делала паузу, чтобы посмотреть, какой эффект
возымело  его  сообщение.  Если  это  был  тест  на  глубину   оцепенения,
охватившего Грейдона, Тень могла быть довольна.
     Грейдон не шевелился, не мог  отвернуть  лицо  от  его  пристального,
зачаровывающего взгляда.
     - Одолжите мне  ваше  тело,  Грейдон!  Змея  не  сможет  помочь  вам.
Одолжите ли вы его мне или нет, но скоро я добьюсь  своего  воплощения.  Я
завладею вашим телом раньше, чем оно ослабеет.  Только  разделите  его  со
мной... И лишь ненадолго. За это - власть, бессмертие, мудрость - все! Все
будет ваше. Одолжите мне ваше тело, Грейдон! Вы томитесь по некой женщине?
Что одна женщина по  сравнению  с  теми,  которыми  вы  сможете  обладать?
Смотрите, Грейдон!
     Изумленный  взгляд  Грейдона  последовал  за  призрачной  указывающей
рукой.
     Он увидел, как цветы сада зла кланяются и кивают друг  другу,  словно
живые, и услышал колдовскую песню. Лютни, колокольца, систрумы вплелись  в
поющий весело и ритмично хор. Голос сада. Над садом пронесся порыв ветра и
обнял Грейдона.
     Грейдон вдохнул его аромат,  и  в  крови  его  зажегся  дикий  огонь.
Исчезли кивающие цветы, исчез кроваво-красный поток.
     Ржаво-черный свет сделался прозрачным и  ярким.  Возле  ног  Грейдона
бежал журчащий, смеющийся  ручей.  За  ручьем  была  буковая  и  березовая
рощица. Из рощицы потоком выбегали женщины удивительной красоты,  белые  и
коричневые нимфы, полногрудые вакханки, стройные и изящные девственницы  -
дриады. Они простирали к Грейдону жаждущие  руки,  их  глаза  обещали  ему
невообразимое наслаждение.
     Женщины приблизились  к  берегу  ручья,  манили  его,  звали  к  себе
голосами, от которых огонь в его крови запылал экстазом желания.
     Боже, какие женщины! Эта - в короне бронзовых локонов - могла бы быть
Верховной  жрицей  Танит,  жрицей  тайного  сада  храма   Танит   древнего
Карфагена, а та, у которой потоком лились золотые волосы,  могла  бы  быть
самой непорочной Афродитой! Да по сравнению с любой из  них  прекраснейшая
из гурий Магометова рая выглядит не более, чем кухонной  служанкой!  Жарче
разгорелся огонь в жилах Грейдона. Он рванулся вперед.
     Стой! Та девушка, которая держится в стороне от других - кто  она?  У
нее черные, как ночь, волосы, они закрывают ее лицо.  Она  плачет!  Почему
она плачет, когда все се сестры поют  и  смеются?  Когда-то  Грейдон  знал
девушку, у которой было такое же облако черных, как ночь, волос.
     Кто же она была? Неважно. Кто бы она ни была, никто, похожий на  нее,
не должен плакать, и сама она никогда не должна плакать. Ее звали...
     Суарра!
     Волна сострадания захлестнула его, потушила колдовской  огонь  в  его
крови.
     - Суарра! - закричал он. - Ты не должна плакать!
     Закричав, он содрогнулся. Исчезла череда манивших его женщин, исчезла
девушка с облаком волос, исчезли смеющийся ручей  и  березовая  и  буковая
роща.
     Перед Грейдоном раскачивался сад зла.  Грейдон  стоял  неподалеку  от
агатового трона. Сидевшая на троне Тень наклонилась далеко вперед, дрожала
от нетерпения и шептала:
     - Одолжите мне ваше тело,  Грейдон!  Все  они  будут  ваши,  если  вы
одолжите мне свое тело!
     - Боже!
     Грейдон застонал, а затем крикнул:
     - Нет, дьявол! Нет!
     Тень выпрямилась. Исходившее от нее биение ярости  ударило  Грейдона,
словно нечто материальное. Он заметался под ударом,  спотыкаясь,  поплелся
обратно  к  своей  скамье,  в  безопасность.  Тень   заговорила,   и   вся
методичность исчезла из ее голоса. Злоба была в ее шепоте, холодная воля.
     - Вы болван! - сказала Тень. - А теперь слушайте меня. Я получу  ваше
тело, Грейдон! Отказывайте мне, сколько угодно, но я получу его. Спите,  и
я, кто не спит, войду в ваше тело. Боритесь со сном,  но  когда  усталость
истощит силы вашего тела, я войду в него. Какое-то время вы будете жить  в
нем вместе со мной, как осужденный к смерти раб. Понимание этого будет для
вас такой пыткой, что вы снова и снова будете умолять меня уничтожить вас.
И потому, что мне так  нравится  ваше  тело,  я  проявлю  благодарность  и
разрешу надеяться. Когда вы  наскучите  мне,  я  уничтожу  вас!  А  сейчас
спрашиваю вас в последний раз: подчинитесь ли вы? Одолжите мне  ваше  тело
не как раб, а как хозяин всего того, что я обещал вам, дайте  мне  владеть
им вместе с вами.
     - Нет! - твердо сказал Грейдон.
     На агатовом троне взметнулся крутящийся вихрь. Трон  был  пуст.  Тень
исчезла, но сеялись все еще сквозь свет на возвышение черные атомы, и хотя
трон казался пустым, Грейдон знал, что это  не  так,  и  что  темная  сила
находится все еще там  и  наблюдает  за  Грейдоном,  выжидает  подходящего
момента ударить.
     Грейдон, неподвижный как статуя, сидел на своей скамье. Он  не  знал,
сколько уже часов прошло с той поры, как исчезла шепчущая Тень.  Тело  его
онемело, но разум бодрствовал, и был светел. Тела Грейдон своего вообще не
чувствовал, а разум был, как не  знающий  устали  страж  на  объятой  сном
башне, как негасимый свет в охваченном темнотой замке.  Грейдон  полностью
находился в безмятежной концентрации на собственном сознании. Он не ощущал
ни жажды, ни голода. Он даже не думал.
     То, чем он был,  полностью  ушло  вглубь  самого  себя,  терпело,  не
сдавалось, оказавшись в мире, где нет времени.
     Сперва все было не так. Он погружался в сон и  боролся  со  сном.  Он
дремал  и  чувствовал,  как  Тень  вытягивается  вперед,   касается   его,
испытывает его способность к сопротивлению. Из последних, казалось, сил он
отбрасывал ее.
     Грейдон старался абстрагироваться от окружающего, представлял  вместо
этого сохранившиеся в памяти картины нормальной жизни. Снова подкрадывался
к нему сон. Он просыпался и обнаруживал, что скамья находится позади, а он
ползет по направлению к черному трону. В  панике  Грейдон  бежал  обратно,
падал, хватался за край скамьи, словно потерпевший кораблекрушение моряк -
за обломок мачты.
     Грейдон понял, что для Тени существуют ограничения, что она не сможет
овладеть им, пока не принудит его подняться на трон, или он не  поднимется
туда по собственной воле. Пока он остается на скамье, он  в  безопасности.
Поняв это, Грейдон уже не осмеливался смежить глаза.
     Ему хотелось знать, не может  ли  он,  мысленно  сосредоточившись  на
Матери Змей, установить с ней связь. Он бы установил связь, если  бы  смог
вытащить одетый на руку браслет и сконцентрировать  взгляд  на  фиолетовых
камнях. Рукав кольчуги прилегал к руке  слишком  плотно,  Грейдон  не  мог
достать браслет.
     Предположим, Мать позовет его, как она это делала  раньше.  Разве  не
сможет Тень тут же забраться в оставшееся без охраны  тело?  Холодный  пот
стекал со лба  Грейдона.  Он  с  бешеной  силой  закрывал  свой  разум  от
Женщины-змеи.
     Он помнил, что у него подмышкой в кобуре  пистолет.  Если  бы  только
Грейдон мог добраться до пистолета, это дало бы  ему  некоторый  шанс.  Во
всяком случае, он смог бы помешать Тени заполучить его тело и использовать
его, как ей вздумается. Нимиру не слишком понравится  тело  с  разрушенным
мозгом!
     Но в кольчуге не  было  отверстия,  через  которое  Грейдон  смог  бы
вытащить пистолет. Он гадал, не сможет ли он придумать какой-нибудь  план,
чтобы убедить человекоящеров раздеть его, если они вернуться.  У  него  бы
хватило времени пустить в ход оружие до того, как они смогут отнять его.
     Сознание Грейдона медленно отступило в эту неприступную крепость.
     Он больше не боялся уснуть, сон остался где-то в другом  мире.  Когда
страж, то есть его сущность,  покинет  свой  пост,  его  тело  умрет,  оно
потеряет свою ценность для Темного в качестве пристанища. Грейдон знал это
точно и был этим доволен.
     Ржавый свет над троном начал сгущаться, как это было  в  первый  раз,
когда Тень  явилась  Грейдону.  Вначале  бесформенная,  колеблющаяся,  она
обретала форму, конденсировалась, становилась резко  очерченным  контуром.
Грейдон смотрел с отвлеченным интересом случайного наблюдателя.
     Тень не обращала на него никакого внимания, даже не повернула  в  его
сторону свою безликую голову. Она восседала на троне, неподвижная,  как  и
Грейдон, и пристально смотрела на дальнюю стену мрака, сквозь которую ушли
люди-ящеры.
     Будто в призыве, Тень подняла руку.
     Где-то далеко послышался глухой стук множества  мягко  шагавших  ног,
слабый хор шипящих голосов, быстро делавшийся громче. Грейдон не  повернул
головы, чтобы посмотреть, не смог бы, даже  если  бы  хотел.  Мягкие  шаги
приблизились и остановились, шипение прекратилось.
     Грейдона обволокло мускусное зловоние человекоящеров.
     На скат большими шагами взошел человек в маске ящера.
     Отвратительная голова покоилась на  широких  плечах,  мощное,  ловкое
тело облечено в  плотно  облегавший  зеленый  костюм.  В  руке  -  тяжелый
ременный кнут.
     На Грейдона человек  не  обращал  никакого  внимания.  Он  подошел  к
подножию агатового трона и низко поклонился Тени.
     - Привет тебе, Повелитель Тьмы!
     Голос,  исходивший  из  клыкастой  пасти,  был  мелодичным  и  слегка
насмешливым. За насмешкой явно сквозило высокомерие.
     - Я доставил тебе еще один сосуд. Возможно, тебе захочется перелить в
него вино своей души!
     Грейдону показалось, что Тень смотрит на человека в  маске  ящера  со
злобой, с более чем ужасающей злобой.
     Но если и так, это осталось незамеченным  человеком  в  маске.  Когда
Тень ответила, шепот ее был просто пропитан лаской.
     - Благодарю тебя, Лантлу!
     Лантлу! Спокойствие Грейдона поколебалось. Оно тотчас  вернулось,  но
недостаточно быстро, поскольку Тень тут же обернула лицо  к  нему,  словно
рыболов, дергающий леску, когда почувствовал, что рыба клюет.
     - Благодарю тебя, Лантлу,  -  повторила  Тень,  -  но,  полагаю,  мне
удалось найти лучший сосуд. Сейчас он на гончарном круге, надо  кое-что  в
нем вылепить по-другому, потому что сосуд о себе думает, что  предназначен
для других целей.
     Лантлу повернул красные глаза своей маски  к  Грейдону  и  подошел  к
нему.
     - Ах, да, - сказал он. - Полный надежд дурак, который  пришел  извне,
чтобы избавить Ю-Атланчи от меня и от  тебя,  Повелитель;  который,  чтобы
потрясти нашу власть, вступил в заговор со слабаком Хуоном; который крался
сквозь ночь, чтобы встретиться со своей любимой.  Его  любимая!  Собака...
Осмелился взглянуть на ту, которая отмечена мною! И Суарра... Отдать  свои
губы такому, как ты! Тьфу! Она выйдет замуж  за  урда!  Да,  сперва  будет
принадлежать мне, а потом - замуж за урда!
     Вот теперь сооруженная Грейдоном крепость зашаталась.
     Он снова ощутил свое  тело  и  напрягся,  чтобы  рвануться  к  глотке
Лантлу. С почти слышным лязганьем сомкнулись  открытые  врата  его  мозга.
Стоявшее где-то в стороне сознание вновь  уверенно  взяло  власть  в  свои
руки. Отразить нападение!
     И опять это произошло недостаточно быстро, потому что как раз,  когда
врата закрывались, Грейдон почувствовал, как Тень  ударила  в  них.  Будто
прочитав фразу, написанную огненными буквами, Грейдон понял: что бы он  ни
услышал, ни увидел - он не должен обращать на  это  внимания,  иначе  тень
скрутит его.
     Лантлу поднял кнут и примерился, чтобы сплеча опустить  его  на  лицо
Грейдона.
     - Что? - Он усмехнулся. - Даже это  не  пробуждает  тебя?  Ну  а  это
пробудит!
     Кнут свистнул.
     - Стой!
     Шедший от трона шепот был  пропитан  угрозой.  Рука  Лантлу  отлетела
назад, и - будто сильная рука сжала тисками его запястье - кнут  выпал  на
камень.
     - Не трогай этого человека! Я, Тень Нимира, говорю тебе это!
     В шепоте ясно слышалась злоба.
     - Ты осмеливаешься ударить мое тело, смеешь  обезобразить  мое  тело?
Иногда ты раздражаешь меня, Лантлу. Постарайся, чтобы это  происходило  не
слишком часто!
     Лантлу нагнулся, подбирая кнут.
     Рука его дрожала, но Грейдон не мог бы сказать -  от  страха  или  от
ярости.
     Лантлу поднял голову и заговорил. Давно ставшее привычным высокомерие
слышалось в его голосе.
     - У каждого свой вкус, Повелитель Тьмы!  -  отчетливо  сказал  он.  -
Поскольку это тело вызывает у тебя одобрение, полагаю, что это в  какой-то
мере оправдывает Суарру. Но это не то, что выбрал бы я.
     - Есть в теле и кое-что большее, чем его  внешняя  форма,  Лантлу,  -
язвительно прошептала Тень, - точно  так  же,  как  есть  в  голове  нечто
большее, нежели ее череп. Вот почему  он  только  что  одержал  над  тобой
победу, хотя ты свободен, а он в цепях. Полагаю, ты и сам это понимаешь.
     Лантлу затрепетал от ярости, рука его снова крепко сжала кнут, но  он
овладел собой.
     - Что ж, - сказал он,  -  он  увидит  плоды  своей  глупости.  Сосуд,
который я доставил тебе, Повелитель  тьмы,  -  это  тот,  кто  должен  был
предоставить убежище предпочитаемому тобой сосуду.
     Лантлу свистнул. Вверх по скату поднялся,  спотыкаясь,  человек  расы
Ю-Атланчи,  такой  же  высокий,  как  Лантлу,  за  руки  его  держали  два
человекоящера. От красоты человека  и  следа  не  осталось:  лицо  исказил
страх. С желтых волос  каплями  стекал  пот.  С  ужасом  он  уставился  на
туманную фигуру на троне.
     Человек смотрел, и крошечные пузырьки пены надувались и  лопались  на
его губах.
     - Иди, Кадок, - глумился Лантлу. -  Ты  нс  ценишь  честь,  оказанную
тебе. Что ж, через мгновение ты уже не будешь больше Кадоком.  Ты  станешь
Темным! Это обожествление, Кадок, единственно  возможное  обожествление  в
Ю-Атланчи! Улыбайся, дружок, улыбайся!
     Грейдону снова показалось, что при этой зловещей  насмешке  невидимый
пристальный взгляд Тени с мрачной злобой остановился на человеке  в  маске
ящера, но, как прежде, когда Тень заговорила, никакой угрозы в  ее  голосе
не было.
     - Я уверен, что этот сосуд слишком слаб, чтобы вместить меня.
     Тень протянулась вперед, безразлично изучая дрожащего дворянина.
     - Да и не будь я уверен, все равно бы я не влил себя в него,  Лантлу,
поскольку там, на скамье - тело, которого я жажду,  но  я  войду  в  него.
Думаю, я немного устал, и это, по крайней мере, освежит меня.
     Лантлу жестоко рассмеялся. Он подал знак человекоящерам. Те содрали с
Кадока одежду, оставив его, в чем мать родила.
     Тень наклонилась и поманила его.
     Лантлу сильным ударом толкнул Кадока вперед.
     - Ступай, получи свою высокую награду, Кадок!
     Внезапно с лица Кадока исчезло выражение беспредельного  ужаса.  Лицо
сделалось  детским,  как  у  ребенка,  оно  сморщилось,  и  крупные  слезы
покатились по его щекам. Глаза остановились  на  подзывавшей  к  агатовому
трону и взошел на него.
     Его окутала Тень.
     Мгновение  Грейдон  ничего   не   мог   разглядеть,   кроме   Кадока,
корчившегося  в  страшном  тумане.  Туман  окутал  Кадока  плотнее,  начал
проникать в его тело. По широкой  груди  человека  бежала  дрожь,  мускулы
дергались в агонии.
     Все тело Кадока, казалось  распухало  так,  будто  само  стремительно
расширялось, стремясь поглотить ту часть липнувшего к нему тумана, которая
еще не впиталась. Очертания голого  тела  расплылись,  сделались  мутными,
будто плоть и туман перемешались, образовав нечто менее материальное,  чем
плоть, но более материальное, чем алчный  туман.  Лицо  Кадока,  казалось,
плавилось, его черты перепутались, затем вновь вернулись на место.
     Над напрягшимся в муке телом появилось - Лицо из пропасти!
     Уже не каменное, ожившее!
     Мечущие искры бледно-голубые глаза оглядывали пещеру  и  простершихся
ничком, пресмыкающихся на животах, спрятавших головы человекоящеров; и - с
сатаническим весельем - Лантлу; и - с торжеством - Грейдона.
     Внезапно  тело  Кадока  затряслось  и  обрушилось.   Оно   корчилось,
скатилось с трона на возвышение и лежало там, дергаясь,  странным  образом
уменьшившись наполовину в размере.
     На троне осталась только Тень.
     Но теперь Тень была  менее  разреженной,  более  плотной,  будто  она
поглотила то, что ушло из тела Кадока, после  чего  оно  так  уменьшилось.
Тень, казалось, дышала. Еще виднелось в ней лицо  Люцифера,  еще  сверкали
бледно-голубые глаза.
     Лантлу снова рассмеялся и свистнул.
     Находившиеся  на  возвышении  два  урда  вскочили  на  ноги,  подняли
ссохнувшееся тело и, отнеся его в сад, швырнули в красный поток.
     Подняв руку, Лантлу небрежно отсалютовал агатовому трону, не взглянув
на Грейдона, повернулся на каблуках и вышел, поигрывая своим кнутом. Вслед
за ним вышла свора урдов.
     - Вы-то нет, а он - дурак, Грейдон, - прошептала Тень.  -  Сейчас  он
служит мне, но когда я...  Лучше  одолжите  мне  ваше  тело,  Грейдон,  не
заставляйте отбирать его силой. Я буду обращаться с вами  не  так,  как  с
Кадоком. Одолжите мне ваше тело, Грейдон! Я  не  буду  вас  мучить,  я  не
уничтожу вас, как угрожал. Мы будем жить вместе бок о бок. Я обучу вас,  и
скоро вы оглянетесь на тело  человека,  которым  вы  сейчас  являетесь,  и
удивитесь, почему у  вас  когда-то  появилась  мысль  сопротивляться  мне,
потому что вы будете жить, как никогда не жили прежде, Грейдон! Вы  будете
жить, как никогда еще не жил ни один человек на земле! Одолжите  мне  ваше
тело, Грейдон!
     Грейдон молчал.
     Тень испустила шепот-смех, заколебалась и исчезла.
     Грейдон ждал, словно заяц, услышавший, что лиса уходит от того места,
где он прячется, но выжидающий для  пущей  уверенности.  Спустя  некоторое
время, Грейдон определенно знал, что Тень ушла, от нее ничего не осталось,
никакой  припавшей  к  земле,  невидимой,  затаившийся  в   засаде   силы,
выжидающей возможность нанести удар.
     Грейдон расслабился. Он стоял на занемевших,  подгибающихся  ногах  и
боролся с сильной тошнотой.
     Он стоял и вдруг ощутил прикосновение к своей  лодыжке.  Он  поглядел
вниз и увидел, что  из-за  края  щита  протянулась  длинная,  мускулистая,
покрытая алыми волосами рука.
     Похожими на иглы заостренные пальцы осторожно легли на  металлическое
звено цепи, сковавшей Грейдона. Грейдон стоял тупо,  с  недоверием  глядя,
как пальцы переломили звено, переползли к другой цепи и тоже ее расцепили.
     Из-за края щита высунулось лицо  без  подбородка.  На  скошенный  лоб
падали  пряди  алых  волос.  На  Грейдона  пристально   смотрели   налитые
меланхолией золотые глаза.
     Это было лицо Кона, человека-паука.



                            16. ЗАЛ С КАРТИНАМИ

     Лицо Кона было искажено гримасой, которая,  несомненно,  должна  была
изображать успокаивающую улыбку. Грейдон обмяк и - реакция на пережитое им
- рухнул на четвереньки. Кон скользнул по краю помоста, легко, как  куклу,
поднял Грейдона. Несмотря на его гротескный облик, Кон показался  Грейдону
более прекрасным, чем любая  из  тех  женщин-призраков,  которые  чуть  не
завлекли его в ловушку Тени. Грейдон  обхватил  руками  покрытые  волосами
плечи и крепко припал  к  ним.  Издавая  странно  успокаивающие  щелкающие
звуки, человек-паук  похлопывал  Грейдона  по  спине  маленькими  верхними
руками.
     От сада донеслось пронзительное жужжание роя в тысячи пчел;  как  под
порывом сильного ветра согнулись, скрутились  цветы  и  деревья.  Огромные
глаза Кона с  внимательным  недоверием  изучили  сад.  Затем,  по-прежнему
прижимая Грейдона к  себе,  он  скользнул  за  край  щита.  Жужжание  сада
поднялось октавой выше. Оно угрожало и призывало.
     Когда они обогнули  край,  Грейдон  увидел,  что  щит  не  составляет
единого целого со стеной, как он думал прежде. На самом деле за  ним  было
углубление, вырезанное в передней части контрфорса,  который,  словно  нос
корабля, выдавался в залитую красным светом  пещеру.  От  него  под  углом
отходила черная и гладкая поверхность стены.
     Возле подножия утеса пригнулись еще два  человека-паука.  Из-за  алых
волос их едва можно было различить в красноватом  ту