и следы когтей Кона; тем временем  с
ним разговаривал Хуон. А потом посидел с Грейдоном, пока тот ел незнакомые
блюда. Их принесли в хрустальной посуде две  индейские  девушки  с  широко
раскрытыми от удивления глазами. Хуон налил ему  вина,  задавая  множество
вопросов  о  людях,  живущих  за  пределами  Запретной  земли.  Его   мало
интересовали их искусство, наука или государственное устройство, но  очень
- как к ним приходит смерть, как поступают со  стариками,  каковы  брачные
обычаи, много ли детей и как их воспитывают. Снова и снова возвращался  он
к вопросу о смерти и тех формах, которые она принимает, как будто эта тема
необъяснимо привлекала его.
     Наконец он замолчал, размышляя; потом, вздохнув, сказал:
     - Так же было у нас в старину - и кто скажет, как лучше?
     Он неожиданно встал и вышел из комнаты; свет  стал  тусклым,  Грейдон
лег на кровать и крепко уснул.
     Почему Хуон так настойчиво возвращался к вопросу о смерти? Это смутно
тревожило Грейдона. Вдруг он  вспомнил:  Суарра  говорила,  что  ее  народ
закрыл Двери Смерти. Тогда он понял ее не буквально. Но может быть...
     Он оторвался от своих размышлений, нетерпеливо встряхнулся, подошел к
бассейну, умылся и вытерся шелковым полотенцем. Вернувшись в  комнату,  он
обнаружил на столе фрукты, пшеничный хлеб и молоко. Он быстро оделся и сел
за стол. Только тогда Регор заговорил.
     - Парень, - сказал он, - я тебе говорил, что я  хитер.  Так  вот  моя
хитрость утверждает, что и ты хитер и не все рассказал нам вчера  вечером.
Особенно - ты ничего не сказал о приказе Матери.
     - Боже! - воскликнул Грейдон аймарским эквивалентом. - Ничего в  этом
хитрого нет. Я предупредил, что не могу рассказать, как...
     Он остановился, боясь оскорбить гиганта. Но Регор широко улыбнулся.
     - Я не об этом. Ты старательно не упоминал награду, которую пообещала
тебе Мать, если ты выполнишь ее приказ... и сумеешь добраться до нее.
     Грейдон подскочил, от изумления подавившись куском хлеба.
     - Хо! Хо! - заревел Регор и звучно шлепнул Грейдона по  спине.  -  Ну
разве я не хитер?
     - Дорины здесь нет, - продолжил он негромко, глядя на