призрак, и даже  если ты по- думаешь, что он  - это
я, потребуй от него этого знака! Мир магии полон опасностей!
     Последние слова перешли в хрип, взгляд моего отца подер- нулся пеленой,
а подбородок опустился на грудь.
     Затем  внезапно его дыхание  остановилось;  я подхватил  его  на  руки,
осторожно уложил на постель  и стоял у его  тела до  тех пор, пока не взошло
солнце.  Его правая  рука лежала  в  моей  -  пальцы  были сплетены в тайном
рукопожатии, которому он меня научил.
     На столе я нашел записку. В ней было сказано:
     "Похорони мой  труп  в  мантии и с мечом рядом с моей люби-  мой женой.
Пусть  капеллан отслужит мессу. Не ради меня,  потому что я  жив, а ради его
собственного успокоения: он был мне преданным, заботливым другом. "
     Я взял  меч и долго рассматривал его. Он был сделан из красной железной
руды,  называемой  "кровавым  камнем",   какую  используют  чаще  всего  при
изготовлении перстней с печатью. Это была, по-видимому, древнейшая азиатская
работа.
     Рукоять, красноватая  и  тусклая,  напоминала  верхнюю  часть  туловища
человека  и  была  выполнена  с  большим   искусством.  Опу-   щенная   вниз
полусогнутая рука  образовывала эфес,  голова слу-  жила набалдашником. Лицо
было  явно монгольского типа: лицо очень  старого  человека с длинной жидкой
бородой, которое мож- но увидеть на картинах, изображающих китайских святых.
На го-  лове у него был странной формы колпак. Туловище, обозначенное только
гравировкой, переходило в блестящий отшлифованный кли- нок. Все было  отлито
или выковано из цельного куска.
     Неописуемо странное чувство охватило  меня, когда я  взял его в руки  -
ощущение, как будто из него заструился поток жизни.
     Полный робости и благоговения, я снова положил его рядом с умершим.
     "Быть может, это  тот самый меч, о  котором в легенде расс- казывается,
что он был когда-то человеком", - сказал я себе.


        "XIII"
     БУДЬ БЛАГОСЛОВЕННА, ЦАРИЦА МИЛОСЕРДИЯ
     И снова прошли месяцы.
     Злые слухи обо  мне давно умолкли;  люди  в  городе  принимали меня  за
незнакомца, они  едва  замечали  меня -  слишком  долго  я  вместе  с  отцом
находился дома, наверху под крышей, никуда не выходя, не вступая с ними ни в
какие контакты.
     Когда  я  представляю  себе  то   время,  мне   кажется  практичес-  ки
невозможным, что  мое созревание из юноши во взрослого муж- чину происходило
в четырех стенах,  вдали от внешнего мира. Я совершенно не  помню  отдельных
деталей,  того,  например, что  я должен был  где-то в городе покупать  себе
новое платье, туфли, белье и тому подобное...
     Мое  внутреннее омертвение тогда  было настолько глубоким,  что события
повседневной жизни не оставляли ни малейшего сле- да в моем сознании.
     Когда  наутро после смерти отца я  в  первый  раз снова вышел на улицу,
чтобы сделать необходимые приготовления для похо- рон, я поразился тому, как
все  изменилось:  железная  решетка  закрывала проход в  наш сад;  сквозь ее
прутья  я  увидел  большой  куст  акации  там, где  однажды посадил  росток;
скамейка  исчезла  и на ее  месте на мраморном  цоколе  стояла  позолоченная
покры- тая венками статуя Божьей Матери, покрытая венками.
     Я  не мог найти объяснения этой перемене, но то, что на месте, где была
погребена моя Офелия,  стоит статуя  Девы Марии  тронуло  меня, как какое-то
сокровенное чудо.
     Когда я позже встретил капеллана, я  едва узнал его - так  он постарел.
Мой отец иногда навещал его и каждый раз переда- вал мне от него приветы, но
уже в течение года я его не ви- дел.
     Он также очень  поразился,  когда увидел  меня, удивленно  уставился на
меня и никак не мог поверить, что это я.
     - Господин барон  просил меня не приходить к нему в дом,  - объяснил он
мне, - он сказал, что Вам  необходимо некоторое время побыть одному. Я свято
исполнял его не совсем понятное мне желание...
     Я казался себе человеком, вернувшимся в свой родной город после долгого
отсутствия:  я  встречал  взрослых  людей,  которых  знал  детьми,  я  видел
серьезные лица  там, где  раньше блуждала юношеская улыбка; цветущие девушки
стали озабоченными супру- гами...
     Я бы не сказал,  что  чувство  внутреннего  оцепенения поки-  нуло меня
тогда. Но к нему прибавилась какая-то тонкая пеле- на, которая позволила мне
смотреть на  окружающий мир более человеческим взглядом. Я объяснял себе это
влиянием животной силы жизни, которая, как завещание, перешла мне от отца.
     Когда  капеллан инстинктивно  ощутил это  влияние, он про- никся ко мне
большой симпатией и стал часто бывать у меня по вечерам.
     "Всегда, когда я рядом с Вами, - говорил он, - мне кажет- ся, что предо
мной сидит мой старый друг".
     При случае он  мне обстоятельно рассказывал, что произошло в городе  за
эти годы.
     И я снова вызывал к жизни прошлое.
     - Помните, Христофор, как  Вы маленьким мальчиком  говори- ли, что  Вас
исповедовал Белый Доминиканец? Я сначала  не  был уверен, что это  правда, я
думал, что это игра Вашего вообра- жения, потому что то, что Вы рассказывали
,  превосходило  силу  моей  веры.  Я  долго  колебался  между  сомнением  и
предположени-  ем, что  это  могло быть  дьявольским  призраком или  одержи-
мостью, если для Вас это  более приемлемо. Но  когда произошло  уже  столько
неслыханных чудес, у меня  для всего  этого есть только одно объяснение: наш
город накануне великого чуда!
     - А что же, собственно, произошло? -  спросил я. - Ведь, как Вы знаете,
половину своей человеческой жизни я, был отре- зан от мира.
     Капеллан задумался.
     - Лучше всего я коснусь сразу последних  событий;  я не знаю, правда, с
чего начать. Итак, началось с того,  что все  больше людей стали утверждать,
что  они  собственными  глазами видели  в  новолуние  какую-то  белую  тень,
отбрасываемую   нашей  церковью,   что  подтверждает  предание.  Я  старался
опровергнуть эти  слухи, пока,  наконец, я сам -  да, я сам! - не стал  сви-
детелем  этого события. Но пойдем дальше! Я испытываю глубо- чайшее волнение
всегда, когда начинаю говорить  об этом. Одна- ко достаточно предисловий:  я
сам видел  Доминиканца! Избавьте меня от описаний -  ведь то, что я пережил,
является для  меня  самым  священным событием,  которое  я могу  себе только
предста- вить!
     - Вы считаете Белого Доминиканца - человеком, стяжавшим особенную силу,
или Вы думаете, Ваше Преподобие, что он - нечто, напоминающее явление духов?
     Капеллан медлил с  ответом. - Честно говоря, я не знаю! Мне показалось,
что он был облачен в папскую мантию. Я ду- маю... да, я знаю твердо: это был
светлый лик, устремленный в будущее. У меня было видение  грядущего Великого
Папы, который будет зваться "FLOS FLORUM"... Пожалуйста, не спрашивайте меня
больше ни о  чем! Позднее  пошли разговоры, что  точильщик Мут- шелькнаус из
тоски, что его дочь пропала без вести,  сошел  с  ума. Я  занялся выяснением
этого обстоятельства и хотел его утешить. Но... это он утешил меня. Я увидел
очень скоро, что передо мной блаженный. А сегодня мы все уже знаем, что он -
чудотворец.
     - Точильщик - чудотворец? спросил я, потрясенный.
     -  Да,  так Вы ведь не  знаете, что сейчас наш  маленький го-  родок на
прямом  пути к  спасению и стал  местом паломничества!  - вскричал капеллан,
ошеломленный. -  Господи,  неужели Вы  проспали все  это время, как монах до
весенней капели. Разве Вы не видели статую Богородицы в саду?
     - Да,  я видел  ее,  -  начал я, - но при каких  обстоятель- ствах  она
появилась?? Я пока не заметил, чтобы люди совершали туда поломничество!
     _  Это потому,  -  объяснил  капеллан,  -  что  в это  время  ста-  рик
Мутшелькнаус странствует и наложением рук исцеляет боль- ных. Люди стекаются
к нему толпами. Вот почему город сейчас как-будто вымер.  Завтра  в праздник
Успения Богородицы он сно- ва вернется в город.
     -  А  он   Вам   никогда  не  рассказывал,   что  он  присутствовал  на
спиритическом сеансе? - спросил я осторожно.
     - Только в самом начале он  был спиритом. Сейчас он  далеко  отошел  от
этого.  Я  думаю, для него это  был переходный период. Но то,  что эта секта
чрезмерно   разрослась  сегодня,  к  сожале-  нию,  правда.  Я  говорю  "  к
сожалению", хотя надо  заметить, что вообщем-то учение этих людей  извращает
учение  церкви!  Кроме  того,  я  часто спрашиваю себя:  что  лучше  -  чума
материализма,  которая распространилась среди  человечества, или эта фанати-
ческая  вера, которая  произрастает  из  бездны  и угрожает  все  поглотить?
Действительно, здесь выбор - или Сцилла или Хариб- да.
     Капеллан посмотрел на  меня  вопросительно  и, казалось, ожидал от меня
ответа. Я молчал - я снова думал о голове Ме- дузы.
     -  Однажды  меня  оторвали  от  службы,  -  продолжал он.  -  "  Старик
Мутшелькнаус идет по улицам! Он воскресил  мертвого!  "  - кричали  все друг
другу взволнованно.
     Произошло  очень   странное  событие.  По  городу  ехала  повоз-  ка  с
покойником. Вдруг старик Мутшелькнаус приказал кучеру остановиться. "Снимите
гроб!  "  -  приказал  он  громким  голосом.  Как  загипнотизированные, люди
повиновались ему без  сопротив-  ления. Затем он  сам  открыл крышку.  В нем
лежал труп калеки,  которого Вы знали,  - ребенком он всегда бегал со своими
кос- тылями впереди свадебных процессий. Старик склонился над ним и  сказал,
как однажды  Иисус: "Встань и иди! " И...  и...  - капел- лан прослезился от
умиления и восторга, - и калека очнулся от  смертного сна! Я спрашивал потом
Мутшелькнауса, как все это  произошло.  Вы, наверное, знаете, Христофор, что
вытащить  из  него что-либо почти невозможно; он пребывает в  состоянии неп-
рерывного экстаза, которое с каждым  месяцем становится все глубже и глубже.
Сегодня он вообще перестал отвечать на воп- росы.
     Тогда мне удалось  кое-что от  него узнать. "Мне явилась Богородица,  -
сказал он,  когда я разговорил его, - она подня- лась из земли перед скамьей
в саду,  где растет акация.  "  И когда я уговаривал его  описать  мне,  как
выглядит святая, он сказал мне со странной блаженной улыбкой: "Точно как моя
Офе-  лия".  "А как Вы пришли  к  мысли  остановить  повозку с покойни- ком,
любезный Мутшелькнаус?  "-  допытывался я.  - Вам  приказала Богородица?  "-
"Нет,  я  узнал что калека мертв лишь по- види- мости. "- "Но  как  Вы могли
узнать об этом? Даже врач не знал об этом! "-"Я это узнал, поскольку был сам
однажды  заживо пог- ребен", - последовал странный ответ старика. И я не мог
заста- вить  его  понять всю нелогичность подобного  объяснения. - "То,  что
человек испытывает на себе, он может увидеть и в других. Дева Мария  оказала
мне милость тем, что  меня еще ребенком чуть было заживо не  погребли, иначе
бы я никогда не узнал, что калека мертв лишь по-видимости... " - повторял он
во все- созможных вариантах, но  так и не дошел до сути дела, до кото- рой я
докапывался. Мы говорили, не понимая друг друга!
     - А что стало с  калекой? - спросил я  капеллана. - Он все еще  жив?  -
Нет! И странно, что смерть настигла его в тот же час.
     Лошади испугались шума  толпы, понесли по  Рыночной площади, опрокинули
калеку на землю и колесо сломало ему позвоночник.
     Капеллан рассказал мне еще  о  многих других  замечательных  исцелениях
точильщика.  Он  красноречиво описал,  как  весть о  по- явлении  Богородицы
разнеслась  по  всей  стране,  вопреки насмеш-  кам  и  издевательствам  так
называемых  просвещенных  людей;  как  появились  благочестивые  легенды  и,
наконец, как  акация в саду стала центром  всех  этих  чудес.  Сотни  людей,
прикоснувшиеся   к   ней,   выздоравливали,   тысячи   внутренне   отпавших,
раскаившись, возвращались к вере.
     Дальше я слушал все  это не слишком внимательно. Мне каза- лось, что  я
разглядываю в  лупу крошечные и в то же время все- могущие приводные  колеса
цепи духовных событий в мире. Кале- ка, чудом  возвращенный к жизни и в  тот
же час заново  возвратившийся к смерти, как бы  подавал  нам знак, что здесь
действует какая-то слепая,  сама по себе  ущербная  и все-таки на  удивление
активная  невидимая сила.  И потом, рассуждение  точильщика! Внешне детское,
нелогичное  - внутренне  осмыслен- ное, обнажающее бездну мудрости.  И каким
чудесным простым образом  старик избежал сетей  Медузы  - этого  обманчивого
света спиритизма: Офелия, идеальный образ, которому он  отдал всю свою душу,
стала для него милосердной святой, частью его са- мого. Отделившись от него,
она  вернула ему  тысячекратно  все  жертвы,  которые  он  принес ради  нее,
совершила для него  чудеса, просветила его, возвела  его к  небу и открылась
ему  как бо-  жество!  Душа,  вознаградившая  саму себя!  Чистота сердца как
проводница к  сверхчеловеческому,  носительница всех священных  сил.  И  как
духовная  субстанция переносится  его  живая  и  обрет-  шая  форму  вера на
безмолвные  творения растительного мира, и  древо акации исцеляет больных...
Но здесь есть и одна загад-  ка, чье решение я могу лишь смутно предугадать:
почему именно  то место, где покоится прах Офелии, а не какое-нибудь другое,
стало  источником всех целительных сил? Почему именно то дере- во, которое я
посадил с желанием обогатить  мир жизни, избрано быть отправной точкой  всех
чудесных событий?  Глубокое  сомне-  ние  у  меня  вызывало  также  то,  что
превращение  Офелии  в  Бого-  матерь  совершилось  по  магическим  законам,
подобным  законам спиритического  сеанса.  " А где  же смертоносное  влияние
головы Медузы? "- спрашивал я  себя. - Неужели Бог и Сатана, понимае-  мые с
философской точки  зрения, в последней истине и в пос- леднем парадоксе, это
одно и то же - созидетель и разрушитель в одном лице? "
     -  Как Вы считаете,  Ваше  преподобие,  с точки зрения  католи- ческого
священника, может ли  дьявол принимать облик  святого или даже самого Иисуса
Христа или Девы Марии?
     На  кокое-то  время капеллан уставился  на  меня,  затем  зак-  рыл уши
ладонями  и вскричал: "Остановитесь, Христофор! Этот вопрос  внушил Вам  дух
Вашего  отца.  Оставьте  мне  мою  веру!  Я слишком стар,  чтобы выдерживать
подобные потрясения. Я  хочу спокойно умереть с верой в божественность чуда,
которое я сам видел и с которым соприкоснулся. Нет, говорю я Вам, нет, и еще
раз нет! Если бы дьявол и мог принимать разные облики, то перед Святой Девой
и ее Божественным сыном он должен был бы остановиться! "
     Я кивнул и замолчал; мои уста замкнулись. Как тогда, на сеансе, когда я
внутренне слышал насмешливые слова головы Ме- дузы: "Расскажи им все, что ты
знаешь! " Да, понадобится явле- ние Великого грядущего Вождя, который был бы
абсолютным гос- подином слова, способным так использовать его, чтобы открыть
истину и одновременно не погубить тех, которые ее услышат, иначе все религии
будут подобны тому калеке, умершему наполо- вину, - чувствую я.
     На следующее утро на заре меня  разбудил звон  колоколов на башне,  и я
услышал приглушенное пение хора, в  котором звучало сдержанное, но  глубокое
возбуждение и которое приближалось все ближе и ближе.
     "Мария, благословенна ты в женах! "
     Какое-то  тревожное дребежжание  появилось  в стенах  домов, как  будто
камни ожили и по-своему присоединились к пению.
     "Раньше  проход оглашался жужжанием токарного  станка, те-  перь  звуки
мучительного труда исчезли,  и как эхо, в земле пробудился гимн Богородице",
- думал я про себя, спускаясь с лестницы.
     Я  остановился в  дверях  дома. Мимо меня по узкой улице  проходила  во
главе  со  стариком  Мутшелькнаусом  плотная, несу-  щая  горы цветов, толпа
празднично разодетых людей.
     "Святая Мария, моли Бога о нас! "
     "Будь благословенна, царица милосердия! "
     Старик  был  бос,  с  непокрытой головой. Его одежды  странс-  твующего
монаха  некогда были белыми; теперь они  сильно изно- сились  и были покрыты
бесчисленными  заплатами.  Он  шел, как слепой  старец,  неверной шатающейся
походкой.
     Его взгляд упал на  меня,  застыл  на  одно  мгновение,  но  в  нем  не
отразилось  ни следа узнавания или какого-то воспомина- ния. Его зрачки были
устремлены вдаль, параллельно друг дру- гу, как будто он смотрел сквозь меня
и сквозь стены в глубину иного мира.
     Он  шел  странной  походкой,  и  мне  казалось, что его ведет  какая-то
невидимая сила, а не  его собственная воля. Он подо- шел к железной решетке,
огораживающей сад, распахнул ее и направился к статуе Девы Марии.
     Я  смешался  с  толпой,  которая робко  и  медленно двигалась за ним на
почтительном  расстоянии и перед решеткой останови- лась.  Пение становилось
все тише,  но постоянно  с  каждой  мину- той в толпе нарастало возбуждение.
Вскоре  пение  превратилось  в  бессловесную вибрацию звуков,  и неописуемое
напряжение по- висло в воздухе.
     Я поднялся на выступ стены, с которого мог  все хорошо ви- деть. Старик
долго стоял без движения перед статуей. Это был жуткий момент. Во мне возник
странный вопрос: кто же из двоих оживет раньше?
     Какой-то глухой страх, подобный тому, на  спиритическом сеансе, овладел
мной. И вновь я услышал голос Офелии в своем сердце: "Будь осторожен! "
     Тут  я  увидел,  что  седая  борода старика  слегка подрагива-  ет.  По
движению его  губ  я  догадался, что он разговаривает со  статуей.  В  толпе
позади меня тотчас воцарилась мертвая тиши- на. Негромкое пение шедших сзади
умолкло, как по кем-то данно- му знаку.
     Тихий   ритмически   повторяющийся  звон  был  теперь   единствен-  ным
различимым звуком.
     Я поискал глазами место,  откуда  он доносился. Робко  втис- нувшийся в
нишу стены,  как будто избегая взгляда точильщика, там стоял  толстый старый
мужчина,  на лысой голове которого красовался лавровый венок. Одной рукой он
закрывал себе поло- вину лица,  в другой, вытянув ее вперед, держал жестяную
бан- ку. Рядом  с ним в черном  шелковом  платье стояла загримирован- ная до
неузнаваемости фрау Аглая.
     Нос  пьяницы, бесформенный  и  посиневший, заплывшие жиром  глаза  едва
видны - без всяких сомнений это актер Парис. Он собирал деньги у паломников,
а фрау  Мутшелькнаус помогала ему  в этом. Я видел, как она время от времени
быстро нагибалась, робко наблюдая за своим  супругом,  как будто бы боялась,
что  он  увидит  ее, и что-то нашептывала  людям,  которые  при  этом  сразу
механически  хватались  за   кошельки  и,   не  спуская  взгляда  со  статуи
Богоматери, бросали монеты в жестянку.
     Дикий  гнев охватил меня, и  я сверлил глазами лицо  комеди- анта. Наши
взгляды  тут же  встретились, и я  увидел,  как его челюсть отвисла, а  лицо
сделалось  пепельно-серым,  когда   он  меня  узнал.  От   ужаса   банка   с
пожертвованиями чуть было не вы- пала у него из рук.
     Охваченный отвращением, я отвернулся.
     "Она двигается! Она  говорит!  Святая Мария,  моли  Бога  за  нас!  Она
говорит с ним! Вот!  Вот!  Она наклонила  голову!  " - пробежал  внезапно по
толпе, из уст в уста, хриплый, едва раз- личимый шепот,  сдавленный от ужаса
увиденного. - Вот! Вот! Сейчас снова! "
     Мне казалось, что сейчас, в одно мгновение, вопль, исхо- дящий из сотен
живых глоток,  поднимется и  разорвет гнетущее напряжение, но все оставались
словно парализованными. Только то тут то  там раздавались отдельные безумные
причитания: "Мо- ли Бога о нас!  " Я боялся: сейчас начнется давка, но вмсто
этого люди в толпе лишь опустили головы. Многие  хотели упасть на колени, но
люди  стояли  слишком  близко друг к другу. Неко-  торые, обессилив, закрыли
глаза, но не падали, поддерживаемые толпой. В своей мертвенной бледности они
были  похожи на  по- койников, стоящих среди живых и ожидающих чуда, которое
их воскресит. Атмосфера стала такой магнетически удушающей, что даже  легкое
дуновение ветра казалось прикосновением невидимых рук.
     Дрожь охватила все мое тело, как будто  плоть хотела осво-  бодиться от
костей. Чтобы не упасть вни