овая, больше настоящей, луна.  На  сверкающем  диске  виднелась
голова женщины. Она принадлежала к Старой  Расе.  Голову  женщины  окружал
серебряный ореол. Ее лицо было поистине неземной красоты.  Глаза  закрыты.
Казалось, она спала.
     Делательница снов!
     Она находилась, как понял Грейдон, в  широком  алькове,  в  нише,  но
сидела она или стояла, он бы  сказать  не  мог.  Тело  ее  различить  было
невозможно. Окруживший ее прекрасную голову ореол запульсировал,  вырос  и
успокоился.  Делательница  Снов,  казалось,  растворилась  в  его  сиянии,
превратилась в туман на его фоне. Песнопение взлетело  почти  до  крика  и
оборвалось на высокой ноте.
     Что-то понеслось в сторону от светила, что-то не имевшее ни формы, ни
очертаний, воспринимаемое каким-то иным чувством, не зрением. Оно  ударило
в паутину. Занавес под ударом задрожал, и  внезапно  -  это  была  уже  не
паутина,  не  сотканный  из  лучей  занавес!  Грейдон  видел   космическое
пространство,  заглянул  в  пустоту,  находящуюся   за   пределами   нашей
вселенной.
     Он видел нечто бесформенное, несущееся сквозь пустоту со скоростью  в
тысячи раз превышавшей скорость света, и знал  это,  поскольку  это  знала
Делательница снов, знал, что это ее мысли. Следя за ней, он  почувствовал,
как что-то похожее на окоченелый палец, холодный  как  холод  космического
пространства, зондирует его мозг. Оно проникало все дальше в  непостижимую
бесконечность.
     Оно остановилось и превратилось в  громадную  галактику,  спиральную,
как звездный водоворот туманности Андромеды.
     С  той  же  неимоверной  скоростью   галактика   понеслась   куда-то.
Космическое  кружение  проходивших  на  волосок  друг  от   друга   солнц,
угрожавшее аннигиляцией.
     Галактика распалась на отдельные звезды, огромные, вращающиеся,  всех
цветов раскаленные шары.  Одно  солнце,  вращаясь,  отделилось  от  других
звезд,  огромное  -  раскаленный  сапфир  -  светило.  Рядом  со   звездой
показалась планета. По величине это было достойное дитя своего светила.
     Солнце ушло в сторону, планета подлетела ближе.
     Это был мир пламени. Грейдон видел огненные джунгли  и  пробиравшихся
через них огненных чудовищ.  Над  состоявшими  из  пламени  лесами  летали
создания с перьями из  изумрудного,  рубинового,  бриллиантового  пламени.
Океаны и моря из расплавленных драгоценных камней.
     По их переливчатым просторам плавали огненные левиафаны.
     Крутящийся  огненный  мир  и  сапфировое   солнце   отлетели   назад,
затерялись среди других звезд.
     Большими  шагами  шли  сквозь   пустоту   гигантского   роста   люди,
богоподобные, смеющиеся. Нагибаясь, они  срывали,  как  цветы,  кружащиеся
солнца, бросали их друг другу, швыряли в окружавшую их пустоту,  и  звезды
лились потоком, походя на кометы. Боги с грохотом раскалывали  их  друг  о
друга: взрывы сверкающих метеоров, каскады искрящейся звездной пыли.
     Широко шагая, смеющиеся боги ушли, оставив вырванный ими с корнем сад
солнц. Мгновение была видна только пустота, в которой не было ничего.
     Разинувший рот Грейдон снова смотрел на сотканный из лучей занавес.
     Была ли это иллюзия? Была ли это реальность? То,  что  он  видел,  не
казалось двухмерным изображением, показанным на атом странном экране. Нет,
изображение  было  трехмерным  и  столь  же  реальным,  как  все,  что  он
когда-либо  видел.  Возможно,  мысль   Делательницы   снов   создала   эту
уничтоженную вселенную? Играющие боги - тоже порождение ее мыслей? Или они
принадлежат  к  другой  реальности,  случайно  попали  в  эту   галактику,
остановились, чтобы уничтожить ее, а потом беззаботно двинулись дальше?
     Послышался приглушенный  шум  голосов  дворян,  слабые  аплодисменты.
Светило, на фоне которого виднелась голова Делательницы снов, потускнело.
     Когда оно начало пульсировать снова, на нем виднелась голова мужчины.
Глаза, как и у женщины, были закрыты.
     Снова понеслась мысль Делателя снов.
     Задрожал под  ударом  сотканный  из  лучей  занавес.  Грейдон  увидел
пустыню.
     Ее пески начали светиться, шевелиться,  вздыматься.  Из  пустоты  сам
собой возник город, но не такой город,  который  когда-либо  был  порожден
Землей: огромные строения, чуждая, непонятная человеку архитектура. Город,
населенный химерами.
     Они были так отвратительны, что глаза Грейдона  ощутили  нечто  вроде
удара. Он зажмурился. Когда он открыл  глаза,  город  исчез.  Вместо  него
появился широкий ландшафт, освещенный  двумя  -  шафрановым  и  зеленым  -
солнцами. Солнца с большой скоростью вращались вокруг друг друга.
     При их смешанном свете были видны деревья. Формой деревья походили на
гидр, полипов. Их мясистые,  напоминающие  корчившихся  змей,  ветви  были
облеплены   огромными   бесформенными   цветами,   обладающими    какой-то
отвратительной красотой. Цветы раскрывались, из них  выскакивали  какие-то
аморфные существа. Существа тут же вырастали  и  превращались  в  ужасных,
непристойного вида демонов. Они  сражались  друг  с  другом,  мучили  друг
друга, спаривались.
     Подавляя тошноту, Грейдон зажмурился. Всплеск аплодисментов подсказал
ему, что Делатель снов закончил.
     Грейдон почувствовал глубокую  ненависть  к  этим  людям,  находившим
восхитительными те ужасы, которые он видел.
     Теперь Делатели снов следовали один за  другим,  и  греза  за  грезой
разворачивались на сплетенной из лучей паутине.
     Некоторые зачаровывали Грейдона и он смотрел,  не  в  силах  оторвать
глаз.
     От других он содрогался до глубины души и искал  убежища  в  объятиях
Кона.
     Некоторые - их было немного - отличались превосходившей все на  свете
красотой: миры джиннов, вышедшие прямо из "Тысячи и одной ночи". Среди них
- мир чистых красок, ненаселенный мир.
     Краски  сами  из  себя  создавали  гигантские   симфонии,   громадные
гармонические последовательности. Этот мир не  вызвал  большого  одобрения
мужчин и женщин, чье песнопение создавало интерлюдию в  промежутках  между
грезами.
     А были грезы - резня и жестокость.
     Чертовщина, разврат и осквернение, чудовищные оргии и Шабаш. Зрителей
возбуждали лишь отвратительные фантазии, по  сравнению  с  которыми  самый
черный ад Данте казался раем.
     Грейдон  услышал  приглушенный  шепот;  его  покрыл  голос  Лантлу  -
высокомерный голос, вибрирующий от ликующего предвкушения.
     На фоне серебряного светила появилась голова женщины.  В  красоте  ее
лица было что-то неприятное, какая-то еле уловимая порча,  будто  в  жилах
женщины  струилась  сладостная  гниль.  Когда  ее  голова  растворилась  в
туманных  очертаниях  диска,  Грейдон  понял,  что  видел,  как  ее  глаза
открылись на мгновение  -  фиолетовые,  источающие  зло  глаза,  пославшие
быстро какой-то сигнал туда, где похвалялся Лантлу.
     Послав сигнал, они закрылись.
     Впервые за все время на  амфитеатр  пала  абсолютная  тишина,  тишина
ожидания, тишина тревоги и упования.
     Под ударом мчавшейся  с  огромной  скоростью  мысли  женщины  занавес
дрогнул, но паутина не исчезла, как прежде.
     Вместо этого по ней расползлась тонкая пленка. Пленка  ползла,  играя
оттенками. Так расползается масло по прозрачной поверхности пруда.  Пленка
быстро уплотнялась, быстрее делалась на ней игра красок.
     Сквозь пленку быстро поползли темные  тени.  Они  наползали  друг  на
друга, стремясь к одной точке и останавливались там, на краю сплетенной из
лучей паутины. Они все быстрее  ползли  одна  за  другой  со  всех  концов
занавеса, собирались вместе, делались все плотнее и обретали форму.
     Они не только обретали форму, они становились материальными!
     Негнущимися пальцами Грейдон вцепился в каменную балюстраду.
     На паутине образовалась человеческая фигура, темный гигант  ростом  в
добрые десять футов. Его фигуру обрамляли медленно текущие краски. Уже  не
тень, нет, нечто материальное...
     Над краем амфитеатра вырос широкий и яркий красный  луч.  Он  шел  по
направлению от пещер. Луч ударил в темную фигуру,  и  размазался  по  ней,
придав ей ржаво-красную окраску.
     Красный луч укреплял, подпитывал фигуру человека. Из  луча  посыпался
град черных частиц, фигура всасывала их, вбирала в себя их  вещество.  Она
уже не была просто темным призраком.
     Это было тело, не имевшее черт лица, но тело. Оно висело  в  паутине,
удерживаемое там силой красного луча.
     Вслед за черными частицами луч принес Тень!
     Она двигалась медленно, осторожно плывя вдоль луча, как будто не была
слишком уверена в  своем  успехе.  Она  ползла,  вытянув  вперед  безликую
голову. Невидимые глаза не отрываясь  смотрели  на  свою  цель.  Последние
несколько ярдов, отделявшие ее от висевшей в паутине фигуры, Тень  покрыла
одним молниеносным прыжком.
     Туман заклубился там,  где  висело  черное  тело.  Облачную  мешанину
простреливали стремительно несущиеся темно-красные частицы.
     Что-то похожее на ослепительную, раскаленную до бела искру  коснулось
клубившейся мешанины тумана и было поглощено им. Грейдону показалось,  что
искра прилетела извне,  со  стороны,  противоположной  источнику  красного
луча, из Дворца.
     Туман сконцентрировался и исчез.  Тело  провисело  еще  мгновение,  а
затем скатилось сквозь паутину на землю.
     Это уже не было человеческое тело.
     Это было припавшее к земле, бесформенное,  деформированное  существо,
что-то похожее на гигантскую жабу.
     На ее плечах была голова Нимира.
     Грейдону почудилось, что он слышит смех Женщины-змеи.
     Бледно-голубые  глаза  Нимира  светились  торжеством.  Властное  лицо
Люцифера излучало торжество. Он закричал с триумфом, разорвав замороженную
тишину, сковавшую тех, кто смотрел на него.
     Он подпрыгивал на гротескных, расползавшихся в стороны ногах и кричал
на забытом языке Властителей, ревел с торжеством и вызовом.
     Красный луч мигнул и погас. Из-за озера выстрелило в, небеса яркое  и
неровное темно-красное пламя.
     Отвратительное подпрыгивающее существо замерло. Лицо  павшего  ангела
уставилось в направлении вспышки.
     Взгляд существа передвинулся и упал на его тело. Грейдон, каждый нерв
которого был напряжен до отказа, увидел,  как  неправдоподобно  изменилось
лицо Нимира.
     На нем бушевала поистине демоническая ярость.
     Глаза сверкали адским голубым пламенем, широко и  квадратно  открылся
рот, из которого капала слюна. Лицо скорчилось, сделалось  маской  Горгоны
-Медузы.
     Нимир медленно обратил свой взгляд на  ту  таившую  зло  Делательницу
снов, которая была орудием его и Лантлу.
     Полностью  пробужденная,  она  стояла  в  нише  на  фоне  серебряного
светила.
     Нимир широко раскинул чудовищные руки и прыгнул, стелясь по земле,  к
Делательнице снов. Женщина завизжала,  качнулась  и  вывалилась  из  ниши.
Далеко внизу под тем местом, где она стояла, на полу  амфитеатра  какое-то
мгновение еще слабо шевелилась белая масса. И затихла.
     Нимир медленно отвел от нее глаза.
     Взгляд скользил, искал вдоль пустых ярусов, все ближе и ближе к нему,
к Грейдону!



                            23. ПЛЕНЕНИЕ СУАРРЫ

     Грейдон упал плашмя за  парапет  и,  пряча  лицо,  укрылся  там.  Его
охватил такой страх, какого он никогда прежде не знал, нс испытывал даже в
красной пещере. Душа его умирала, он ждал звука мягких, шлепающих прыжков,
направляющихся к нему, чтобы схватить.
     Он  поднял  руку  и  впился  взглядом  в  фиолетовые  камни  браслета
Женщины-змеи.
     Блеск камней придал ему силы.
     Отчаянным усилием он выбросил из  своего  разума  все,  кроме  образа
Матери.
     Он вцепился  в  этот  образ,  как  падающий  альпинист  цепляется  за
выползший на руку корень, который остановит его  падение  в  пропасть.  Он
заполнил свое сознание этим образом до отказа и закрыл  уши,  закрыл  мозг
для всего, кроме него.
     Как долго лежал он там, скорчившись, Грейдон не знал.  Пробудило  его
мягкое похлопывание маленьких рук  Кона.  Дрожащий,  чувствующий  тошноту,
Грейдон поднял голову и огляделся. Его окружала  полутьма.  Луна,  миновав
зенит, заходила. Лучи  ее  уже  не  сияли  на  стене  раковины  за  спиной
Грейдона. Опаловый блеск потускнел, сплетенная из лучей паутина исчезла.
     Амфитеатр был пуст.
     Вскоре Грейдон поборол слабость, и вместе с человеком-пауком, держась
в тени, спустился по широкому, соединявшему  ярусы  проходу  на  мостовую.
Никем не замеченные, они проскользнули сквозь створки  входа  и  оказались
под прикрытием деревьев.
     Они добрались до Дворца. С помощью Кона Грейдон поднялся на тот самый
балкон, откуда отправился на Праздник.
     Грейдон пристально смотрел вниз на город.
     Весь город пылал огнями, город кишел людьми, город ревел!
     Грейдон колебался, не зная, что  делать.  В  это  время  раздвинулись
занавески. Во главе вооруженного луками и копьями отряда эмеров в  комнату
вошел Регор. Лицо Регора  осунулось.  Не  сказав  ни  слова  Грейдону,  он
поставил индейцев в караул возле двери.
     Он защелкал, обращаясь к Кону, и минуту-две Кон и Регор вели  быстрый
разговор.
     Регор отдал какое-то приказание. Человек-паук посмотрел на  Грейдона.
В его глазах светилось нечто  большее,  чем  его  обычная  меланхолия.  Он
бочком выбрался из комнаты.
     - Пойдемте. - Регор коснулся плеча Грейдона. - Мать хочет вас видеть.
     Мрачное предчувствие ознобом пронизало тело Грейдона. Не тревожь  его
так нечистая совесть, он бы немедленно разразился градом вопросов.  Но  он
молча последовал за Регором.  Наружный  коридор  был  заполнен  индейцами.
Среди индейцев было небольшое количество дворян. Некоторых Грейдон  узнал.
Это были члены Братства, остатки спасшихся людей Хуона.
     Они приветствовали его. Грейдон понял, что в их взглядах - жалость.
     - Регор, - сказал он, - случилось что-то плохое. Что?
     Регор пробормотал что-то неразборчивое, затряс головой и  заторопился
вперед. Грейдон, борясь с нарастающим страхом, поспевал следом. Не  заходя
в комнату, куда до сих  пор  он  всегда  являлся  по  вызову  Матери,  они
поднимались к крыше Дворца.
     Повсюду были отряды эмеров, между которыми сновали дворяне. Некоторые
из них были одеты в зеленый цвет Лантлу. Дезертирство из рядов  повелителя
динозавров оказалось более значительным, чем предполагал Регор. Среди  них
было много женщин, как и мужчины, вооруженных короткими мечами, копьями  и
маленькими круглыми щитами.
     Здесь было вполне достаточно народа для обороны, и все они, казалось,
точна знали, что должны делать. Отличная дисциплина.
     Он осознал, что на самом деле его  не  заботит,  знают  ли  они,  что
делать;  что  он  намеренно  тянет  время,  отчаянно  пытаясь   думать   о
посторонних вещах,  чтобы  остановить  страх,  в  котором  не  смеет  себе
признаться. Больше он так не может. Он должен знать.
     - Регор, - спросил он, - это - Суарра?
     Рука великана обняла его плечи.
     - Они схватили ее! Она у Лантлу!
     Грейдон резко остановился. Кровь отхлынула от его сердца.
     - Схватили ее? Но она была с Матерью! Как они могли схватить ее?
     - Это произошло в суматохе, когда закончился Ландофакси.
     Регор поторопил Грейдона.
     - Хуон и я вернулись за час до этого. Во дворец проникало все  больше
индейцев. Дел было много. Пришли и, ссылаясь на древнее право потребовали,
чтобы их выпустили те, на кого мы не рассчитывали - более ста людей Старой
Расы. Они поклялись в верности Матери. Говорят, Суарра пошла искать вас и,
не найдя, попыталась разыскать Кона. Пока она  вас  искала,  ей  доставили
сообщение... от вас!
     Грейдон внезапно остановился.
     - От меня? Господи милостивый, нет!  -  закричал  он.  -  Как  я  мог
послать ей сообщение? Я был на этом проклятом Празднике. Я  заставил  Кона
взять меня с собой. Я вернулся как раз перед тем, как появились вы.
     - Ну да, парень.
     Регор беспомощно пожал широкими плечами.
     - Но сейчас уже прошел час после полуночи. Праздник закончился за час
до полуночи. А два часа разница?
     Грейдон почувствовал, что у него  кружится  голова.  Может  ли  быть,
чтобы он лежал скорчившись за парапетом в течение двух часов?  Невозможно!
Но даже если так...
     Он выбросил руку и ударил гиганта в грудь так, что тот зашатался.
     - Будьте вы прокляты, Регор! - бешено закричал он.  -  Вы  намекаете,
что в этом замешан я?
     - Не глупите, парень.
     Гигант не выказал обиды.
     - Разумеется, я знаю, что вы не посылали сообщения.  Но  определенная
доля правды в этом есть: будь вы здесь, Суарра  не  попалась  бы  в  такую
ловушку. Представляется вполне определенным, что  те,  кто  заманил  ее  в
ловушку, должны были знать, что вас здесь нет. Как  они  узнали  об  этом?
Почему они не попытались перехватить вас, когда вы возвращались? Возможно,
Мать сейчас уже все знает. Она была  в  ярости:  та,  которую  она  любила
больше всех, украдена прямо у нее из под носа.
     Коридор  оканчивался  круглой  дверью  в  стене.  Регор  остановился,
прикоснулся к  стене,  и  дверь  распахнулась,  открыв  маленькую  круглую
комнату. Стены ее были обиты полированным, янтарного цвета металлом.  Ведя
за собой Грейдона, Регор вошел  внутрь.  Дверь  закрылась,  и  у  Грейдона
появилось ощущение быстрого полета вверх. Пол остановился.  Над  Грейдоном
сияли звезды, он стоял на крыше Дворца.
     Он увидел мерцание колец  Женщины-змеи  и  услышал  ее  голос.  Голос
дрожал от волнения, но ни укора, ни гнева в нем не было.
     - Подойдите ко мне, Грейдон. Ты, Регор, вернись и принеси ему  одежду
одного из тех, кто покинул Лантлу, и зеленый плащ, и  головную  повязку  с
изумрудами. Не медли!
     - Ты не будешь сурова с этим парнем, Мать? - пробормотал Регор.
     - Чепуха! Если здесь есть чья-то вина, то только моя!  Иди  и  быстро
возвращайся, - ответила Мать.
     Когда Регор ушел, она подозвала к себе Грейдона, обхватила  его  лицо
своими маленькими руками и поцеловала.
     - Если бы даже в глубине души я хотела выбранить вас, дитя мое, я  бы
не смогла этого сделать. Поскольку ваше  сердце  отягощено,  вы  обвиняете
себя и страдаете. Виновата я! Если бы я не  поддалась  чувствам,  если  бы
дала Нимиру  обрести  сплетенное  на  паутине  тело,  вместо  того,  чтобы
изуродовать его, он бы не нанес ответный удар, похитив  Суарру.  Я  хотела
поколебать  его  волю,  ослабить  его  с  самого  начала.  Ох,   зачем   я
оправдываюсь? Это мое женское тщеславие: мне хотелось  показать  ему  свою
силу. Я спровоцировала его месть, и он не заставил долго ждать. Вина  моя,
и хватит об этом.
     Мысль билась в голове Грейдона, мысль такая ужасная, что он  боролся,
чтобы не дать ей оформиться. И вот она нашла свое выражение в словах.
     - Мать, - сказал он, - вы знаете, что, ослушавшись вас, я  ускользнул
на Праздник. Когда явился Нимир и после того, как злая  Делательница  снов
упала и погибла, взгляд Нимира стал обыскивать ярусы, будто искал кого-то.
Я думаю, он подозревал, что я - там.  Я  направил  свои  мысли  на  вас  и
спрятался в них от него! Но Регор говорит мне, что  два  часа  прошли  для
меня незамеченными. За это время (хотя со мной был Кон, и он знает, что  я
даже не шевелился) мог ли Нимир украсть мои мысли, использовать мой мозг с
помощью своего адского искусства, чтобы выманить Суарру из  Дворца?  Мать,
неделю назад я бы почитал такую  мысль  абсолютным  безумием,  но  теперь,
после того, что я видел на Празднике, она больше не кажется мне безумной.
     - Нет.
     Она покачала головой, но ее сузившиеся глаза изучали его.
     - Я не верю, что он знал, что вы были там. Я не...  Но  мне  даже  не
пришло в голову проследить за вами...
     - Он знал, что я был там!
     Уверенность пришла к Грейдону, а вместе  с  ней  -  полное  понимание
ужасной мысли.
     - Он снова поймал меня в ловушку, оставил меня в ней, словно птицу на
ветке, намазанной птичьим клеем, пока не